Ирина Викторовна задержалась на работе, и от этого весь ее вечерний распорядок сбился.
Вместо того чтобы неторопливо приготовить ужин, пока любимый сериал фоном играет на планшете, ей пришлось метаться по кухне, пытаясь за двадцать минут сотворить что-то съедобное из куриного филе и овощей.
Она почувствовала легкое раздражение, но оно было привычным, бытовым, почти уютным.
Такое случалось раз в неделю, и обычно муж Владимир встречал ее у порога с бокалом вина и словами:
— Ирочка, отдохни, я все сам сделаю.
Сегодня его не было в прихожей. Ключ щелкнул в замке ровно в половине девятого.
Ирина, стоя у плиты, почувствовала, как спадает напряжение в плечах. Вот сейчас он войдет, обнимет, поцелует в макушку, пахнущую жареным луком, и вечер наладится.
Владимир вошел на кухню молча. Он снял пальто, повесил его на спинку стула и присел за стол, тяжело вздохнув.
— Хочешь есть? — спросила Ирина, помешивая сотейник.
— Нет. Я не голоден, — он провел рукой по лицу.
Вид у него был усталый и озабоченный. Таким он бывал, когда на работе случались серьезные авралы.
— Что-то случилось?
— У меня сегодня состоялся разговор с мамой, — начал он, не глядя в сторону жены.
Ирина выключила конфорку. Что-то в его тоне заставило женщину насторожиться.
Свекровь Роза Михайловна, женщина властная и безапелляционная, редко звонила просто так.
Ее звонки обычно влекли за собой какие-то обязательства, критические замечания или планы, когда Ирину и Владимира ставили перед фактом.
— И о чем же вы беседовали? — спросила женщина, стараясь, чтобы голос звучал нейтрально.
Владимир наконец поднял на нее глаза. Взгляд у него был виноватый, уклончивый.
Именно таким он смотрел, когда в чем-то провинился и пытался найти лучший способ это преподнести.
— У нас с тобой на носу юбилей, Ира. Двадцать пять лет совместной жизни. Это дата.
— Я в курсе, Володя, — улыбнулась она. — Я даже кое-что придумала. Хотела обсудить с тобой в выходные. Может, съездим на пару дней в тот самый пансионат, где мы встретились?
Он поморщился, будто от зубной боли. Было очевидно, что вариант жены ему не пришелся по душе.
— Видишь ли… Мама озаботилась. Говорит, двадцать пять лет — это серьезная дата, и отмечать ее нужно с размахом, в кругу семьи. Она обидится, если мы проигнорируем.
— Какой круг семьи? — удивилась Ирина. — Твоя мама, которая живет в сорока минутах езды, и мой брат с семьей, которые в пятистах километрах? Я не планировала устраивать шумное застолье. Хотела провести этот день с тобой, а не разливать суп двадцати родственникам.
Владимир нервно постучал пальцами по столу.
— Мама предлагает другое. Она говорит, что у нее большая квартира, она прекрасно готовит и хочет сама все организовать. Устроить для нас праздник, чтобы мы были гостями.
В воздухе повисла тяжелая пауза. Ирина посмотрела на мужа, не веря своим ушам.
— Ты хочешь сказать, — начала она медленно, отчеканивая каждое слово, — что мы поедем отмечать наш семейный праздник, нашу годовщину свадьбы к твоей матери? Будем сидеть за ее столом, есть ее еду, слушать ее тосты? И это вместо того, чтобы провести этот день так, как хотим мы?
— Ну, Ира, пойми… Она искренне хочет сделать нам приятное. Сэкономить тебе время и силы. Да и… она уже начала готовиться, — Владимир избегал ее взгляда.
Слово «уже» прозвучало как приговор. Ирина почувствовала, как по телу разливается ледяная волна.
Она отодвинула сотейник с еще шипящим мясом и обессиленно присела напротив мужа.
— Володя, я правильно поняла? Ты уже обсудил с ней сценарий нашего с тобой юбилея, без моего участия? И теперь просто сообщаешь мне, куда и во сколько я должна прибыть?
Владимир нахмурился, в его голосе послышались резкие, оборонительные нотки.
— Не нужно драматизировать. Я же не скрываю и тебе все рассказываю. Мы с мамой просто подумали, что это будет оптимальный вариант. И она очень просила меня тебе это передать… Мы с мамой подумали, что твой юбилей лучше отметить у нее.
Он произнес это так, будто это было самое разумное и естественное предложение в мире, будто не было ни ее мечты о тихом выходном, ни ее права голоса, ни их общего праздника.
Было решение, принятое совместно «мы с мамой», и была она, Ирина, которой оставалось лишь покорно согласиться.
— Мы с мамой подумали? — ее голос дрогнул. — А я кто? Посторонняя? Мое мнение никого не интересует? Наш юбилей — это дело твое и твоей матери?
— Перестань, Ира, — он махнул рукой. — Не усложняй. Речь идет всего лишь о месте проведения. Суть-то не меняется. Мы будем вместе.
— Суть меняется кардинально! — она вскочила со стула. — Суть в том, что это наш день, а ты превращаешь его в одолжение для твоей матери! В спектакль, где мы будем играть роль счастливой пары под ее режиссурой! Ты хоть представляешь, как это будет проходить? Ее бесконечные комментарии о моей фигуре, о моей карьере… Это будет пытка, а не праздник!
— Ты всегда ее демонизируешь! — огрызнулся мужчина. — Она искренне пытается наладить отношения! А ты любое ее предложение воспринимаешь в штыки! Может, это тебе стоило поработать над собой?
Ирина отшатнулась, будто ее ударили. Она ждала чего угодно: оправданий, просьб, даже скандала, но не обвинений в ее адрес.
— Я должна работать над собой? — прошептала Ирина. — Потому что не хочу, чтобы мою жизнь планировала другая женщина, даже если она твоя мать? Хорошо. Хорошо, Владимир.
Она развернулась и вышла из кухни. Он пошел курить на балкон. Их стандартный ритуал ухода от проблем.
Ирина присела на кровать. Ей вспомнилась их первая встреча с Розой Михайловной.
Та уже тогда, за обедом, устроила ей допрос с пристрастием, а потом отвела Владимира на кухню и сказала достаточно громко:
— Ну что, Вовочка, не уверена я, что она тебе пара. Слишком самостоятельная.
И Владимир тогда ничего не ответил. Он просто вернулся за стол и смущенно улыбнулся.
Звонок телефона вывел Ирину из оцепенения. На экране высветилось: «Роза М». Ей безумно не захотелось брать трубку, но тогда это было бы бегством. Она сделала глубокий вдох и ответила.
— Ирочка, здравствуй, родная! — голос Розы Михайловны был сладким и бархатным, каким он всегда бывал, когда она что-то затевала.
— Здравствуйте, Роза Михайловна.
— Володя тебе передал мое предложение? — без всяких предисловий спросила свекровь. — У меня уже столько идей! И тортик заказала — тот самый, с безе, который Владимир любит. И селедочку под шубой сделаю, по фирменному рецепту. Ты же не умеешь ее правильно делать, я помню.
Каждое слово было для Ирины уколом. «Передал», «Владимир любит», «Ты не умеешь».
— Роза Михайловна, — перебила ее Ирина, стараясь говорить максимально твердо. — Это очень любезно с вашей стороны, но мы с Владимиром еще не обсуждали наши планы. Возможно, у нас будут другие идеи.
На другом конце провода воцарилась краткая пауза, полная ледяного недоумения.
— Какие еще идеи? — рассмеялась Роза Михайловна, но смех ее был фальшивым. — Все уже решено, милая. Я все беру на себя. Вам с Володей только останется приехать и хорошо провести время. Расслабься, отдохни наконец от своей работы.
Ирина прикрыла глаза. Она понимала, что бороться с Розой Михайловной в лоб — все равно что биться головой о бетонную стену.
— Владимир сказал, что вы с ним уже все обсудили, — тихо сказала Ирина, давая ей последний шанс.
— Ну конечно! — радостно подхватила свекровь. — Мы всегда с ним находим общий язык. Он у меня умница, всегда прислушивается к материнскому слову. Так что я жду вас в шесть. Бери самое красивое платье, я приглашу своего фотографа, он нас пофотографирует на память.
Она повесила трубку, даже не попрощавшись. Ирина медленно опустила телефон. Все. Приговор утвержден, обжалованию не подлежит. В дверь постучали.
— Ира? — голос Владимира за дверью зазвучал виновато. — Можно войти?
Женщина не ответила. Муж все равно вошел. Он подошел к кровати и присел рядом.
— Это была мама?
— Да. Она сообщила мне, во сколько нам быть и во что мне одеться. И что торт будет с безе.
— Ну вот видишь… Она же от чистого сердца, — Владимир вздохнул.
— Нет, Володя, — тихо сказала Ирина. — Она от сердца, которое хочет все контролировать, и особенно тебя. А ты… ты помогаешь ей в этом. Почему ты не мог просто сказать ей: «Мама, спасибо, это мило, но я сначала посоветуюсь с Ирой»? Почему ты не мог дать нам шанс решить это вместе?
— Я не хотел ее обижать, — пробормотал он.
— А меня обижать не страшно? — в ее голосе снова появились слезы. — Я твоя жена. Мы должны быть командой. А я чувствую себя посторонней на собственном празднике. Мне неприятно, Володя.
— Прости, — выдохнул он. — Я, действительно, поступил как последний эгоист. Я просто… я привык, что ее слово — закон. Мне проще согласиться, чем спорить.
— А со мной спорить не страшно? Потому что я не буду орать, не буду манипулировать, я просто буду молча обижаться? Это удобно, да?
— Ты права, — сказал он после паузы. — Это наш день, и решать должны мы. Поедем в пансионат. Я все сам ей скажу.
— Нет. Ты уже не сможешь. Ты уже дал ей добро. Если ты сейчас все отменишь, это будет война, и виноватой в ней буду я. Мы поедем к ней, — Ирина отстранилась и посмотрела ему в глаза.
— Но…
— Мы поедем, — повторила она. — Но это будет последний мой праздник, на котором присутствует твоя мать. И последний раз, когда ты принимаешь такое решение без меня. Понял?
— Понял, — кивнул он.
Ирина встала и подошла к окну. Она знала, что юбилей будет для нее тяжелым испытанием, но его нужно было как-то выдержать… в последний раз.
