— Аня, ты не понимаешь, — голос Натальи Ивановны дрожал, но не от слёз, а от злости. — Тут вопрос жизни и смерти.
— Нет, Наталья Ивановна, — тихо, почти шёпотом, но твёрдо сказала Анна. — Тут вопрос моей жизни. Моей, понимаете?
Они сидели в гостиной, и воздух там был какой-то густой, вязкий. Вдвоём с Мариной — у той размазанная тушь, глаза красные, руки мелко трясутся, хотя Анна подозревала, что это дрожь не от страха, а от привычки — так всегда выглядели те, кто слишком долго жил в долг, постоянно в ожидании звонка или визита чужих людей.
Марина держала на коленях какие-то бумаги, скомканные, в жирных пятнах — видно, в кафе сидела или в электричке. Анна старалась не смотреть на них: на каждой странице стояла сумма, которую невозможно даже осознать. Два миллиона восемьсот тысяч. Для Марины — цифра. Для Анны — конец.
— Мы семья, — повторила Наталья Ивановна, откидываясь на спинку дивана. Слово «семья» в её устах звучало как приговор, как дубинка, которой били по голове. — А семья должна помогать.
Анна отвернулась к окну. Двор был знакомый, почти родной: деревья подперты подпиленными палками, качели скрипят, соседка опять сушит на верёвке растянутые мужские футболки. Этот двор она знала лучше, чем себя. В нём было всё её прошлое — ссор с Игорем, первых шагов соседских детей, праздников, запаха шашлыка по весне. И вот эти люди пришли требовать: отдай.
— Вы даже не понимаете, что просите, — произнесла Анна, не поднимая глаз. — Это не квартира. Это мой дом. Это память о моих родителях.
Марина всхлипнула и сунула нос в носовой платок, который измяла уже до тряпки.
— Аня, я… я не хотела так. Всё вышло случайно. Если б зарплату подняли, я бы сама справилась…
— Сама? — Анна резко повернулась к ней. — Ты снимала жильё дороже своей зарплаты. Ты жила в кредит. Какая же «сама»?
Марина молчала, прижимая платок к лицу. За неё ответила Наталья Ивановна:
— Сынок разберётся. Он поймёт, что правильно. Игорь не допустит, чтобы сестру сгноили в тюрьме.
Слово «сгноили» прозвучало липко, тяжело. Анна почувствовала, как у неё похолодели пальцы.
В этот момент дверь хлопнула. Игорь вошёл, и будто сразу весь воздух ушёл из комнаты. Он увидел мать, сестру, жену. И понял всё.
— Здравствуйте, — сказал он тихо.
— Сынок, садись, — Наталья Ивановна похлопала по дивану рядом. — Дело срочное.
Анна смотрела на мужа, и внутри всё кричало. Она вдруг поняла, что он давно в курсе. Этот виноватый взгляд, суетливое «в общих чертах знаю». Он знал всё и молчал.
— Игорь, скажи мне прямо, — её голос звучал резче, чем она рассчитывала. — Ты готов продать квартиру?
Он сглотнул. Опустил глаза.
— Аня… это же моя сестра.
Эта фраза отозвалась в ней, как удар в грудь. «Сестра». А она кто? Та, с которой он живёт восемь лет? Та, с кем он ест по утрам кашу и смотрит вечером новости? Она в его системе координат — никто?
— Значит, — сказала Анна медленно, — ты готов, чтобы я осталась без дома?
Муж молчал. Наталья Ивановна подхватила:
— Не будь эгоисткой, Аня. Ты же умная женщина, бухгалтер. Должна понимать: есть живой человек, есть ребёнок. А кирпичи — это всего лишь кирпичи.
Анна встала. Она не любила громких слов, не любила резких движений. Но сейчас в ней будто что-то прорвалось.
— Хватит! — сказала она. — Я не позволю решать мою жизнь за меня.
Марина всхлипнула громче.
— Я умоляю… Коллекторы придут снова, они уже знают, где я живу. Они угрожали Диме.
И тут впервые в разговор вмешался неожиданный голос.
— Они и ко мне приходили, — раздалось из прихожей.
Все обернулись. В дверях стояла Валентина Павловна, соседка с пятого этажа. Маленькая, сухонькая, в домашнем халате и с неизменным авоськой в руке. Она заглянула «по-соседски», услышала крики и не удержалась.
— Ко мне эти ваши «гости» приходили, — повторила она. — В дверь стучали, спрашивали, где живёт Марина. Я им сказала: ищите по запаху. Воняет от вас так, что весь подъезд знает, чем дышите.
Наталья Ивановна вскочила.
— Валентина, не ваше дело!
— Ещё как моё, — спокойно ответила та. — Когда у нас по подъезду коллекторы шастают — это уже общее дело. Анна, не слушай их. Сегодня они деньги выманят, завтра придут снова. У таких никогда конца не бывает.
Марина уткнулась лицом в ладони.
— Вы не понимаете… У меня Димка…
— Вот о Димке и думать надо было, когда кредиты брала, — сказала соседка.
Анна почувствовала странную благодарность. Впервые за весь этот вечер кто-то встал на её сторону.
— Спасибо, Валентина Павловна, — тихо сказала она.
Соседка махнула рукой.
— Мне спасибо не надо. Я просто правду говорю.
Анна посмотрела на мужа. Он сидел, как мальчик, пойманный на воровстве: плечи ссутулились, глаза бегают. И тут она поняла: он не встанет на её сторону. Никогда.
— Игорь, — произнесла она ровно. — Я квартиру не продам.
Он не ответил.
Наталья Ивановна схватила Марину за руку, подняла с дивана.
— Пошли, дочка. Тут нам не рады. — И, обернувшись к Анне: — Ты ещё пожалеешь.
Дверь захлопнулась.
Анна осталась одна — вернее, с мужем, который сидел, но был уже где-то не здесь. И с соседкой, которая кивнула ей и вышла в коридор, оставив за собой лёгкий запах дешёвых духов.
В квартире воцарилась тишина. Анна почувствовала, как внутри неё поднялась волна — не гнева даже, а чего-то более острого, твёрдого. Она достала из шкафа папку с документами и положила на стол.
— Я не отдам, — сказала она вслух. Муж не ответил. Он уже был её тенью.
А она впервые почувствовала, что стала собой.
Утро началось не с кофе. Анна проснулась от того, что кто-то звонил в дверь. Не просто звонил — жёстко, настойчиво, с каким-то злым упорством. Игорь встал, босиком пошёл в коридор.
— Кто там? — спросил он сипло.
Ответ был короткий, грубый:
— Долги Маринины возвращать будете?
Анна натянула халат и вышла. За дверью стояли двое мужчин. Оба в одинаковых чёрных куртках, руки в карманах. Лица усталые, будто это для них обычная работа — ходить по подъездам, ломиться в квартиры.
— Тут Марина не живёт, — сказала Анна твёрдо. — Вы ошиблись.
— Мы не ошиблись, — улыбнулся один. Улыбка была неприятная, с жёлтыми зубами. — Она сестра хозяина. Значит, и долги семейные.
— По закону нет, — ответила Анна. — Уходите.
Мужчины переглянулись, потом сделали шаг назад. Но один, уходя, бросил:
— Мы ещё вернёмся.
Дверь закрылась. Анна прижалась к стене. Внутри всё дрожало.
— Вот видишь, — сказал Игорь. — Мы всё равно не спрячемся.
Он смотрел на неё с той же виной, что вчера. Словно ждал: вот сейчас она сдастся. Но Анна не собиралась.
— Это моя квартира, — повторила она. — Я не отдам.
На работу Анна пришла, как обычно, но чувствовала себя чужой. Бухгалтерия — тихий кабинет с запахом бумаги и кофе из дешёвой автомата. Коллеги переглядывались, что-то перешёптывались. И только Светлана, её соседка по столу, решилась спросить:
— Ты чего сама не своя?
Анна молчала минуту, потом выдохнула:
— У мужа сестра в долгах. Огромных. Хотят, чтобы мы продали квартиру.
Светлана подняла брови:
— С ума сошли? Квартира твоя, от родителей.
— Да, но они уверены, что я должна.
Светлана хмыкнула.
— Милая моя, у нас полгорода в долгах. Но не все же за чужие ошибки платят. Ты их не слушай. А если коллекторы будут ходить — заявление в полицию.
Эти простые слова были как глоток воздуха. Анна впервые за два дня почувствовала, что не всё потеряно.
Вечером снова началось. Наталья Ивановна позвонила сама. Голос её был ледяной:
— Анна, ты ещё раз подумай. Ты губишь семью.
— Я спасаю себя, — ответила Анна. — Игорь взрослый, может принимать решения, но квартиру я не отдам.
— Тогда ты оставишь моего внука сиротой! — закричала свекровь. — Марину посадят! Диму заберут!
Анна отодвинула трубку от уха. Внутри у неё было странное спокойствие: истерика свекрови звучала как дешёвая пьеса. Она устала от этих сцен.
Через пару дней Марина сама появилась у двери. Без матери. С тёмными кругами под глазами, в дешёвой куртке, в руках — пластиковый пакет с вещами сына. Дима стоял рядом, худой, бледный мальчик с большими глазами.
— Аня, пусти переночевать, — прошептала Марина. — Меня из квартиры выгнали.
Анна замялась. Она знала: стоит впустить — и обратно выгнать будет куда труднее. Но рядом стоял ребёнок. И он смотрел на неё так, что сердце сжалось.
— На одну ночь, — сказала Анна. — Только на одну.
Они вошли. Дима сел в угол и тихо достал тетрадь. Начал рисовать какие-то машинки. Марина сразу пошла в ванную, потом на кухню — привычно, словно хозяйка.
Игорь вернулся и обрадовался. Сестру он прижал к себе, Диме купил мороженое. Анна смотрела на это и понимала: муж доволен. У него «семья». А её здесь будто не было.
Ночью Анна услышала разговор в кухне. Марина и Игорь шептались.
— Ты же понимаешь, что так долго не протянем, — говорила Марина. — Эти двое серьёзные ребята. Они меня найдут. Если квартира уйдёт — всё решится.
— Я попробую поговорить с Аней, — отвечал Игорь.
Анна стояла за дверью и чувствовала, как по спине катится холодный пот. Муж уже не пытался её защитить. Он готов был уговаривать, давить, лишь бы спасти сестру.
Утро принесло новый сюрприз. Позвонила Валентина Павловна, соседка. Голос её был тревожный:
— Ань, ты поосторожней. Тут вчера вечером возле подъезда мужик какой-то интересовался вами. Не нравится мне он. Лицо знакомое… Я потом вспомнила — он с Мариной часто раньше курил возле магазина.
Анна побледнела. Значит, не только коллекторы. Значит, и её прошлое тянется за ней.
Днём в дверь позвонил он сам. Высокий, в кожаной куртке, с таким лицом, на котором сразу видно — лучше не спорить. Представился коротко:
— Коля.
Анна молчала, но Марина, услышав имя, побежала в прихожую. Лицо её стало белым.
— Коля, я верну… правда… дай время…
— Время? — он усмехнулся. — У тебя его нет. Ты должна мне лично.
И тогда Анна поняла: речь уже не только о банках и коллекторах. У Марины был какой-то личный долг, и, судя по выражению лица мужчины, — совсем не денежный.
Она закрыла дверь, оставив его в подъезде. Сердце билось так, что в ушах звенело.
Вечером Анна впервые сказала мужу прямо:
— Игорь, если ещё раз кто-то придёт из-за Марины, я подам заявление в полицию.
Он посмотрел на неё, как на чужую.
— Ты хочешь посадить мою сестру?
— Я хочу защитить себя, — сказала Анна. — И свой дом.
И тогда она увидела: муж окончательно встал не на её сторону. Его семья — мать, сестра, племянник. Она для него стала «приложением к квартире».
Анна легла спать, но сна не было. В голове крутилась мысль: «Они не остановятся».
Утро началось с запаха чужого кофе. Анна вышла на кухню и увидела Марину, хозяйничающую у плиты. Она жарила яичницу, как будто это её квартира, её кухня, её дом. Дима сидел за столом и жевал бутерброд.
Анна остановилась в дверях.
— Марина, ты ведь вчера сказала: «на одну ночь».
Та даже не обернулась.
— Ну а что я? Куда мне идти? Диму же на улицу не выгоню. Да и ты сама не выгонишь.
Анна почувствовала, как кровь прилила к лицу. Но в этот момент вошёл Игорь. Улыбнулся сестре, потрепал племянника по голове.
— Вот видишь, — сказал он Анне, будто это всё само собой разумеется. — Ничего страшного, поживут пока у нас.
— Сколько — «пока»? — спросила она.
Ответила свекровь. Она вошла в квартиру, даже не постучав.
— Осень длинная, а снимать жильё дорого! Так что готовься, мы у тебя до весны! — выпалила она, даже не глядя на Анну.
Эти слова упали в воздух, как камень. Анна смотрела на всех троих: мужа, свекровь, Марину. Они уже решили всё за неё.
— Нет, — сказала Анна тихо, но твёрдо. — Не будет так.
— Ты что, совсем без сердца? — вскинулась свекровь. — Дочка с ребёнком на улице! А ты — хозяйка! Дом большой!
— Это не ваш дом, — ответила Анна. — Это мой дом. И я не позволю вам здесь поселиться.
Марина сделала вид, что плачет. Дима прижался к ней. Игорь смотрел на жену, как на чужую.
— Аня, ну ты же понимаешь, — начал он. — Мы же не можем выгнать их…
— Можем, — перебила она. — И должны. Потому что если я сейчас промолчу — завтра я сама окажусь на улице.
Днём пришёл Коля. Тот самый, в кожанке. На этот раз он не стучал, а ломился кулаком.
— Открой! — кричал он. — Марина, открой!
Анна не двигалась. Дверь дрожала от ударов. Свекровь закричала:
— Пусти его! Ты что творишь!
— Он сюда не войдёт, — сказала Анна. — Никогда.
Она вызвала полицию. Когда наряд приехал, Коля уже ушёл, но Анна написала заявление. Для всех в квартире это стало ударом.
— Ты что натворила! — визжала свекровь. — Ты ж сама его накажешь! Теперь точно в тюрьму посадят Марину!
— Лучше пусть она сама отвечает за свои поступки, — холодно ответила Анна. — Чем я за неё.
Вечером Анна собрала вещи Марины и Димы в два пакета. Встала у двери.
— Уходите, — сказала она. — Сейчас.
Марина рыдала, свекровь кричала, Игорь умолял. Но Анна стояла как камень.
— Если вы сейчас не выйдете, — продолжила она, — я вызову полицию снова. Но уже против вас.
И в её голосе было столько стали, что они поняли — это не шутка.
Марина ушла, уведя сына за руку. Наталья Ивановна шипела проклятия. Игорь остался стоять у стены, с бледным лицом.
— Ты выгнала мою семью, — сказал он тихо.
— Я защитила себя, — ответила Анна. — А если ты считаешь, что семья — это они, то иди за ними.
Он молчал долго. Потом взял куртку и вышел.
Анна закрыла за ним дверь. В квартире стало тихо. Совсем тихо. Только тикали часы, и сквозь окно доносились звуки двора: детский смех, лай собаки, стук мяча.
Она стояла посреди своей квартиры и впервые за долгое время чувствовала: это её дом. Её жизнь. И она готова бороться за него до конца.
И вот тогда, в этой тишине, Анна вдруг улыбнулась. Не радостно — а горько. Потому что поняла: настоящая семья — это не те, кто требует жертв. Настоящая семья — это ты сама. И твоя сила.
