Я стояла в прихожей квартиры старшего сына с чемоданом в руках и пыталась понять, куда деть пальто. Игорь обнял меня быстро, по-мужски неловко, и сразу отошёл к двери — телефон звонил не переставая. Наташа вышла из кухни, вытирая руки о полотенце.
— Галина Сергеевна, как доехали? Устали небось? — Она улыбалась, но глаза смотрели куда-то мимо. — Вот сюда вешайте, на соседний крючок, там у Игоря куртка висит.
Из комнаты выглянул Миша, мой восьмилетний внук. Увидел меня, сразу спрятался обратно. Соня, младшая, вообще не вышла. Слышала только её тонкий голосок: «Мама, а кто это?»
Пахло чужим — стиральным порошком с запахом яблок, каким-то освежителем воздуха. В моей квартире всегда пахло просто чистотой. Здесь было слишком много запахов сразу.
— Мам, ты пока располагайся, — Игорь кивнул в сторону дальней комнаты. — Мне сейчас нужно по делам отойти. Наташ, покажешь всё?
Невестка молча взяла мой чемодан. Я пошла следом, разглядывая их жизнь: детские рисунки на стене, фотографии в рамках, полка с книгами. На одной фотографии — Наташины родители с внуками на даче. Все улыбаются.
Комната оказалась маленькой, но чистой. Диван застелен свежим бельём, на тумбочке — лампа. Наташа поставила чемодан у стены, поправила покрывало.
— Если что-то не так — говорите сразу, — сказала она. — Всё сделаем. Вы тут осваивайтесь потихоньку, ладно? Только у нас тут режим строгий, дети привыкли.
Она вышла, прикрыв дверь. Я села на край дивана. Постель была жёсткой, непривычной. За стеной слышались голоса — Игорь говорил что-то быстро, Наташа отвечала тише. Разобрать слова не получалось, но интонация читалась чётко: она была недовольна.
Главное — не мешать, — подумала я. Прожить неделю тихо, помочь с внуками, может, с уборкой. Покажу, что я не обуза.
Развод с мужем случился два месяца назад. Всё произошло быстро и буднично — он собрал вещи, сказал, что устал, что хочет пожить для себя. Мне осталась двухкомнатная квартира и тишина, которая давила по вечерам. Игорь позвонил через неделю после того, как узнал. Сказал: «Мам, приезжай к нам, погостишь, отвлечёшься». Я обрадовалась тогда. Думала — вот оно, поддержка, семья.
Из кухни донёсся приглушённый голос Наташи:
— А ты не знаешь, это надолго?
Игорь что-то ответил — не расслышала. Потом хлопнула дверь, и в квартире стало тихо.
Я достала из сумки домашние тапочки, переоделась. На тумбочке стояла чашка — белая, с отбитой ручкой. Видимо, специально поставили для меня. Остальная посуда, что я видела мельком на кухне, была целой, из одного сервиза.
Ничего, — сказала я себе. Главное — что пригласили.
Первые дни прошли в странном полусне. Я просыпалась рано — всю жизнь привыкла вставать в шесть. Шла на кухню, ставила чайник. Наташа выходила через полчаса, уже причёсанная, в халате. Здоровалась коротко, начинала готовить завтрак детям. Я пыталась помочь — намазать хлеб маслом, налить сок. Она улыбалась натянуто:
— Спасибо, Галина Сергеевна, я сама. Не утруждайтесь.
Игорь завтракал молча, уткнувшись в телефон. Целовал детей, кивал мне на прощание и уходил на работу. Наташа собирала Мишу в школу, Соню — в садик. Я оставалась одна до обеда.
Квартира пустела, и я бродила по комнатам, не зная, чем заняться. Телевизор смотреть не хотелось. Книгу читать — не шло. Я мыла посуду, которую оставляли после завтрака, вытирала стол. Один раз попыталась пропылесосить — Наташа вернулась и сказала:
— Ой, вы что! Не надо, я сама вечером. У нас тут свой порядок.
Я отставила пылесос и больше не трогала.
После обеда забирала Соню из садика. Это было единственное, что мне разрешалось делать без оговорок. Внучка брала меня за руку, шла рядом, рассказывала что-то про воспитательницу и подружек. Я слушала, кивала, радовалась, что хоть так могу быть полезной.
Дома Соня убегала к матери. Я садилась в своей комнате, листала телефон. Вечером приходил Миша из школы, ужинали все вместе. За столом разговоры шли в основном между Игорем и Наташей — про работу, про планы на выходные. Дети перебивали, просили то одно, то другое. Я сидела с краю, ела молча.
Однажды после ужина Миша прибежал ко мне с конструктором.
— Бабушка, поиграешь со мной?
Я обрадовалась. Села на пол рядом с ним, стала помогать собирать башню. Миша объяснял, куда какую деталь ставить, смеялся, когда что-то падало. Соня прибежала тоже, принесла своих кукол. Мы сидели втроём, играли, и на душе потеплело впервые за эти дни.
Через полчаса в комнату заглянула Наташа.
— Миш, Сонечка, пойдёмте какао пить, — позвала она. — Бабушка наверно уже устала.
Дети мгновенно вскочили и убежали. Наташа задержалась на пороге, посмотрела на меня:
— Галина Сергеевна, вы не обижайтесь. Просто у нас режим. Они перед сном должны успокоиться, а то потом их не уложишь.
Я кивнула. Она ушла, прикрыв дверь. Я осталась одна среди разбросанных деталей конструктора. В руках ещё оставалось тепло от Мишиных липких ладошек — он ел перед игрой яблоко.
Не лезь, — сказала я себе. Они живут своей жизнью. Ты здесь — гость.
На четвёртый день случился завтрак, который всё изменил.
Я вышла на кухню в семь утра. Наташа уже стояла у плиты, жарила яичницу. Игорь сидел за столом с телефоном. Я села на своё место — с краю, у окна. Наташа поставила передо мной тарелку, налила чай в ту самую чашку с отбитой ручкой.
— Вам сахар нужно? — спросила она.
— Спасибо, я сама.
Игорь оторвался от экрана:
— Мам, как спалось?
— Хорошо, — соврала я.
Наташа села напротив, придвинула к себе тарелку. Начала есть, не поднимая глаз. Игорь снова уткнулся в телефон. Я пила чай и смотрела в окно. На улице шёл дождь.
— Игорь, ты не забыл, что в субботу к риелтору? — вдруг сказала Наташа.
— Помню, — кивнул он.
— Надо же уже решать с обменом. Родители спрашивают, когда мы определимся.
Я подняла глаза. Игорь отложил телефон, потёр переносицу.
— Наташ, давай не сейчас.
— Почему не сейчас? — Она посмотрела на него, потом скользнула взглядом по мне. — Галина Сергеевна же не чужая. Мы вот думаем дом купить за городом. Две наши квартиры поменять на большой дом с участком. Родители мои переедут к нам, им уже тяжело одним. В течение 5 лет максимум это надо решить.
Я держала чашку обеими руками. Чай был горячий, обжигал пальцы.
— Это хорошо, — сказала я. — Родителям рядом с детьми лучше.
Наташа улыбнулась:
— Вот и я так думаю. Мама мне столько помогает — и с детьми, и по хозяйству. Будем вместе, очень здорово будет.
Игорь молчал. Я смотрела на него, ждала, что он скажет что-то про меня. Что спросит, где я буду жить, как я справлюсь одна. Но он только кивнул:
— Ну да. Посмотрим варианты в субботу.
Наташа встала, начала убирать со стола. Я допила чай. Он стал совсем холодный.
Про меня никто не сказал ни слова, — подумала я. Будто меня нет.
Вечером того же дня позвонила сестра Люба. Я сидела в своей комнате, смотрела в потолок. Телефон завибрировал — имя сестры высветилось на экране. Я взяла трубку.
— Ну что, как ты там? — Люба говорила громко, как всегда. На фоне слышался телевизор. — Обжилась у Игорька?
— Нормально, — ответила я. — Тихонько живём.
— Тихонько — это хорошо или плохо? — Сестра засмеялась. — Ты мне давай честно. Как невестка? Рада тебе?
Я помолчала. В горле встал комок.
— Люба, она просто… они живут своей жизнью. У них свои планы.
— Ага, — протянула сестра. — Я так и знала. Слушай, Галь, я тебе сто раз говорила: с сыновьями в старости — беда. Надо было дочку родить. Вот у меня Ленка — я к ней в любой момент приду, всегда мне рады. Дочь — это опора. А сыновья… они чужим людям достаются. Жёнам своим. Ты сама виновата, что второго сына родила, а не дочь.
Я сжала телефон. Слова сестры резали, как нож.
— Люба, что за глупости.
— Какие глупости? — Она рассмеялась опять, но смех был колкий. — Ты вот сейчас где? У сына на птичьих правах сидишь. А могла бы у дочери быть как дома. Делай выводы, Галечка. Я в твои годы каждый вечер с внуками. Ленка меня не выгонит никогда.
Я положила трубку, не попрощавшись. Руки дрожали. В висках стучало.
Может, она права? — подумала я. Может, я и правда сама виновата?
За стеной засмеялись дети. Потом хлопнула дверь — Игорь пришёл с работы.
Я легла на диван, закрыла глаза. Спать не хотелось. Хотелось просто исчезнуть.
На шестой день был ужин, после которого я поняла — оставаться здесь больше нельзя.
Мы сидели за столом — вся семья. Наташа приготовила курицу с картошкой. Дети ели шумно, Соня размазывала подливу по тарелке. Игорь рассказывал что-то про работу. Наташа слушала, кивала, подливала детям компот.
Я сидела с краю и ковыряла вилкой картошку. Есть не хотелось.
— Игорь, а Серёга звонил? — спросила вдруг Наташа. — Про тот дом, что мы смотрели?
Игорь кивнул:
— Говорит, вариант хороший. В выходные съездим ещё раз, с родителями твоими. Пусть посмотрят, оценят.
— Точно, — обрадовалась Наташа. — Мама уже спрашивает, когда переезжать будем. Ей не терпится.
Миша поднял голову:
— А дедушка с бабушкой будут с нами жить?
— Конечно, — улыбнулась Наташа. — Будем все вместе. Тебе же будет хорошо, правда?
Миша задумался, потом посмотрел на меня:
— А бабушка Галя тоже будет с нами жить?
Повисла тишина. Игорь поперхнулся, откашлялся. Наташа перестала улыбаться. Она посмотрела на сына, потом на меня. В её глазах мелькнуло что-то — раздражение? Смущение?
— Нет, Мишенька, — сказала она мягко. — Бабушка Галя будет жить у себя. У неё же своя квартира есть.
Миша нахмурился:
— А почему?
— Потому что так удобнее, — быстро ответила Наташа. — Бабушке Гале у себя лучше. Правда ведь, Галина Сергеевна?
Она посмотрела на меня. Я кивнула. Слов не было.
Игорь встал из-за стола:
— Всё, я пошёл на балкон, покурю.
Он вышел. Дети снова уткнулись в тарелки. Наташа начала убирать посуду. Я сидела не двигаясь.
Всё решено, — думала я. Давно уже решено. Обо мне даже не думали.
Кровь стучала в висках. Руки сжались в кулаки под столом — пальцы побелели.
Я здесь никто.
Ночью я не спала. Лежала на диване, смотрела в темноту. За стеной что-то говорили Игорь с Наташей — тихо, неразборчиво. Потом стихло.
Я встала, включила лампу. Достала из шкафа свой чемодан, начала складывать вещи. Медленно, аккуратно. Рубашки, кофты, брюки. Всё, что взяла с собой неделю назад.
На дне сумки нащупала что-то мягкое. Вытащила — старый шарф. Серый, вязаный. Он пах одеколоном бывшего мужа. Я не сразу поняла, откуда он здесь взялся, потом вспомнила — собирала вещи второпях после развода, видимо, случайно положила.
Я прижала шарф к лицу. Запах ударил в нос — резкий, чужой. Я задохнулась, отбросила его на пол.
Прошлое, — подумала я. Всё прошлое. И муж, и семья, и дом. Меня нигде нет.
Я подняла шарф, положила в пакет. Выброшу потом, на выходе.
Закрыла чемодан. Сидела на краю дивана, смотрела на закрытую дверь. Хотелось плакать, но слёз не было.
Пошла на кухню. В раковине стояла та самая чашка с отбитой ручкой. Я вымыла её, вытерла, открыла шкаф. Поставила на самую верхнюю полку, куда не достать без табуретки.
Пусть стоит, — подумала я. Никому не мешает.
Вернулась в комнату. Села на диван. Ждала утра.
Утром я вышла из комнаты с чемоданом. В квартире было тихо. Игорь вышел из спальни, увидел меня с вещами — остановился.
— Мам, ты куда?
— Домой, — сказала я. — Спасибо вам за всё.
Он подошёл ближе, нахмурился:
— Как это домой? Ты же на две недели приехала.
— Я знаю. Но мне пора.
— Мам, ты что, обиделась?
Я посмотрела на него. Глаза у Игоря были сонные, растерянные. Он не понимал. Искренне не понимал.
— Нет, — сказала я. — Не обиделась. Просто мне пора.
Наташа вышла из кухни, вытирая руки о полотенце. Увидела чемодан, подняла брови:
— Галина Сергеевна, что-то случилось?
— Ничего. Мне домой нужно.
Она переглянулась с Игорем. Он пожал плечами. Наташа кивнула:
— Ну, если решили… Игорь, проводи маму хотя бы.
— Не надо, — сказала я. — Сама дойду.
Я надела пальто, взяла чемодан. Игорь стоял посреди прихожей, смотрел на меня. Наташа ушла обратно на кухню.
— Мам, ты правда не обиделась? — спросил он тихо. — Если что не так — скажи.
Я обняла его. Он обнял в ответ — неловко, быстро.
— Всё хорошо, сынок, — сказала я. — Береги семью.
Вышла на лестничную площадку. Дверь закрылась за спиной. Я стояла, держась за ручку чемодана. В груди было пусто.
Спустилась вниз. В подъезде пахло сыростью. У двери стояла урна, переполненная мусором. Я вышла на улицу.
Ветер ударил в лицо — холодный, резкий. Я зажмурилась. Потом распрямила плечи, пошла к остановке.
За спиной хлопнула дверь подъезда. Обернулась — бежал Миша. В пижаме и тапочках.
— Бабушка! — крикнул он. — Бабушка, стой!
Я остановилась. Он подбежал, схватил меня за руку:
— Ты вернёшься ещё? Ко мне?
Я присела, обняла его. Он был тёплый, пах детским мылом.
— Может быть, Мишенька, — сказала я. — Когда-нибудь.
— Обязательно приезжай! — Он крепко прижался ко мне. — Я тебя люблю, бабушка.
Я поцеловала его в макушку. Отпустила. Он побежал обратно — маленький, в пижаме, по холодному асфальту.
Я пошла дальше. В кармане завибрировал телефон. Достала — сообщение от младшего сына, Саши: «Мама, как дела? Позвони, когда будет время».
Я убрала телефон. Шла, не оглядываясь.
Остановка была пустая. Я села на лавочку, поставила чемодан рядом. Ветер трепал волосы. В кармане нащупала что-то маленькое, твёрдое. Вытащила — пластмассовая игрушка, маленькая машинка. Соня, наверное, сунула когда-то, когда я забирала её из садика.
Я сжала машинку в ладони. Пластик был тёплый.
Я больше не мама, — подумала я. Я просто женщина. Одна. Но это моя жизнь.
Подъехал автобус. Я встала, взяла чемодан. Села у окна. Автобус тронулся.
Я смотрела на дома за окном, на серое небо, на людей на остановках. Впереди была моя пустая квартира. Тишина. Одиночество.
Но это была только моя тишина. Только моё одиночество.
