— Так вот почему наши соседи смотрели на меня так странно, когда мы вернулись из отпуска! — Марина стояла посреди гостиной с телефоном в руке, её голос дрожал от едва сдерживаемой ярости.
Дмитрий замер у входа, только что вернувшийся с работы. Его портфель выпал из руки, глухо стукнув об пол. На экране телефона Марины была переписка в домовом чате — десятки сообщений от соседей за последние две недели. Фотографии. На них была видна пожилая женщина, выносящая мусор из их квартиры. Та же женщина с ключами от их двери. Та же женщина, принимающая доставку продуктов. Его мать.
Квартира ещё хранила следы чужого присутствия. Марина замечала их последние три дня с момента возвращения из Турции, но не могла понять, что именно было не так. Теперь всё встало на свои места. Переставленная мебель. Исчезнувшие специи с кухни. Появившиеся откуда-то старые кастрюли. Чужой запах в спальне — приторный аромат дешёвых духов, которыми всегда пользовалась Галина Петровна.
— Марина, я могу объяснить… — начал Дмитрий, но его голос звучал неубедительно даже для него самого.
— Объяснить? — Марина повернулась к нему. В её глазах полыхал гнев. — Объяснить, как твоя мать жила в нашей квартире, пока мы были в отпуске? Объяснить, почему она спала в нашей постели? Готовила на нашей кухне? Принимала здесь гостей?
Она швырнула телефон на диван и прошла к окну. За стеклом темнел осенний вечер. Марина сжала кулаки так сильно, что ногти впились в ладони. Три года замужества. Три года борьбы за личные границы. Три года, когда Галина Петровна пыталась контролировать каждый их шаг. И вот теперь это.
— Мама просто… у неё ремонт начался. Внезапно. Она не хотела нас беспокоить в отпуске, — Дмитрий пытался подобрать слова, которые звучали бы правдоподобно.
— Ремонт? — Марина развернулась. — Я вчера звонила твоей сестре. Никакого ремонта у твоей матери нет и не было. Она просто решила пожить в нашей квартире. В центре города. Поближе к магазинам и подружкам. И ты ей дал ключи!
Дмитрий молчал. Что он мог сказать? Правда была именно такой. Мать позвонила ему за день до их отъезда, сказала, что хочет «присмотреть за квартирой». Он не смог отказать. Он никогда не мог ей отказать.
— Знаешь, что самое отвратительное? — Марина подошла к нему вплотную. — Соседка с третьего этажа написала, что твоя мать приводила сюда своих подруг. Устраивала чаепития. Хвасталась, какая у её сына хорошая квартира. Говорила, что скоро вы с ней «наведёте здесь настоящий порядок».
Последние слова она произнесла с такой горечью, что Дмитрий невольно отступил на шаг. Он знал свою мать. Знал, как она умеет манипулировать, как умеет представлять себя жертвой. Но он также знал, что Марина права. Это было вопиющее нарушение границ.
— Она даже мою косметику использовала, — продолжала Марина, и в её голосе появились слёзы. — Мой крем за пять тысяч рублей, который я покупала на день рождения себе в подарок. Она его почти весь извела. И моё любимое платье… оно теперь пахнет её духами. Я его выбросила. Просто взяла и выкинула в мусор, потому что не могу на него смотреть.
Дмитрий почувствовал, как земля уходит из-под ног. Он представил, как его мать хозяйничает в их спальне, роется в шкафах Марины, примеряет её вещи. От этой картины стало тошно.
— Прости меня, — выдавил он. — Я не думал, что она…
— Что она что? Что она будет вести себя как хозяйка? Так она всегда себя ведёт! Помнишь наше новоселье? Она пришла и начала переставлять мебель, потому что «так неправильно». Помнишь, как она выбросила мои цветы, потому что «от них много мусора»? А как она заявилась к нам в воскресенье в семь утра с тряпками и ведром, чтобы «помочь с уборкой»?
Каждое воспоминание било как пощёчина. Дмитрий помнил всё это. Помнил, как Марина плакала после каждого визита его матери. Как просила его поговорить с ней, установить границы. А он всегда отмахивался: «Да ладно тебе, она же старается как лучше».
— И знаешь что? — Марина достала из кармана ключи. — Вот. Это запасные ключи, которые лежали в прихожей. Заметил что-нибудь?
Дмитрий взял связку. К ней был прикреплён новый брелок — маленькая фигурка кота. Такой же брелок был на ключах его матери.
— Она сделала себе дубликат, — сказала Марина ровным тоном. — Пока жила здесь, сходила и сделала себе копию наших ключей. Теперь она может прийти в любой момент.
Ужас охватил Дмитрия. Это было уже слишком. Даже для его матери это было чересчур. Он достал телефон, начал набирать номер.
— Что ты делаешь? — спросила Марина.
— Звоню ей. Пусть вернёт ключи немедленно.
— Не надо, — Марина забрала у него телефон. — Уже поздно. Она не признается. Скажет, что мы её оговариваем. Что мы неблагодарные. Что она всю жизнь для тебя жила, а ты теперь из-за жены родную мать гонишь.
Дмитрий знал, что Марина права. Именно так всё и будет. Мать устроит скандал, будет плакать, жаловаться родственникам. Потом начнёт названивать ему на работу, присылать сообщения с упрёками. А потом придёт сюда, когда их не будет дома, и…
— Мы меняем замки, — сказал он решительно. — Завтра же. С утра вызовем мастера.
Марина покачала головой.
— Нет, Дима. Мы не будем менять замки.
— Но ты же сама сказала…
— Я сказала, что у неё есть ключи. Но дело не в ключах. Дело в тебе.
Она села на диван, вдруг почувствовав страшную усталость. Три года. Три года она пыталась построить семью с человеком, который не мог сказать «нет» собственной матери. Три года унижений, когда Галина Петровна критиковала её готовку, её внешность, её работу. А Дмитрий молчал. Всегда молчал.
— Помнишь, что она сказала на нашей свадьбе? — спросила Марина тихо. — Что я тебя у неё украла. При всех гостях. А ты засмеялся, сказал, что это шутка. Но это была не шутка, Дима. Она так и думает до сих пор. Что я злодейка, которая отобрала у неё сына.
— Марина, ну что ты…
— А помнишь, как она сказала, что я неправильно глажу твои рубашки? Пришла к нам домой и два часа учила меня гладить. А ты сидел в соседней комнате и играл в компьютер. Не заступился, не сказал ей, что я прекрасно справляюсь.
Дмитрий опустил голову. Он помнил тот день. Слышал, как мать отчитывает Марину, как та пытается вежливо возразить. Но ему было проще сделать вид, что он ничего не слышит.
— А когда мы выбирали шторы? Она приехала с нами в магазин без приглашения и выбрала совершенно другие. Сказала, что мой вкус — это безвкусица. И мы купили её шторы, потому что ты не хотел её расстраивать.
Каждое воспоминание было как камень, брошенный в него. Дмитрий понимал, что Марина копила всё это внутри, и теперь плотина прорвалась.
— Я думала, со временем станет легче. Что она примет меня. Что ты научишься защищать нашу семью. Но стало только хуже. Она чувствует, что может делать всё, что захочет. И ты ей это позволяешь.
— Я поговорю с ней, — сказал Дмитрий. — Серьёзно поговорю. Установлю границы.
Марина горько усмехнулась.
— Границы? Дима, она жила в нашей квартире две недели! Спала в нашей постели! Рылась в моих вещах! Какие ещё границы? Она их все уже перешла. И ты ей позволил.
Она встала, прошла в спальню. Дмитрий пошёл за ней. Марина открыла шкаф, достала чемодан.
— Что ты делаешь? — испуганно спросил он.
— Собираю вещи. Поеду к родителям на несколько дней. Мне нужно подумать.
— Марина, пожалуйста, не надо. Давай поговорим.
— О чём говорить? — она бросала вещи в чемодан, не глядя на него. — О том, как твоя мать будет продолжать разрушать нашу жизнь? О том, как ты будешь продолжать делать вид, что ничего не происходит?
— Я же сказал, что поговорю с ней!
— Ты говоришь это уже три года, — Марина застегнула чемодан. — Но ничего не меняется. Знаешь почему? Потому что ты не хочешь ничего менять. Тебе удобно. У тебя есть жена, которая терпит, и мать, которая довольна.
Она прошла мимо него к выходу. У двери остановилась, повернулась.
— У тебя есть выбор, Дима. Либо ты наконец-то становишься мужем, главой семьи, и устанавливаешь правила. Либо продолжаешь быть маминым сынком. Но во втором случае я не вернусь.
— Марина!
Но она уже вышла. Хлопнула дверь. Дмитрий остался стоять посреди прихожей, глядя на закрытую дверь. В квартире было тихо. Та самая тишина, которая бывает после грозы. Он прошёл в гостиную, сел на диван. На журнальном столике лежал телефон Марины — она забыла его в спешке. На экране всё ещё была открыта переписка в домовом чате.
Он начал читать сообщения. Соседи обсуждали его мать. Как она командовала дворником. Как ругалась с почтальоном. Как устроила скандал в лифте, потому что соседка «слишком громко» разговаривала по телефону. Две недели его мать терроризировала весь дом, представляясь хозяйкой квартиры.
Телефон зазвонил. Мать.
— Димочка, сыночек, — заворковала она в трубку. — Как вы отдохнули? Я тут за квартиркой присматривала, порядок навела. Кстати, скажи своей Марине, пусть не покупает такие дорогие кремы. Я нашла прекрасный в аптеке за двести рублей, ничуть не хуже.
— Мама, — перебил её Дмитрий. — Марина ушла.
— Как ушла? Куда ушла?
— К родителям. Из-за того, что ты жила в нашей квартире.
Пауза. Потом возмущённый голос:
— Из-за меня? Да я же помогала! Цветы поливала, порядок поддерживала! Неблагодарная!
— Мама, ты сделала дубликат наших ключей.
— Ничего я не делала! Это клевета! Твоя Марина всегда меня оговаривает!
Дмитрий закрыл глаза. Вот оно. Ложь. Прямая, циничная ложь. Он знал, что мать лжёт. Брелок на ключах был тому доказательством. Но она никогда не признается. Будет стоять на своём до конца.
— Мама, верни ключи.
— Какие ключи? У меня нет никаких ключей! Димочка, что на тебя нашло? Это всё она, настраивает тебя против родной матери!
— Мама, если ты не вернёшь ключи, я поменяю замки. И больше ты не переступишь порог нашего дома.
— Как ты можешь так говорить с матерью?! Я тебя родила, вырастила, всю жизнь тебе посвятила! А ты из-за какой-то девки…
Он отключил телефон. Сидел в тишине, глядя в темнеющее окно. Марина была права. Он должен был давно это сделать. Давно установить границы, защитить свою семью. Но ему было страшно. Страшно обидеть мать, страшно стать «плохим сыном». И вот к чему это привело.
Он набрал номер Марины. Длинные гудки. Она не брала трубку. Он написал сообщение: «Прости меня. Завтра меняю замки. Мать больше не получит ключи. Никогда. Пожалуйста, вернись. Я всё исправлю.»
Ответа не было. Он встал, прошёл на кухню. На столе стояла старая кастрюля — мать принесла её из своего дома. Он взял её, отнёс к мусорному ведру. Потом вернулся, собрал все вещи, которые принесла мать. Старые полотенца, какие-то банки, пластиковые контейнеры. Всё это полетело в мусор.
Зазвонил телефон. Сестра.
— Дима, что происходит? Мама плачет, говорит, ты её выгоняешь!
— Я никого не выгоняю. Я просто прошу вернуть ключи от нашей квартиры.
— Но она же мать! Как ты можешь?
— А как она может врать мне в лицо? Жить в нашей квартире без разрешения? Рыться в вещах моей жены?
— Дима, ты преувеличиваешь. Мама просто хотела помочь.
— Нет. Мама хотела показать, кто в доме хозяин. И показала. Только вот дом — не её.
Он отключился. Через минуту начали приходить сообщения от родственников. Тётя, дядя, двоюродный брат. Все писали одно и то же: как он мог, родная мать, неблагодарный. Он удалил все сообщения не читая.
Прошёл час. Другой. Марина не отвечала. Он сидел в темноте, не включая свет. Думал. Впервые за много лет по-настоящему думал о своей жизни. О том, как позволил матери управлять собой. О том, как предавал Марину каждый день своим молчанием. О том, что едва не потерял самое дорогое.
Наутро он вызвал слесаря. К обеду замки были поменяны. Новые ключи — только два комплекта. Для него и Марины. Больше никаких запасных.
Мать приехала вечером. Стучала, звонила в дверь.
— Димочка, открой! Это же я, твоя мама!
Он не открыл. Стоял по ту сторону двери и слушал, как она причитает, угрожает, плачет. Потом ушла. Через час пришло сообщение от неё: «Ты пожалеешь об этом. Она тебя бросит, а я не прощу.»
Он удалил её номер из телефона.
Марина вернулась через три дня. Молча вошла, поставила чемодан. Посмотрела на новые замки, на отсутствие маминых вещей на кухне.
— Ты правда это сделал? — спросила она тихо.
— Правда. И больше она сюда не придёт без нашего разрешения. Обоих.
Марина подошла к нему, обняла. Впервые за долгое время он почувствовал, что они — семья. Настоящая семья, где муж защищает жену, а не прячется за её спиной.
— А что с твоей мамой?
— Не знаю. Не общаемся. И не будем, пока она не извинится перед тобой.
— Она никогда не извинится.
— Тогда не будем общаться никогда.
Марина прижалась к нему крепче. На её глазах выступили слёзы — но это были слёзы облегчения. Наконец-то. Наконец-то он выбрал её. Выбрал их семью.
А Галина Петровна так и не извинилась. Рассказывала всем родственникам, какой у неё неблагодарный сын, как невестка его «околдовала». Но Дмитрию было всё равно. У него была Марина. У него была семья. Настоящая семья, которую он наконец научился защищать. И это было важнее всего на свете.
