— И откуда, по-твоему, мы должны были эти деньги взять? Из воздуха?
Голос Марины был тихим, но в нем звенел такой холодный металл, что Андрей невольно поежился. Он стоял посреди их небольшой кухни, все еще в уличной куртке, пахнущей осенней сыростью и бензином, и смотрел на жену с виноватым упрямством.
— Марин, ну я же объяснил. Это уникальное предложение. Такие рамы, ручной работы, столетней давности. Их с барской усадьбы сняли. Другого такого шанса не будет.
— Шанса угробить остатки нашего бюджета? Андрей, у нас Пашке на зимнюю куртку не отложено, а ты покупаешь гнилые деревяшки для своей развалюхи.
Его «развалюхой» она называла дачу. Старый, почерневший от времени дом, вросший в землю по самые окна, доставшийся Андрею от деда. Для Марины это был не дом, а сплошная головная боль, бездонная пропасть, в которую утекали их и без того скромные семейные средства. Для Андрея же — место силы, островок детских воспоминаний, пропитанных запахом яблок, речной воды и дыма от самовара. Он мечтал восстановить его, вернуть ему былое, пусть и скромное, величие.
— Они не гнилые, — глухо возразил он. — Их просто нужно почистить, обработать…
— И вставить стекла, которые стоят как крыло от самолета. И нанять мастера, который не побоится к этому антиквариату притронуться. Я правильно понимаю твою гениальную задумку?
Марина скрестила руки на груди. Она была невысокой, худой, с острыми плечами и вечно уставшим взглядом умных серых глаз. Работала она главным бухгалтером в небольшой транспортной компании, и цифры были ее стихией. Она привыкла, чтобы все сходилось до копейки, чтобы дебет совпадал с кредитом, а в их семейной жизни последние полгода царил сплошной финансовый хаос, и имя ему было «дача».
В этот момент в замке провернулся ключ, и на пороге кухни появилась Ольга Борисовна, мать Андрея. Щупленькая, седая женщина с живыми, все подмечающими глазками-бусинками. В руках у нее была неизменная авоська, из которой торчал батон и пакет кефира.
— Ой, а вы чего такие хмурые? Случилось что? Андрюша, ты почему не раздеваешься? Простудишься.
Ольга Борисовна была мастером задавать вопросы, которые не требовали ответа, а лишь создавали иллюзию ее деятельного участия. Она ловко обошла сына, поставила авоську на табурет и заглянула в кастрюлю на плите.
— Гречка? Опять? Марина, ну я же тебе говорила, мальчикам нужно мясо. Пашка растет, Андрей работает, им белок нужен.
Марина промолчала, лишь плотнее сжала губы. Она знала, что любой ответ будет использован против нее. Скажешь, что мясо было вчера — услышишь, что надо каждый день. Скажешь, что денег нет — получишь лекцию о правильном ведении хозяйства.
Андрей, почувствовав, что гроза сгущается, поспешил вмешаться.
— Мам, все нормально. Мы просто… обсуждаем планы на выходные.
— Планы? — Ольга Борисовна тут же оживилась. — На дачу поедете? Правильно! Воздухом свежим подышать. Я вот тут на рынке была, видела, какой шиповник продают. Для Пашеньки заваривать — самое то. А то бледный он у вас какой-то.
Она говорила, а сама уже хозяйским жестом доставала из авоськи свои покупки, раскладывая их на столе. Марина смотрела на это молча. Не то чтобы она была против помощи, но эта помощь всегда была с подтекстом, с укором, с намеком на ее, Маринину, несостоятельность как хозяйки, как жены, как матери.
— Мы не поедем на дачу, — отрезала Марина. — У нас другие дела.
— Какие же это дела могут быть важнее здоровья ребенка? — не унималась свекровь. — Андрюша, ну ты хоть скажи ей. Этот ваш город… одна пыль да копоть.
Андрей молчал, оказавшись между двух огней. Он любил и мать, и жену, и больше всего на свете ненавидел эти моменты, когда ему приходилось выбирать, чью сторону занять.
— Ольга Борисовна, — медленно начала Марина, и ее голос снова стал ледяным. — Мы сами разберемся со своим ребенком и со своими планами.
— Да что ты такое говоришь! — всплеснула руками свекровь. — Я же как лучше хочу! Я же вижу, что ты семью в гроб загонишь своей экономией! Андрюша вон уже на себя не похож, все о своей даче думает, а ты ему палки в колеса вставляешь! Место-то какое, родовое гнездо! А ты — «развалюха»!
Это была последняя капля. Марина резко повернулась к свекрови, и в ее серых глазах сверкнула сталь.
— Во-первых, это не родовое гнездо, а старый сарай, который высасывает из нашей семьи все деньги. А во-вторых, а вашего мнения, Ольга Борисовна, вообще никто не спрашивал.
На кухне повисла звенящая тишина. Ольга Борисовна застыла с пакетом кефира в руке, ее лицо медленно покрывалось красными пятнами. Андрей смотрел то на жену, то на мать, и на его лице было выражение паники. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но не нашел слов.
— Вот как… — наконец выдохнула Ольга Борисовна. — Значит, моего мнения не спрашивают… Я, значит, тут лишняя… Ну что ж, извините, что помешала.
Она с достоинством, насколько это было возможно в ее положении, развернулась и, не взглянув больше ни на кого, вышла из кухни. Через мгновение хлопнула входная дверь.
Марина осталась стоять посреди кухни, тяжело дыша. Андрей наконец снял куртку и бросил ее на стул.
— Ну и зачем ты так? — спросил он тихо, но с упреком. — Зачем ты ее обидела?
— Я ее обидела? — Марина горько усмехнулась. — Андрей, ты вообще слышал, что она говорила? Что я тебя и Пашку в гроб загоню? Что я вам враг?
— Она не это имела в виду. Она просто переживает.
— Она не переживает, она лезет не в свое дело! И ты ей это позволяешь! Каждый раз! Ты стоишь и молчишь, как будто тебя это не касается!
Она сорвалась на крик. Накопившееся за месяцы раздражение, усталость, обида — все выплеснулось наружу.
— Тебе важнее ее чувства, чем мои? Тебе важнее эти проклятые рамы, чем куртка для твоего сына? Ответь мне, Андрей!
Он не ответил. Он просто смотрел на нее затравленным взглядом, и в этот момент Марина с ужасающей ясностью поняла, что они говорят на разных языках. Что его мечта о даче стала стеной между ними, стеной, которую, кажется, уже невозможно было разрушить.
Следующие несколько дней прошли в гнетущем молчании. Андрей уходил на работу рано, возвращался поздно. Ужинал, уткнувшись в тарелку, и сразу уходил в комнату к компьютеру, где часами просматривал сайты со стройматериалами и форумы реставраторов-любителей. Марина занималась своими делами, Пашкой, хозяйством. Они существовали в одной квартире, как соседи по коммуналке, которых связывал только общий быт.
Ольга Борисовна не звонила. Эта тишина была громче любых скандалов. Андрей ходил мрачнее тучи, и Марина знала, что он чувствует себя виноватым перед матерью. Но и перед ней извиняться он не спешил. Конфликт завис в воздухе, плотный и удушливый.
В субботу утром Андрей, не завтракая, начал собираться.
— Ты куда? — спросила Марина, хотя уже знала ответ.
— На дачу. Нужно рамы отвезти, пока не испортились.
— Один?
— Один, — он не смотрел на нее, зашнуровывая ботинки. — Пашку не потащу в эту сырость.
Марина ничего не сказала. Она смотрела в окно, как его старенькая машина выезжает со двора. В душе боролись два чувства: злость на его упрямство и укол жалости. Она понимала, что он бежит туда не только ради рам. Он бежит от нее, от их неразрешимого конфликта, от гнетущей атмосферы в доме.
Вечером Андрей вернулся уставший, но с каким-то лихорадочным блеском в глазах. От него пахло костром и сырой землей.
— Представляешь, я там крыльцо разобрал, — возбужденно начал он, даже не раздевшись. — Под ним фундамент — камень! На века сложено! А я думал, там все сгнило. Марин, ты не представляешь, какой там дом на самом деле крепкий!
Он смотрел на нее с надеждой, ожидая, что она разделит его радость. Но Марина видела перед собой не крепкий фундамент, а новые, непредвиденные расходы. Разбор крыльца означал постройку нового. Каменный фундамент — необходимость его укрепить. Это была бесконечная гонка, в которой они теряли не только деньги, но и друг друга.
— Поздравляю, — сухо сказала она. — Ужин на плите.
Огонек в его глазах погас. Он молча снял куртку и пошел на кухню.
На следующей неделе раздался звонок. Марина увидела на экране номер свекрови и мысленно приготовилась к новому витку противостояния. Но голос Ольги Борисовны был на удивление спокоен и даже деловит.
— Марина, здравствуй. Мне нужно поговорить с Андреем. Это срочно.
— Его нет, он на работе. Что-то случилось?
— Ничего страшного, — в голосе свекрови проскользнули нотки превосходства. — Просто дела. Передай ему, пожалуйста, чтобы он мне позвонил, как освободится.
Вечером, когда Андрей позвонил матери, Марина, делая вид, что проверяет уроки у Пашки, слышала обрывки фраз. «Да, мама…», «Спасибо…», «Я не знаю, как тебя благодарить…», «Конечно, я все сделаю…». Его лицо светилось такой неподдельной радостью, какой она не видела уже очень давно.
— Что случилось? — спросила она, когда он закончил разговор.
— Мама… она… — Андрей замялся, подбирая слова. — Она решила мне помочь. С дачей.
Сердце Марины ухнуло вниз.
— Помочь? Каким образом? Дать очередной мудрый совет?
— Нет, — Андрей посмотрел ей прямо в глаза, и в его взгляде была и радость, и вызов. — Она дала мне денег.
Марина почувствовала, как пол уходит у нее из-под ног.
— Сколько?
— Достаточно, чтобы нанять бригаду и перекрыть крышу до зимы. И на окна хватит. Марин, ты понимаешь? Мы успеем! Мы спасем дом!
— «Мы»? — переспросила она шепотом. — Какое «мы», Андрей? Есть ты, твоя мама и твоя дача. Нас с Пашкой в этом уравнении нет.
— Ну что ты такое говоришь! Это же для нас для всех! Представь, летом поедем туда, Пашка будет на свежем воздухе…
— Я представляю другое. Я представляю, как твоя мама будет приезжать туда каждые выходные и рассказывать всем, как она спасла «родовое гнездо», пока непутевая невестка пыталась его разрушить. Я представляю, как ты будешь смотреть на нее с благодарностью, а на меня — с упреком. Ты взял у нее деньги, Андрей. Ты теперь ее должник. Не только в финансовом плане.
— Это просто помощь, — упрямо твердил он. — Она моя мать, она имеет право мне помочь.
— Она не просто помогла. Она купила тебя, Андрей. Купила твою лояльность. Она показала тебе, кто на самом деле на твоей стороне. А я, значит, враг.
Она развернулась и ушла в спальню, плотно закрыв за собой дверь. Она не плакала. Внутри все было выжжено дотла. Это было уже не просто разногласие по поводу бюджета. Это было предательство. Он заключил сепаратный мир с ее противником, за ее спиной. Он впустил в их семью, в их хрупкий, трещавший по швам мир, третью силу, которая теперь будет диктовать свои условия.
Работа на даче закипела. Каждые выходные Андрей уезжал туда. Иногда с ним увязывался Пашка, которому было интересно посмотреть на больших дядек-строителей и полазить по лесам. Он возвращался восторженный, пропахший стружкой и краской, и с упоением рассказывал, как они с папой и бабушкой пили чай на новом крыльце.
Да, Ольга Борисовна теперь была там полноправной хозяйкой. Она привозила рабочим обеды, давала им ценные указания, следила, чтобы они «не халтурили». Она звонила Марине посреди недели, чтобы отчитаться об успехах.
— Мариночка, представляешь, крышу уже почти закончили! Такой шифер красивый, шоколадного цвета! Не то что тот старый, серый. И окна вставили! Дом сразу посвежел, помолодел! Ты обязательно должна приехать посмотреть!
Марина слушала ее щебечущий голос и чувствовала, как внутри все холодеет. Она ни разу не поехала. Она не могла пересилить себя и смотреть на этот памятник своему поражению. Дача, которая сначала была просто статьей расходов, теперь превратилась в символ ее отчуждения от собственной семьи. Андрей и Пашка все больше времени проводили там, с Ольгой Борисовной. У них появился свой мир, свои общие дела и секреты. А она оставалась здесь, в душной городской квартире, как обслуживающий персонал, который должен был обеспечить их быт, пока они строили свою мечту.
Однажды вечером, просматривая почту, она наткнулась на письмо из банка. Уведомление об операции по счету. Она открыла его из чистого любопытства и застыла. Со счета Ольги Борисовны была списана крупная сумма. Очень крупная. Гораздо больше, чем требовалось на крышу и окна. Марина присмотрелась к дате — операция была совершена два дня назад.
В этот момент в квартиру вошел Андрей. Счастливый, оживленный.
— Марин, привет! А я с сюрпризом!
Он протянул ей ключи с брелоком в виде маленького автомобиля.
— Что это? — не поняла она.
— Это наша новая машина! Ну, почти новая, трехлетка, но в идеальном состоянии! Я только что из салона. Стоит внизу, пойдем покажу!
Марина молча смотрела на ключи, потом перевела взгляд на монитор компьютера, где все еще было открыто письмо из банка. Сумма, списанная со счета свекрови, и примерная стоимость подержанного автомобиля такого класса подозрительно совпадали.
— Откуда деньги, Андрей? — спросила она тихо, почти беззвучно.
Андрей замялся. Радость на его лице сменилась растерянностью.
— Ну… я же говорил, у меня были кое-какие накопления… Плюс старую продал…
— Не ври мне, — голос Марины был абсолютно спокоен, и от этого спокойствия Андрею стало страшно. — Это опять деньги твоей мамы?
Он опустил голову.
— Она сама предложила. Сказала, что негоже нам на таком старье ездить, тем более с ребенком. Сказала, что это подарок. Для семьи.
— Для семьи… — Марина горько рассмеялась. Смех получился сдавленным, похожим на рыдание. — Понимаешь, Андрей, семьи у нас больше нет. Есть ты. Есть твоя мама, которая покупает тебе игрушки — сначала дачу, теперь машину. А меня нет. Я не хочу жить на подачки. Я не хочу быть обязанной женщине, которая меня ненавидит и которая сделала все, чтобы разрушить наш брак.
Она сняла с пальца обручальное кольцо и положила его на стол, рядом с ключами от новой машины.
— Я так больше не могу. Это конец.
Андрей смотрел на кольцо, на ее бледное, решительное лицо, и до него, кажется, только сейчас начала доходить вся глубина пропасти, которая разверзлась между ними. Он хотел что-то сказать, возразить, оправдаться, но понимал, что любые слова будут бессмысленны. Он сам, своими руками, шаг за шагом, принимая помощь матери, выбирая свою мечту вместо их общего настоящего, строил не дачу, а стену между собой и женой. И теперь эта стена оказалась непреодолимой.
Он не стал ее удерживать. Он видел, что это бесполезно. В ее глазах не было ни обиды, ни злости, только бесконечная, ледяная усталость. На следующий день, пока он был на работе, она собрала свои вещи и вещи Пашки и уехала к своей матери. Не было ни скандала, ни битья посуды. Просто тишина, которая осталась после ее ухода, была оглушительной.
Через неделю ему позвонила Ольга Борисовна. Голос был встревоженный.
— Андрюша, что происходит? Почему Марина не отвечает на звонки? Пашка в школу не ходит…
— Мы расстались, мама, — глухо ответил он.
В трубке повисло молчание.
— Как… расстались? — недоверчиво переспросила она. — Из-за чего? Из-за какой-то глупости? Поссорились? Ну так помиритесь!
— Мы не помиримся, — сказал Андрей, и в его голосе впервые за долгое время появилась твердость. — Спасибо тебе за все, мама. За дачу. За машину. Ты очень мне помогла. Ты сделала все, как хотела.
Он положил трубку, не дожидаясь ответа. Он сидел в пустой квартире, в которой все еще пахло духами Марины. На столе лежали ключи от машины, на которую он так и не сел за руль. За окном шел холодный осенний дождь. Он спас старый дедовский дом, но потерял свой собственный. И в этот момент он с ужасающей ясностью осознал, что в этой истории не было победителей. Были только проигравшие. Все.
