— Ты меня унижаешь, понимаешь? — Артем даже не снял куртку, едва переступив порог. Голос у него дрожал, и Полина впервые за все годы заметила в нем не обиду, а злость. — Жить у жены в квартире — это… это не по-мужски!
Полина молча вытерла руки о полотенце и облокотилась на спинку стула. Она знала, откуда этот разговор. Мать его, Валентина Петровна.
— Опять твоя мама? — спокойно спросила она. — Я ведь сразу сказала: у нас будет своя жизнь. Без подсказок со стороны.
— А почему без? — Артем метнул в нее тяжелый взгляд. — Она мать, ей виднее.
Полина прикусила губу. В висках стучало. Слова «ей виднее» резали слух так же остро, как когда-то слова о том, что квартира «твоя, а не наша».
— А мне не виднее? — тихо спросила она. — Семь лет я пахала, Артем. Отказывалась от отпуска, от новых сапог, от нормальной еды. Я одна вытащила ипотеку. Чтобы у нас был дом. А теперь выходит, что я унижаю тебя тем, что у нас есть крыша над головой?
Артем снял куртку и швырнул на диван. Ткнулся ладонями в лицо. Сел. Долго молчал.
— Ты никогда не поймешь, — наконец сказал он. — Женщины не понимают таких вещей.
Полина хотела засмеяться — горько, в голос. Но смех застрял где-то в груди. Она подошла к нему, хотела коснуться плеча, но он отстранился.
С этого вечера начался отсчет. Она еще не знала — отсчет до конца.
Вечером Полина сидела на кухне одна. Чайник давно остыл. Стены — белые, чистые, обновленные — смотрели на нее пустыми глазами. Казалось, будто квартира все видит и понимает.
Она вспомнила, как мать Артема еще на свадьбе прошипела своей сестре: «Жена мужа к себе забирает — что за порядок?» Тогда Полина сделала вид, что не слышала. Но вот теперь эти слова вернулись.
И еще — Ленино предупреждение. «Такие свекрови не любят делиться. Особенно сыновьями».
Лена всегда видела дальше, чем сама Полина. Но Полина упрямо гнала прочь тревожные мысли, веря, что любовь все вытащит.
Через два дня Артем снова ушел к матери. Полина осталась дома, как всегда. Она не любила оставлять квартиру пустой: словно дом без хозяина быстро остывает, перестает быть домом.
Сидя на диване, она перебирала в руках фотографии — свадебные, поездки, первые праздники. На них Артем был другой. Смеялся, обнимал, смотрел так, что у Полины кружилась голова. И где все это? Неужели всего лишь за месяц мать смогла выжечь в нем все теплое?
Телефон зазвонил. Лена.
— Поль, ну как ты там? — в трубке звучало напряжение.
— Не знаю, Лен, — Полина устало потерла виски. — Он чужой стал. Смотрит так, будто я враг.
— Я же тебе говорила. Его мать вытаскивает из него все силы. Она хочет, чтобы он чувствовал себя должником. И добьется, чтобы ты уступила.
Полина резко поднялась.
— Уступила? Лен, да я семь лет платила за эти стены! Я одна сюда кровь вливала. Я кому теперь должна это отдать? Чтобы его маме спокойно спалось?
— Вот именно, — спокойно сказала Лена. — Ты не должна никому. Но знай: они будут давить. Очень жестко.
На следующий день давление стало явным. Валентина Петровна позвонила сама.
— Полина, — голос ее был холодный, без приветствий. — Нам нужно встретиться.
Полина знала — бежать бессмысленно. Все равно не отвяжется.
У Валентины Петровны было все так же: аккуратный ковролин, тяжелые шторы, запах старого парфюма. Женщина сразу, без лишних разговоров, выложила:
— Если любишь моего сына, перепишешь квартиру на него.
Полина смотрела прямо в глаза свекрови и впервые ощутила, что перед ней не просто женщина, а соперница. Не по возрасту, не по положению, а по влиянию.
— Это мое жилье, — твердо сказала она. — И точка.
— Значит, не любишь. Настоящая жена так не поступила бы.
— Настоящая жена не должна доказывать свою любовь квадратными метрами, — отрезала Полина.
Валентина Петровна усмехнулась и отвернулась к окну.
— Значит, я сделаю так, что он уйдет от тебя.
Полина почувствовала, как сердце ухнуло вниз. Не угроза — обещание.
Вечером Артем вернулся другим. Холодный, чужой, сжатый в комок. Сел на диван, достал телефон.
— Тем, — осторожно начала Полина. — Твоя мама сегодня сказала… чтобы я переписала квартиру на тебя.
Он поднял глаза. И в них Полина увидела — он уже знает. И уже согласен.
— И что в этом такого? — спросил он, пожимая плечами. — Разве имеет значение, на кого оформлено жильё? Маме спокойнее будет.
— А мне нет! — голос Полины дрогнул. — Она сказала, что ты разведешься со мной, если я не соглашусь!
Артем нахмурился.
— Поль, хватит придумывать. Мама просто переживает. Ты сама из нее злодейку делаешь.
Полина опустила руки. Она поняла: Валентина Петровна победила первый раунд.
— Ты понимаешь, что он просто уходит? — соседка Тамара Платоновна стояла в дверях и смотрела на Полину так, будто та была ее родной дочкой, а не соседкой сверху.
Полина только кивнула. Сил объяснять не было. Артем в очередной раз хлопнул дверью и ушел к матери.
— Мужик… — протянула старушка. — Они, знаешь, как мальчишки малые: у кого сильнее голос, того и слушают. Твоя — слабее, его мать — орет. Вот он и тянется туда, где крик громче.
Полина усмехнулась — горько. Слабее? Она семь лет пахала. Сильнее нее — да никто бы не выдержал. Только вот голосу ее он не верил.
— Тамара Платоновна, — тихо сказала она, — а зачем тогда жить с человеком, если он сам не знает, где его дом?
Соседка поправила платок.
— Дом он будет искать всегда. Но если мать решит, что ты ему не пара, то и не найдёт он дорогу к тебе. Тут уж или выгоняй его сама, или жди, пока уйдёт. Но слушай: никогда не делай первый шаг к унижению. Квартира твоя — и точка.
Через неделю к Полине зашла Лена. Прямо с работы — в строгом пиджаке, с замотанной в пучок головой. Бросила сумку на стул и сразу — к делу:
— Ты готова к тому, что будет хуже?
— Куда уж хуже, — устало выдохнула Полина.
— Поль, я серьезно. Его мать давит не только на него, но и на тебя через него. Это психология: она вбивает ему в голову мысль, что мужчина без квартиры — ничто. И он сам начинает в это верить.
— Но ведь это глупость! — вскинулась Полина. — Разве мужчина измеряется квадратными метрами?
Лена только покачала головой.
— В их семье измеряется. И он этого не осознает.
Скандалы стали обычным фоном.
Они начинались из пустяков: чашка не там стоит, носки не так сложены, ужин не по вкусу. Полина старалась молчать, но однажды сорвалась.
— Ты вообще понимаешь, что делаешь? — закричала она. — Ты разрушаешь наш брак своими придирками!
— Я? — Артем вскочил из-за стола. — Это ты разрушила, когда решила быть главной!
— Я хотела, чтобы у нас был дом! Я все сделала для нас!
— Для себя! — рявкнул он. — Всегда только для себя!
В этот момент Полина впервые подумала, что он уже не вернется. Даже если физически останется в квартире — душой он давно ушел.
Неожиданным образом в историю вмешалась еще одна женщина — Ольга, молодая соседка с пятого этажа. Симпатичная, ухоженная, с вечной улыбкой. Полина знала ее поверхностно — здоровались в лифте, пару раз разговаривали о коммунальных счетах.
И вдруг Ольга однажды постучала в дверь.
— Простите, что без предупреждения, — сказала она, переминаясь с ноги на ногу. — Я… случайно слышала ваши ссоры. У нас стены тонкие.
Полина замерла. Неловко. Но Ольга продолжила:
— Понимаете, я тоже через это проходила. Только у меня муж жил у моей мамы. И мать моя меня так же науськивала. Итог — развод. Но главное, что я поняла: пока человек не способен сам решать, кто он и где его дом, он всегда будет искать чужую волю.
Слова чужой женщины вдруг ударили сильнее, чем все речи Лены и Тамары Платоновны вместе. Потому что Ольга говорила без пафоса, спокойно, будто о погоде. Но в глазах ее было что-то узнаваемое — прожитая боль.
Артем же в эти дни будто проверял Полину на прочность. То задерживался у матери на ночь, то приезжал в разгар ночи и требовал ужина. То молчал неделями, а потом устраивал громкие сцены.
— Я устал чувствовать себя гостем! — снова и снова повторял он.
И каждый раз Полина слышала за этими словами голос Валентины Петровны.
Однажды Лена привела Полину в кафе. Села напротив и положила на стол тонкую папку.
— Что это? — насторожилась Полина.
— Консультация у юриста. Я узнала все про твою ситуацию. Слушай внимательно. Никто, кроме тебя, не имеет прав на квартиру. Это твое имущество. Даже если вы разведетесь, он не сможет претендовать.
Полина взяла в руки бумаги, дрожащими пальцами перелистнула. Юридический язык резал глаз, но смысл был ясен: квартира действительно только ее.
— Зачем ты это сделала? — спросила она.
— Чтобы ты перестала бояться. — Лена посмотрела ей прямо в глаза. — Тебя ломают страхом. Но у них нет рычагов, кроме твоих чувств.
Полина вернулась домой с этой папкой, как с щитом. Она положила документы в ящик стола, словно доказательство самой себе: не отдадим.
Артем тем временем сидел в комнате, опять с телефоном.
— Что это у тебя? — спросил он.
— Моя страховка, — коротко ответила Полина. — Чтобы не позволить никому отнять у меня то, за что я жизнь положила.
Он поднял глаза. В них мелькнуло что-то новое — неуверенность. Может быть, страх.
— Ты что, против меня теперь? — тихо спросил он.
— Я за себя, Артем. И за то, чтобы меня уважали.
Эта ночь прошла в тишине. Но тишина была уже другой — натянутой, как струна.
С каждой неделей Артем становился все жестче. Если раньше он хотя бы оправдывался, теперь просто приказывал. «Сделай так», «подай то», «не лезь».
Полина ловила себя на мысли, что ждет, когда он уйдет. Чтобы квартира опять стала ее тихим домом, без чужого крика.
И однажды Артем ушел — и не вернулся ночевать. А утром позвонила Валентина Петровна.
— Ну что, Полина, ты еще думаешь, что удержишь его без квартиры? — в голосе ее звучала победа.
Полина закрыла глаза.
И впервые за все это время в душе у нее не поднялась ни злость, ни страх. Только усталость.
В этот же день в ее жизни появился новый человек — Сергей, брат той самой Ольги с пятого этажа. Высокий, тихий, вдовец с маленькой дочкой. Он зашел помочь сестре чинить дверь, а потом поднялся к Полине — предложил инструменты.
Полина сначала хотела отказаться, но потом неожиданно для себя впустила его в квартиру. Они разговорились.
И Сергей, слушая ее историю, только вздохнул:
— Знаете, в браке главное — это не стены и не метры. Главное — чтобы тебе рядом было спокойно. А у вас война.
Эти слова застряли в Полине, как гвоздь в сердце.
Тем временем Артем принес домой документы на развод. Он не кричал. Просто положил их на стол и сказал:
— Подпишешь, и все будет по-человечески.
Полина посмотрела на бумаги. И вдруг поняла: именно сейчас начинается настоящая битва.
— Подписывай, — Артем отодвинул к ней бумаги. — Так будет лучше для всех.
Полина посмотрела на него внимательно. Чужой человек сидел перед ней. Не тот мальчишка, который однажды приносил ей тюльпаны на работу, не тот мужчина, который на свадьбе шептал ей на ухо, что теперь они всегда будут вместе. Перед ней был человек с холодными глазами, сжатым ртом, человек, в котором больше не осталось тепла.
— Лучше для кого? — тихо спросила она.
— Для нас. Для меня. Для мамы.
Он замялся. «Для мамы» прозвучало честнее всего.
Полина встала, обошла стол и вернула ему папку.
— Артем, я не буду подписывать. Это не твое решение. Это ее решение. Ты — лишь инструмент.
Он вскочил. Лицо его вспыхнуло.
— Не смей так говорить о моей матери! Она всю жизнь мне посвятила!
— А теперь хочет посвятить и мою жизнь себе, — резко перебила его Полина. — Но я ей не дочь. И никогда не буду.
Артем шагнул к ней, будто хотел схватить за руку. Полина не отступила. Смотрела прямо в глаза. И впервые за долгое время не чувствовала страха.
— Убирайся, — сказала она спокойно. — В этой квартире хозяин один. И это не твоя мать. И не ты. Это я.
Артем ушел с хлопком двери. Но на этот раз не было пустоты. Наоборот — тишина стала облегчением. Полина заперла дверь на все замки, подошла к окну и впервые за долгое время вдохнула глубоко.
Она понимала: это еще не конец. Теперь начнется самое тяжелое.
Через неделю ей пришла повестка в суд. Иск подал Артем. Формулировка была примитивная: «развод по причине несовместимости характеров».
Полина сидела с этой бумагой за кухонным столом и не знала — смеяться или плакать. Несовместимость характеров. Семь лет работы, ночи без сна, ипотека, ремонт, совместные мечты — и все это свелось к строчке на белой бумаге.
Лена приехала вечером. Села рядом и забрала повестку из рук.
— Ну, началось, — сказала она. — Но теперь ты хотя бы знаешь, с кем воюешь.
— Он… он ведь тоже мог бы бороться за нас, — прошептала Полина.
— Поль, он не борется. Он сдался. И пошел туда, где легче. У мамы всегда легче. Там не надо быть мужчиной.
Суд назначили через месяц. Полина весь этот месяц жила как на иголках. Она знала: Валентина Петровна не остановится на простой бумаге.
Так и вышло.
За неделю до суда к ней пришла соседка Тамара Платоновна. Постучала в дверь, шепотом позвала:
— Поленька, выйди, у меня разговор.
Полина удивилась, но вышла на лестницу. Тамара Платоновна держала в руках пакет с каким-то журналом.
— Ты только не пугайся, — сказала она. — Но я слышала, как твоя свекровь по телефону кому-то жаловалась, что «невестка-то психическая, орет, бьется». Слышишь? Она уже легенду себе строит.
Полина почувствовала, как по спине пробежал холод.
— Она хочет выставить меня сумасшедшей?
— А что, — пожала плечами старушка. — В наше время так делали: не нравится жена — объявляли истеричкой. И все, муж чист.
В суде все оказалось именно так. Валентина Петровна пришла вместе с сыном. Села рядом с ним, держала за руку, как мальчишку. Когда судья спросил Артема о причинах развода, он промямлил что-то невнятное. А потом встала мать.
— Ваша честь, — произнесла она с видом мученицы, — мой сын мучился в этих стенах. Она давила на него своим характером, унижала, кричала. Он боялся приходить домой. Я мать, я видела все своими глазами.
Полина слушала и не верила ушам.
Когда слово дали ей, она встала. Руки дрожали, но голос прозвучал твердо.
— Уважаемый суд, — сказала она. — Это моя квартира. Я семь лет выплачивала кредит. Никогда не поднимала руку на мужа, не оскорбляла его. Единственная моя «вина» в том, что я оказалась сильнее, чем он и его мать рассчитывали. Но если сила женщины — преступление, тогда мне действительно нечего сказать.
Судья посмотрел на нее долгим взглядом. Потом — на бумаги.
— Имущество в браке не нажито. Квартира принадлежит вам. Разделу не подлежит.
Валентина Петровна побледнела. Артем опустил глаза.
После заседания они столкнулись у выхода. Валентина Петровна шагнула к Полине вплотную.
— Ты думаешь, ты победила? — прошипела она. — Ты у меня еще слезами умоешься.
Полина посмотрела ей прямо в глаза.
— Я уже умывалась. Семь лет. Хватит.
И прошла мимо.
Вечером она вернулась в квартиру одна. На комоде действительно лежали ключи Артема. Пустая половина шкафа зияла чернотой. На кухне его кружка одиноко стояла на сушилке.
Полина села в кресло. Дом молчал. Но это было другое молчание — спокойное, уверенное.
Зазвонил телефон. Сергей, сосед.
— Полина, вы как? — осторожно спросил он.
— Живу, — сказала она. И впервые за долгое время почувствовала, что это слово имеет вес.
На следующий день она вышла во двор. Тамара Платоновна сидела на скамейке, кормила голубей. Ольга играла с племянницей. Сергей чинил велосипед дочке. Все было просто, буднично, по-живому.
Полина остановилась и вдруг поняла: жизнь продолжается. Без Артема, без его матери, без их криков и угроз. Квартира осталась за ней. Но важнее — осталась она сама.
И в этом была настоящая победа.
