— Кирочка, ты же видишь, как Лёнечке тяжело. Света вот-вот родит, а они по съёмным углам мыкаются. Разве это по-семейному?
Голос Тамары Игоревны, свекрови, был вкрадчивым и обволакивал, как тёплый кисель. Кира отставила чашку с недопитым чаем и посмотрела на женщину, сидящую напротив. Аккуратная, всегда сдержанная, с гладко зачесанными в пучок волосами, в которых едва пробивалась седина. Она смотрела на невестку с выражением кроткой скорби, будто говорила не о квартире, а о какой-то вселенской несправедливости.
— Тамара Игоревна, мы это уже обсуждали. Мы с Владом помогаем Лёне деньгами, сколько можем. На аренду им хватает.
— Деньги… — свекровь печально вздохнула, поджав тонкие губы. — Разве в деньгах счастье, Кирочка? Ребёнку нужен свой угол. Стабильность. А вы тут вдвоём в хоромах. Двухкомнатная квартира на двоих — это же целое богатство.
Кира почувствовала, как внутри начинает закипать раздражение. «Хоромы». Её квартира, на которую она копила пять лет, работая на двух работах, отказывая себе во всём. Она купила её за год до знакомства с Владом, сделала ремонт своими силами, выбирала каждую мелочь, каждую занавеску и подушку. Это была её крепость, её гордость.
— Это не хоромы, а обычная квартира, — ровно ответила Кира. — И мы в ней живём.
— Ну живёте, — легко согласилась Тамара Игоревна. — А могли бы пожить и в однокомнатной. Временно. Пока Лёня на ноги не встанет. Вы люди молодые, ютиться не привыкать. А им с младенцем… Ты представь, как Светочка будет с коляской на пятый этаж без лифта таскаться в их съёмной конуре?
Аргумент про коляску был новым. Кира поняла, что это очередной виток хорошо продуманной кампании. Всё началось месяц назад с невинных вздохов о том, как дорого нынче снимать жильё. Потом пошли намёки. Теперь началось прямое давление.
Влад, её муж, сидел рядом и молчал, изучая узор на скатерти. Кира бросила на него быстрый взгляд. Он чувствовал себя ужасно неловко, это было видно по напряжённой линии его плеч. Он был между двух огней: матерью, которую любил и жалел, и женой, чью правоту он не мог не признавать.
— Мам, мы же договорились, — наконец выдавил он. — Мы с Кирой подумаем, как ещё можно помочь Лёне. Может, с первоначальным взносом на ипотеку…
— Ипотека! — Тамара Игоревна всплеснула руками, и её спокойствие дало трещину. — Кабала на тридцать лет! Ты хочешь, чтобы твой брат влез в эту петлю? Когда есть такое простое, такое логичное решение! Просто разменять эту квартиру на две однушки. Одну вам, одну Лёне со Светой. Все при своём жилье. Справедливо, по-родственному.
Кира смотрела на свекровь и не верила своим ушам. «Просто разменять». Её квартиру. Её личное пространство, её достижение. Она чувствовала, как земля уходит из-под ног. Самым страшным было то, что Влад не пресёк этот разговор на корню. Он не сказал твёрдое «нет». Он сказал «мы подумаем».
— Влад, проводи маму, — холодно произнесла Кира, поднимаясь из-за стола. — Мне нужно поработать.
Она ушла в комнату, даже не попрощавшись. Она села на диван, обхватив руками колени, и прислушалась к приглушённым голосам в прихожей. Она не слышала слов, но интонации Влада были виноватыми, а матери — обиженными.
Когда входная дверь хлопнула, и в квартире воцарилась тишина, Кира не сдвинулась с места. Влад вошёл в комнату и остановился в дверях, не решаясь подойти.
— Кир, ну ты чего? — тихо спросил он. — Я же сказал, что мы подумаем. Это не значит, что я согласен.
— А о чём тут думать, Влад? — она подняла на него глаза, и в её голосе звенел металл. — О чём? О том, как отдать мою квартиру твоему брату? Ты вообще слышал, что она предлагала?
— Она переживает за Лёньку. Он её сын.
— А я кто? — горько усмехнулась Кира. — Я просто приложение к её сыну, которое по счастливой случайности пришло с жилплощадью?
— Не говори так, ты же знаешь, это неправда! — Влад подошёл и сел рядом, попытался её обнять, но она отстранилась. — Я тебя люблю. Но и маму пойми. У неё сердце болит за младшего.
— У меня тоже сердце болит, Влад. За себя. За нас. За то, что мой муж не может сказать своей маме простое слово «нет», когда речь идёт о моём имуществе. О том, что я заработала потом и кровью, пока ты ещё учился в институте.
Она напомнила ему об этом не для того, чтобы уколоть, а чтобы подчеркнуть абсурдность ситуации. Когда они познакомились, она уже была самостоятельной женщиной с собственной квартирой. Он пришёл к ней. И она была счастлива делить с ним свой дом. Но она никогда не думала, что этот дом станет предметом торга для его семьи.
— Это было лишнее, — нахмурился Влад. — Я тоже работаю, и наш бюджет общий.
— Общий. Но квартира — моя. Она была куплена до брака. И твоя мама это прекрасно знает, поэтому и давит на «семейные ценности», а не на закон.
Они долго молчали. Влад встал и подошёл к окну, уставившись на огни ночного города.
— Я поговорю с ней, — наконец сказал он. — Я всё решу. Просто… не надо так резко. Она пожилой человек.
— Она не пожилой человек, Влад, она манипулятор. И она не остановится.
Кира оказалась права. Тамара Игоревна не остановилась. Она сменила тактику. Теперь она звонила не Владу, а напрямую Кире. Её голос сочился сочувствием и заботой.
— Кирочка, деточка, ты не подумай, я на тебя не давлю. Я просто как женщина женщине хочу сказать. Семья — это главное. Сегодня ты поможешь, завтра тебе помогут. Мы же одна кровь, одна семья теперь.
Кира научилась вежливо, но твёрдо прерывать эти разговоры.
— Тамара Игоревна, этот вопрос закрыт.
— Ну что ты, как можно закрывать вопрос о благополучии близких? — не унималась свекровь. — Вот родится у вас с Владиком ребёночек, и что, вы будете думать только о себе? Нет, вы будете думать о нём. Так и я — думаю о своём ребёнке.
Однажды она пришла без предупреждения, когда Влада не было дома. С ней был Лёня и его беременная жена Света. Света, маленькая, испуганная девушка, прятала глаза и теребила край своей кофты. Лёня, высокий и сутулый, копия Влада в молодости, только с более растерянным выражением лица, тоже выглядел подавленным. Было очевидно, что инициатором этого визита была Тамара Игоревна.
— Мы просто проходили мимо, — защебетала она с порога. — Решили зайти на чай. Пропустишь родню, Кирочка?
Кира стиснула зубы и пропустила их в квартиру. Она чувствовала себя загнанной в угол. Тамара Игоревна тут же начала проводить для Лёни и Светы экскурсию, будто была хозяйкой.
— Вот, смотрите, какая комната светлая. Тут можно детскую сделать. А балкон какой большой! Коляску можно ставить. И до поликлиники детской пять минут пешком. Идеально же!
Света подняла на Киру виноватый взгляд и прошептала:
— Простите, мы не хотели…
— Ничего, — отрезала Кира, глядя прямо на свекровь. — Присаживайтесь. Чай будете?
Весь вечер Тамара Игоревна расписывала прелести жизни в этом районе, удобство планировки и то, как счастливы здесь будут Лёня со Светой. Она говорила так, будто вопрос был уже решён, и осталась лишь небольшая формальность. Лёня молчал, Света едва не плакала от неловкости. Кира молчала тоже, накапливая в себе холодную ярость.
Когда они ушли, она позвонила Владу.
— Твоя семья была у нас в гостях. В полном составе. Мама показывала Лёне и Свете, где они поставят детскую кроватку.
В трубке повисло молчание.
— Кир, я… Я не знал. Честно. Я поговорю с ней. Я сегодня же к ней поеду.
Он поехал. Вернулся поздно ночью, осунувшийся и злой.
— Я с ней говорил. Жёстко. Она обещала больше не поднимать эту тему.
— Ты ей веришь? — спросила Кира.
— Я хочу верить, — устало ответил он и обнял её. — Прости. Пожалуйста, прости. Я разберусь.
Наступило затишье. Тамара Игоревна не звонила и не приходила. Кира начала надеяться, что кошмар закончился. Они с Владом снова стали близки, он был подчёркнуто нежен и заботлив, будто пытался загладить свою вину. Но Кира не могла отделаться от ощущения, что это лишь передышка перед новой бурей.
Буря грянула через две недели. Позвонила не свекровь, а подруга Киры, Марина.
— Кир, привет. Слушай, тут такое дело… Мне сейчас звонила твоя свекровь.
— Что? — Кира села на стул. — Зачем?
— Ну… — Марина замялась. — Она рассказывала, какая ты у них замечательная. И какая у вас дружная семья. И что вы с Владом решили помочь его младшему брату с жильём. И вот, мол, размениваете свою квартиру. Спросила, нет ли у меня знакомого риелтора, чтобы всё по-честному, без обмана.
Кира молчала, чувствуя, как кровь отхлынула от лица.
— Ты там жива? — обеспокоенно спросила Марина.
— Жива, — механически ответила Кира. — Спасибо, что сказала.
Положив трубку, она несколько минут смотрела в одну точку. Значит, вот как. Она решила действовать через знакомых, распускать слухи, создавать общественное мнение. Чтобы Кира, отказавшись, выглядела в глазах окружающих жадной эгоисткой, которая не хочет помочь семье мужа.
Вечером, когда Влад пришёл с работы, она встретила его в прихожей.
— Мне звонила Марина. Твоя мама ищет риелтора для размена нашей квартиры.
Влад побледнел. Он снял куртку, медленно повесил её на вешалку, прошёл на кухню и налил себе стакан воды. Выпил залпом.
— Этого не может быть. Она мне обещала.
— Но она это делает, Влад. Она обзванивает моих подруг! Ты понимаешь, в каком свете она меня выставляет?
— Я… я не знаю, что сказать.
— А что тут говорить? — её голос задрожал. — Может, мне и правда стоит собрать вещи и уехать? Чтобы вы спокойно распоряжались моей квартирой.
— Не смей так говорить! — он ударил кулаком по столу. — Это и твой дом! Наш дом!
— Нет, Влад. Это мой дом. Который ты, кажется, не в состоянии защитить.
Эта ссора была самой страшной за всё время их совместной жизни. Они наговорили друг другу много обидных слов. Влад кричал, что она не понимает, что такое семья, что она ставит стены между собой и его родными. Кира кричала, что он безвольный и позволяет своей матери разрушать их жизнь.
Они не разговаривали три дня. Жили в одной квартире, как чужие. Спали в одной постели, отвернувшись друг от друга. Кира чувствовала, что их брак трещит по швам. Она любила Влада, но уважение к нему таяло с каждым днём. Она видела не сильного мужчину, своего защитника, а растерянного мальчика, который не может выбрать между мамой и женой.
Нет, это было не так. Он не выбирал мать. Он просто хотел, чтобы всем было хорошо, чтобы никто не обижался. Но его попытки угодить всем приводили к тому, что хуже становилось только ей, Кире.
На четвертый день Влад подошёл к ней утром.
— Давай поговорим.
Они сели на кухне. Он выглядел измученным.
— Я понимаю, что был неправ. Я должен был сразу и навсегда пресечь эти разговоры. Но я не знаю, как это сделать, чтобы не разорвать отношения с матерью навсегда. Она не понимает слова «нет».
— А я должна понимать? Должна входить в её положение?
— Нет, — твёрдо сказал он. — Не должна. Это твоя квартира, и точка. Я принял решение. Мы с тобой возьмём кредит. Большой. И купим Лёньке с его семьёй маленькую студию на окраине. В ипотеку. А кредит будем гасить сами. Это будет мой долг перед братом. И моя плата за то, что я подверг тебя всему этому.
Кира смотрела на него. Это было решение. Жёсткое, дорогое, но решение. Он брал ответственность на себя. Он был готов на долгие годы влезть в долги, чтобы защитить её и её покой. В этот момент она снова увидела в нём того мужчину, которого полюбила.
— Ты уверен? — тихо спросила она. — Это огромные деньги.
— Уверен. Иначе этот ад никогда не кончится. Я сегодня же скажу об этом матери и Лёне.
Вечером он поехал к ним. Кира ждала его, как никогда раньше. Она ходила из угла в угол, не находя себе места. Он вернулся через два часа. Лицо его было серым.
— Ну что? — бросилась она к нему.
— Мать сказала, что я предатель, — глухо ответил он. — Что я променял родную кровь на тебя. Что я подкаблучник. Лёнька молчал. Света плакала. Мать сказала, что раз я такой умный, то могу сам покупать им квартиру, а она от нас ничего не хочет. И чтобы мы больше не появлялись на её пороге.
Он сел на диван и закрыл лицо руками.
— Она отказалась. Она не хочет студию. Она хотела именно размен. Она хотела победить.
Кира села рядом и обняла его. Она не чувствовала злорадства или триумфа. Она чувствовала только опустошение. Эта женщина была готова отказаться от помощи сына, лишь бы не признать поражение в борьбе за квартиру невестки. Она была готова разорвать отношения с собственным ребёнком из-за своей упёртости.
— Всё будет хорошо, — прошептала Кира, гладя его по волосам. — Мы справимся.
Но она не была в этом уверена.
Прошёл месяц. Тамара Игоревна держала слово. Она не звонила. Лёня тоже. Света родила мальчика. Об этом Кира и Влад узнали случайно, от дальних родственников. Влад замкнулся, стал молчаливым. Он тяжело переживал разрыв с семьёй, хотя и понимал, что другого выхода не было. Вина перед братом и обида на мать съедали его изнутри.
А потом раздался звонок. Это была Тамара Игоревна. Голос её был слаб и надломлен. Она плакала.
— Владик, сынок… Приезжай. Лёня… он ушёл от Светы.
Влад сорвался с места и уехал. Кира осталась одна в своей тихой, уютной квартире, которая вдруг показалась ей огромной и пустой.
Как выяснилось позже, Лёня, не выдержав давления со стороны матери и бытовых трудностей с младенцем на съёмной квартире, просто собрал вещи и уехал в другой город «на заработки». Свете и ребёнку помогала её мать.
И вот тогда Тамара Игоревна снова пришла к ним. Одна. Постаревшая, сгорбленная. Она села на тот же стул на кухне.
— Это ты во всём виновата, — сказала она тихо, без надрыва, глядя на Киру пустыми глазами. — Если бы ты тогда согласилась, у Лёни был бы свой дом, своя семья. Он бы не сбежал. Ты разрушила жизнь моему сыну.
Влад попытался вмешаться:
— Мама, перестань! При чём тут Кира? Лёня сам принял решение!
Но свекровь смотрела только на невестку. И в этот момент Кира поняла, что эта женщина никогда её не простит. Она нашла виноватого в своих несчастьях, и этим виноватым была Кира.
Именно в тот вечер, после ухода свекрови, когда Влад снова пытался её утешить, говоря, что мать была не в себе от горя, Кира поняла, что что-то сломалось окончательно.
— Я хочу, чтобы мы продали эту квартиру, — сказала она вдруг.
Влад замер.
— Что? Но… почему? Ты же её отстояла.
— Я не могу здесь больше жить, — ответила Кира, обводя взглядом стены, которые она так любила. — Каждый угол здесь напоминает мне об этих скандалах. О твоей матери. О том, как ты молчал. Эта квартира стала символом нашей разобщённости. Она больше не моя крепость. Она — мой памятник несбывшимся надеждам на счастливую семью.
Они действительно продали её. Купили другую, в новом районе. Сделали ремонт. Пытались начать всё с чистого листа. Но трещина, которая прошла по их отношениям, никуда не делась. Влад так и не смог до конца восстановить отношения с матерью, которая продолжала считать Киру виновницей всех бед. Он жил с постоянным чувством вины.
А Кира… Она добилась своего. Она отстояла своё право, свою собственность. Но цена этой победы оказалась слишком высока. Иногда, просыпаясь ночью рядом с мужем, она чувствовала между ними холодную пропасть. И думала о том, что иногда, выигрывая битву, можно проиграть войну. Войну за то хрупкое и невесомое, что называется семейным счастьем. В их новой, светлой и просторной квартире этого счастья не было. Была только вежливая отстранённость двух людей, которые когда-то любили друг друга, но позволили чужой упёртости разрушить их мир. И чья в этом вина, она уже и сама не знала.
