— Карта должна быть у мамы, не у тебя! — Андрей выплеснул стакан воды мне в лицо. — Ты совсем охренела? Моя мать всю жизнь на нас пахала!
— Твоя мать? — я вытерла лицо рукавом. — Да она меня в упор не видела двадцать лет! А теперь, когда пенсионная карта нужна, я вдруг любимая невестка?
— Отдай карту, Наташ. Не позорься.
— Пошёл ты! Это мои деньги, я их заработала!
Холодная вода стекала по щекам, смешиваясь со слезами злости. Двадцать два года брака — и вот она, настоящая рожа моего благоверного.
Всё началось на нашей свадьбе. Галина Петровна, моя свекровь, подошла ко мне, когда гости уже расходились.
— Запомни, девочка. Мой сын — золото. А ты… посмотрим ещё, что ты из себя представляешь.
Андрей стоял рядом и молчал. Молодой, красивый, в белой рубашке — весь такой правильный. Только вот яйца забыл дома.
Первый год мы жили у них. Каждое утро Галина Петровна заходила к нам в комнату без стука.
— Андрюшенька, я тебе рубашку погладила. А ты, — кивок в мою сторону, — посуду вчерашнюю не домыла. Разводы на тарелках.
— Мам, ну хватит, — бурчал муж, натягивая её выглаженную рубашку.
— Что хватит? Я о сыне забочусь. Не нравится — снимайте квартиру.
Мы сняли. Однушку на окраине, с тараканами и текущим краном. Я работала на двух работах — утром в магазине, вечером уборщицей в офисе. Андрей «искал себя». То курсы программирования, то идея с бизнесом, то ещё какая-то херня.
— Мам сказала, торговля — не женское дело, — заявил он однажды. — Нормальная жена дома сидит.
— На какие шиши я дома сидеть буду? Ты третий месяц без работы!
— Не ори. Мама права — от твоего крика молоко скиснет.
Какое молоко, придурок? У нас даже на хлеб не всегда было.
Через пять лет умер мой дед. Оставил трёхкомнатную квартиру в центре — мне, единственной внучке. Вот тут-то Галина Петровна и запела по-другому.
— Наташенька, милая, как же мы раньше не поняли, какая ты хозяйственная! Андрюша, смотри, как жена старается!
Старается, ага. Пока её сыночек на диване пузо чешет.
Мы переехали в дедову квартиру. Первое, что сделала свекровь — прикатила с чемоданом.
— Я тут поживу недельку. Ремонт у меня.
Недельку растянулась на три месяца. Каждое утро она учила меня «правильно» готовить борщ, «правильно» стирать Андрюшины носки, «правильно» дышать, чтоб сыночка не раздражать.
— Знаешь что? — не выдержала я. — Валите отсюда оба. Это моя квартира!
— Ты чего, с дуба рухнула? — Андрей даже встал с дивана. — Это наша квартира. Мы муж и жена.
— Вот именно. МЫ. А не твоя мамочка!
Галина Петровна поджала губы, собрала чемодан и ушла, хлопнув дверью. Две недели не звонила. Андрей дулся, спал на диване, жрал доширак демонстративно.
— Мать обидела. Она же старается для нас.
— Для нас? Она тебе носки в тридцать лет стирает!
— А что, плохо, что мать обо мне заботится?
На пятнадцатом году брака я загремела в больницу. Аппендицит, перитонит, еле откачали. Две недели в реанимации, месяц в общей палате.
Андрей пришёл три раза. В первый принёс яблоки — зелёные, кислые, которые я не ем. Во второй — забежал на пять минут, сказал, что мама заболела, надо к ней. В третий — в день выписки.
— Такси вызвал? — спросила я, еле стоя на ногах.
— Не, мам сказала, дорого. На автобусе доедешь.
Домой я добиралась три часа. С пересадками, со швами, с адской болью в животе. Открыла дверь — а там Галина Петровна на МОЕЙ кухне борщ варит.
— О, пришла? А мы тут с Андрюшей решили, что я пока поживу. Тебе помощь нужна.
Помощь, блин. Месяц я отлёживалась, а эта «помощница» командовала на моей кухне, рассказывая, как я неправильно болею.
— Нормальные жёны быстрее выздоравливают. Чтоб муж не страдал.
А муж не страдал. Муж жрал мамин борщ и играл в танчики.
Пять лет назад я устроилась главбухом в крупную фирму. Зарплата выросла в разы. Андрей тут же «нашёл себя» — решил стать блогером. Купил камеру, свет, микрофон. На мои деньги, естественно.
— Это инвестиция в наше будущее, — вещал он.
За пять лет — ни одного нормального ролика. Зато счета за интернет и новые гаджеты — каждый месяц.
Год назад я оформила пенсионную карту. Не пенсию — до неё ещё пахать и пахать. А карту для накоплений, с хорошими процентами. Откладывала потихоньку — на чёрный день, на старость, мало ли что.
Галина Петровна пронюхала через сына.
— Наташа, милая, давай карту мне отдашь. Я лучше сохраню. Мало ли что с тобой случится.
— С чего это со мной что-то случится?
— Ну мало ли. Ты же болела. А я здоровая, мне семьдесят, а я огурец!
Огурец, ага. Который каждую неделю то давление, то сердце, то суставы.
— Карта останется у меня.
— Андрюша, поговори с женой! Это же семейные деньги!
И вот сегодня «поговорил». Со стаканом воды в лицо.
— Знаешь что? — я вытерла лицо и встала. — Забирай свою мамочку и валите оба. Прямо сейчас.
— Ты чего несёшь? Это мой дом тоже!
— Нет, дорогой. Это квартира моего деда. На моё имя. И брачного договора у нас нет.
— Ты… ты серьёзно?
— А ты думал, я вечно терпеть буду? Твою мамашу, твоё нытьё, твою «самореализацию» за мой счёт?
Галина Петровна влетела в комнату.
— Что за крики? Андрюшенька, что она удумала?
— Развод, мама! Она хочет развода!
— Да она никто без моего сына! Уборщица! Торговка!
— Главбух с зарплатой в три раза больше вашего сыночка. Который, кстати, вообще не работает!
— Он творческая личность!
— Он тунеядец при мамочке!
Андрей шагнул ко мне, замахнулся. Я даже не дёрнулась.
— Давай, ударь. Заяву напишу, экспертизу сделаю. И не только квартиру потеряешь — ещё и алименты платить будешь. С твоей официальной зарплаты в ноль рублей это будет весело.
Рука застыла в воздухе.
— Наташ, давай поговорим…
— Поздно. У вас час на сборы.
Эпилог: Сюрприз
Они ушли через два часа. С криками, угрозами, хлопаньем дверью. Галина Петровна пообещала, что я «сдохну в одиночестве, как последняя сука».
Может и сдохну. Но уже не последняя.
Через месяц оформили развод. Андрей пытался отсудить половину квартиры — облом, наследство не делится. Требовал алименты на содержание — суд ржал. Грозился «всем рассказать, какая я тварь» — рассказывал. Только вот друзей у него не было, а мои прекрасно знали всю ситуацию.
А через полгода выяснилось интересное. Моя пенсионная карта, из-за которой весь сыр-бор — это не просто накопления. Дед, оказывается, оформил на меня ещё и страховку. Крупную. Которая перешла на карту автоматом после его смерти, но активировалась только сейчас, через определённый срок.
Три миллиона рублей.
Галина Петровна узнала через знакомую из банка. Прикатила с тортом.
— Наташенька, я всегда знала, что ты хорошая девочка! Андрюша дурак, что тебя потерял!
Я молча захлопнула дверь.
Вчера встретила их в магазине. Андрей постарел лет на десять — худой, помятый, в затёртой куртке. Работает, говорят, грузчиком. Галина Петровна тащила две сумки с продуктами, согнувшись буквой «зю».
— Наташа! — кинулся ко мне бывший. — Давай поговорим! Я понял свои ошибки!
— Поздно, Андрюш. Твоя мама была права — я сдохну в одиночестве. На Мальдивах. Через неделю улетаю.
Оставила их стоять посреди магазина. Мать и сын. Два сапога — пара.
А карта теперь действительно у мамы. У моей. Которая все эти годы молча поддерживала меня и ни разу не сказала «я же говорила». Завтра едем с ней выбирать ей шубу. Норковую. Она заслужила.
Мораль? Да какая тут мораль. Просто иногда стакан холодной воды в лицо — это именно то, что нужно, чтобы наконец прозреть. И понять: некоторые люди не стоят даже этой воды.
А пенсионные карты… они иногда преподносят сюрпризы. Особенно если дед был не так прост, как казалось.
