— Извините, можно столовую ложку? — Роман стоял у разобранной плиты, смущённо глядя на свои пустые руки.
Плита сломалась вечером, когда Елена готовила ужин — конфорки перестали включаться. Пришлось вызывать мастера, и теперь он копался в её кухне уже полчаса.
Елена подняла брови.
— Ложку?
— Инструменты в машине забыл, а здесь нужен рычаг, — он кивнул на застрявший винт. — Знаю, звучит глупо.
Она засмеялась — впервые за долгое время легко, без натяжки.
— А я думала, вы будете важный мастер с чемоданом оборудования.
Елена принесла самую большую ложку, села на табурет рядом. Роман работал аккуратно, не спеша, объясняя каждое движение. Руки у него были спокойные, надёжные.
— Вы одна живёте? — спросил он, прикручивая панель.
— Одна. Муж умер три года назад.
— Понятно. — Он не стал расспрашивать дальше, за что она была благодарна. — Плита старая, но крепкая. Ещё лет двадцать проработает.
За окном моросил октябрьский дождь. В квартире пахло чаем и тем особенным уютом, который бывает только в дождливые вечера. Елена поставила чайник.
— Может, чаю выпьете? Раз уж так долго возились.
Роман вытер руки, посмотрел на неё внимательно.
— Не помешаю?
— Не помешаете.
Они пили чай молча, и эта тишина была приятной. Роман не лез с расспросами о личной жизни, не жаловался на работу, не хвастался заработками. Просто сидел, пил чай из керамической кружки, изредка поглядывая в окно.
— Дождь сильный, — заметил он.
— Да. Октябрь у нас такой.
— Я в общежитии живу, там сейчас соседи музыку врубят. До утра.
Елена кивнула. В его голосе не было жалости к себе, просто констатация факта. Он допил чай, поблагодарил и ушёл, оставив после себя ощущение тихого тепла.
Через неделю стиральная машина начала протекать. Елена нашла в записной книжке номер Романа, набрала, не особенно рассчитывая, что он приедет.
— Роман? Это Елена Михайловна, у которой плиту чинили.
— Помню. Что случилось?
— Стиральная машина потекла. Сильно.
— Через час буду.
Он приехал с инструментами, быстро нашёл проблему — ослабли соединения. Чинил молча, сосредоточенно. Елена готовила ужин, ставила тарелки на стол.
— Роман, может, поужинаете? — смущённо спросила она.
Он поднял голову от машинки, на лице удивление.
— А можно?
— Конечно. Одной всё равно скучно есть.
За ужином они говорили о погоде, о старых домах, о том, что техника раньше была надёжнее. Простые, неспешные разговоры. Роман рассказал, что работает в частной мастерской, ездит по вызовам, живёт в общежитии уже пять лет.
— А своё жильё не хотите?
— Хочу. Копим потихоньку.
Елена налила чай, достала печенье. За окном стемнело, включились фонари на Малой Неве.
— Красиво у вас, — сказал Роман, глядя в окно.
— Да. Люблю этот вид.
— А я с детства мечтал на Васильевском жить. Центр, но не суета.
Они допили чай. Роман собрался уходить, но задержался в прихожей.
— Елена Михайловна, а если ещё что-то сломается, обращайтесь. Не стесняйтесь.
— Обязательно.
Дверь за ним закрылась тихо. Елена убрала со стола, помыла посуду. В квартире стало тишине, но не пустой, а тёплой. Будто кто-то оставил в воздухе частичку своего присутствия.
Через месяц поводы находились сами собой. То кран на кухне начал капать, то телевизор стал включаться через раз, то полка в прихожей покосилась. Роман приезжал без разговоров, чинил, оставался на ужин. Постепенно это стало привычкой — для обоих.
Однажды в ноябре, когда дождь стучал по окнам особенно настойчиво, Роман заснул на диване после ужина. Елена накрыла его пледом, выключила свет. Утром он проснулся, смущённо извинился.
— Простите, не хотел навязываться.
— Вы не навязывались. Наоборот, спасибо, что остались.
С тех пор он иногда ночевал. Не каждый день, но регулярно. В общежитии действительно было шумно, а здесь — покой. Между ними выросло негласное понимание, тихая близость без лишних слов. Роман мог читать газету, чинить что-то по мелочи, просто молчать. Елена не требовала разговоров, не устраивала допросов о планах и чувствах. Она готовила, проверяла ученические тетради, читала. Каждый занимался своим делом, но одиночество больше не давило.
В середине декабря зазвонил домофон. Рано утром, Роман ещё спал на диване.
Елена подошла к домофону.
— Елена? Это Зинаида Петровна, мамина подруга. Помнишь меня?
— Помню. Здравствуйте.
Елена помнила смутно — женщина средних лет, которая иногда приходила к матери. Это было лет десять назад.
— Можно подняться? У меня к тебе дело.
Елена нажала кнопку, разбудила Романа.
— Ко мне Зинаида Петровна идёт. Мамина знакомая.
Роман кивнул, быстро оделся, ушёл в ванную умываться.
В дверь постучали негромко, но настойчиво. На пороге стояла грузная женщина лет шестидесяти с потёртой сумкой в руках. Лицо усталое, но глаза внимательные, цепкие.
— Зинаида Петровна, — она протянула руку. — Давно не виделись.
— Проходите. Что случилось?
Зинаида прошла в комнату, огляделась, присела на край дивана.
— Беда у нас, Леночка. Нас выселяют из коммуналки. Расселение, говорят. Временно негде жить. Я вспомнила твою маму, какая она добрая была. Подумала — может, ты поможешь? На пару дней всего.
Елена растерялась. Отказать было неловко — женщина действительно выглядела измученной. Но и согласиться…
— У меня тут небольшая квартира, — начала Елена осторожно.
— Я тихая, не помешаю. Даже не заметишь.
Зинаида уже разглядывала комнату, будто прикидывала, где лучше устроиться.
— У тебя диван удобный. А кухня большая, хорошо. Твоя мама всегда говорила — Лена добрая, никого в беде не оставит.
Елена почувствовала, как сжимается горло. Упоминание матери било точно в цель.
— Хорошо, — тихо сказала Елена. — На пару дней.
Зинаида сразу оживилась, поставила сумку у шкафа.
— Спасибо, родная. Я тебе так благодарна. Твоя мама была права — ты золотая.
Роман появился из ванной, одетый, с мокрыми волосами. Зинаида внимательно его оглядела.
— А это кто?
— Роман. Он… помогает мне с ремонтом.
— Понятно. — В голосе Зинаиды прозвучало что-то острое. — Значит, живёте вместе?
— Он иногда остаётся, — Елена почувствовала, как краснеют щёки.
— Ага. Ну и правильно, нечего одной сидеть.
Роман натянул куртку, кивнул Елене.
— Я пойду. Увидимся.
Дверь за ним закрылась, и Зинаида сразу принялась устраиваться. Развесила в шкафу свои вещи, переставила кресло ближе к окну.
К обеду Зинаида освоилась окончательно. Варила суп, не спрашивая разрешения, критиковала мелко нарезанную морковь, переставляла кастрюли.
— У тебя тут всё не по-хозяйски, — заметила она, помешивая борщ. — Мужик-то твой ничего по дому не делает?
— Роман не мой мужик, — возразила Елена.
— Ну да, конечно. Просто так остаётся. — Зинаида хмыкнула. — Видно же, что он тебя не ценит. Настоящий мужчина сразу женится.
Вечером, когда Елена мыла посуду, Зинаида сказала как бы невзначай:
— А завтра Виктор приедет. Мой муж. Ты наверное помнишь его — мы раньше вместе к твоей матери приезжали.
Елена кивнула.
— Помню.
— Он вещи довезёт, поживёт тоже немного. Не возражаешь?
Елена замерла с тарелкой в руках.
— То есть как… надолго?
— Да нет, что ты. Пока не найдём что-то подходящее.
На следующий день приехал Виктор — невысокий, аккуратный мужчина с внимательными глазами. Он притащил два чемодана и сразу принялся вспоминать.
— Леночка, как выросла! — сказал он, обнимая её. — Хорошая была женщина твоя мать, мы хорошо дружили, помогали друг другу. Твой отец когда живой был, мы и на рыбалку часто ездили.
Елена кивнула, стараясь вспомнить эти рыбалки. В памяти мелькало что-то смутное — папа собирал удочки, говорил про какого-то Витю.
— А теперь нас выселяют, — продолжал Виктор. — Сносят старые дома. Зинаида говорит, ты добрая, как мать твоя была. Не оставишь в беде.
Елена помогла им разложить вещи. Виктор устроился основательно, развесил рубашки в шкафу, поставил на тумбочку свои лекарства. Потом огляделся по сторонам.
— А счётчики где? — спросил он у Елены. — Надо показания снять.
— Зачем?
— Порядок надо вести, — объяснил он. — Мы же тут не на халяву приехали, всё заплатим, сколько намотаем. А то кто сколько тратит — неизвестно.
Виктор достал блокнот в клеточку, аккуратно записал показания счётчиков воды и света. Потом обошёл квартиру, что-то помечая в блокноте.
— Я управдомом двадцать лет работал, — объяснил он Елене. — Привык к порядку.
К вечеру в квартире стало тесно. Не по площади — по воздуху. Зинаида готовила ужин, громко комментируя каждое действие. Виктор сидел за столом с блокнотом, записывал расход продуктов.
— Хлеба купили на восемьдесят рублей, — бормотал он. — Молока — на сто двадцать. Пополам получается…
Елена сидела на диване, держала в руках непроверенные ученические тетради. Не читала — просто держала. Слова в них плыли, смысл ускользал.
Роман пришёл поздно, когда гости уже улеглись спать. Зинаида с Виктором заняли диван в комнате. Роман постоял в прихожей, неуверенно посмотрел на Елену.
— Может, я лучше домой поеду?
— Нет, — быстро сказала она. — Останься.
Он переночевал на кухне, на раскладушке. Утром ушёл рано, не позавтракав.
Дни потекли странно, неуютно. Зинаида вставала первой, сразу включала радио погромче. Делала кофе — не в турке, как любила Елена, а растворимый.
— Что ты возишься с этой туркой? — говорила она. — Время тратишь. Современные люди растворимый пьют.
Виктор составлял таблицы расходов, считал, кто сколько должен доплатить за коммунальные услуги. Записывал, кто когда встал, кто сколько воды потратил в душе.
— Экономия должна быть, — объяснял он. — Ресурсы не безграничные.
Елена чувствовала себя гостьей в собственной квартире. Зинаида переставила мебель, убрала с комода фотографии.
— Зачем фотографии на виду держать? — сказала она. — Депрессия от этого.
То тихое счастье, которое она обрела с Романом, рассыпалось за два дня. Больше не было неспешных ужинов, разговоров ни о чём, простого присутствия рядом. Роман стал приходить реже, постоянно задерживался на работе.
— Тебе неудобно из-за них? — спросила его Елена.
— Неудобно. Они смотрят на меня как на чужого. И всё время какие-то замечания.
В субботу вечером, за ужином, Зинаида смотрела на Елену оценивающе.
— Леночка, ты не обижайся, но кашу ты варить не умеешь. Какая-то пресная и безвкусная. Мужчины такое не едят.
Елена поставила чашку на блюдце. Чуть громче, чем хотела.
— Роман не жаловался.
— Роман вежливый, молчит. А про себя думает: «Скучная тётка, ни характера, ни изюминки». — Зинаида усмехнулась. — У тебя всё скучно, без соли и без мужика настоящего. А этот твой Роман — молчун, не мужчина.
Елена медленно положила ложку на стол. Внутри что-то оборвалось.
— Хватит.
Зинаида подняла брови.
— Что хватит?
— Хватит указывать мне, как жить. — Голос Елены был тихим, но твёрдым. — Это мой дом. Моя еда. Мой мужчина. Вы не моя мать и не моя семья и не нужно мне ставить условия.
— Да ты что, Леночка! Я же тебе только добра желаю, я жизнь прожила…
— Хватит, я сказала. Завтра к обеду чтобы вас здесь не было.
Воцарилась тишина. Виктор отложил журнал, посмотрел на жену. Зинаида выпрямилась, лицо стало каменным.
— Ты что, с ума сошла? — медленно произнесла она. — Мы же друзья твоих родителей. Мы тебе как родные.
— Родные не ведут себя так, как вы. И вообще я вам ничем не должна, а вы должны понимать, что не у себя дома.
— А как мы себя ведём? — Зинаида повысила голос. — Мы тебе помогаем по дому, вон Витя вчера смеситель починил, я из своего жизненного опыта советы безобидные даю, чтобы жить тебе было проще!
— Твоя мать была бы в шоке от твоей неблагодарности!
Елена встала из-за стола.
— Моя мать была добрая, но она не позволила бы переставлять мебель и убирать фотографии. И не слушала бы лекции о том, как варить кашу.
— Лена, — начал Виктор примирительно, — мы же не со зла…
— Елена, — поправила она. — Меня зовут Елена. И я сказала — завтра к обеду.
Зинаида вскочила, опрокинув стул.
— Неблагодарная! Мы тебе как семья, а ты нас на улицу! У нас нет другого места!
— Это не моя проблема.
— Не твоя? А кто тебе пеленки менял, когда ты маленькая была? Твоя мать! А мы с ней как сёстры были!
— Мама умерла три года назад. Где вы были тогда?
Зинаида открыла рот, но ничего не сказала.
Виктор аккуратно сложил журнал, встал.
— Понятно, — сказал он спокойно. — Завтра соберёмся.
Зинаида схватила сумку, направилась к двери.
— Я запомню это! — бросила она через плечо. — Твоя мать была бы в шоке от такой неблагодарности!
Она вышла из квартиры, хлопнув дверью. Виктор вздохнул.
— Сходит, развеется и вернётся, — сказал он Елене. — Ничего страшного.
Он прошёл в комнату, начал аккуратно складывать вещи в чемодан.
Елена осталась на кухне. В квартире наступила тишина — не гнетущая, а освобождающая. Она убрала со стола, помыла посуду. Поставила на место переставленную мебель, вернула фотографии на комод.
Зинаида вернулась через час, молчаливая и мрачная. Легла спать, не сказав ни слова.
На следующий день в полдень они собрали вещи. Зинаида не произнесла ни слова благодарности, только бросила на Елену полный презрения взгляд. Виктор подошёл к ней перед уходом, протянул деньги мелкими купюрами.
— Спасибо.
Елена отмахнулась.
— Ничего не нужно. Просто уходите.
Дверь закрылась за ними навсегда.
Елена прошла по квартире, открыла окна. Осенний ветер принёс запах дождя и свободы.
Роман пришёл вечером, как обычно. Поставил сумку, разулся.
— Как дела?
— Хорошо, — ответила Елена.
— А я торт принёс свеженький, — сказал Роман, доставая коробку из сумки. — У меня сестра в пекарне работает, вот передала.
Елена улыбнулась, пошла ставить чайник.
— А где Зинаида с Виктором? — спросил он, проходя на кухню.
— Уехали, — сказала она тихо.
— Понятно.
На кухне они пили чай с тортом, разговаривали о планах, о жизни. Роман рассказывал про работу, она — про учеников. Обычные разговоры, но в них была та самая лёгкость, которую отняли у них чужие люди.
Елена вдруг вспомнила слова Зинаиды: «У тебя всё скучно, без соли и без мужика настоящего».
— Роман, а ты можешь ко мне переехать? — спросила она. — Мы же взрослые люди.
Он замер с чашкой в руках.
— Серьёзно?
— Серьёзно. Зачем тебе общежитие, если ты всё равно здесь живёшь?
Роман смущённо улыбнулся.
— Я давно хотел предложить, но не знал… Неудобно как-то было.
— А теперь?
— Теперь удобно.
Он переехал через неделю. Привёз свои инструменты, книги, кофеварку. Квартира наполнилась мужским присутствием — не навязчивым, а естественным.
Отношения крепли день за днём. Утренний кофе, вечерние разговоры, планы на выходные. То самое спокойное счастье, которое чуть не разрушили чужие люди.
Через неделю зазвонил телефон.
— Лена, это тётя Рая. Слушай, можешь племянника на время взять пожить? Его из общежития исключили, совсем некуда деваться…
— Нет, — ответила Елена без колебаний.
— Как нет? Родственник же…
— Нет, тётя Рая. До свидания.
Она положила трубку и почувствовала лёгкость. Как просто оказывается сказать «нет», когда знаешь цену своему покою.
Через месяц они расписались. Тихо, без гостей, только вдвоём.
Елена часто вспоминала те дни с Зинаидой и Виктором. Как обычная ситуация — приютить знакомых на пару дней — чуть не разрушила их отношения с Романом. Как близко она была к тому, чтобы потерять себя и его заодно.
Всё хорошо закончилось только потому, что она вовремя переступила через свой характер. Через привычку быть удобной. И выставила чужих людей из своего дома.
Дом, где теперь жили только те, кого она сама впустила.
