— А я вам ватрушек принесла! С пылу с жару, с творогом! Только из печки!
Дверной звонок выдернул Юлию из тяжелой, вязкой дремоты, в которую она погрузилась пару часов назад. Она стояла посреди прихожей в старом махровом халате, босая на холодном кафеле, и смотрела на свекровь. Семь утра. Воскресенье. На лице Нины Сергеевны сияла радостная, полная энергии улыбка человека, который крепко спал всю ночь и проснулся с единственной целью — осчастливить мир своим присутствием. У Юлии же перед глазами все еще плыли цифры квартальных отчетов, а в ушах стоял гул офисного пространства. Последние три недели без единого выходного превратили ее в автомат, работающий на остатках кофеина и нервного напряжения. Сегодняшний день должен был стать ее спасительным островком, ее личным раем, состоящим из десяти часов непрерывного сна.
— Сереженька-то в отъезде, поди, скучаешь одна, голодаешь, — продолжала вещать Нина Сергеевна, не дожидаясь приглашения и делая шаг через порог. Ее объемная фигура в ярком сарафане заполнила собой все пространство, принеся с собой навязчивый запах жареного масла и сдобного теста. Она протянула Юлии старую сетчатую сумку, в которой угадывались очертания чего-то теплого, завернутого в кухонное полотенце.
В этот самый момент что-то внутри Юлии, натянутое до предела, с сухим треском лопнуло. Не было вспышки гнева, не было желания кричать и бить посуду. Наоборот, ее сознание накрыла волна абсолютного, ледяного спокойствия. Многолетняя усталость от этих утренних вторжений, от непрошеных советов по ведению хозяйства, от вечного ощущения себя чужой в собственном доме, вдруг спрессовалась в одно короткое, ясное и окончательное решение. Она поняла, что больше не может. И не будет.
Она молча, двумя руками, взяла из рук свекрови увесистую сумку. Ее пальцы ощущали грубую фактуру сетки и исходящее изнутри живое тепло. Нина Сергеевна, восприняв это как знак согласия, уже наклонилась, чтобы разуть свои стоптанные босоножки, готовясь совершить привычный марш-бросок на кухню. Юлия, не говоря ни слова, развернулась и прошла по коридору к металлической дверце мусоропровода. Ее шаги были ровными и твердыми, словно она выполняла давно отрепетированное действие. Она без усилия дернула за тугую ручку, открыв темную, пахнущую вчерашними отходами пасть. На секунду она задержала взгляд на сумке, а потом, без всякого замаха, просто разжала пальцы. Глухой удар чего-то мягкого о металл где-то внизу прозвучал как точка в конце очень длинного и утомительного предложения.
Затем Юлия так же спокойно вернулась к остолбеневшей свекрови, которая застыла в нелепой позе с одной снятой босоножкой в руке. Ее сияющая улыбка сменилась выражением полного недоумения.
— Ватрушки дошли до адресата. А теперь вы идите следом, — произнесла Юлия ровным, лишенным всяких эмоций голосом, который испугал бы ее саму, если бы она была способна сейчас что-то чувствовать. — Вход в это жилище для вас закрыт. Навсегда.
Не дожидаясь ответа, она взялась за ручку массивной входной двери и плавно, без хлопка, закрыла ее прямо перед носом ошарашенной женщины. Повернула ключ в верхнем замке, потом в нижнем. Два глухих щелчка прозвучали в утренней тишине квартиры оглушительно громко. Она прислонилась лбом к холодной стали двери, но не от слабости, а чтобы лучше расслышать. За дверью не последовало ни криков, ни стука. Только несколько секунд растерянного молчания, а затем — быстрые, шаркающие шаги удаляющегося прочь человека.
Юлия достала из кармана халата телефон. Включила камеру. Сделала четкий, резкий снимок замочной скважины. Открыла мессенджер, нашла контакт — Муж — и отправила ему фотографию. Следом, не раздумывая ни секунды, набрала короткое сообщение, каждое слово в котором было твердым и отточенным, как осколок стекла: — Я заменила личинку замка. Ключ будет только у меня. Если твоя мать получит новый, я сменю квартиру. И супруга. — Нажав — отправить, — она перевела телефон в беззвучный режим, бросила его на тумбочку в прихожей и пошла в спальню. Она заслужила свой выходной.
Сергей вернулся на следующий день, ближе к вечеру. Юлия услышала, как он скребет ключом в замочной скважине — раз, другой, потом дергает ручку. Последовала короткая пауза, а затем — настойчивый, требовательный звонок в дверь. Она не спешила. Спокойно поставила чашку с недопитым кофе на стол, поправила домашнюю футболку и пошла открывать. Она знала, что сейчас начнется, и была к этому готова так, как не была готова ни к одному экзамену в своей жизни.
Он стоял на пороге, уставший после дороги, но глаза его метали молнии. Он не вошел, он ворвался в квартиру, бросив дорожную сумку на пол с глухим стуком.
— Что это было?
Его голос был низким и сдавленным, как у хищника перед прыжком. Он не стал тратить время на приветствия. Юлия спокойно закрыла за ним дверь, но не на замок.
— Что именно, Сергей? Уточни. За последние сутки произошло много событий. Я, например, впервые за три недели выспалась.
Это было как поднести спичку к пороховой бочке. Его лицо исказилось.
— Не прикидывайся! Ты знаешь, о чем я! Мать мне звонила. Она… она в шоке. Ты выбросила ее ватрушки в мусоропровод! Ты выгнала ее из нашего дома! Ты поменяла замки!
Он почти выплевывал слова, повышая голос с каждой фразой. Он ждал от нее оправданий, криков, слез — любой привычной реакции, которую можно было бы подавить авторитетом или свести к женской истерике. Но Юлия смотрела на него спокойно, с легким, едва заметным любопытством, словно наблюдала за редким насекомым.
— Это не ватрушки, Сергей. Это был символ. И я не выгоняла ее. Я обозначила, что ее визиты окончены. А замки я поменяла, да. Все верно, — она кивнула, подтверждая каждый пункт обвинения.
— Ты с ума сошла?! Это моя мать! Она приходит к нам в гости, заботится, угощение приносит! А ты… ты как последняя…
— Она приходит не — к нам в гости. — Она приходит в — твой дом, — чтобы проверить, как живет ее сынок. Она приходит в семь утра в выходной, потому что ее удобство для нее важнее моего отдыха. И она приносит не угощение, а повод для контроля. Я четыре года это терпела. Больше не буду.
Она говорила это так просто и обыденно, будто обсуждала прогноз погоды. Эта ее непоколебимость выводила Сергея из себя гораздо сильнее, чем любой скандал. Он привык, что она уступает, сглаживает углы, соглашается, чтобы — только не было ссоры. — Сейчас перед ним стояла совершенно другая женщина.
— И что дальше? — он сделал шаг к ней, нависая. — Ты решила, что можешь тут устанавливать свои порядки? Ты будешь решать, кому входить в этот дом, а кому нет?
— Да, — просто ответила она. — В той его части, которая касается моего покоя, — буду.
— Тогда слушай сюда, — прошипел он, ткнув пальцем в ее сторону. — Ты сейчас же берешь телефон. Звонишь моей матери. Извиняешься перед ней. Говоришь, что была не в себе, устала, что угодно. А завтра мы вместе едем и делаем мне новый ключ. Ты меня поняла?
Юлия смотрела на его палец, потом перевела взгляд на его лицо. В ее глазах не было страха. Только холодная, бесконечная усталость.
— Нет, Сергей. Ничего из этого я делать не буду. Извиняться мне не за что. А ключ от этой квартиры теперь будет только у меня. И у тебя. Пока ты не решишь сделать дубликат для своей мамы. Как только это произойдет, можешь считать, что ни меня, ни моих вещей в этом доме больше нет.
Он замер, впервые по-настоящему осознавая масштаб катастрофы. Это был не каприз. Это был ультиматум. Холодный, продуманный и окончательный. Он вдруг понял, что потерял все рычаги давления. Она не боялась его гнева. Она не боялась его ухода. Она просто приняла решение и теперь ждала, какое решение примет он. И выбор был до ужаса простым: его мать или его жена.
Следующие несколько дней превратились в молчаливую войну нервов. Сергей и Юлия существовали в одной квартире как два призрака, случайно оказавшиеся в одном пространстве. Ужинали они в тишине, нарушаемой лишь стуком приборов о тарелки. Он демонстративно отодвигал свою тарелку, едва прикоснувшись к еде, которую она приготовила. Спали они спиной к спине, на самых краях широкой кровати, словно между ними пролегала пропасть. Сергей больше не пытался кричать или требовать. Он сменил тактику на изматывающее психологическое давление.
— Мать звонила, — бросал он вечером, глядя в экран телевизора. — Давление подскочило. Всю ночь не спала, плакала. Говорит, не понимает, чем она такое заслужила.
Юлия молча перелистывала страницу книги. Она не отвечала, зная, что любое ее слово будет немедленно передано Нине Сергеевне и использовано против нее. Ее молчание бесило Сергея еще больше. Он не был готов к тому, что его главный козырь — чувство вины — больше не работает.
Нина Сергеевна, в свою очередь, не собиралась сдаваться. Поняв, что прямой штурм провалился, она начала осаду. Сначала заработал домофон. Пронзительный, вибрирующий зуммер раздавался по несколько раз в день. — Юлечка, это я, открой, нам поговорить надо, — разносился по квартире искаженный динамиком, жалобный голос. Юлия просто снимала трубку и клала ее рядом с аппаратом, погружая подъезд в тишину. Затем начались попытки подкараулить ее у подъезда. Пару раз, выходя на работу, она видела знакомую фигуру в ярком сарафане, маячившую у соседнего дома. Юлия просто меняла маршрут, уходя через черный ход со двора.
Каждый такой инцидент заканчивался вечерним скандалом с Сергеем.
— Ты хоть понимаешь, до чего ты доводишь человека? Пожилая женщина стоит часами на улице, ждет тебя! У тебя есть хоть что-то человеческое?
— У меня есть работа и желание спокойно жить в своем доме, — ровно отвечала Юлия. — Если твоей матери нечем заняться, это ее проблемы.
Кульминация наступила в среду. Юлия возвращалась с работы смертельно уставшая. Когда она подходила к своей двери, соседняя квартира приоткрылась, и оттуда выглянула Ирина.
— Юль, привет! Слушай, у тебя сахара не будет немного? Чай завариваю, а у меня кончился, в магазин бежать лень.
— Да, конечно, сейчас, — Юлия открыла замок и шагнула в прихожую. И в этот самый момент из тени на лестничной клетке, где она пряталась за лифтовой шахтой, метнулась фигура Нины Сергеевны. Она не кричала, не ругалась. Она просто попыталась проскользнуть в открытую дверь следом за Юлией, с отчаянной и жалкой улыбкой на лице.
— Юлечка, доченька, давай поговорим, я на минуточку…
Это было последней каплей. Холодная броня, которую Юлия носила всю неделю, треснула, и из-под нее вырвалась чистая, незамутненная ярость. Она развернулась так резко, что свекровь отшатнулась. Юлия схватила ее за рукав куртки и с силой, которой сама от себя не ожидала, вытолкала обратно на лестничную клетку. Ирина-соседка застыла с открытым ртом.
— Убирайся из моего жилища, назойливая старуха! Еще раз появишься здесь, и я тебя отсюда ногами вышвырну! Поняла?!
Она захлопнула дверь и с грохотом повернула оба замка. Прислонившись спиной к двери, она тяжело дышала, чувствуя, как по всему телу колотится адреналин. Не прошло и пяти минут, как зазвонил ее мобильный. На экране высветилось — Муж. — Юлия приняла вызов.
— Ты! Ты на мою мать руку подняла! — орал он в трубку так, что динамик хрипел. — Она мне позвонила, она в истерике! Ты ее вытолкала!
— Я предупреждала, — отрезала Юлия, когда он на секунду замолчал, чтобы набрать воздуха. — Разбирайся с ней сам. Это твоя проблема.
И она нажала на отбой, блокируя его номер. Война перешла в финальную стадию. И Юлия знала, что теперь он пойдет на все.
После инцидента на лестничной клетке наступило затишье. Сергей вернулся домой поздно, молча прошел в комнату и лег спать на диване. Юлия не стала ничего говорить. Она знала, что это не перемирие, а лишь затишье перед последней, решающей битвой. Два дня они почти не разговаривали, обмениваясь лишь короткими фразами о бытовых мелочах. Он был подчеркнуто холоден, она — демонстративно безразлична. Вечером в субботу он пришел с работы неожиданно спокойным, даже почти приветливым.
— Устал сегодня, сил нет, — сказал он, проходя на кухню. — Пойду, наверное, в душ, смою с себя этот день.
Юлия кивнула, не отрываясь от ноутбука. Что-то в его показном спокойствии ее насторожило, но она списала это на собственную, до предела взвинченную нервную систему. Она слышала, как в ванной зашумела вода. Монотонный гул душа действовал усыпляюще. Она закрыла крышку ноутбука и потерла виски. Может, он и правда просто устал? Может, он наконец понял, что она не отступит, и решил смириться? Эта мысль показалась ей слабой и неубедительной.
Вода в ванной выключилась. В наступившей тишине Юлия услышала едва различимый звук — тихий щелчок входного замка. Не тот громкий, уверенный поворот ключа, с которым возвращался Сергей, а короткий, воровской щелчок. Она замерла. Затем послышалось тихое шарканье в прихожей и приглушенный шепот. Ее сердце не екнуло и не ухнуло вниз. Оно просто остановилось на мгновение, а затем забилось ровно и холодно, разгоняя по венам не адреналин, а ледяную, кристалльно чистую решимость.
Она встала из-за стола, накинула халат и бесшумно пошла в коридор. Они стояли там, в тусклом свете прихожей, как два заговорщика, пойманные на месте преступления. Сергей, в спешке натянувший брюки, с мокрыми волосами, и Нина Сергеевна, прижимающая к груди какой-то горшок с чахлым растением. В руке Сергей все еще сжимал ключ. Новый, блестящий, только что сделанный дубликат. Увидев Юлию, они застыли. Улыбка на лице Нины Сергеевны сползла, сменившись испугом. Сергей открыл рот, чтобы что-то сказать, но не нашел слов.
Юлия не кричала. Она не произнесла ни слова. Она обвела их долгим, внимательным взглядом, словно запоминая картину: своего мужа-предателя и его мать с идиотским цветком в руках, символом их жалкой победы. Ее взгляд задержался на блестящем ключе в его руке, а затем она спокойно, без всякого выражения на лице, развернулась и пошла в спальню.
— Юлия, подожди! — крикнул ей в спину Сергей. — Это не то, что ты думаешь! Я просто хотел… мы хотели…
Она не ответила. Он услышал, как в спальне щелкнули замки на дорожной сумке. Он бросился к двери, но она была заперта изнутри. Через пару минут дверь открылась. Юлия вышла, уже одетая в джинсы и свитер. В одной руке она держала свою сумку, в другой — папку с документами и ноутбук. Она прошла мимо них к выходу, не удостоив их даже взглядом.
Остановившись у самого порога, она обернулась. Ее лицо было абсолютно спокойным.
— Поздравляю, Нина Сергеевна. Вы победили. Теперь можете приносить ватрушки хоть в пять утра, хоть в три часа ночи. Вам больше никто не помешает.
Затем она перевела взгляд на окаменевшего Сергея. — Не забудь заменить замки. Снова. Теперь это твой дом. И твоя мама.
Она шагнула за порог и потянула дверь на себя. Последнее, что они увидели, было ее спокойное, ничего не выражающее лицо. Дверь закрылась с тихим щелчком, отрезая их от ее жизни навсегда. Сергей и Нина Сергеевна остались стоять посреди прихожей в оглушительной тишине, победители в войне за квартиру, в которой больше не было ни семьи, ни жизни.
