— Ларка, ну ты даёшь! — Тамара открыла дверь, увидела сестру с сумкой и сразу же обняла. — Заходи быстрее, на лестнице холодно.
Лариса прошла в квартиру, скинула ботинки, опустилась на диван в прихожей. Сил не было даже дойти до кухни. Тамара присела рядом, взяла её за руку.
— Рассказывай.
Читайте начало этой истории здесь>>>
И Лариса рассказала. Всё. Про молчание, про свекровь, про семейный совет и дачу. Про то, как Кирилл просил денег на машину, а Раиса Фёдоровна учила её жить. Про то, как Виктор ни разу не встал на её сторону. Говорила долго, сбивчиво, иногда останавливаясь, чтобы справиться с подступающими слезами.
— Я столько лет молчала сама, Тома, — закончила она. — Думала, что если не жаловаться, то всё само наладится. А оно не наладилось. Только хуже стало.
Тамара молчала несколько секунд, глядя на неё с таким выражением лица, будто не узнавала.
— Ларка, — медленно произнесла она. — Как ты это вообще выдержала? Столько лет? И главное — виду никогда не подавала! Ты же мне всегда рассказывала, как у вас всё хорошо! Как Витя внимательный, как вместе на дачу ездите… Я думала, у тебя идеальная семья!
— Я сама так думала, — Лариса вытерла глаза. — Пока свекровь жила далеко. А потом она переехала, и всё посыпалось. Но я тебе не говорила, потому что… стыдно было. Признаться, что у меня не семья, а какой-то кошмар.
— Стыдно? — Тамара всплеснула руками. — Ларка, это же я! Твоя сестра! Ты мне должна была сразу сказать! Мы бы раньше решили всё это!
— А что дальше? — Лариса посмотрела на сестру. — Мне страшно, Тома. Мне почти пятьдесят. Куда я пойду? Как буду жить?
— К адвокату пойдёшь, — твёрдо сказала Тамара. — Завтра же. У меня есть знакомый, Григорий Семёнович Малышев, очень грамотный. Он поможет с разводом и разделом имущества. А жить будешь у меня, пока всё не решится. Места хватит.
— Спасибо, — прошептала Лариса.
Они просидели на кухне до полуночи, пили чай, вспоминали детство, родителей. Тамара рассказывала про свой развод десять лет назад, как было тяжело, но потом стало легче. Лариса слушала и думала, что, может быть, действительно всё будет хорошо. Когда-нибудь.
На следующий день после работы она поехала к адвокату. Григорий Семёнович Малышев принял её в кабинете на третьем этаже бизнес-центра «Панорама». Мужчина лет шестидесяти, с седой аккуратной бородкой и внимательными глазами за очками.
— Тамара звонила, всё рассказала, — он протянул ей руку. — Присаживайтесь. Документы принесли?
Лариса достала папку, положила на стол. Адвокат внимательно изучил договор дарения на дачу, выписку из ЕГРН, документы на квартиру.
— С дачей всё просто, — сказал он, откладывая бумаги. — Это ваша личная собственность. Имущество, полученное в дар, не делится при разводе. Муж на неё претендовать не может.
— А квартира?
— Сложнее. Она куплена в браке — формально совместная. Скажите, у вас есть какие-то документы, подтверждающие, что ваши родители вкладывали деньги в покупку? Договор дарения денежных средств, расписка, банковские переводы?
Лариса растерянно покачала головой.
— Я даже не знаю… Наверное, нет. Это было двадцать лет назад. Родители просто дали деньги на первоначальный взнос, но никаких бумаг мы не оформляли.
Григорий Семёнович вздохнул.
— Тогда сложно. Без документов доказать, что это были именно их средства, практически невозможно. Квартира будет делиться как совместно нажитое имущество. Либо продадите и разделите деньги пополам, либо один выкупит долю другого. Но дача — она ваша, это точно. Главное, не поддавайтесь на давление.
Лариса вышла от адвоката с чувством, что наконец-то делает что-то правильное. Впервые за долгое время.
Виктор начал звонить на следующий день. Раз пять подряд. Лариса не брала трубку. Потом позвонила Раиса Фёдоровна. Лариса заблокировала номер после второго звонка. Кирилл написал в мессенджере: «Мам, что ты? Папа измученный ходит. Бабушка говорит, ты эгоистка». Она не ответила.
На четвёртый день, когда Лариса выходила с работы, у дверей автосалона стояла Раиса Фёдоровна. Лицо злое, сумка сжата в руках.
— Лариса! Семью разрушаешь из-за дачи?!
Коллеги обернулись. Клиенты замерли. Лариса почувствовала, как краснеет лицо.
— Раиса Фёдоровна, уходите.
— Не уйду! Витя без тебя пропадёт! А ты его бросаешь! Неблагодарная!
— Что он для меня сделал? — Лариса остановилась. — Скажите мне, Раиса Фёдоровна. Что именно?
— Ты… ты его не цениш! Он тебя содержал!
— Я работаю. Двадцать лет в одном месте. Мы вместе эту квартиру выплачивали. А вы приехали и начали делить то, что вам не принадлежит.
— Как ты смеешь! Я — его мать! Я всю жизнь ему отдала, а ты…
— А я что? — Лариса сделала шаг вперёд. — Я двадцать семь лет была его женой. Рожала, растила сына, работала, терпела. А вы переехали сюда и решили, что всё теперь ваше.
Ирина, коллега, вышла и взяла Ларису под руку.
— Идём. А вы уходите, пока охрану не вызвали.
Раиса побледнела, развернулась и ушла. Лариса стояла, чувствуя дрожь в коленях.
— Спасибо, — прошептала она.
— Пошли, провожу до метро, — Ирина обняла её за плечи.
По дороге Лариса рассказала всё. Ирина слушала, качая головой.
— Я разводилась пять лет назад. Думала, не выживу. А сейчас живу одна, счастлива. Первое время тяжело. Потом — легче. Поверь.
Вечером Кирилл написал: «Мам, бабушка звонила. Говорит, ты её при всех опозорила. И про папу рассказывала — говорит, он совсем плохой. Может, и правда стоит поговорить?»
Лариса набрала ответ: «Кирилл, я подала на развод. Окончательно. Хочешь говорить — приезжай. Адрес у тёти Тамары».
Ответа не было.
Прошла неделя. Лариса жила у Тамары, ходила на работу, возвращалась, ужинала молча. Сестра не лезла с расспросами, просто была рядом. По ночам Лариса лежала на диване, смотрела в потолок и вспоминала. Как Виктор дарил ей цветы на первом свидании. Как они выбирали квартиру, стояли посреди пустых комнат и мечтали о будущем. Как он держал её за руку в роддоме, когда родился Кирилл. Двадцать семь лет. Неужели всё это было зря?
Она плакала тихо, чтобы Тамара не услышала. Утром умывалась холодной водой, красила глаза и шла на работу. Улыбалась клиентам. Продавала машины. Жила.
Григорий Семёнович готовил документы к суду. Звонил, уточнял детали, предупреждал: «Будут пытаться вас очернить. Говорить, что вы плохая жена, плохая мать. Не реагируйте. Держитесь спокойно».
На десятый день вечером в дверь позвонили. Тамара открыла — на пороге стоял Кирилл. Худой, осунувшийся, с тёмными кругами под глазами.
— Можно войти? — спросил он тихо.
Лариса кивнула. Они сели на кухне. Кирилл долго молчал, вертел в руках телефон.
— Я был у отца, — наконец сказал он. — Бабушка звонила, говорила, что он совсем плохой. Приехал — сидит в кресле, не бреется, ничего не ест. Бабушка вокруг него вьётся, командует: это съешь, это не трогай, туда не звони. Как маленького ребёнка.
Он поднял глаза на мать.
— Я её спросил: зачем ты мне про дачу говорила? Зачем сказала, что это общее имущество? Она так разозлилась. Начала орать, что я неблагодарный, что она для меня старалась, чтобы машину купил. Что ты, мам, эгоистка. Что бросила семью.
— И ты ей поверил? — спросила Лариса.
— Нет, — он покачал головой. — Я увидел. Как она им манипулирует. Папа даже слова сказать не может — она за него отвечает. Говорит: «Витенька так думает, Витенька так хочет». А он сидит и молчит. Как всегда молчал.
Лариса почувствовала, как что-то сжимается в груди.
— Я с ним поговорил, — продолжал Кирилл. — Когда бабушка ушла в магазин. Спросил: пап, ты правда хочешь развода? Ты правда хотел дачу продать? Он… он сказал, что не знает. Что мать убедила его, что так будет правильно. Что ты слишком самостоятельная стала, что надо тебя «на место поставить».
— На место, — повторила Лариса. Горько усмехнулась.
— Мам, я понимаю, почему ты ушла, — Кирилл протянул руку через стол, коснулся её пальцев. — Прости меня. Я повёлся на бабушкины слова. Думал только о машине, о себе. Не подумал, что тебе больно.
Лариса сжала его руку. Впервые за десять дней слёзы были не от боли, а от облегчения.
— Спасибо, — прошептала она.
Кирилл ушёл поздно вечером. Обнял её на прощание крепко, по-настоящему. Лариса стояла у окна и смотрела, как он садится в машину. Впервые за долгое время она почувствовала, что не одна.
Следующие две недели тянулись медленно. Григорий Семёнович позвонил пару раз — уточнил адрес суда, время, напомнил взять паспорт и документы на дачу. Предупредил, что свекровь, скорее всего, придёт, что адвокат Виктора постарается её выставить в плохом свете. Лариса слушала и отвечала коротко. Волновалась, но держалась.
В день заседания она пришла в здание суда с Григорием Семёновичем, села на деревянную скамью в небольшом зале. Напротив — Виктор с адвокатом. Рядом с ним — Раиса Фёдоровна, вся в чёрном, с кислым лицом.
Судья — женщина средних лет — изучала документы, задавала вопросы. Адвокат Виктора настаивал на том, что дача является совместно нажитым имуществом, поскольку использовалась обоими супругами. Что Виктор вкладывал средства в её содержание и ремонт.
Григорий Семёнович спокойно предъявил договор дарения, выписку из ЕГРН.
— Дача получена моей доверительницей в дар от родителей. Согласно статье 36 Семейного кодекса, имущество, полученное одним из супругов в дар, является его личной собственностью и разделу не подлежит. Что касается вложений ответчика в ремонт — никаких документальных подтверждений не представлено.
Судья внимательно изучила договор дарения, посмотрела на Виктора.
— У вас есть доказательства произведённых вложений?
Виктор молчал. Адвокат пролистал папку, развёл руками.
— По квартире стороны готовы заключить мировое соглашение, — продолжил Григорий Семёнович, передавая судье документ. — Квартира остаётся за ответчиком, истица получает денежную компенсацию в размере половины её рыночной стоимости.
Виктор кивнул. Раиса Фёдоровна дёрнула его за рукав, зашептала что-то, но он не отреагировал.
Судья ещё раз перелистала документы, посмотрела на Ларису.
— Вы согласны с условиями мирового соглашения?
— Да.
— Решение суда, — судья отложила бумаги. — Брак между Ларисой Викторовной и Виктором Павловичем расторгнуть. Дачный участок в садовом товариществе «Ромашка» признать личной собственностью Ларисы Викторовны. Мировое соглашение по разделу квартиры утвердить.
Лариса выдохнула. Всё кончено.
Они вышли из здания суда молча. Григорий Семёнович пожал ей руку на прощание, напомнил, что решение вступит в силу через месяц, что деньги за квартиру Виктор должен перевести в течение трёх месяцев. Лариса кивнула, но почти не слышала. Она смотрела на серое осеннее небо и думала, что теперь всё по-настоящему кончено.
Виктор стоял у входа, один. Раиса Фёдоровна уже ушла — Лариса видела, как свекровь демонстративно развернулась и зашагала к остановке, даже не попрощавшись с сыном. Виктор курил, глядя в сторону. Постарел. Плечи ссутулились, в волосах появилась седина.
Лариса прошла мимо. Не оглянулась.
Прошло два месяца. Виктор перевёл компенсацию — ровно половину стоимости квартиры. Лариса нашла однокомнатную на окраине, недалеко от метро. Небольшая, светлая, с окнами на юг. Своя. Кирилл помог с переездом, таскал коробки, собирал мебель, шутил. Привёл девушку Катю — худенькую, с короткими волосами, в очках. Девушка смотрела на Ларису с любопытством и осторожностью, будто боялась сказать что-то не то.
— Кирюша много про вас рассказывал, — сказала она за чаем на новой кухне. — Говорит, вы очень сильная.
Лариса усмехнулась. Сильная. Она не чувствовала себя сильной. Просто делала, что нужно.
Весной Лариса впервые поехала на дачу. Открыла калитку — территория заросла бурьяном, дорожки покрылись мхом. Она зашла в дом. Пахло сыростью и старым деревом. На столе стояла рамка с фотографией — её родители, молодые, улыбающиеся, на фоне яблони.
Лариса провела пальцем по пыльному стеклу. Села на старый стул, закрыла глаза. Здесь было тихо. Здесь можно было дышать.
Она приезжала каждые выходные. Косила траву, чинила забор, убирала в доме. Кирилл приезжал с Катей — помогали, жарили шашлыки, сидели до темноты на веранде. Говорили обо всём и ни о чём.
Однажды в субботу утром на дачу приехал Виктор. Лариса поливала грядки, услышала шум мотора, обернулась — его старая машина въезжала во двор. Кирилл вылез из салона, помахал рукой. Виктор вышел следом, неловко стоял у калитки.
— Привет, — сказал он. — Кирилл позвал. Говорит, забор надо доделать.
Лариса вытерла руки о фартук. Посмотрела на бывшего мужа. Он избегал её взгляда.
— Доски в сарае, — сказала она. — Инструменты там же.
Они работали молча. Виктор чинил забор, Кирилл помогал, Лариса готовила обед на веранде. Катя накрывала на стол. Всё было странно обыденно.
За обедом Виктор наконец заговорил.
— С матерью я почти не общаюсь, — сказал он, разламывая хлеб. — После суда она требовала, чтобы я подал апелляцию, боролся за дачу дальше. Я отказался. Сказал, что всё законно, что я не буду это продолжать. Она назвала меня предателем. Мы… отстранились друг от друга. Я переосмыслил многое. Понял, как она мной манипулировала всю жизнь. Мне без этого легче.
Лариса молчала.
— Я не знал, что она такая, — продолжал он, глядя в тарелку. — Вернее, знал. Но не хотел видеть. Проще было молчать, чем спорить. Извини.
— За что? — спросила Лариса.
— За всё. За то, что не слышал тебя. За то, что позволял ей. За дачу. За молчание. — Он поднял глаза. — Я понял, когда ты ушла. Но было поздно.
Лариса отпила воды. Посмотрела на яблоню за окном.
— Да. Было поздно.
Они не обнялись. Не простили друг друга показной сценой. Просто сидели за столом, ели, изредка переглядывались. Кирилл с Катей молчали, чувствуя напряжение.
Виктор уехал вечером. Но на следующие выходные приехал снова. Починил крыльцо. Потом — водопровод. Потом просто приезжал, пил чай на веранде, разговаривал с Кириллом о работе, о машинах, об обычных вещах. С Ларисой почти не говорил. Но смотрел иначе. С уважением. Может, впервые за двадцать семь лет.
Однажды Лариса сидела на веранде одна, смотрела на закат. Виктор подошёл, присел на ступеньки.
— Мы могли бы всё исправить? — спросил он тихо.
Лариса покачала головой.
— Нет, Витя. Мы уже другие люди. Я — точно.
— Я тоже, — он вздохнул. — Наверное, так и должно было быть. Чтобы я наконец повзрослел.
Она улыбнулась. Первый раз за долгое время — без горечи.
— Никогда не поздно.
Семья не вернулась в прежнее состояние. Она стала другой. Лариса жила в своей квартире, работала, строила свою жизнь. Кирилл женился на Кате через год, они приезжали на дачу с ночёвками, помогали по хозяйству. Виктор тоже приезжал иногда — чинил что-то, оставался на ужин, но уезжал домой, в ту самую квартиру на Профсоюзной, где жил один и выплачивал кредит, который брал для компенсации Ларисе.
Они больше не были мужем и женой. Но научились разговаривать без ненависти и обид. Научились быть просто людьми, которые когда-то любили друг друга и теперь могли сидеть за одним столом.
И этого было достаточно.
