«Когда я приглашала всю семью мужа на праздничный ужин, они ждали тостов за здоровье и уютных бесед. Они не знали, что я готовлю не праздник, а публичную казнь их лицемерия. Моя свекровь годами делила внуков на два сорта: любимых и моего сына. Им — дорогие подарки, внимание и безграничная любовь. Ему — равнодушие и дешевые отговорки. Сегодня я решила положить этому конец. Я подняла бокал, мило улыбнулась и начала говорить. Этот тост разрушил нашу семью до основания».
***
Телефонный звонок застал Анну в тот момент, когда она в очередной раз прикладывала прохладную тряпку ко лбу пятилетнего Миши. Температура под сорок держалась уже вторые сутки, и мальчик был совсем вялым. Врач приходил утром, поставил диагноз ОРВИ и прописал стандартный набор лекарств, но легче пока не становилось. У самой Анны от тревоги и бессонной ночи раскалывалась голова. А на работе был аврал — сдача квартального отчета, и начальник уже дважды звонил, намекая, что ее присутствие крайне необходимо хотя бы на пару часов. Игорь, муж, был в командировке, вернется только завтра вечером. Оставался один вариант, к которому Анна прибегала только в самых крайних случаях.
— Алло, Тамара Петровна, здравствуйте, — голос Анны звучал уставшим и немного виноватым. Она всегда чувствовала себя виноватой, когда просила свекровь о помощи.
— Здравствуй, Анечка, — бодро ответила свекровь. — Что-то случилось? Мишенька в садике?
— В том-то и дело, что нет. Мы заболели, температура высокая, — вздохнула Анна. — Я хотела вас попросить… Не могли бы вы посидеть с ним буквально три-четыре часа? Мне на работу нужно срочно, отчет сдать, иначе уволят к чертовой матери. Я все лекарства оставлю, он в основном спит.
На том конце провода повисла пауза. Анна почти физически ощущала, как Тамара Петровна подбирает причину для отказа.
— Ох, Анечка, ну как же не вовремя… — наконец протянула она сочувственным тоном, в котором, однако, не было ни капли сочувствия. — У меня давление сегодня скачет, с утра голова кружится. Боюсь, не справлюсь. Да и заразиться могу, возраст уже не тот. Ты же знаешь, как я потом тяжело болею. Ты уж как-нибудь сама, милая. Может, отпросишься? Что за работа такая, где не могут войти в положение матери?
Анна молча сглотнула ком в горле. Она знала, что так и будет. Давление, усталость, магнитные бури — арсенал отговорок у Тамары Петровны был неисчерпаем, когда речь заходила о Мише.
— Да, конечно, я понимаю, — выдавила она. — Извините за беспокойство. Выздоравливайте.
— И вы лечитесь, лечитесь, — с облегчением в голосе проговорила свекровь и быстро повесила трубку.
Анна отбросила телефон на диван и закрыла лицо руками. Обида была такой густой и тяжелой, что, казалось, ее можно потрогать. Почему? Почему ее сын, Миша, был для свекрови пустым местом? Он был тихим, вежливым мальчиком, никогда не капризничал в гостях у бабушки. Но Тамара Петровна всегда находила в нем изъяны. То он слишком медленно ест, то слишком тихо говорит, то смотрит «не так». А вот дети Сергея, старшего сына Игоря, — Катя и Леша — были для нее светом в окне. Ради них она была готова на все: сидела с ними днями и ночами, водила на десятки кружков, покупала дорогущие игрушки и выполняла любой каприз.
Анна встала и подошла к окну. Мысли путались. Нужно было что-то решать с работой. Может, позвонить соседке, тете Вале? Она женщина добрая, но у нее своих дел по горло. Пока она размышляла, завибрировал телефон. Сообщение в семейном чате от Ольги, жены Сергея: «Мамочка, спасибо тебе огромное! Забираешь наших бандитов на весь вечер и ночь! Мы хоть в кино сходим и в ресторане посидим, отдохнем по-человечески! Ты у нас лучшая!»
И следом ответ от Тамары Петровны, написанный буквально через минуту после их разговора: «Отдыхайте, деточки, конечно! А я с Катюшей и Лешенькой с удовольствием повожусь, соскучилась уже по своим солнышкам!»
Анна смотрела на экран телефона, и буквы расплывались перед глазами. Не давление. Не усталость. Не боязнь заразиться. Все это было ложью. Наглой, беспринципной ложью прямо ей в лицо. Для ее больного ребенка у свекрови не было и часа времени, а для здоровых и активных внуков от любимого сына — целые сутки, полные радости и удовольствия.
Что-то внутри Анны оборвалось. Та тонкая нить терпения, которую она пряла годами, слушая оправдания мужа, что «мама просто человек старой закалки», что «она всех любит, просто по-разному», — эта нить с оглушительным треском лопнула. Она больше не чувствовала обиды. Она чувствовала холодную, звенящую ярость. Она посмотрела на спящего сына, на его раскрасневшееся от жара личико, и поняла, что больше не позволит никому считать ее ребенка второсортным. Хватит. С нее хватит.
***
Весь остаток дня Анна провела как в тумане. Она механически ухаживала за сыном, сбивала температуру, поила морсом, читала сказки. Но внутри у нее разгорался пожар. Сценарий показательного выступления рождался в ее голове сам собой, обрастая деталями, диалогами и неопровержимыми доказательствами. Она больше не собиралась молча глотать унижения. Она заставит их всех посмотреть правде в глаза.
Вечером, когда Миша наконец уснул спокойным сном, вернулся Игорь. Он вошел в квартиру уставший, бросил сумку в коридоре и сразу прошел на кухню.
— Привет. Ну как вы тут? — спросил он, открывая холодильник. — Звонил тебе, ты не брала.
— Миша температурит. Весь день с ним одна, — ровным, лишенным эмоций голосом ответила Анна.
— Сильно? Врача вызывала? — Игорь достал кастрюлю с супом. — А мама что, не могла приехать помочь?
Анна усмехнулась. Вот он, коронный вопрос.
— Твоя мама сослалась на высокое давление и смертельную усталость. Сказала, боится заразиться. А через час забрала Катю с Лешей на всю ночь, чтобы Оля с Сережей могли «отдохнуть по-человечески».
Игорь замер с половником в руке и виновато посмотрел на жену. Он знал этот ее тон. Тон, который предшествовал буре.
— Ань, ну ты же знаешь маму… — начал он свою обычную песню. — Может, ей и правда нездоровилось сначала, а потом отпустило…
— Игорь, прекрати! — резко оборвала его Анна. — Прекрати ее оправдывать! Ты хоть понимаешь, как это выглядит? Мой ребенок болен, я прошу о помощи на пару часов, потому что у меня завал на работе! А она врет мне в лицо! И ты еще пытаешься найти ей оправдание?
— Ну а что ты предлагаешь? Устроить скандал? Перестать с ней общаться? — Игорь повысил голос. — Это моя мать! Она такой человек, ее не переделать!
— Скандал? — в глазах Анны блеснул опасный огонек. — Да, Игорь. Именно его я и предлагаю устроить. Громкий, публичный скандал, чтобы раз и навсегда расставить все точки над «и».
Игорь сел за стол и потер переносицу.
— Аня, не начинай. Скоро мой день рождения, я хочу просто спокойно посидеть всей семьей.
— Отлично, — кивнула Анна. — Твой день рождения — идеальный повод. Соберем всех. Твою маму, твоего папу, твоего идеального брата с его идеальной женой и их идеальными детьми. И я устрою им такой праздник, который они запомнят на всю жизнь.
— Ты с ума сошла? — Игорь смотрел на нее с испугом. — Ты хочешь испортить мне праздник?
— Я хочу вернуть себе и своему сыну достоинство, которое твоя мать годами втаптывает в грязь, а ты делаешь вид, что ничего не замечаешь! — Анна перешла на крик. — Ты боишься ее обидеть? А меня обижать можно? Моего сына унижать можно? Все, Игорь! Мое терпение кончилось. Праздник будет. И он будет незабываемым.
Она развернулась и ушла в спальню, хлопнув дверью. Игорь остался сидеть на кухне, ошеломленно глядя ей вслед. Он понимал, что на этот раз все серьезно. Анна не шутила. В ее глазах он увидел такую стальную решимость, какой не видел никогда прежде.
Следующие дни Анна была воплощением спокойствия и целеустремленности. Она составила меню, начала закупать продукты. Позвонила Тамаре Петровне и сладким, как мед, голосом пригласила всех на день рождения Игоря. Свекровь, не почувствовав подвоха, с радостью согласилась. Анна даже позвонила Ольге, чтобы уточнить, нет ли у Кати и Леши аллергии на какие-нибудь продукты. Она играла роль идеальной невестки и хозяйки, и эта игра доставляла ей какое-то извращенное удовольствие. Она знала, что чем выше она поднимет их на пьедестал своего гостеприимства, тем больнее им будет падать. В ящике своего комода она начала собирать «улики»: скромный подарок Мише на прошлый день рождения — пластиковый конструктор за пятьсот рублей — и скриншот из соцсетей Ольги, где та хвасталась огромным электромобилем, подаренным Кате «любимой бабушкой» спустя неделю. Это будет ее козырь. Козырь в игре, где на кону стояло все.
***
День рождения Игоря наступил в субботу. Квартира сияла чистотой. Стол, накрытый в гостиной, ломился от изысканных блюд. Анна порхала между кухней и комнатой, внося последние штрихи. Она надела элегантное темно-синее платье, сделала укладку и макияж. Внешне она была спокойна и даже выглядела счастливой. Игорь, наблюдавший за ней с тревогой, не мог поверить, что она действительно решится на задуманное. Он надеялся, что она остыла и передумала.
Первыми, как всегда, пришли его родители. Тамара Петровна с порога окинула квартиру хозяйским взглядом и одобрительно хмыкнула.
— Ну, Анечка, постаралась, молодец. Видно, что готовилась.
Она протянула Игорю подарок — дорогой парфюм, а Анне — букет хризантем. Затем она прошла в комнату, где на ковре играл Миша, уже полностью выздоровевший.
— Ну, здравствуй, внучок, — бросила она ему через плечо, даже не наклонившись. — Смотри, не разбрасывай тут свои игрушки, мама твоя старалась, убирала.
Миша поднял на нее большие глаза, но ничего не ответил, лишь крепче сжал в руках машинку. Анна, видевшая эту сцену из дверного проема, лишь крепче сжала кулаки. Все идет по плану.
Через десять минут прибыли Сергей с Ольгой и детьми. И тут же атмосфера в доме изменилась.
— Бабуля! — с радостным визгом восьмилетняя Катя и шестилетний Леша бросились к Тамаре Петровне.
— Солнышки мои, приехали! — заворковала свекровь, и ее лицо преобразилось. Суровость и недовольство исчезли, сменившись безграничной нежностью. Она опустилась на колени, обнимая и целуя внуков. — Ох, как я соскучилась! Что это у вас за пакеты? Опять бабушке подарки принесли?
— Это тебе, бабуль! — Катя протянула ей рисунок. — А это дедушке!
— Умница моя, художница! — Тамара Петровна расцеловала внучку и тут же достала из своей необъятной сумки две большие яркие коробки. — А бабушка вам тоже сюрпризы приготовила! Лешеньке — новый набор Лего, как ты хотел, а Катюше — куклу с целым гардеробом!
Дети с восторгом набросились на подарки. Миша, сидевший в углу, с тоской смотрел на эту сцену. Он тоже любил Лего. Но ему бабушка никогда не дарила таких больших наборов. Обычно она приносила ему шоколадку или маленькую машинку, говоря: «Тебе много игрушек вредно, избалуешься».
Ольга, самодовольно улыбаясь, наблюдала за детьми.
— Мама, ну зачем вы их так балуете? У них уже игрушки складывать некуда.
— Ничего-ничего, для моих золотых мне ничего не жалко! — гордо заявила Тамара Петровна, бросив быстрый взгляд в сторону Миши, который демонстративно проигнорировала.
Анна пригласила всех к столу. Вечер начался. Разговоры текли лениво и предсказуемо. Дед Виктор Семенович, как обычно, молчал, изредка вставляя ничего не значащие фразы. Сергей рассказывал о своих успехах на работе, Ольга — о планах на отпуск в Дубае. Тамара Петровна не сводила восхищенных глаз с любимого старшего сына и его семьи, то и дело подкладывая на тарелки Кате и Леше лучшие куски.
— Катюша, скушай еще вот этот салатик, тут авокадо, очень полезно! Лешенька, тебе крылышко или ножку?
Миша сидел рядом с Анной и ковырял вилкой в тарелке. Бабушка ни разу не обратилась к нему. Словно его и не было за столом.
— А наш-то Миша совсем молчун, — вдруг заметила Ольга с легкой насмешкой. — Не то что мои разбойники, те рта не закрывают.
— Мальчик должен быть скромным, — процедила Тамара Петровна. — А то вырастет болтуном. Да и что ему рассказывать? В садике, небось, ничего интересного. То ли дело у Катюши — она и на танцы ходит, и на английский, и в бассейн. Развитый ребенок, сразу видно.
Анна почувствовала, как Игорь под столом сжал ее руку, умоляя молчать. Но она лишь мягко высвободила свою ладонь. Ее время еще не пришло. Она подлила гостям вина, улыбнулась своей самой обаятельной улыбкой и сказала:
— Давайте немного выпьем. Я бы хотела произнести тост.
Все взгляды обратились к ней. В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь звоном столовых приборов. Анна медленно подняла свой бокал. Затишье кончилось. Надвигалась буря.
***
Анна обвела всех собравшихся медленным, внимательным взглядом, задерживаясь на каждом лице. На самодовольном — Ольги, на напряженном — Игоря, на равнодушном — свекра, на восхищенном, обращенном к Кате и Леше — Тамары Петровны.
— Я хочу поднять этот бокал за семью, — начала она ровным, звенящим голосом. — За нашего именинника, моего любимого мужа Игоря. А еще — за самые главные ценности, на которых, как мне всегда казалось, должна держаться любая семья. За честность, за любовь и… за справедливость.
Последнее слово она произнесла с особым нажимом. Тамара Петровна слегка нахмурилась, почувствовав в ее тоне что-то неладное.
— Особенно за справедливость, — продолжила Анна, и ее улыбка стала жесткой. — Знаете, я сегодня много думала о том, как по-разному можно любить. Например, можно любить так, что, услышав о болезни одного внука, сослаться на собственное недомогание. А можно любить так, что через час после этого, забыв о «болезни», с радостью забрать к себе других внуков, потому что их родителям захотелось в кино. Удивительная избирательность, не правда ли, Тамара Петровна?
В комнате воцарилась мертвая тишина. Ольга замерла с вилкой на полпути ко рту. Сергей уставился на Анну, не веря своим ушам. Лицо Тамары Петровны начало медленно заливаться краской.
— Ты… ты что такое говоришь, Аня? — пролепетала она. — Что за намеки?
— Это не намеки. Это факты, — голос Анны стал стальным. — Или, может, поговорим о подарках? Вот скажите, почему одному внуку на день рождения дарится огромный электромобиль за тридцать тысяч, а другому, спустя неделю, — дешевый пластиковый конструктор со словами «нечего баловать»? Они ведь оба ваши внуки. Или нет? Может, я чего-то не знаю? Может, Миша вам не родной?
Она сделала паузу, давая своим словам впитаться в оглушенную тишину. Игорь сидел бледный как полотно и смотрел в свою тарелку.
— А как насчет внимания? — не унималась Анна. — Катюша и Леша — «солнышки», «золотые», «умнички». А Миша — «молчун», «ковыряется в тарелке», «смотрит не так». Вы хоть раз спросили его, как у него дела в садике? Хоть раз похвалили его рисунок? Нет! Вы проходите мимо него, как мимо пустого места! Сегодня вы принесли Кате и Леше дорогие игрушки. А что вы принесли Мише? Вы хотя бы поздоровались с ним по-человечески?
— Прекрати немедленно! — вскочил со своего места Сергей. — Ты что себе позволяешь? Как ты смеешь так разговаривать с матерью?!
— А как она смеет так поступать с моим сыном?! — в голосе Анны зазвенели слезы ярости. — Годами! Я молчала годами! Я слушала, как вы превозносите своих детей и унижаете моего! Как вы делите внуков на любимых и нелюбимых! На сорт первый и сорт второй! Я устала это терпеть!
Она достала из кармана платья сложенный вчетверо ценник и бросила его на стол перед свекровью.
— А как насчет подарков? — не унималась Анна, и ее голос стал стальным. — Почему Кате и Леше дарятся огромные электромобили и дорогие наборы Лего, а Мише — дешевый пластиковый конструктор? И знаете, что самое унизительное, Тамара Петровна? Вы даже не потрудились снять с него ценник! Словно хотели подчеркнуть, насколько мало для вас значит мой сын! Пятьсот сорок рублей! Вот! Полюбуйтесь! Цена вашей любви к Мише! А теперь расскажите мне еще раз, как сильно вы его «любите»! Расскажите всем нам!
Тамара Петровна смотрела на ценник, потом перевела взгляд на Анну. Ее лицо исказила гримаса гнева и ненависти.
— Да как ты… — прошипела она. — Неблагодарная! Мы ее в семью приняли, а она…
— Хватит! — Анна ударила ладонью по столу. Бокалы подпрыгнули и зазвенели. — Я больше не буду молчать! Сегодня все услышат правду! Ваши внуки не равны, Тамара Петровна! И вы — главный виновник этой несправедливости!
Тост был окончен. И это было только начало.
***
Слова Анны, как брошенный в костер динамит, взорвали хрупкое семейное благополучие. Первой от шока оправилась Тамара Петровна. Ее лицо из пунцового стало багровым.
— Ах ты дрянь! — взвизгнула она, вскакивая со стула так резко, что он чуть не упал. — Да как ты смеешь рот свой поганый открывать? В моем доме…
— Это мой дом! — отрезала Анна, глядя ей прямо в глаза. — И в моем доме я не позволю унижать моего ребенка!
— Да кто его унижает? — включилась Ольга, бросая на Анну презрительный взгляд. — Ты все выдумываешь! Завидуешь просто, вот и бесишься! Завидуешь, что наши дети успешные и развитые, а твой…
— А мой что? — перебила ее Анна. — Что не так с моим сыном? То, что у него нет десятка кружков и дорогих шмоток? Или то, что его бабушка не любит?
— Прекратите! — рявкнул Сергей. Он подошел к Анне и навис над ней. — Извинись перед матерью! Немедленно!
— Я не буду извиняться за правду, — спокойно ответила Анна, не отводя взгляда.
— Мама всегда нам помогала! — не унимался Сергей. — Она жизнь на нас положила! А ты… ты просто неблагодарная эгоистка!
— Она помогала ТЕБЕ, Сережа! — выкрикнула Анна. — Она сидела с ТВОИМИ детьми! Она тратила деньги на ТВОИХ детей! А когда помощь нужна была мне, она была слишком «больна» и «устала»!
В этот момент подал голос Игорь. Он встал, бледный и растерянный.
— Мам… Аня… давайте не будем… Сегодня же мой день рождения…
— Вот именно! — подхватила Тамара Петровна, находя нового союзника. — Игорек, посмотри, что твоя жена устроила! Она испортила тебе весь праздник! Специально! Потому что она злая и завистливая! Я всегда знала, что она не пара тебе!
Это было уже слишком.
— Я не пара?! — Анна рассмеялась горьким, истерическим смехом. — Это я не пара? А ваша идеальная Оленька, которая сидит дома, пилит ногти и спускает деньги мужа, — это пара? Я, которая работаю наравне с Игорем, содержу дом в чистоте и сама воспитываю сына, потому что бабушке на него наплевать, — я плохая?
— Не смей трогать мою жену! — заорал Сергей.
— А ты не смей орать на мою! — неожиданно для всех и для самого себя рявкнул Игорь, вставая между братом и Анной. В его глазах впервые за вечер появился гнев.
Семья раскололась на глазах. Тамара Петровна, Сергей и Ольга сбились в одну атакующую группу. Анна и Игорь стояли напротив. И только дед, Виктор Семенович, сидел за столом, обхватив голову руками, и тихо бормотал: «Господи, какой позор… какой позор…»
— Я в этом доме больше ни на минуту не останусь! — заявила Тамара Петровна, хватая свою сумку. — Ноги моей здесь больше не будет, пока эта… эта женщина здесь живет! Пойдемте, дети!
— Мам, подожди… — попытался остановить ее Игорь.
— Никаких «подожди»! Сын, ты идешь с нами или остаешься с ней? — властно спросила она, глядя на Игоря. Это был ультиматум.
Игорь посмотрел на мать, на ее искаженное злобой лицо, потом на Анну, которая стояла с гордо поднятой головой, и в ее глазах, полных слез, он увидел не только боль, но и невероятную силу.
— Я остаюсь со своей женой, — тихо, но твердо сказал он.
Тамара Петровна ахнула, словно ее ударили.
— Предатель… — прошипела она. — Ты предал родную мать ради этой…
Она не договорила. Схватив за руки напуганных внуков, она ринулась к выходу. Сергей и Ольга, бросив на Анну и Игоря полный ненависти взгляд, последовали за ней. Дверь за ними с грохотом захлопнулась.
В квартире повисла звенящая тишина. Праздник кончился. Скандал состоялся. Семья была разрушена.
***
Они остались вдвоем посреди разгрома. Недоеденные салаты, остывшее горячее, расставленные бокалы — все это напоминало поле битвы после сражения. В углу тихо плакал напуганный криками Миша. Анна подошла к нему, взяла на руки и крепко прижала к себе, зарывшись лицом в его волосы.
— Все хорошо, мой маленький, все хорошо. Мама рядом, — шептала она, и по ее щекам текли слезы.
Игорь стоял посреди комнаты, потерянный и опустошенный. Он смотрел на жену и сына, и его сердце сжималось от боли и стыда. Он позволил этому случиться. Годами он делал вид, что не замечает, сглаживал углы, просил Анну «понять и простить». И вот к чему это привело.
— Зачем ты так, Ань? — тихо спросил он, когда она, успокоив Мишу, уложила его спать в детской. — Неужели нельзя было поговорить с ними… по-другому?
Анна обернулась. Ее глаза были красными от слез, но взгляд — твердым.
— По-другому? Игорь, мы «по-другому» говорили пять лет! Я говорила, ты говорил, а нас никто не слушал! Сколько раз я плакала у тебя на плече после очередного унижения? Сколько раз ты обещал «поговорить с мамой», а потом возвращался со словами «она не со зла»? Ты правда думаешь, что еще один тихий разговор что-то бы изменил?
— Но не так же… Не при всех… Ты выставила их всех на посмешище.
— А они не выставляли меня на посмешище, когда демонстративно игнорировали моего сына? Когда врали мне в лицо? — ее голос снова задрожал. — Я дала им попробовать их же собственное лекарство! Да, это было жестоко. Да, это было некрасиво. Но по-другому они бы не поняли! Они бы никогда не услышали!
Он подошел к ней, хотел обнять, но она отстранилась.
— Ты на их стороне, да? — с горечью спросила она. — Ты считаешь, что я не права. Что я должна была и дальше молча терпеть, чтобы не портить отношения с твоей святой семьей.
— Нет! — воскликнул Игорь. — Нет, я не на их стороне. Когда мама поставила меня перед выбором, я выбрал тебя, Аня. Тебя и Мишу. Я просто… я не знаю, как мы теперь будем жить. Они же никогда нам этого не простят.
— А нам нужно их прощение? — она посмотрела ему прямо в глаза. — Мне — нет. Я устала от них, Игорь. Я устала от этой вечной борьбы за право быть равной. Я устала доказывать, что мой сын достоин любви. Если цена за мир в семье — это наше с сыном унижение, то я не хочу такого мира.
Телефон Игоря зазвонил. На экране высветилось «Мама». Он посмотрел на Анну, потом сбросил вызов. Через секунду телефон зазвонил снова. «Сергей». Он сбросил и этот. Затем он просто выключил звук.
— Они не успокоятся, — сказал он. — Будут звонить, писать, обвинять…
— Пусть, — Анна пожала плечами. — Мне все равно.
Она подошла к столу, взяла тарелку и начала машинально собирать со стола остатки еды. Ее движения были резкими, нервными. Игорь подошел сзади и осторожно взял ее за плечи, на этот раз она не отстранилась. Он развернул ее к себе и крепко обнял.
— Прости меня, — прошептал он ей в волосы. — Прости, что был таким слепым и глухим. Прости, что заставлял тебя терпеть все это в одиночку. Ты была права. Во всем.
Анна замерла в его объятиях, а потом ее плечи затряслись в беззвучных рыданиях. Она плакала от боли, от облегчения, от страха перед будущим и от осознания того, что пути назад больше нет. Старый мир, построенный на лжи и компромиссах, рухнул. И на его руинах им предстояло построить что-то новое. Или окончательно потерять друг друга.
***
Прошла неделя. За эту неделю телефон Игоря разрывался от звонков и сообщений. Его мать и брат требовали, чтобы он «одумался», «бросил эту мегеру» и приехал извиняться. Они писали ему гневные тирады о том, как Анна растоптала семейные ценности, оскорбила пожилую мать и настроила брата против брата. Игорь читал все это молча, с каменно-несчастным лицом, и ничего не отвечал.
Анне никто не звонил и не писал. Ее просто вычеркнули. Вырезали из семейной истории, как неудачную фотографию. И, к своему удивлению, она чувствовала не боль, а огромное, всепоглощающее облегчение. Словно с ее плеч сняли тяжеленный груз, который она носила много лет. Больше не нужно было подбирать слова, улыбаться сквозь силу, притворяться и ждать очередного укола в спину. Образовавшуюся пустоту заполнила звенящая тишина.
Отношения с Игорем были натянутыми. Он был рядом, он поддерживал ее, но тень произошедшего лежала между ними. Он потерял свою семью. Однажды ночью он не выдержал.
— Я не знаю, как жить дальше, Ань, — сказал он, глядя в потолок. — Они моя семья. Какими бы они ни были. Мама меня родила, вырастила. С Серегой мы вместе росли…
— А я твоя семья? А Миша? — тихо спросила Анна, поворачиваясь к нему. — Или мы так, временное приложение к твоей основной семье?
— Не говори глупостей! — он сел на кровати. — Вы — моя главная семья. Просто… мне больно. Я чувствую себя предателем.
— Ты не предатель, Игорь, — Анна тоже села. — Ты просто сделал выбор. Ты выбрал жену и сына. Ты выбрал справедливость. Это поступок взрослого мужчины, а не предательство. А они… Они сами тебя оттолкнули своим ультиматумом. Разве так поступает любящая семья? Они хотели, чтобы ты бросил нас в самый трудный момент.
Он долго молчал, обдумывая ее слова. В них была суровая, но неоспоримая правда. Его мать не пыталась понять. Она требовала подчинения. Его брат не пытался разобраться. Он требовал извинений. Никто из них ни разу не спросил: «А может, Анна была права?»
На следующих выходных раздался неожиданный звонок. Звонил отец Игоря, Виктор Семенович. Игорь напрягся, но все же ответил.
— Пап, привет.
— Здравствуй, сынок, — голос у отца был усталый. — Как вы там?
— Нормально. Живем.
— Мать твоя с ума сходит. Места себе не находит, — вздохнул Виктор Семенович. — Но я не за этим звоню. Ты передай Ане… передай, что она молодец. Резко, конечно, но по-другому с нашей Тамарой нельзя. Я всю жизнь молчал, боялся ее гнева. А девчонка не побоялась. Уважаю. И Мишеньку поцелуй от меня. Хороший он у вас парень. Не слушайте никого.
Игорь ошарашенно слушал. Он не ожидал такого от вечно молчаливого, покорного отца.
— Пап, а ты… почему ты сам ей это не сказал?
— Эх, сынок… Старый я уже, чтобы бунтовать. Мне с ней еще жить… Но вы держитесь. Правда на вашей стороне.
Он повесил трубку. Игорь подошел к Анне, которая слышала разговор, и пересказал слова отца. В ее глазах блеснули слезы, но на этот раз это были слезы благодарности. Она была не одна. Кто-то еще видел правду.
Жизнь медленно входила в новую колею. Игорь стал больше времени проводить с сыном, словно пытаясь наверстать упущенное, компенсировать недостаток бабушкиной любви. Он сам водил его на секцию по плаванию, по вечерам они вместе собирали конструктор, а по выходным все втроем ходили гулять в парк. Анна смотрела на них и понимала, что ее семья стала меньше, но гораздо крепче.
Она знала, что Тамара Петровна и Сергей никогда ее не простят. Она знала, что ее сын лишился половины родственников. Но она также знала, что он обрел нечто большее: отца, который наконец-то полностью был на его стороне, и мать, которая была готова пойти на все, чтобы защитить его достоинство.
Однажды вечером, укладывая Мишу спать, она услышала, как он шепчет:
— Мам, а мы к бабушке Тамаре больше не поедем?
Сердце Анны сжалось.
— Наверное, нет, солнышко.
— Это потому что она меня не любит? — спросил он тихо, но без слез, с детской прямотой.
Анна погладила его по голове.
— Это потому что бабушка Тамара не умеет любить правильно, мой хороший. А мы с папой тебя очень-очень любим. И этого достаточно. Правда?
Миша улыбнулся и крепко обнял ее.
— Правда.
Анна поцеловала его, выключила ночник и вышла из комнаты. В гостиной ее ждал Игорь. Он улыбнулся ей. И в этой улыбке не было больше ни боли, ни сомнений. Только любовь и уверенность. Она потеряла большую семью, но обрела свою. И эта цена больше не казалась ей слишком высокой.
