— Машенька, голубушка, а соли-то в борще опять маловато. Ты не обижайся, я же для твоего же блага говорю. Влад любит посолонее, — голос свекрови, Светланы Ивановны, прозвучал, как всегда, мягко, но с едва уловимой стальной ноткой нравоучения. Она аккуратно поставила солонку на клеёнку, покрывавшую кухонный стол, и демонстративно подсолила свою тарелку.
Мария, стоявшая у плиты и выкладывавшая на блюдо гору золотистых котлет, лишь плотнее сжала губы. Она не обернулась. Если бы она обернулась, они бы увидели, как дрогнул её подбородок. Десять литров борща. Она варила его вчера до полуночи в самой большой кастрюле, какую только смогла найти. И соли там было ровно столько, сколько нужно.
— Да, мам, спасибо, мы сами, — буркнул Влад, муж Марии, пытаясь сгладить неловкость. Он сидел во главе стола, зажатый между своей матерью и старшим братом Петром, и старательно делал вид, что поглощён едой.
— А что «сами»? Я же дело говорю! — не унималась Светлана Ивановна. — Женщина должна знать вкусы своего мужчины. Вот я твоего отца тридцать пять лет кормила, так с закрытыми глазами могла определить, сколько перца в суп положить.
— А я тебе, мамочка, говорила, что у меня денег до зарплаты нет совсем, — тут же встряла Галина, золовка, качая на коленях своего пятилетнего сына Митеньку. — А ты — «соль, перец». У людей проблемы посерьёзнее. Маш, дай Митеньке ещё котлетку, он так твои любит.
Мария молча протянула тарелку. Её руки слегка дрожали от усталости и подступающего гнева. Каждое воскресенье. Каждое, будь проклят этот день, воскресенье их маленькая двухкомнатная «хрущёвка» на окраине Москвы превращалась в бесплатную столовую для всей семьи Влада.
Свекровь Светлана Ивановна, вдова, живущая на скромную пенсию, но считающая своим долгом контролировать жизнь обоих сыновей. Золовка Галина, разведённая и вечно жалующаяся на жизнь, воспитывающая сына в одиночку и воспринимающая помощь от семьи брата как должное. И Пётр, старший брат Влада, сорокалетний оболтус, перебивающийся случайными заработками и считающий, что младший брат, у которого есть и жена, и работа, просто обязан ему помогать.
Сначала Мария старалась. Ей хотелось быть хорошей женой, идеальной невесткой. Она часами стояла у плиты, пекла пироги по рецептам из интернета, придумывала разнообразные салаты. Ей казалось, что так она проявляет любовь и заботу, так она строит семью. Но шли годы. Её зарплата продавца-консультанта в «Снежной королеве» и зарплата Влада, личного водителя у состоятельного бизнесмена, улетали в трубу, а точнее — в желудки его родственников.
Они приходили к обеду в воскресенье и часто оставались до позднего вечера. Съедали всё, что было в холодильнике, а Галина ещё и умудрялась собрать с собой «гостинцы для Митеньки»: пару котлет, кусок пирога, банку домашних огурцов. Они никогда не приносили с собой ничего, кроме своих проблем и аппетитов. Ни разу за пять лет ни одного пакета с картошкой, ни курицы, ни даже буханки хлеба.
И вот сегодня, глядя на опустошённую кастрюлю из-под борща и гору грязной посуды в раковине, Мария поняла — всё. Предел. Чаша терпения не просто наполнилась, она треснула и разлетелась на мелкие осколки.
Вечером, когда за последним гостем захлопнулась дверь, Мария, не говоря ни слова, достала из комода все чеки за последний месяц. Она раскладывала их на кухонном столе, словно пасьянс. Влад, уставший и сонный, наблюдал за ней с дивана.
— Маш, ты чего? Уборку затеяла? Давай завтра, а? Сил нет.
Она подняла на него глаза. В них не было слёз или упрёка. В них была холодная, звенящая пустота.
— Садись, Влад. Поговорить надо.
Он неохотно поднялся и подошёл к столу. Мария подвинула ему калькулятор.
— Считай. Это только продукты. За один месяц.
Влад хмуро вглядывался в цифры. Он никогда не занимался закупками, это всегда было на Марии. Он приносил зарплату, отдавал ей и считал свой долг выполненным. Цифра, которая высветилась на экране калькулятора, заставила его присвистнуть.
— Ничего себе… Это что, правда столько?
— Правда, — ровным голосом ответила Мария. — А теперь раздели эту сумму на четыре воскресенья. И прикинь, какая часть из этого уходит на твою семью. Почти половина, Влад. Половина наших денег на продукты. Я молчу про электричество, воду, газ. Я молчу про мой труд. Я после этих воскресений в понедельник на работу иду, как выжатый лимон.
Она сделала паузу, давая ему осознать услышанное.
— Я больше так не могу. Я устала. Я не ломовая лошадь и не бесплатный повар. Я хочу, чтобы в следующее воскресенье, если они придут, мы разделили расходы. Я напишу список продуктов, посчитаю сумму, и мы разделим её на всех. Это справедливо.
Влад побледнел. Он смотрел на жену так, будто она предложила ему ограбить банк.
— Маша, ты… ты с ума сошла? Как я им такое скажу? Матери? Гальке, у которой и так денег нет? Они же… они же семья!
— И я твоя семья! — её голос впервые за вечер дрогнул. — Я, Влад! Та, которая работает наравне с тобой, а потом ещё и вторую смену у плиты стоит, чтобы накормить всех. Твоя мать получает пенсию. Пётр — здоровый мужик. Галина получает алименты и пособие на ребёнка. Они не голодают. Почему они считают, что могут жить за наш счёт?
— Но… это же так неудобно… Деньги… Свои же люди… — лепетал он, не находя аргументов.
— Неудобно — это когда я в магазине считаю, могу ли я себе купить новые колготки, потому что в субботу мне нужно купить три килограмма мяса на котлеты для твоей родни! — отрезала Мария. — Решено. В следующее воскресенье мы говорим с ними. Вместе. Ты меня поддержишь?
Влад долго молчал, глядя в стол. Потом тяжело вздохнул и кивнул.
— Хорошо. Поддержу. Ты, наверное, права.
Мария впервые за долгое время почувствовала облегчение. Ей показалось, что они с мужем наконец-то стали одной командой. Она ещё не знала, как жестоко ошибалась.
Неделя пролетела в тревожном ожидании. Всю субботу Мария, как обычно, провела на кухне, но в этот раз она скрупулёзно записывала стоимость каждого продукта. К вечеру у неё был готов список и итоговая сумма. Она разделила её на четыре части: одна — на них с Владом, и по одной — на свекровь, Петра и Галину. Получалось чуть больше тысячи рублей с каждой «семьи». Сумма, по московским меркам, смешная.
В воскресенье, когда все уже насытились её знаменитой бужениной и картофельным пюре, Мария прокашлялась, набираясь смелости. Влад сидел рядом и нервно теребил скатерть.
— Мам, Галя, Петя… — начала она как можно мягче. — Мы с Владом тут посчитали… В общем, нам стало немного тяжело тянуть такие большие застолья в одиночку. Мы вас очень любим и всегда рады видеть, но…
Она выложила на стол чеки и листок с расчётами.
— Мы подумали, что будет справедливо, если мы будем скидываться на продукты все вместе. Вот, с каждого получается совсем немного. Так мы сможем и дальше собираться, и для нашего бюджета это не будет так накладно.
На кухне повисла звенящая тишина. Такая густая, что, казалось, её можно резать ножом. Светлана Ивановна медленно сняла очки и протёрла их краем фартука. Её взгляд из ласкового превратился в ледяной.
— Я правильно поняла, Машенька? — проговорила она с убийственным спокойствием. — Ты сейчас с родной матери своего мужа деньги за тарелку супа требуешь?
— Я… я не требую! Я предлагаю… по-честному, — пролепетала Мария, чувствуя, как холодеют руки.
— По-честному?! — взвизгнула Галина, прижимая к себе Митеньку, будто его хотели отнять. — Ты знаешь, что я одна ребёнка ращу? Что у меня каждая копейка на счету? А ты мне чеки подсовываешь! У тебя сердца нет!
— Да ладно, Галь, чего ты, — ухмыльнулся Пётр. — Тут дело не в деньгах. Тут дело в принципе. Машенька наша, видать, решила нам показать, кто в доме хозяин. Решила семью мужа под каблук загнать. А ты, Владька, сидишь, молчишь? Тебе нормально, что твоя жена твою семью унижает?
Все взгляды устремились на Влада. Мария посмотрела на мужа с отчаянной надеждой. Он должен был её поддержать. Он обещал.
Влад покраснел, потом побледнел. Он обвёл взглядом осуждающие лица матери, сестры и брата, а потом посмотрел на Марию. В его глазах была не поддержка, а страх и раздражение.
— Маш, ну я же говорил, что это плохая идея, — процедил он сквозь зубы. — Ну зачем ты этот цирк устроила? Из-за каких-то копеек…
Это был удар под дых. Предательство. Публичное, унизительное. Мир Марии рухнул в одно мгновение. Она смотрела на мужа и не узнавала его.
— Копеек? — переспросила она шёпотом. А потом её прорвало. Весь гнев, вся обида, вся усталость, копившаяся годами, выплеснулись наружу.
— КОПЕЕК?! — её голос сорвался на крик. Она вскочила, опрокинув стул. — Да я на эти «копейки» могла бы себе на отпуск отложить! Я на эти «копейки» могла бы в салон красоты сходить, а не выглядеть, как загнанная кляча! Я думала, вы — семья! А вы — просто потребители! Паразиты, которые присосались и тянут все соки!
Она повернулась к свекрови, и в её глазах горел огонь.
— А вы, Светлана Ивановна, вместо того, чтобы учить меня, как солить борщ, лучше бы сыновей своих научили, как уважать жён и не сидеть на их шее!
— Ах ты… Ах ты дрянь! — задохнулась от возмущения свекровь. — Да я так и знала, что ты за штучка! Ты за Влада вышла только из-за квартиры! Всё на нашу жилплощадь метишь!
И тут Мария рассмеялась. Страшным, истерическим смехом.
— Квартиру? На вашу однокомнатную в Бибирево, которую вы на троих поделить не можете? Светлана Ивановна, вы, видимо, не очень хорошо знаете законы. Прежде чем делать такие громкие заявления, полезно иногда открывать Гражданский кодекс. Имущество, приобретённое одним из супругов до брака, не является совместно нажитым и не подлежит разделу при разводе. Эта квартира была у Влада до нашей свадьбы. Так что, если мы разведёмся, я из неё выйду с тем же чемоданом, с которым и вошла. Так что ваши подозрения не только оскорбительны, но и юридически безграмотны!
Свекровь открыла рот, но не нашла, что ответить. Галина и Пётр переглянулись. Они этого не знали. Они, видимо, действительно думали, что Мария имеет какие-то виды на их родовое гнездо.
Мария перевела дух и посмотрела на оцепеневшего Влада.
— А ты… ты меня разочаровал. Больше всех. Ты не мужчина. Ты маменькин сынок, который боится сказать слово поперёк. Так вот, слушайте все. Воскресная столовая закрыта. Навсегда. Если хотите видеться с Владом — встречайтесь на нейтральной территории. В кафе. В парке. Где угодно. Но порог этого дома вы больше не переступите.
Она развернулась и, не глядя ни на кого, ушла в комнату и захлопнула за собой дверь. За дверью слышались возмущённые вопли, хлопанье входной двери и, наконец, наступила тишина.
Она просидела на кровати несколько часов. Когда вошёл Влад, она даже не повернула головы.
— Маш… ну ты чего… погорячилась, — начал он примирительно. — Они обиделись. Мать плачет.
— Мне всё равно, — отрезала она, глядя в окно. — Уходи.
— Куда я уйду? Это и мой дом тоже.
— Тогда уйду я, — она встала и начала доставать с антресолей чемодан. — Я не буду жить с предателем.
— Да кого я предал?! — взорвался он. — Это моя мать! Моя семья!
— Нет! — она резко повернулась к нему, и её глаза метали молнии. — Семья — это те, кто за тебя горой! Семья — это поддержка и уважение! А ты позволил им вытереть об меня ноги! Ты стоял и молчал, когда меня обвиняли в корысти! Ты не боролся за меня! Ты не боролся за нас! Так вот запомни, Влад: бороться можно и нужно всегда! За свою правоту, за своё достоинство, за свою любовь! Если ты не готов бороться за свою жену, значит, ты её не стоишь!
Она открыла шкаф и начала бросать в чемодан свои вещи. Влад смотрел на её решительные действия, и до него, кажется, начало что-то доходить. Такую Марию он ещё не видел. Сильную, злую, готовую идти до конца. Он вдруг понял, что сейчас может потерять её навсегда. Не из-за скандала, не из-за денег. А из-за собственной трусости.
— Подожди, — он схватил её за руку. — Не уходи. Пожалуйста. Я… я дурак. Я испугался.
— Я знаю, — холодно ответила она, высвобождая руку.
— Я всё исправлю. Я поговорю с ними. Я им всё скажу. Только дай мне шанс. Один.
Мария остановилась. Она смотрела на него долго-долго, пытаясь понять, врёт он или нет. В его глазах стояли слёзы.
— У тебя есть одна неделя, — сказала она наконец. — Неделя, чтобы доказать мне, что ты мой муж, а не их сын. А сейчас я уеду к подруге. Мне нужно подумать. Одной.
Она застегнула чемодан и, не оборачиваясь, вышла из квартиры.
Неделя была самой длинной в их жизни. Влад звонил каждый день. Сначала он пытался её уговорить вернуться. Потом рассказал, что позвонил матери и твёрдо сказал ей, что Мария была во всём права и что он не позволит больше так с ней обращаться. Светлана Ивановна, по его словам, сначала кричала, потом бросила трубку. Галина написала ему гневное сообщение, назвав подкаблучником. Пётр вообще не выходил на связь.
В субботу Влад позвонил снова.
— Маш, я тебя очень прошу, вернись. Я приготовил ужин. Только для нас двоих.
Она колебалась, но всё же согласилась. Когда она вошла в квартиру, то была поражена. В доме было идеально чисто. На столе стояли две тарелки, свечи, в вазе — её любимые ромашки. Пахло жареной курицей.
— Сам готовил, — виновато улыбнулся Влад. — По рецепту из интернета. Не знаю, съедобно ли.
Они сели за стол. Впервые за много лет они ужинали в воскресенье вдвоём. В тишине, без упрёков, без жалоб и нравоучений. И эта тишина была прекрасна.
— Я понял, Маш, — сказал Влад, взяв её за руку. — Я понял, что моя семья — это ты. А они… они родственники. Важные, близкие, но они не должны разрушать нашу жизнь. Прости меня.
Мария посмотрела на него, на этот скромный ужин, на цветы, и на её глаза навернулись слёзы. Но это были уже не слёзы обиды. Это были слёзы облегчения.
С тех пор родственники Влада не приходили к ним по воскресеньям. Отношения были натянутыми, но Мария больше не чувствовала себя жертвой. Она отстояла свои границы, свою семью и своё право на уважение. Иногда они встречались на днях рождения или праздниках, но всегда на нейтральной территории. И Мария научилась вежливо, но твёрдо говорить «нет».
А Влад… Влад научился быть мужем. Он понял, что любовь — это не только слова, но и поступки. И что самый главный бой, который мужчина должен выиграть в своей жизни, — это бой за женщину, которую он любит.
— Влад, звонила твоя мать. Ты не поверишь, какая новость! Даже не знаю, плакать или смеяться, — голос Марии в телефонной трубке был спокойным, но Влад уловил в нём нотки сарказма, которые научился распознавать за последние два года.
Он как раз заканчивал смену, паркуя свой «Hyundai Solaris» с шашечками такси у дома. После увольнения от бизнесмена он, недолго думая, пошёл работать в таксопарк. Не так престижно, зато сам себе хозяин, и деньги живые каждый день.
— Что опять стряслось? Пётр нашёл работу? — усмехнулся Влад, выходя из машины.
— О, бери выше! Галька замуж выходит!
Влад на мгновение замер с ключами в руке. За два года, прошедшие с того памятного воскресенья, они почти не виделись с его семьёй. Отношения так и не наладились. Светлана Ивановна звонила сыну раз в неделю с коротким отчётом о своих болячках, неизменно заканчивая разговор тяжёлым вздохом, в котором читалось «променял мать на жену». Галина и Пётр и вовсе пропали с радаров. И вот теперь — замуж.
— Да ладно? За кого? — удивился Влад.
— А вот это, дорогой мой муж, самое интересное, — в голосе Марии зазвенела интрига. — За Аркадия Борисовича. За твоего бывшего шефа.
Влад присвистнул. Вот это поворот. Аркадий Борисович, солидный, жёсткий мужчина за пятьдесят, и его легкомысленная, вечно жалующаяся на жизнь сестра. Картина маслом. Теперь становилось понятно, почему шеф так настойчиво «попросил» его уволиться полтора года назад. Не хотел, видимо, чтобы будущий шурин был у него на побегушках.
— Нас пригласили на свадьбу. Через две недели. Мать сказала, явиться обязаны. Галина хочет, чтобы вся семья видела её триумф.
— Триумф… — протянул Влад, поднимаясь по лестнице. — Маш, а мы пойдём? Мне как-то не хочется на это смотреть.
— Пойдём, — твёрдо ответила Мария. — Обязательно пойдём. Мы должны показать им, что у нас всё хорошо. Что мы счастливы. И что мы их не боимся.
За эти два года они действительно стали счастливы. Выплатив все долги, они начали копить на первоначальный взнос по ипотеке. Мария из простого продавца доросла до управляющей в своём салоне «Снежная королева». Она расцвела, похорошела, в её глазах появилась уверенность. Влад, хоть и сменил дорогой костюм водителя на простую рубашку таксиста, казался более спокойным и довольным жизнью. Они много разговаривали, научились слышать и поддерживать друг друга. Прошлое больше не стояло между ними.
Но предстоящая свадьба всколыхнула старые обиды. В день торжества, стоя перед зеркалом, Мария тщательно подбирала наряд. Не для того, чтобы произвести впечатление. А для того, чтобы чувствовать себя броней. Она выбрала элегантное тёмно-синее платье, простое, но дорогое. Никаких кричащих украшений — лишь тонкая золотая цепочка, подарок Влада.
Свадьба проходила в одном из самых пафосных загородных ресторанов Подмосковья. Всё кричало о деньгах: арки из живых цветов, струнный квартет, официанты в белоснежных перчатках. Гости — сплошь холёные мужчины в дорогих костюмах и их спутницы, сверкающие бриллиантами.
Галина была в центре этого великолепия. Платье от известного дизайнера, сложная причёска, профессиональный макияж. Она была красива, но её лицо с хищной улыбкой и бегающими глазками казалось чужим, как маска. Рядом с ней Аркадий Борисович выглядел не столько счастливым женихом, сколько владельцем дорогой вещи.
Светлана Ивановна порхала между гостями, раздуваясь от гордости. Она то и дело подбегала к Галине, чтобы поправить невидимую складку на платье, и громко рассказывала всем, как её девочка «вытянула счастливый билет». Увидев Влада и Марию, она лишь снисходительно кивнула.
— А, явились, — процедила она. — Ну, проходите, садитесь где-нибудь с краю. Не мешайте людям веселиться.
Галина заметила их позже, когда пришло время для тостов. Она взяла микрофон, и её немного охрипший от шампанского голос разнёсся по залу.
— Я хочу поднять этот бокал за перемены! — начала она, обводя гостей победным взглядом. — Жизнь может измениться в один миг! Ещё вчера ты считаешь копейки, а сегодня пьёшь самое дорогое шампанское!
Её взгляд остановился на Марии.
— Хочу сказать отдельное «спасибо» некоторым людям, которые своим примером показали мне, как жить НЕ НАДО. Спасибо тебе, Машенька, — она ядовито улыбнулась. — Глядя, как ты когда-то считала рубли на котлеты для всей нашей семьи, я поняла, что нужно целиться выше. Гораздо выше! Каждой женщине — по заслугам. Каждая получает того мужчину, которого заслуживает!
Зал вежливо захлопал. Кто-то из гостей понимающе хмыкнул. Лицо Влада окаменело, он хотел вскочить, но Мария крепко сжала его руку под столом. Она медленно поднялась, глядя прямо на Галину. В её глазах не было ни злости, ни унижения. Только спокойствие и немного жалости.
— Я от всей души желаю тебе счастья, Галя, — сказала она тихо, но её голос в наступившей тишине прозвучал отчётливо. — Настоящего счастья. Потому что его, в отличие от платья, ни за какие деньги не купишь.
Она села, а Галина осталась стоять с микрофоном, побагровев от злости. Она ожидала слёз, скандала, чего угодно, но не этого ледяного достоинства.
Влад посмотрел на жену с восхищением.
— Поехали отсюда, — сказал он.
— Поехали, — согласилась она.
Они ушли, не прощаясь. И когда они ехали домой по ночному шоссе, держась за руки, Мария впервые за вечер заплакала. Не от обиды. От трогательной гордости за своего мужа, который без слов встал и ушёл вместе с ней, показав всем, на чьей он стороне. И от горького осознания, что пропасть между ними и его семьёй стала непреодолимой.
Прошёл год. Этот год был для Марии и Влада удачным. Они наконец-то накопили на первоначальный взнос и купили в ипотеку небольшую, но свою собственную «однушку» в новостройке. Переехали из старой «хрущёвки», сделали ремонт своими руками. Каждый вбитый гвоздь, каждая поклеенная полоса обоев были для них символом их общей победы.
О Галине они почти ничего не слышали. Светлана Ивановна в своих редких звонках туманно намекала, что «у Галочки всё в шоколаде», что она ездит по заграницам и вообще живёт как королева. Но в голосе матери слышалась какая-то тревога.
А потом раздался звонок. Поздно вечером, когда они, уставшие после работы, пили чай на своей новой кухне, у Марии зазвонил телефон. Номер был незнакомый.
— Алло?
— Маша? Это я, Галя, — голос в трубке был чужим, сдавленным, полным слёз. — Маша, я… мне нужна помощь.
Мария замерла. Она посмотрела на Влада. Он всё понял по её лицу.
— Что случилось? — спросила она осторожно.
— Он… он меня выгнал. Аркадий. Он просто выставил за дверь. Меня и Митеньку. У меня ничего нет. Ни денег, ни документов. Он всё забрал.
— Как выгнал? А… а ваша квартира? — растерянно спросила Мария.
— Нет никакой нашей квартиры! — зарыдала Галина. — Мы жили в его доме. А перед свадьбой он заставил меня подписать брачный договор. Я тогда ничего не поняла… Там было написано, что в случае развода я ни на что не претендую. Вообще ни на что! Маша, я на улице! С ребёнком! К маме я не могу, она меня убьёт…
Влад взял у Марии трубку.
— Галя, ты где сейчас? — спросил он ровным, деловым тоном.
Она назвала адрес. Это была станция метро на другом конце города.
— Сиди там, никуда не уходи. Мы сейчас приедем.
Всю дорогу они молчали. Мария смотрела на мелькающие огни ночной Москвы и думала о том, какой же злой и непредсказуемой бывает судьба. Год назад эта женщина унижала её, а сегодня просит о помощи.
Они нашли их на скамейке у выхода из метро. Галина, в каком-то дешёвом спортивном костюме, осунувшаяся, с опухшим от слёз лицом, и маленький Митенька, спящий у неё на коленях, укрытый её тонкой курткой. От былого лоска и высокомерия не осталось и следа.
Увидев их, Галина разрыдалась ещё сильнее.
— Простите меня… Простите… Я такая дура была…
Мария молча подошла, сняла с себя тёплый кардиган и укрыла спящего мальчика. Этот простой жест был красноречивее любых слов. Она присела рядом с Галиной.
— Поехали к нам. Утром будем думать, что делать.
На их маленькой кухне, согревшись горячим чаем, Галина рассказала всё. Её «сказочная жизнь» оказалась золотой клеткой. Аркадий Борисович был домашним тираном. Он контролировал каждый её шаг, каждый звонок. Выдавал ей деньги на карманные расходы, требуя отчёта за каждую копейку. Унижал её, называя «деревенщиной» и «нищебродкой», которой он сделал одолжение, взяв в свой дом. Он запретил ей общаться с семьёй, потому что они «не его уровня». Поездки за границу были, но она сидела в номере отеля, пока он занимался своими делами. А сегодня он просто пришёл домой с новой, молодой любовницей и сказал Галине убираться вон.

— Я пыталась возражать, говорить про сына… А он рассмеялся мне в лицо. Сказал, что Митька ему не родной, и по закону он ему ничего не должен. А потом просто вытолкал за ворота… — Галина говорила и говорила, выплёскивая всю боль и унижение, что копились в ней этот год.
Митеньку уложили спать в комнате, а они втроём сидели на кухне до самого рассвета.
— А что с брачным договором? Ты его читала? — спросила Мария, когда Галина немного успокоилась.
— Да что я там понимала… Он дал мне бумаги, сказал, подпиши, это формальность. Я и подписала, не глядя…
— Это плохо, но не безнадёжно, — сказала Мария, вспоминая всё, что читала на юридических форумах, когда-то интересуясь этим вопросом для себя. — Послушай меня внимательно. В российском законодательстве есть понятие «кабальная сделка». Брачный договор можно попытаться оспорить в суде, если доказать, что его условия ставят одного из супругов в крайне неблагоприятное положение. То, что он оставил тебя с ребёнком буквально на улице без средств к существованию, — это как раз тот случай. Но для этого нужен хороший адвокат. И нужно бороться.
Она посмотрела сестре мужа прямо в глаза.
— Слышишь, Галя? Нужно бороться! Опускать руки нельзя! Ты думала, что богатство — это счастье. А счастье — это свобода. Это достоинство. Это возможность самой решать свою судьбу. Тебе придётся начать всё с нуля. Будет тяжело. Но ты справишься. Ради сына. Ради себя.
На следующий день Мария взяла отгул. Она обзвонила знакомых, нашла недорогого, но толкового юриста по семейным делам. Влад отдал сестре все сбережения, что у них были наличными.
— Это на первое время. На адвоката и на съёмную комнату. Дальше сама, — сказал он.
Вечером, когда Галина с сыном уехали устраиваться на новом месте, Мария и Влад остались одни в своей пустой квартире.
— Ты святая, — сказал Влад, обнимая жену. — После всего, что она сделала, ты ей помогаешь.
— Я помогаю не ей, — покачала головой Мария. — Я помогаю той женщине, которой сама когда-то была. Запуганной, уставшей, не верящей в свои силы. Каждый человек заслуживает второго шанса. И потом… — она посмотрела на него с тёплой улыбкой. — Я просто не могла поступить иначе. Увидев спящего Митеньку на её коленях на холодной скамейке… У меня сердце сжалось. Дети не должны страдать из-за глупости взрослых.
Суд был долгим и сложным. Аркадий Борисович нанял лучших адвокатов. Но на стороне Галины была правда и грамотный юрист, которого нашла Мария. В итоге суд признал некоторые пункты брачного договора недействительными. Галине не отошла половина его состояния, но ей присудили солидную единовременную выплату и очень хорошие алименты на содержание Митеньки до его совершеннолетия.
Галина сняла квартиру, устроилась на работу администратором в фитнес-клуб. Она очень изменилась. С лица сошла спесь, а в глазах появилась осмысленность. Она больше не жаловалась на жизнь. Она её строила.
Однажды в воскресенье в дверь квартиры Марии и Влада позвонили. На пороге стояла Галина с сыном. В руках у неё были две большие сумки с продуктами.
— Я знаю, что воскресная столовая закрыта, — смущённо улыбнулась она. — Но можно я… я просто приготовлю вам ужин? Я нашла рецепт потрясающей лазаньи. Хочу вас угостить. В знак благодарности. За всё.
Мария посмотрела на неё, потом на Влада, и улыбнулась.
— Заходи. Только готовить будем вместе.
И в этот вечер на их маленькой кухне снова было шумно и тесно. Но это была уже совсем другая история. История о прощении, о силе духа и о том, что настоящая семья — это не те, кто требует, а те, кто готов подставить плечо в трудную минуту.


















