— Мам, ты чего так долго? Я заждалась!
Елена замерла у двери, с трудом удерживая в руках тяжёлые пакеты с продуктами. Пальцы дрожали — то ли от усталости после двенадцатичасовой смены в аптеке, то ли от предчувствия разговора, который она откладывала уже вторую неделю.
— Прости, Кать, очередь была, — ответила она, проходя в прихожую. — Ещё и банкомат не работал, пришлось через дорогу идти.
Шестнадцатилетняя дочь забрала у неё один из пакетов, заглянула внутрь:
— О, пельмени? Ты же говорила, что сегодня суп сваришь.
— Не успею уже. Устала очень.
Елена скинула туфли и прошла на кухню их небольшой двухкомнатной квартиры в ЖК «Тихая гавань». Они с Андреем взяли её в ипотеку десять лет назад — типовая планировка, но ремонт делали сами. Тогда Кате было шесть, и она помогала клеить обои в своей комнате, гордо выбирая «взрослые» цветочные узоры вместо мультяшных принтов.
— Папа звонил, — сказала Катя, начиная выкладывать покупки на стол. — На домашний. Дважды.
Елена замерла, не донеся пакет молока до холодильника.
— И что он хотел?
— Не знаю. Сказал, что перезвонит тебе.
Елена кивнула и достала из кармана смартфон. Как раз в этот момент пришло новое сообщение. Она взглянула на экран и почувствовала, как сердце пропустило удар.
На экране светилось короткое сообщение от бывшего мужа: «Нам нужно поговорить о квартире. Завтра заеду».
Елена почувствовала, как внутри всё холодеет. Она знала, что этот разговор рано или поздно состоится. Три с половиной года назад, когда Андрей ушёл к молодой коллеге, он обещал не оставить их без поддержки. Платил половину ипотеки ещё год, потом выплаты становились всё реже, пока не прекратились совсем. Последние два с половиной года она тянула всё сама — ипотеку, коммуналку, школу дочери.
— Что с квартирой? — нахмурилась Катя. — Что-то случилось?
— Нет, милая. Всё нормально, — Елена выдавила улыбку. — Наверное, насчёт последних платежей.
В ушах зашумело. Три недели назад она краем уха услышала от общей знакомой, что у Андрея и его новой пассии что-то разладилось. А от свекрови, Нины Борисовны, с которой изредка общалась из-за внучки, узнала, что сын собирается «решить свой жилищный вопрос». Тогда она не придала этому значения.
Она машинально коснулась мочки уха, где поблескивали простые золотые гвоздики — последний подарок мамы перед смертью. «Носи и помни — ты сильнее, чем думаешь», — сказала тогда мама. После её ухода Елена почти не снимала серёжки.
— Так что, пельмени варить? — спросила Катя, прерывая молчание.
Елена встряхнулась, возвращаясь в реальность.
— Давай, — кивнула Елена, пытаясь собраться с мыслями. — Я только переоденусь.
Дочь направилась на кухню, а Елена тяжело опустилась на табурет в прихожей. Посмотрела на свои руки — тонкие, с выступающими венами. Последний год был особенно тяжёлым. Зарплата фармацевта едва покрывала ипотеку и необходимые расходы. Она брала дополнительные смены, работала без выходных. Начальник, Олег Сергеевич, недавно предложил должность заведующей отделом — с повышением оклада на треть, но и с большей ответственностью.
С кухонной полки на неё смотрели фотографии в рамках — только она и Катя. После ухода мужа Елена методично вырезала его из всех семейных снимков. Не из злости, а чтобы не бередить рану, которая никак не затягивалась.
Она помнила тот вечер, когда всё рухнуло, словно это было вчера. Андрей забыл телефон дома, когда уходил на «корпоратив». Она не собиралась читать его сообщения, но экран сам загорелся от нового уведомления. «Я соскучилась. Когда ты уже скажешь ей?» И имя отправителя — Марина.
Когда он вернулся за телефоном, она молча протянула устройство. Он посмотрел на экран и всё понял.
— Я больше не чувствую к тебе того, что раньше, — сказал он тогда. Собрал вещи и ушёл, оставив их с тринадцатилетней Катей в оцепенении.
Квартира осталась. Та самая, что была оформлена на Елену, потому что у неё, в отличие от мужа, вся зарплата была официальной. Тогда это казалось просто формальностью.
— Мам, ты идешь? — окликнула Катя из кухни. — Я уже воду поставила.
Елена встряхнулась и прошла на кухню. Дочь уже достала кастрюлю, и вода начинала закипать.
— Что-то случилось? — спросила Катя, заметив выражение лица матери.
Елена покачала головой:
— Нет, просто устала. И о нас думаю.
— У нас всё будет хорошо, — сказала дочь с уверенностью, которой сама, наверное, не чувствовала. — Я скоро школу закончу, работать пойду. Поможем друг другу.
В горле встал комок. Катя повзрослела слишком рано. После ухода отца замкнулась, успеваемость упала. Одноклассники дразнили — «брошенка», доходило до слёз. Но постепенно она научилась огрызаться, и травля прекратилась. Сейчас она уже строила планы на будущее, говорила о колледже, о подработке.
— Тебе учиться нужно, а не работать, — мягко возразила Елена. — Я справляюсь.
Они поужинали пельменями под негромкое бормотание телевизора. Обсудили школьные новости, посмеялись над шуткой, которую Кате рассказал одноклассник. Обычный вечер, каких были десятки за последние годы. Но тревога не отпускала Елену ни на минуту.
Когда дочь ушла к себе готовиться к контрольной, Елена достала из-под кровати шкатулку с документами — все договоры, квитанции об оплате, расписки. Здесь были доказательства каждого платежа по ипотеке за последние два с половиной года — только её платежи.
На кухонном столе лежал смартфон. Сообщение от бывшего мужа Елена прочитала сразу, но ещё не ответила. Вот он, момент, которого она боялась. Сейчас она должна решить — пойти навстречу или впервые в жизни отказать человеку, который когда-то был её мужем и отцом её дочери.
Эта старая привычка — уступать, соглашаться, не создавать конфликт — въелась глубоко. Даже когда Андрей ушёл, бросив их, даже после всех обещаний, которые он не сдержал, она всё равно сомневалась в своём праве сказать «нет». Как будто годы, когда она тянула ипотеку одна, ничего не значили.
Елена глубоко вздохнула и набрала ответ: «Приезжай. В шесть вечера». Отправила и положила телефон экраном вниз.
В ванной она долго смотрела на своё отражение — осунувшееся лицо, тёмные круги под глазами, ранняя седина на висках. Чужое лицо, лицо женщины, которая выживает, а не живёт.
В спальне, перед сном, она машинально провела рукой по пустой половине кровати. Четырнадцать лет брака остались позади, но привычки никуда не делись. Когда-то они были счастливы — смеялись, строили планы, мечтали о втором ребёнке. Потом накопилась усталость, начались упрёки. «Ты совсем себя запустила», — бросал он. «У тебя только работа на уме», — отвечала она.
Следующий день тянулся бесконечно. На работе Елена дважды ошиблась с дозировкой в рецептах, и Олег Сергеевич обеспокоенно отвел её в сторону.
— Что-то случилось, Лена? — спросил он, нахмурившись. — Ты сама не своя.
— Просто не выспалась, — солгала она, пытаясь улыбнуться.
— Может, домой пойдешь? Мы справимся.
Она покачала головой:
— Нет, всё нормально. Мне нужны деньги.
Последние слова вырвались сами собой, и Елена тут же прикусила губу. Олег Сергеевич сочувственно кивнул. Он знал её ситуацию — не все подробности, но основное. Знал, как она цепляется за каждую дополнительную смену, чтобы вытянуть платежи.
К пяти часам Елена была дома. Переоделась, наскоро прибралась в квартире, словно готовясь к приходу гостя, а не человека, который когда-то знал расположение каждой вещи в этом доме. Достала чистые чашки — свою и ту, из которой когда-то пил он. Она так и не выбросила эту чашку с васильками, хотя несколько раз порывалась.
В без пятнадцати шесть Катя заглянула на кухню. Она уже знала о предстоящем визите отца.
— Может, мне остаться? — спросила дочь неуверенно.
— Нет, иди к Насте, как договаривались. Это… взрослый разговор.
— Про квартиру? — Катя нахмурилась. — Если что-то важное, я имею право знать.
Елена подошла к дочери, обняла её за плечи.
— Конечно имеешь. И я всё расскажу. Потом.
Катя кивнула, но в глазах читалось сомнение. Тринадцать лет совместной жизни с Андреем научили Елену узнавать эту тревогу в глазах дочери. Девочка боялась — боялась новых перемен, новых потерь. Её и так слишком часто предавали.
— Иди, — мягко подтолкнула дочь Елена. — Всё будет хорошо.
Входная дверь закрылась за Катей ровно в шесть. А через пять минут раздался звонок.
Андрей мало изменился за прошедшие годы. Разве что залегли морщинки вокруг глаз, да в тёмных волосах появилась проседь на висках. Он всегда был привлекательным мужчиной — высоким, с правильными чертами лица, спокойным взглядом.
— Привет, — сказал он, переступая порог. — Давно не виделись.
— Здравствуй, — ответила она, отступая в глубь прихожей. — Проходи.
Он прошёл на кухню, окинул взглядом знакомое пространство. Задержался на новой микроволновке, которую Елена купила полгода назад. На цветущей монстере, что разрослась на подоконнике — её она выходила после его ухода, когда старый кактус завял.
— Чай будешь? — спросила она, включая чайник.
— Давай. А Катюшка где?
— У подруги. — Елена поставила на стол его чашку с васильками. — Ты хотел поговорить о квартире.
Андрей кивнул, достал из внутреннего кармана пиджака сложенные вчетверо листы. Развернул их, положил перед ней.
— Ты знаешь, я всегда был человеком дела, Лен. Давай по-честному. — Он указал на бумаги. — Здесь выписки с моей карты. Я внёс больше шестидесяти процентов платежей по ипотеке.
Елена взглянула на документы. Выписка действительно содержала регулярные платежи — за первые четыре года и ещё частично за год после развода.
— И что? — спросила она, возвращая бумаги.
— Как что? — Андрей нахмурился. — Квартира по документам твоя, но фактически больше половины оплатил я.
— А последние два с половиной года платила я. Одна. Когда ты перестал помогать.
— У меня были сложности.
— У меня тоже, — тихо ответила Елена.
Чайник вскипел, но она не двинулась с места. Чувствовала, как внутри поднимается что-то горячее и болезненное — смесь обиды, усталости и смутного, пробуждающегося возмущения.
— Лен, я не хочу ссориться, — Андрей потёр переносицу. — Просто… мне нужна своя жилплощадь. Ты же знаешь, я всегда относился к тебе хорошо. И к Кате.
— Ты нас бросил, Андрей. — Её голос звучал тихо, но твёрдо. — Ты сам ушёл, помнишь?
На мгновение на его лице отразилось что-то похожее на раскаяние. Но тут же сменилось привычным выражением человека, который пришёл решать деловые вопросы.
— То была личная жизнь. А это — имущество. Бизнес. Я предлагаю честное решение. — Он выдержал паузу. — Возьмёшь новую ипотеку на другую квартиру, а нашу оформишь на меня. Так будет справедливо.
Елена смотрела на него, не веря своим ушам.
— Справедливо? — переспросила она, чувствуя, как сердце гулко бьётся в груди.
— Да, — кивнул Андрей, словно речь шла о чём-то очевидном. — Я же выплатил большую часть за квартиру. Помнишь, мы дачу моей бабушки продали? Деньги целиком пошли на ипотеку. Это мое наследство было.
Елена молчала. Это была правда — дача досталась Андрею от бабушки, они её продали специально под ипотеку. Но с тех пор прошло десять лет совместной жизни.
— А где мы с Катей будем жить? — наконец спросила она.
Андрей выпрямился, достал из портфеля ещё одну папку.
— У меня есть конкретное предложение, — он открыл папку и выложил буклет с новостройками и распечатки с ценами. — Вот, смотри — ЖК «Солнечный берег». Однокомнатные квартиры от застройщика, предчистовая отделка, сдача через полгода. Если ты переоформишь нашу квартиру на меня, я внесу первоначальный взнос за новую. Тебе останется только взять ипотеку на оставшуюся сумму. Ежемесячный платеж будет даже меньше, чем сейчас.
Елена взглянула на буклет с яркими картинками. ЖК «Солнечный берег» — типовая новостройка на окраине города, далеко от Катиной школы, от её работы, от всего, что было им знакомо и привычно.
— То есть, — медленно произнесла она, осознавая весь абсурд ситуации, — ты предлагаешь мне отдать тебе нашу полностью обжитую квартиру в центре района, а самим с Катей переехать в однушку на отшибе?
— Это не отшиб, — возразил Андрей. — Там новая транспортная развязка, за полчаса можно добраться.
— А с вещами что делать? В однокомнатную квартиру не поместится и половина.
— Продадите лишнее, — он пожал плечами. — Или я могу часть забрать.
Внутри что-то оборвалось. Елена почувствовала, как пол уходит из-под ног. Это не просто наглость — это абсурд. Предложить им с дочерью съехать из собственной квартиры, которую она выплачивала ценой бессонных ночей и сверхурочных смен.
— А что не так с твоей нынешней квартирой? — спросила она, сжимая кулаки под столом.
Андрей отвёл глаза:
— Это не моя квартира. Мы с Мариной… расстались. Я снимаю сейчас. А снимать — это деньги на ветер.
Вот оно что. Любовное гнёздышко разорилось, и бывший муж решил вернуть себе прежнее жильё. Не задумываясь о том, что там живут его бывшая жена и дочь.
— И ты считаешь, что мы с Катей должны съехать, потому что твои отношения не сложились? — в её голосе зазвучал лёд. — Оставить дом, где мы живём десять лет?
— Ты же понимаешь, оформление было условностью, — он дёрнул плечом. — И вообще, сейчас речь не об этом. Давай не будем всё усложнять. Просто возьми бумаги, ознакомься.
Он подвинул к ней документы, которые принёс с собой — не только выписки, но и какие-то формы, заявления.
— И что это?
— Это заявление в банк. О переоформлении долга. — Андрей постучал ручкой по бумаге. — Здесь написано, что ты принимаешь на себя всю оставшуюся задолженность, а я отказываюсь от прав на квартиру в твою пользу. В обмен ты обязуешься выплатить мне мою долю. Компенсацию. За выплаченную часть ипотеки.
У Елены закружилась голова. Это было даже не то, о чём он говорил сначала. Теперь он не просто хотел квартиру — он требовал, чтобы она выкупила его «долю».
— А если я не соглашусь?
Андрей вздохнул, откинулся на стуле.
— Тогда, боюсь, придётся решать через суд.
— Через суд? — Елена почувствовала, как к горлу подступает тошнота. — Ты подашь на нас в суд?
— Не на вас, а на справедливый раздел имущества, — поправил Андрей. — Как это делают цивилизованные люди.
— Цивилизованные… — эхом повторила она. — Значит, ты забыл обещание не оставить нас без крыши над головой. Забыл, как говорил, что всегда будешь поддерживать.
Андрей поморщился, словно от зубной боли.
— Я никого не оставляю без крыши, Лена. Я предлагаю компромисс.
— Выгнать нас с Катей из дома, который мы считаем своим — это компромисс?
— Дом — это просто стены, — он пожал плечами. — Не драматизируй.
Елена медленно поднялась из-за стола. Подошла к окну, глядя на тёмный двор. Внизу горели фонари, на детской площадке играли младшеклассники. Когда-то там играла и Катя, а Елена наблюдала за ней из этого самого окна, пока готовила ужин. Квартира, которую они превратили в дом. Квартира, которую она выплачивала последние годы ценой собственного здоровья.
— Знаешь, Андрей, — произнесла она, не оборачиваясь, — это действительно мой дом. И если ты хочешь забрать его у нас — придётся идти в суд.
Она услышала, как он резко выдохнул за её спиной. Он не ожидал отказа — привык, что она уступает.
— Не усложняй, — сказал он раздраженно. — Подумай о Кате.
— Я только о ней и думаю. — Елена обернулась, встречая его взгляд. — О том, как объяснить ребёнку, что отец, который её бросил, теперь хочет отобрать у неё дом.
— Я никого не бросал, — огрызнулся Андрей. — Просто отношения исчерпали себя.
— Да. Ты бросил, — твёрдо повторила Елена, глядя ему прямо в глаза. — Ты променял нас на молодую коллегу. И теперь, когда она тебя бросила, ты хочешь вернуться — не к нам, а к нашим стенам.
Андрей вскочил, лицо исказилось от злости:
— Всегда знал, что под этой тихой оболочкой прячется эгоистка!
— Эгоистка? — Елена сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. — Эгоистка? Я вкалывала по двенадцать часов, чтобы сохранить эту квартиру. Я экономила на всём, даже на еде, чтобы хватало на платежи. Я не покупала себе одежду три года! И теперь я эгоистка?
Они стояли друг напротив друга — она, маленькая, в домашнем халате, и он, высокий, в дорогом костюме. Но впервые за долгое время Елена чувствовала, что не уступит. Не сейчас. Не в этот раз.
— Мама? — раздался голос с порога.
Они обернулись одновременно. В дверях кухни стояла Катя — она вернулась раньше и, очевидно, слышала их разговор.
— Папа хочет забрать нашу квартиру? — спросила она тихо.
Андрей поморщился:
— Катюш, это сложно объяснить. Взрослые дела.
— Мне шестнадцать, — возразила дочь, входя на кухню. — И это мой дом тоже.
— Просто мне нужно где-то жить, — попытался улыбнуться Андрей. — А мама может взять новую ипотеку.
— Может? — Катя посмотрела на мать, потом на отца. — Мама и так работает до изнеможения. Ты хоть знаешь, что у неё гипертония? Знаешь, что она в обморок падала месяц назад от переутомления?
Елена вздрогнула — она не говорила дочери об этом. Не хотела её пугать.
— Катя…
— Нет, мам, пусть знает, — твёрдо сказала дочь, глядя на отца. — Пусть знает, как мы жили эти три года, пока он встречался со своей…
— Катя! — воскликнула Елена.
— …со своей Мариной, — закончила девочка. — Мы тут чуть не умерли, пытаясь выжить без него. А теперь он хочет отобрать наш дом? Серьёзно?
Андрей побледнел:
— Я не знал про гипертонию.
— Конечно не знал, — кивнула Катя. — Ты ничего не знал, потому что не интересовался.
— Я… — он запнулся. — Я не для этого пришёл. Я просто хочу справедливости.
— Справедливости? — в голосе Кати звучала такая горечь, что у Елены защемило сердце. — Справедливость — это когда отец не бросает свою семью. Это когда он помогает, а не требует. Это когда он думает о дочери, а не о себе.
Повисла тяжёлая тишина. Андрей смотрел в пол, Катя — на отца, а Елена — на дочь. В этот момент она почувствовала прилив гордости — её девочка выросла сильной, несмотря ни на что. Вопреки всему.
— Я пойду, — наконец сказал Андрей, собирая бумаги. — Подумай, Лена. Я всё равно добьюсь своего.
— Добивайся, — ответила она спокойно. — Но ответ — нет.
Когда дверь за бывшим мужем закрылась, Елена тяжело опустилась на стул. Только сейчас она поняла, как сильно дрожат её руки.
— Ты правда падала в обморок? — спросила Катя, садясь рядом.
— Один раз. На работе. Ничего серьёзного.
— Почему не сказала?
— Не хотела тебя волновать, — Елена вымученно улыбнулась. — Ты и так о многом беспокоишься.
Катя взяла её за руку:
— Мам, я не ребёнок. Я знаю, как тебе тяжело. Я всё вижу.
Елена кивнула, чувствуя, как к глазам подступают слёзы. Она так старалась быть сильной ради дочери, что почти забыла, как это — показывать слабость. Позволять кому-то поддержать тебя.
— Мы не отдадим квартиру, — сказала она, выпрямляясь. — Это наш дом.
— Но если он подаст в суд…
— Значит, будем судиться. — Елена сжала руку дочери. — У меня есть доказательства всех выплат. И свидетели того, как мы здесь жили, когда он ушёл.
Катя помолчала, затем обняла мать:
— Ты сильнее, чем думаешь, мам.
В этот момент Елена почувствовала, как что-то внутри неё меняется. Словно стальной стержень, всегда дремавший под внешней мягкостью, наконец проснулся. Она никому не позволит отобрать у неё и дочери их дом. Ни бывшему мужу, ни суду, никому.
Звонок раздался в восемь утра. Елена только что проводила Катю в школу и собиралась на работу, когда телефон разразился мелодией, которую она давно хотела сменить, но всё не доходили руки.
— Алло? — сказала она, прижимая трубку плечом и натягивая туфли.
— Леночка, это Нина Борисовна, — раздался в трубке голос свекрови. — Как ты, милая?
Елена замерла. Свекровь никогда не звонила просто так. Обычно их разговоры сводились к редким обсуждениям Катиных дней рождения или школьных праздников, на которые Андрей почти никогда не приходил.
— Здравствуйте, Нина Борисовна. Нормально. А вы?
— Да вот, переживаю очень, — голос свекрови звучал проникновенно. — Андрюша вчера весь расстроенный пришёл. Ты уж не серчай на старуху, но я решила позвонить. Поговорить.
Елена почувствовала, как внутри всё сжимается. Конечно, Андрей сразу побежал жаловаться маме. Как в детстве. Только теперь он не разбил коленку, а хочет отобрать квартиру у собственной дочери.
— О чём поговорить? — спросила Елена, проверяя время. До смены оставалось сорок минут.
— О вашем жилье, конечно, — сразу перешла к делу Нина Борисовна. — Андрюша мне всё рассказал. Он же тебе хорошее предложение сделал — и деньги даёт, и новую квартиру поможет найти. А ты упрямишься.
Елена закрыла глаза. Сосчитала до трёх.
— Нина Борисовна, всё не так просто…
— А что тут сложного? — перебила свекровь. — Мальчик хочет вернуть своё. Ты подумай — дачу-то бабушкину ради первоначального взноса продали. Сколько там дача стоила? Она ж в хорошем месте была. А теперь ему негде жить. Без крыши над головой оставить хочешь?
— Никто не оставляет Андрея без крыши над головой, — ответила Елена, изо всех сил стараясь говорить ровно. — Просто в этой квартире живём мы с Катей. Последние три с половиной года практически все платежи делала я. Это наш дом.
На том конце линии раздался неодобрительный вздох.
— Эх, Лена, Лена… Раньше ты не такой была. Чуткой была, понимающей. А сейчас словно на принцип пошла. Ты бы подумала о Кате — ей с отцом отношения налаживать нужно, а ты что устраиваешь? Скандал? Из-за квартиры?
Елена почувствовала, как внутри поднимается волна возмущения, но сдержалась.
— Нина Борисовна, я не хочу с вами это обсуждать. Извините, мне пора на работу.
— Знаешь, почему он от тебя ушёл? — вдруг произнесла свекровь, и её голос стал холоднее. — Потому что ты всегда была такой. Ни в чём не уступала. Всё по-своему. Вот он и нашёл ту, что помягче.
Елена молча смотрела на часы. Тринадцать лет она терпела подобные выпады от этой женщины. Тринадцать лет пыталась быть хорошей невесткой — готовила праздничные ужины, возила подарки, слушала бесконечные рассказы о том, какими должны быть настоящие жёны.
— Я опаздываю, — сказала она наконец. — До свидания, Нина Борисовна.
— Не думай, что это конец, — отрезала свекровь. — Андрюша своего добьётся. У него все документы на руках. Он же регулярно платил, есть доказательства. А то, что ты там потом что-то выплачивала… это ещё доказать надо.
— Я сохранила все квитанции и выписки, — ответила Елена.
— А ещё у него хороший адвокат. Он своего добьётся. Ты уж поверь. Лучше по-хорошему договоритесь. Подумай о будущем.
Трубка замолчала — Нина Борисовна повесила трубку первой, не дожидаясь ответа. Елена медленно опустила телефон. Руки дрожали, но не от страха. От злости.
Почему она позволяет им так с собой разговаривать? Почему вечно чувствует себя виноватой — перед мужем, который её бросил, перед свекровью, которая всегда её презирала, перед дочерью, которой не смогла сохранить полную семью…
Дорога на работу прошла как в тумане. В аптеке она двигалась на автопилоте — отпускала лекарства, проверяла рецепты, разговаривала с клиентами. Но внутри всё кипело от негодования и какой-то новой, незнакомой решимости.
— У тебя всё нормально? — спросила Наталья во время обеда. — Выглядишь странно.
— Нормально, — кивнула Елена. — Просто много думаю.
— О повышении? — улыбнулась коллега. — Олег Сергеевич же говорил, должность заведующей твоя. Официально с первого числа. С новым окладом.
Елена благодарно кивнула в ответ на напоминание о хороших новостях. Повышение было важно — сейчас, когда намечалась битва за квартиру, дополнительные деньги не помешают. Ей предстояли траты на адвоката, возможно, и на экспертизы для суда.
Вечером, вернувшись домой, Елена первым делом достала шкатулку с документами. Разложила на столе квитанции об оплате ипотеки за последние годы. Всё подтверждало её слова — последние два с половиной года она тянула жильё в одиночку.
Катя сидела на кухне, делая уроки. На столе стоял недоеденный бутерброд и стакан с соком. В последнее время дочь ела мало — видимо, переживала из-за конфликта с отцом.
— Мам, — подняла она голову от тетради, — тебе бабушка звонила?
Елена обернулась:
— Да. Ты с ней говорила?
— Угу, — Катя опустила глаза. — Она сказала, что ты хочешь лишить папу его доли и что я должна тебя «образумить». А ещё сказала, что нам всё равно придётся съехать, так что лучше сейчас всё решить мирно.
Елена почувствовала, как внутри всё холодеет. Значит, теперь они давят на дочь. Используют ребёнка, чтобы манипулировать ею.
— И что ты ответила? — тихо спросила она.
Катя пожала плечами:
— Сказала, что это не моё дело. Это вы между собой разбирайтесь.
— Катюш, — Елена села рядом с дочерью, — ты же понимаешь, что это наш дом? Что если мы съедем, придётся менять школу, друзей…
— Мам, — перебила её дочь, — я знаю, что он поступает подло. И бабушка тоже. Я всё понимаю, не переживай.
В дверь позвонили. Елена вздрогнула — было уже довольно поздно для гостей.
— Кто там? — спросила она через дверь.
— Я, — раздался голос Андрея. — Надо поговорить.
Елена посмотрела на часы — девять вечера. Поздновато для визитов. Но она открыла — знала, что рано или поздно он явится снова.
Андрей стоял на пороге с папкой в руках. Выглядел усталым, но решительным.
— Поговорим? — спросил он, проходя в прихожую. — Катя дома?
— Да, делает уроки, — Елена кивнула в сторону кухни.
— Хорошо, — сказал он. — Давай в комнате тогда, не будем ей мешать.
Они прошли в комнату. Андрей сел в кресло — то самое, которое когда-то считал своим. Елена осталась стоять.
— Я не буду ходить вокруг да около, — начал он. — Мама сказала, ты всё равно не согласишься на мирное решение. И адвокат считает, что лучше всё решать официально. Поэтому я подал иск.
— Иск? — переспросила Елена.
— В суд. О разделе имущества. — Он протянул ей один из листов. — Вот, тебе копия заявления. Тут всё расписано — первоначальный взнос, мои регулярные выплаты, всё документально подтверждено.
Елена взяла лист, пробежала глазами. Действительно, иск о разделе совместно нажитого имущества, ссылки на статьи Семейного кодекса, подробный расчёт долей.
— Значит, ты хочешь отобрать у нас дом, — сказала она.
— Я хочу справедливости, — он вздохнул. — И знаешь, я не хотел доводить до суда. Но ты не оставила мне выбора.
— Я не оставила? — Елена смотрела на бывшего мужа, не веря своим ушам. — Ты бросил нас, перестал помогать с выплатами, а теперь говоришь, что я не оставила выбора?
— Знала бы ты, через что я прошёл, — сказал он с горечью. — С Мариной всё разладилось почти сразу. Я остался один, без поддержки. А теперь вот снимаю комнату, хотя имею полное право на жильё.
— Ты имел право на жильё здесь, когда был с нами, — ответила Елена. — Когда был мужем и отцом. Но ты выбрал другое.
— Это всё лирика, — он махнул рукой. — По закону эта квартира — совместно нажитое имущество. И я хочу свою долю. Ты можешь выплатить мне компенсацию, можешь поменять эту квартиру на две однушки с моей доплатой, или мы просто продадим её и разделим деньги. Выбирай.
Елена смотрела на человека, с которым прожила тринадцать лет. Когда-то любимого, близкого. Теперь — чужого и холодного.
— Я выбираю бороться за наш дом, — сказала она тихо. — И ты не получишь ни квартиру, ни деньги за неё.
Андрей поднялся:
— Что ж, увидимся в суде. Первое слушание через месяц. Можешь найти адвоката, но это бесполезно. Мои документы в порядке.
— Мои тоже, — ответила Елена. — Все квитанции, все выписки. И свидетели того, как ты нас бросил и не помогал.
— А, — он усмехнулся, — нашла крайних. Будешь на жалость давить? На то, что я якобы бросил вас?
— Ты действительно нас бросил, — голос Елены был тихим, но твёрдым. — И теперь пытаешься отобрать последнее, что у нас осталось.
— Мам? — раздался голос Кати из коридора. — Всё в порядке?
Они обернулись. Катя стояла в дверях, бледная, с покрасневшими глазами.
— Котёнок, мы просто разговариваем, — сказал Андрей, пытаясь улыбнуться. — Взрослые дела.
— Я слышала, — сказала дочь. — Ты судиться будешь? Из-за квартиры?
Андрей помрачнел:
— Катюш, это не так просто…
— Очень даже просто, — возразила Катя. — Ты хочешь отобрать у нас дом. Дом, где я выросла. Где мама работает на износ, чтобы мы могли здесь жить. И ты знаешь, что если мы переедем, мне придётся менять школу. В одиннадцатом классе, перед экзаменами.
— Будешь ездить на автобусе, — нахмурился Андрей. — Не драматизируй, как мать.
— Драматизирую? — в голосе Кати зазвучали слёзы. — Тебя три года не было в моей жизни. А теперь ты хочешь забрать мой дом и говоришь, что я драматизирую?
Андрей дёрнул плечом, будто стряхивая неприятный груз:
— Хватит истерик. Всё решит суд.
Он направился к двери, на ходу бросив:
— И не пытайтесь давить на жалость. У меня хороший адвокат. Он всё продумал.
Когда дверь за ним закрылась, Катя разрыдалась. Елена обняла дочь, гладя по волосам.
— Шшш, всё будет хорошо, — шептала она. — Я не позволю забрать у нас дом. Обещаю.
— Он может? — всхлипывала Катя. — Суд может решить в его пользу?
Елена не стала врать:
— Может. Но я буду бороться. И у меня есть доказательства всех выплат. И свидетели.
— Зинаида Павловна? — шмыгнула носом дочь.
— Да, — кивнула Елена. — Она видела, как тяжело нам было после его ухода. И знает, что он не помогал.
На следующий день Елена взяла отгул и отправилась к адвокату. Ирина Алексеевна, женщина лет сорока с цепким взглядом и острым умом, внимательно изучила все документы.
— Доля у него есть, этого не отнимешь, — сказала она наконец. — Но суд всегда учитывает интересы несовершеннолетнего ребёнка. Плюс тот факт, что вы практически в одиночку выплачивали ипотеку последние годы. Это весомые аргументы.
— Шансы есть? — спросила Елена.
— Есть, — кивнула адвокат. — Но нужно подготовиться. Собрать все свидетельства ваших трат на квартиру — не только ипотеку, но и ремонт, мебель, технику. Желательно найти свидетелей, которые подтвердят, что он не помогал вам с дочерью после развода.
Елена кивала, запоминая. Впервые за долгое время она чувствовала, что может победить. Что справедливость — не просто красивое слово. Что можно отстоять своё право на дом, который она сохранила такой ценой.
Вечером, вернувшись домой, Елена застала Катю с какими-то распечатками.
— Что это? — спросила она.
— Я нашла в интернете статьи о разделе ипотечных квартир, — ответила дочь. — Там написано, что суд обычно учитывает интересы ребёнка. И я готова выступить свидетелем, если нужно.
Елена обняла дочь:
— Спасибо, милая. Но тебе не придётся этого делать. Я сама справлюсь.
Катя обняла её в ответ:
— Ты сильная, мам. Я знаю, что ты справишься.
В эти слова дочери Елена вцепилась как в спасательный круг. Да, она справится. Впервые в жизни она не уступит, не будет искать компромисса там, где компромисс означает потерю всего, что ей дорого.
Две недели пролетели в вихре подготовки. Елена собрала все документы, нашла свидетелей, проконсультировалась с Ириной Алексеевной о стратегии защиты. Даже в самые тревожные минуты, когда она просыпалась среди ночи в холодном поту, ей помогала мысль, что она делает всё правильно. Что защищать свой дом — не прихоть, а необходимость. Ради себя и ради дочери.
В ночь перед судом Елена долго не могла заснуть. Ворочалась, представляя разные сценарии, повторяя аргументы. Около трёх ночи встала, прошла на кухню. Налила себе воды.
На холодильнике висела старая фотография — Катя в шесть лет, с косичками и щербинкой между передними зубами, улыбается в камеру. Тогда они только въехали в эту квартиру.
Елена коснулась пальцами фотографии. Ради этой улыбки стоило бороться. И она боролась.
Судебный процесс длился три месяца. За это время Андрей дважды пытался надавить через свекровь, а один раз предложил мировое соглашение — разменять квартиру на две однушки. Елена отказалась. Ирина Алексеевна подготовила убедительную позицию, собрала все доказательства, что последние годы ипотеку оплачивала только Елена.
Решающим стало заключение финансовой экспертизы, которая подтвердила, что последние два с половиной года платежи по ипотеке вносились исключительно с карты Елены. Важную роль сыграли и характеристики с работы, и свидетельство классного руководителя Кати, которая подтвердила, что отец не принимал участия в жизни дочери все эти годы.
В итоге суд учел интересы несовершеннолетней Кати и оставил квартиру Елене с обязательством выплатить бывшему мужу компенсацию за его долю — гораздо меньшую, чем он требовал. Первый взнос помог сделать Олег Сергеевич, давший беспроцентную ссуду под расписку. «Вернёшь, когда сможешь,» — сказал он просто. Ещё часть заняла Наталья. Остальное Елена обязалась выплатить в рассрочку на два года.
Когда она вышла из здания суда с решением на руках, Катя крепко обняла её.
— Знаешь, — сказала девочка, — я горжусь тобой, мам. Ты научила меня не сдаваться.
На глазах Елены выступили слезы — не горькие, как раньше, а какие-то другие. Слезы облегчения и тихой радости.
Через полгода Андрей съехался с новой женщиной, перестал требовать встреч с дочерью и даже выплат компенсации. Но Елена по-прежнему переводила деньги — теперь уже не из страха или чувства вины, а потому что так было правильно. Закон на её стороне, но и обязательства нужно выполнять.
Отношения со свекровью сначала совсем разладились. Нина Борисовна при встречах отворачивалась, а когда Катя приходила её навестить, демонстративно вздыхала: «Вот если бы вы жили с отцом…» Но постепенно, видя, как внучка расцветает, как хорошо учится в колледже, она смягчилась. Однажды даже позвонила Елене и сдержанно поблагодарила за то, что та «не настраивает ребенка против бабушки». После этого они вернулись к редким, но мирным звонкам и поздравлениям с праздниками — без прежней враждебности, но и без лишней близости.
Катя поступила в медицинский колледж, решив пойти по стопам матери в фармацевтику. Елена получила должность заведующей отделом в аптечной сети, что позволило ей не только расплатиться с долгами, но и впервые за много лет взять отпуск — они с дочерью съездили на море.
В выходной, перебирая старые вещи, она нашла книгу со стихами, которую когда-то дала ей мать. Между страницами лежала записка: «Дочка, помни, что нет ничего важнее самоуважения». Елена улыбнулась. Жизнь продолжалась. И теперь она точно знала — иногда нужно отстаивать то, что принадлежит тебе по праву. Не из жадности или упрямства. А просто потому, что это справедливо.
