Галина Ивановна как раз развешивала бельё на верёвке — старые простыни, выстиранные вручную, пахли морозом и свежестью, — когда услышала гул машины.
Странно. К ней редко кто приезжал. Разве что почтальон по вторникам, да иногда соседка Нюра — за солью или поболтать.
Она обернулась — и замерла с прищепкой в руке.
У калитки остановилась серая «Лада», битая, с вмятиной на крыле. Из неё начали выползать люди. Много людей. Племянница Ольга — та самая, которая раз в пять лет звонила поздравить с днём рождения и тут же забывала. Её муж Сергей — широкоплечий, с животом и вечно недовольным выражением лица. Двое детей — мальчик лет десяти и девочка помладше, — оба уткнувшиеся в телефоны.
И чемоданы. Много чемоданов.
— Тётя Галя! — крикнула Ольга, размахивая рукой. — А мы к вам!
Галина Ивановна медленно положила прищепку в карман фартука и пошла к калитке. Внутри что-то сжалось нехорошо, как перед грозой.
— Оленька? А вы чего не предупредили?
— Да некогда было! — отмахнулась племянница и первой влезла в калитку, таща за собой огромную сумку. — Тёть, у нас ситуация. Квартиру сдали временно — долги, понимаешь, кредиты. Хотим пока у вас пожить. Недолго. Месяц, максимум два.
Сергей уже тащил чемоданы на крыльцо, даже не дожидаясь ответа. Дети следом — молча, безучастно, будто это их совсем не касалось.
— Погодите, — растерянно сказала Галина Ивановна. — Но я не готовилась. Дом маленький, у меня…
— Ничего, тёть, разместимся как-нибудь! — перебила Ольга и уже стояла в прихожей, оглядывая дом с видом хозяйки. — О, а тут ничего! Чистенько.
Галина Ивановна стояла на пороге собственного дома и не понимала, что происходит. Ещё пять минут назад она развешивала бельё, планировала вечером посмотреть сериал и лечь пораньше. А теперь…
А теперь в её маленьком доме, где всё было на своих местах, обустроено годами, — вдруг появились чужие люди.
Внутри дома уже гремело, стучало, смеялось. Дети носились по комнатам. Сергей устроился в кресле и включил телевизор на полную громкость.
А Ольга стояла на кухне и разглядывала кастрюлю с супом.
— Тёть, а нам поесть дашь? А то с дороги голодные жутко!
Галина Ивановна молча налила суп. И поняла: её тихая, размеренная жизнь только что кончилась.
Первые три дня Галина Ивановна терпела.
Терпела, когда Сергей с утра требовал горячий завтрак — яичницу с беконом, блины, кашу — и ворчал, что чай недостаточно сладкий. Терпела, когда Ольга оставляла гору грязной посуды на кухне и уходила «отдохнуть», потому что «с дороги устала». Терпела, когда дети носились по дому, как оголтелые, переворачивая всё вверх дном.
К концу первой недели Галина Ивановна поняла: эта родня собралась жить здесь всерьёз и надолго. Чемоданы распакованы. Вещи развешаны по всему дому. Дети обжились. А Сергей с Ольгой сидят по вечерам на кухне, пьют чай с её вареньем и обсуждают планы.
— Да ладно, тёть, чего ты переживаешь? — говорила Ольга, когда Галина Ивановна осторожно спросила, когда они начнут искать своё жильё. — Мы же не чужие! Должны друг другу помогать!
А вот почему-то помогала только Галина Ивановна.
Утром она вставала первой — в шесть, когда за окном ещё темно, — чтобы растопить печь. Дрова таскала из сарая сама, по скользкой дорожке, по снегу. Тяжёлые, сырые поленья, от которых ломило плечи и спину.
— Серёж, — попросила она однажды, — может, ты дров принесёшь? А то мне тяжело.
— Тёть Галь, — он даже головы не поднял от телефона, — у меня спина болит. Грыжа. Доктор запретил тяжести таскать.
А когда нужно было тащить из машины пакеты с продуктами, купленными на её деньги, — грыжа куда-то исчезала.
Воду из колонки тоже носила она. Два тяжёлых ведра, по сто метров от колонки до дома. Руки немели, плечи ныли. А гости между тем мылись каждый день — все четверо! — и воды уходило столько, что Галина Ивановна не успевала её носить.
— Оль, может, ты хоть один раз воды принесёшь? — попыталась она.
— Тёть, ну ты же видишь, я с детьми занята! — отозвалась племянница, не отрываясь от телефона.
С детьми.
Дети в это время висели на заборе, кидали снежки и орали на весь двор.
Баню приходилось топить через день — потому что гости «привыкли к чистоте». Галина Ивановна таскала дрова, носила воду, разжигала печь, ждала три часа, пока баня натопится. А потом гости шли мыться — долго, с песнями, с криками, — и после них в бане оставалась такая грязь, что хозяйке приходилось убирать ещё час.
— Не могли бы вы хоть за собой подметать? — робко попросила она.
— Да ладно, тёть! — махнул рукой Сергей. — Баня — она же для того и нужна, чтобы мыться!
И продолжал валяться на диване.
Каждый вечер дом превращался в филиал ада.
Дети орали, носились, дрались. Телевизор гремел на всю комнату — Сергей любил смотреть футбол на полной громкости. Ольга разговаривала по телефону — громко, визгливо, бесконечно. На кухне вечно гора немытой посуды, на полу — крошки, грязь, игрушки.
Галина Ивановна мыла, убирала, готовила. С утра до ночи.
— Тёть, а что на ужин? — спрашивала Ольга.
— Щи сварила.
— Опять щи?! Мы же вчера ели! Может, котлет пожаришь?
Фарш она покупала сама — на свою пенсию. Картошку чистила сама. Жарила сама. А ели — все. И никто даже спасибо не говорил.
Однажды Галина Ивановна услышала разговор.
Она стояла в сенях, снимала мокрые валенки после очередного похода за дровами, когда из кухни донеслись голоса.
— Серёга, а долго мы тут ещё торчать будем? — спросила Ольга.
— Да какая разница? Здесь же халява полная! Тётка всё делает, кормит, денег не просит. Чего нам куда-то ехать?
— Ну да. Только баба эта уже заколебала со своими охами. Всё ей тяжело, всё ей не так.
— А пускай охает! Мы ж её не заставляем.
Они рассмеялись.
Галина Ивановна стояла в сенях и чувствовала, как внутри что-то холодеет.
Она тихо вышла на улицу. Села на крыльце — на холодные, заснеженные ступеньки — и просто сидела. Смотрела на заснеженный двор, на тёмный лес за огородом, на дым из трубы.
А вернувшись, сказала все – о том что отныне они будут помогать и воду носить, и дрова. Быть прислугой в собственном доме она больше не намерена.
Но гости не стали помогать.
Они обиделись.
— Да вы что, с ума сошли?! — возмутилась Ольга. — Мы же гости!
— Гости живут три дня, — сказала Галина Ивановна тихо, но твёрдо. — А вы здесь две недели. И ведёте себя не как гости. А как нахлебники.
Слово прозвучало как пощёчина.
Сергей вскочил, красный, с перекошенным лицом:
— Да как ты смеешь?! Мы твоя родня!
— Родня помогает друг другу, — ответила Галина Ивановна. — А вы только берёте.
И впервые за две недели почувствовала: она права.
Абсолютно, безоговорочно права.
После того разговора в доме повисла тяжёлая, давящая тишина.
Галина Ивановна ходила по дому — готовила, убирала, таскала воду — и чувствовала на себе злые взгляды. Ольга демонстративно хлопала дверями. Сергей сидел в кресле, уткнувшись в телефон, и бурчал под нос что-то про «неблагодарность». Дети перестали здороваться.
А она молчала.
Молчала, потому что слова застряли где-то в горле.
Прошло ещё три дня.
Морозным утром, когда Галина Ивановна в очередной раз тащила полные вёдра с водой от колонки, ноги скользнули на обледенелой дорожке. Она упала. Ведро опрокинулось, вода разлилась, мгновенно превратившись в ледяную корку.
Боль в колене была такая, что перехватило дыхание.
Галина Ивановна сидела на льду, держась за колено, и думала: вот сейчас кто-нибудь выйдет. Поможет встать. Спросит, что случилось.
Но никто не вышел.
Она поднялась сама — медленно, с трудом — взяла ведро и пошла обратно к колонке. Набрала воды снова. Дотащила до дома, хромая, закусив губу от боли.
В доме было шумно и жарко. На кухне Сергей с Ольгой сидели за столом, ели оладьи — те самые, которые Галина Ивановна испекла с утра.
— Тёть, а чаю нет? — спросила Ольга, даже не подняв головы.
Галина Ивановна молча поставила чайник. Села на стул, растирая ушибленное колено.
— Чего сидишь? — удивился Сергей. — Не видишь, чайник закипел?
Она посмотрела на него. На его сытое, довольное лицо. На руки, которые никогда не носили дров. На губы, которые требовали, требовали, требовали.
И что-то внутри неё — что копилось, наматывалось, сжималось — вдруг лопнуло.
— Я упала, — сказала она тихо.
— Что? — не расслышала Ольга.
— Я упала — громче повторила Галина Ивановна. — Упала на льду, когда воду несла! А вы сидите здесь, жрёте мои оладьи и требуете чай!
Ольга отложила вилку, округлив глаза.
— Тёть, ты чего орёшь?
— Ору?! — Галина Ивановна встала, и боль в колене показалась ерундой по сравнению с тем, что рвалось наружу. — Я ору?! Да я двадцать дней молчу! Молчу, пока вы в моём доме ведёте себя как хозяева! Пока я одна таскаю дрова, ношу воду, топлю баню! Пока Вы сидите на моей шее и даже спасибо не говорите!
— Да мы же родня! — возмутился Сергей. — Родственники друг другу помогают!
— Помогают! — перебила его Галина Ивановна. — А вы мне чем помогли?! Скажи мне, чем?! Ты хоть раз дров принёс? Хоть раз воды? Посуду помыл? Пол подмёл? Что вы сделали за три недели?!
— Ну мы же, — начала было Ольга.
— Ничего вы не сделали! Вы приехали сюда не в гости! Вы приехали жить! На халяву! Пользоваться моим домом, моим здоровьем! И даже когда я попросила помочь — что вы сказали? Что у тебя, — она ткнула пальцем в Сергея, — спина болит! А у меня что, не болит?! У меня сейчас колено распухло! Но это же неважно, да?! Потому что я — прислуга! Баба, которая должна вас обслуживать!
— Как ты смеешь?! — вскочила Ольга. — Мы твои родственники!
— Были, — отрезала Галина Ивановна. — Были родственниками. А теперь вы просто чужие люди, которые пользуются моей добротой.
— Да пошла ты! — не выдержал Сергей. — Думаешь, мне хочется в этой дыре торчать?! У вас тут даже нормального интернета нет!
— Так езжай обратно! — выкрикнула Галина Ивановна. — Вали отсюда! Все! Сегодня же!
— Что?!
— Я сказала — уезжайте. Все четверо. Сегодня. Сейчас.
Повисла тишина. Даже дети, которые до этого носились по комнатам, замерли и выглянули на кухню.
— Ты не можешь нас выгнать, — процедила Ольга. — Нам некуда идти!
— Это не моя проблема, — голос Галины Ивановны стал твёрдым, как лёд. — У вас есть квартира. Вы её сдаёте. Значит, можете снять другую. Или поехать к кому-нибудь из друзей. Или к родителям. Мне всё равно.
Через час во дворе стояла машина с работающим двигателем. Чемоданы и сумки были сложены в багажник и на заднее сиденье. Дети, закутанные в куртки, сидели молча, испуганно.
Ольга стояла на крыльце и пыталась последний раз надавить:
— Тётя Галя, ну как же так? Мы же родня! Неужели ты выгонишь нас на мороз?
— Не на мороз, — устало ответила Галина Ивановна. — У вас есть деньги от аренды квартиры. Снимите комнату. Или гостиницу. Но здесь вы больше не останетесь.
— Ты пожалеешь! — выкрикнул Сергей из машины. — Мы расскажем всем, какая ты! Бессердечная! Эгоистка!
— Рассказывайте, — спокойно ответила она. — Только не забудьте рассказать, как вы три недели сидели на шее у пожилой женщины и даже пальцем не пошевелили, чтобы помочь.
Машина тронулась. Ольга напоследок бросила:
— Не надейся, что мы ещё когда-нибудь к тебе приедем!
— И не надо, — прошептала Галина Ивановна, глядя вслед удаляющейся машине.
Она прислонилась к двери и заплакала. От облегчения. От усталости.
В доме стало тихо. Так тихо, как не было уже три недели.
И эта тишина была самой прекрасной музыкой на свете.
