— Мне мебель, а Максиму квартиру? — я стояла посреди бабушкиной комнаты и не верила услышанному.
Мама поправляла искусственные цветы, не глядя в мою сторону:
— Леночка, ты же умная. Разберешься с продажей, что выручишь — твое.
Твое. Право торговать советским хламом, пока брат получает трехкомнатную квартиру.
— Максиму с Ириной расширяться нужно, семью создавать, — продолжала мама. — А у тебя своя площадь есть.
Моя площадь — двадцать пять квадратов, за которые я пашу без выходных пять лет. Зубы лечить не могу, на море не езжу. А Максим снимает в центре и машину новую купил. Вот так: брату — трёшка, мне — старая мебель. Кажется, у нас разные родители.
Я провела рукой по резному буфету с львиными лапами. Помню, как бабуля показывала мне секретные ящички: «Наше сокровище, Леночка.»
— Хорошо, мам. Займусь.
Но внутри что-то лопнуло.
Вечером набрала Максиму:
— Объясни, почему такое разделение?
— Лена, ты что? — голос покровительственный, как с капризным ребенком. — Тебе же выгодно. Продашь барахло — деньжат заработаешь.
— А если наоборот?
— Что наоборот?
— Тебе мебель, мне квартира.
Максим рассмеялся:
— У меня семья, жена! Нам жить где-то нужно, а не в твоей каморке ютиться. Ты просто жадная, Лена. Мужика бы нормального подцепила — и с долгами помог бы, и брюлики дарил.
Подцепила мужика. Как рыбу на крючок.
— Понятно.
— Вот и хорошо. Только быстрее разбирайся — нам документы подавать нужно.
Я посмотрела на свое отражение в темном экране телефона. Всю жизнь была удобной Леной. Удобно помочь, удобно согласиться, удобно промолчать.
Хватит.
— Михаил, помнишь, в институте про антиквариат рассказывал? — позвонила однокурснику-оценщику. — Можешь посмотреть мебель?
Он приехал через час. Обходил комнаты молча, фотографировал, светил фонариком. У буфета задержался особенно долго.
— Ленка, — голос у него был странный, — ты понимаешь, что тут?
— Советские шкафы?
— Буфет — работа артели имени Калинина, пятидесятые годы. Коллекционеры за такие бьются. А эти часы — царское время еще.
Сердце заколотилось.
— Сколько это стоит?
— Если правильно продать — очень прилично. У меня есть клиенты.
— Ну как дела с хламом? — позвонила мама.
— Разбираюсь.
— Только не затягивай. Максиму с Ириной документы подавать пора.
— Мам, а помнишь, бабуля говорила: «Лена — хранительница семейных ценностей»?
— Старые люди всякое говорят. Главное — побыстрее освободи квартиру.
Я набрала Михаила:
— Продаем. Но с одним условием — полная конфиденциальность.
Покупатели нашлись быстро. Буфет, часы, еще несколько предметов — общая сумма получилась такая, что я не поверила своим глазам.
— Лена, как дела? — позвонил Максим. — Уже распродала барахло?
— Да, вывозят.
— Много выручила?
— Достаточно.
— Ну хоть примерно. Тысяч двадцать?
— Примерно, — соврала я.
В воскресенье мама устроила семейный ужин. «Отметить решение жилищного вопроса.» Максим с Ириной сияли.
— Леночка умница, — мама наливала чай. — Так быстро с мебелью управилась.
— А много получила? — поинтересовалась Ирина. — Мы думали тебе подарок купить за помощь.
Подарок за помощь. Какая щедрость.
— Достаточно получила.
— Ну конкретно сколько? — настаивал Максим. — Тысяч тридцать? Сорок?
Я отпила чай и посмотрела на их довольные лица. Такие счастливые. Такие справедливые.
— Восемьсот пятьдесят тысяч.
Тишина. Даже часы перестали тикать.
— Что?! — мама чуть не уронила чашку.
— Восемьсот пятьдесят тысяч. Антиквариат оказался ценным.
— Ты издеваешься? — Максим побелел.
— Буфет ушел дорого. Часы тоже. Остальное по мелочи.
— Леночка, ты же поделишься? — мама дрожащим голосом. — Это общее наследство!
— Общее? А квартира была общей?
— Но Максиму нужнее!
— А мне не нужно?
Максим вскочил:
— Ты воровка! Это мошенничество!
— Ты сам просил заняться мебелью. Я и занялась.
— Мы не знали цену!
— А я не знала, сколько стоит трехкомнатная квартира. Но вас это не смущало.
— Верну через суд!
— Попробуй, — я встала. — Сделка законна.
У двери обернулась:
— А мужика, кстати, подцеплю. Теперь есть на что.
Прошло три месяца. Максим к адвокату ходил, но тот объяснил: сделка чистая, претензий быть не может.
Встретила Ирину в магазине:
— Как новоселье?
— Планы изменились, — поджала губы. — Взяли двушку.
— А помощь родителей?
— Меньше обещанного. Максим говорит, сестра его предала.
— Передай: я его не предавала. Я просто научилась считать справедливо.
Сижу в своей квартире — теперь полностью моей, без банковских долгов. На столе билет в Грецию и справка о закрытии кредита. Зубы вылечила, отпуск заказала, курсы английского оплатила.
Подошла к зеркалу. Смотрю на женщину, которая перестала быть удобной. Которая поняла: справедливость не приходит сама — ее создают своими руками.
Максим был прав — у меня теперь все отлично.
Правда, совсем не так, как он думал.
На кухне открыла бутылку игристого — купила вчера просто потому, что захотела. Налила в бокал, подняла за справедливость.
За телефоном лежит СМС от мамы: «Леночка, может, все-таки поговорим? Семья дороже денег.»
Семья дороже денег. А я, получается, не семья? Когда решали мою судьбу, обо мне не думали.
Удалила сообщение.
Звонок в дверь. Смотрю в глазок — Максим. Один. Лицо помятое, усталое.
— Лена, открой. Поговорить нужно.
Открыла, но цепочку не сняла:
— Говори.
— Может, зайду?
— Говори здесь.
Он вздохнул:
— Ирина подала на развод. Говорит, не планировала жить в двушке в старом доме. Родители ее тоже охладели — помощь урезали в разы.
— И?
— Лена, ну нельзя же так! Мы же брат и сестра!
— Ты об этом раньше думал?
— Я не знал, что мебель столько стоит!
— А если бы знал?
Максим замолчал. По лицу было видно — знай он цену, ни копейки бы мне не досталось.
— Ладно, может, часть вернешь? Хотя бы треть?
— Нет.
— Четверть?
— Максим, ты меня жадной назвал. Сказал, мужика подцепить. Теперь сам этого мужика ищи — пусть поможет.
Закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Руки дрожали. Не от страха — от облегчения.
Всю жизнь я была удобной. В школе — одалживала деньги на обеды и не просила вернуть. В институте — писала курсовые за всех. На работе — брала дополнительные смены за других.
А семья? Семья привыкла, что Лена поймет, Лена поможет, Лена не обидится.
Но я обиделась. И сделала то, что должна была сделать давно — поставила себя на первое место.
Следующим утром собирала чемодан. Завтра рейс на Санторини. Первый отпуск за шесть лет.
В дверь снова позвонили. На этот раз мама.
— Леночка, впусти маму.
Открыла без цепочки. Мама выглядела постаревшей.
— Максим рассказал… Ирина от него ушла.
— Жаль.
— Как жаль?! Ты семью разрушила!
— Мам, я ничего не разрушала. Ирина ушла не из-за денег. Она поняла, что вышла замуж за маменькиного сыночка, который сам ничего решить не может.
— Но деньги-то можно вернуть!
— А квартиру мне отдадите?
Мама растерянно заморгала:
— Какая квартира? Документы уже оформлены…
— Вот и мои деньги уже потрачены.
— На что?!
— На свою жизнь, мам. Впервые за тридцать лет.
Мама ушла, хлопнув дверью. А я вернулась к чемодану.
На дне шкафа нашла старую фотографию — мы с бабулей возле того самого буфета. Мне лет семь, сижу у нее на коленях. Бабуля улыбается и обнимает меня.
— Помни, Леночка, — говорила она тогда, — семья должна беречь друг друга. А не пользоваться.
Кажется, я единственная запомнила эти слова.
Положила фотографию в сумочку. Завтра она полетит со мной в Грецию.
А Максим пусть ищет того самого мужика, который должен был мне помочь. Только теперь помощь нужна ему самому.
Справедливо, не находите?
