Ирина узнала о том, что её считают жадной, случайно — через приоткрытую дверь ванной, когда свекровь разговаривала по телефону с золовкой и не подозревала, что кто-то слышит.
— Да что с неё взять, Машенька, жадина она, вот и всё. Денег у них куры не клюют, а нам, старикам, помочь не хотят. Вот такая вот наша невестка.
Голос Валентины Павловны звучал с таким убеждением, такой обиженной праведностью, что Ирина замерла в коридоре, держа в руках стопку свежевыглаженного белья.
Жадина.
Это слово впилось ей в сознание, как заноза под ноготь.
Она, которая три года назад вышла замуж за Олега без копейки за душой, снимавшая вместе с ним однокомнатную квартиру на окраине, работавшая на двух работах, чтобы они могли накопить на первоначальный взнос по ипотеке. Она, которая каждый месяц привозила родителям Олега продукты, помогала с уборкой, возила свёкра к врачам, когда у того прихватило спину. Она — жадина.
Ирина тихо прошла в спальню и закрыла дверь.
В тот вечер она не стала ничего говорить Олегу. Зачем? Он всё равно встал бы на сторону матери, нашёл бы оправдание, сказал бы что-то вроде: «Ну ты же знаешь, мама у меня эмоциональная, она не то хотела сказать».
Олег всегда находил оправдания своей матери.
История началась две недели назад, когда Валентина Павловна пришла к ним в гости с красными глазами и дрожащим подбородком. Она еле переступила порог, оперлась о косяк и прошептала:
— Деточки мои, совсем плохо мне стало…
Олег тут же подскочил, усадил мать в кресло, бросился за водой. Ирина стояла на кухне и смотрела через проём гостиной на разыгрывающийся спектакль.
— Мама, что случилось? — голос Олега дрожал от паники.
— Да вот, к доктору ездила. Он говорит, надо обследование делать, серьёзное такое. А оно, знаете ли, не бесплатное. Сто двадцать тысяч говорят. Где ж мы с папой такие деньги возьмём? Пенсия-то у нас маленькая…
Свекровь всхлипнула и достала из сумочки платочек, которым принялась промакивать совершенно сухие глаза.
Ирина наблюдала за этим театром и чувствовала, как внутри неё всё сжимается в тугой узел. Она видела фальшь в каждом жесте свекрови, слышала наигранность в каждом всхлипе. Но Олег этого не видел. Для него мама всегда была святой, беспомощной, нуждающейся в защите.
— Мам, не переживай, — он крепко обнял Валентину Pavловну. — Мы поможем. Правда, Ир?
Он повернулся к жене, и в его взгляде было столько уверенности в её согласии, что Ирина на мгновение засомневалась. Может, она действительно слишком подозрительна? Может, свекровь на самом деле больна?
— Какое обследование? — спросила она, выходя из кухни. — Может, я помогу разобраться, где дешевле можно сделать?
Валентина Павловна вздрогнула, словно её ударили током.
— Да ты что, доченька, не надо никуда звонить. Мне уже врач всё сказал. В той клинике на Садовой. Только там могут качественно сделать.
— На Садовой? — Ирина нахмурилась. — Там же бешеные цены. Я могу узнать в других местах, у меня подруга работает в диагностическом центре…
— Не надо! — резко оборвала её свекровь, и на секунду в её глазах мелькнуло что-то похожее на испуг. Но она быстро взяла себя в руки и снова включила беспомощность. — То есть, спасибо, конечно, но мне уже всё назначили. Надо срочно делать. Времени нет ждать.
Олег встал со своего места и подошёл к Ирине.
— Давай сегодня вечером обсудим. У нас же есть накопления на отпуск. Можем оттуда взять. Здоровье мамы важнее.
Их отпуск. Поездка в Сочи, которую они планировали полгода. Первый их совместный нормальный отпуск за три года брака. Ирина посмотрела на мужа и поняла, что он уже всё решил. Без неё. За неё.
После ухода свекрови они поссорились.
— Я не понимаю, в чём проблема! — кричал Олег, расхаживая по комнате. — Моя мама больна! Ей нужны деньги! А ты начинаешь какие-то расследования устраивать!
— Я не устраиваю расследования, — спокойно ответила Ирина. — Я просто хочу понять, что именно с твоей мамой и нельзя ли сэкономить. Сто двадцать тысяч — это огромные деньги, Олег.
— Для тебя, может, и огромные! А для меня это здоровье матери! Или тебе отпуск важнее?
Она промолчала. Знала, что в таком состоянии с ним бесполезно говорить.
На следующий день Ирина поехала на Садовую улицу. Нашла ту самую клинику, о которой говорила свекровь. Зашла внутрь, попросила администратора показать прейскурант на обследования.
Самое дорогое комплексное обследование стоило сорок пять тысяч.
Ирина попросила уточнить, есть ли вообще какие-то процедуры за сто двадцать тысяч.
— Нет, — растерянно ответила девушка за стойкой. — У нас максимум пятьдесят тысяч за самый полный пакет. Вы, наверное, что-то путаете.
Ирина ничего не путала.
Она вышла из клиники и села в машину. Села и просто смотрела в лобовое стекло минут десять, переваривая информацию.
Валентина Павловна солгала.
Зачем? На что нужны деньги на самом деле?
Ирина завела машину и поехала не домой, а в гости к родителям Олега. Она знала, что днём Валентины Павловны не будет дома — она всегда по средам ходила в бассейн с подругами. Дома будет только свёкр, Борис Степанович.
Он открыл дверь удивлённо.
— Ирочка? А ты чего?
— Здравствуйте, Борис Степанович. Можно войти?
Они сели на кухне. Ирина сразу перешла к делу.
— Скажите честно, Валентина Павловна действительно больна? Ей правда нужно обследование?
Свёкр растерянно заморгал.
— Какое обследование? Она у меня здоровая, как лошадь. Только вчера с подругами в бассейн ходила, полтора часа плавала.
Сердце Ирины ухнуло вниз.
— Тогда зачем ей нужны сто двадцать тысяч?
Борис Степанович вдруг как-то весь съёжился.
— Слушай, я тебе по секрету скажу, только ты Вале не говори, что я болтал. Она хочет Машке помочь. Машка-то, дочь наша, с мужем на дачу копят. Им как раз не хватает этой суммы до нужной. Валя и придумала у вас попросить, типа на моё лечение. Я ей говорю — нехорошо это, обманывать. А она: «Да ладно, всё семья, потом вернём». Но я-то знаю нашу Машку, она никогда не вернёт. У неё принцип: родители должны детям помогать. Вот такие дела.
Ирина сидела и смотрела на свёкра. Пожилой мужчина избегал её взгляда, крутил в руках чайную ложку.
— Вы знали об этом с самого начала? — тихо спросила она.
— Ну… Валя мне сказала. Я был против, честно. Но ты же знаешь, с ней не поспоришь. Она решила — значит, так и будет.
Ирина встала.
— Спасибо за честность, Борис Степанович.
Она вышла из их квартиры, спустилась по лестнице и только у машины позволила себе прислониться к двери и закрыть глаза.
Её обманули.
Её свекровь, которой она три года помогала, которую возила, кормила, опекала — просто нагло её обманула. Придумала несуществующую болезнь, чтобы выманить деньги. Для дочери. Для золовки Машки, которая за три года ни разу не поздравила Ирину с днём рождения, но при этом постоянно ныла, как ей тяжело, как ей всего не хватает.
И Олег… Олег даже не усомнился в словах матери. Он сразу решил отдать их общие деньги, даже не подумав спросить у Ирины мнения.
Вечером, когда муж вернулся с работы, она сидела за столом. Перед ней лежала распечатка прайса из клиники и записанный на телефон разговор со свёкром.
Да, она записала. Специально включила диктофон перед разговором. Потому что знала — без доказательств ей никто не поверит.
— Олег, садись. Нам нужно поговорить.
Он услышал что-то в её голосе, что заставило его насторожиться.
— Что случилось?
— Твоя мама соврала про болезнь. Обследование за сто двадцать тысяч не существует. Деньги нужны твоей сестре на дачу. Вот прайс из клиники. Вот разговор с твоим отцом, который мне всё рассказал.
Она положила перед ним листок и включила запись.
Олег слушал голос своего отца, и лицо его менялось. Сначала недоумение, потом недоверие, потом что-то похожее на злость, которая быстро сменилась растерянностью.
— Этого не может быть, — пробормотал он. — Мама не могла… Она не стала бы…
— Но она стала. Она соврала. И ты, даже не проверив, уже был готов отдать наши деньги. Деньги, которые мы копили вместе. На наш отпуск. На нашу совместную жизнь. Ты даже не спросил моего мнения по-настоящему. Ты просто поставил меня перед фактом.
Олег молчал. Он смотрел на распечатку, на телефон, и в его глазах боролись чувства.
— Может, папа всё выдумал? Может, он перепутал?
— Олег, послушай запись ещё раз. Твой отец сказал всё предельно ясно. Твоя мама придумала легенду про болезнь, чтобы выманить у нас деньги для Маши. И твой отец знал об этом с самого начала. Единственное, что он сделал правильно — это не смог соврать мне в лицо.
Тишина в комнате стала густой, почти осязаемой.
— И что ты хочешь, чтобы я сделал? — наконец спросил Олег, и в его голосе прозвучала усталость. — Пойти к маме и устроить скандал? Сказать, что мы знаем?
— Я хочу, чтобы ты понял одну простую вещь, — Ирина посмотрела ему в глаза. — Твоя мама считает меня дурой. Она считает, что может мной манипулировать, обманывать меня, вытягивать из меня деньги под любым предлогом. И самое страшное — она считает, что ты будешь на её стороне. Что ты выберешь её, а не меня. И знаешь что? Судя по тому, как ты вёл себя последние две недели, она права.
Слова повисли в воздухе.
Олег побледнел.
— Ты несправедлива. Я всегда…
— Ты всегда выбирал её, — перебила Ирина. — Каждый раз, когда она говорила что-то неприятное обо мне — ты молчал. Когда она требовала, чтобы мы отменили наши планы ради её капризов — ты соглашался. Когда она намекала, что я плохая хозяйка, плохая жена — ты говорил, что это я слишком чувствительная. А теперь она просто решила пойти дальше. Зачем намекать, если можно просто взять и забрать?
— Что ты хочешь? — тихо спросил Олег.
— Я хочу, чтобы ты позвонил своей маме. Прямо сейчас. При мне. И сказал ей, что мы не дадим денег. Что мы знаем правду. И что если она хочет помочь дочери — это её право, но за наш счёт этого не будет.
Олег смотрел на телефон, как на гранату с выдернутой чекой.
— Ты не представляешь, что начнётся…
— Представляю. Начнутся слёзы, обиды, обвинения. Она скажет, что ты плохой сын. Что я тебя настроила против неё. Что она всю жизнь тебя растила, а ты теперь предаёшь её из-за какой-то жены. Всё это я уже слышала. И если ты сейчас не позвонишь — значит, она была права. Значит, я для тебя действительно «какая-то жена». А она — центр вселенной.
Ирина встала.
— У тебя есть десять минут, чтобы решить. Если ты позвонишь — мы попробуем дальше строить семью. Если нет — я ухожу. Не сейчас, но скоро. Потому что я не могу жить в браке, где меня считают банкоматом и дурой одновременно.
Она вышла на балкон и закрыла за собой дверь.
Десять минут показались вечностью.
Потом она услышала сквозь стекло голос Олега. Он говорил по телефону.
Громко. Твёрдо. Жёстко.
Ирина не стала слушать слова. Она просто стояла и смотрела на ночной город, и впервые за эти две недели почувствовала, что может свободно дышать.
Когда Олег вышел на балкон, его лицо было бледным, но решительным.
— Я сказал ей всё. Она… она очень зла. Сказала, что я предатель. Что выбрал чужую женщину вместо родной матери. Но я сказал, что не дам денег. И что мне стыдно за то, что она сделала.
Ирина повернулась к нему.
— Как ты себя чувствуешь?
— Паршиво, — честно признался он. — Как будто я совершил что-то ужасное. Но ты права. Она действительно обманула. И это… это неправильно.
Ирина подошла к нему и обняла.
— Знаешь, что самое важное?
— Что?
— Ты наконец сделал выбор. Ты выбрал нашу семью. Настоящую семью — нас с тобой. А не ту, где один манипулирует другим.
Олег крепко прижал её к себе.
— Прости меня. За всё.
Она не ответила. Просто стояла в его объятиях и думала о том, что впереди будет непросто. Валентина Павловна не простит этого. Начнутся бойкоты, холодная война, попытки восстановить контроль через чувство вины.
Но сейчас, в эту минуту, Ирина чувствовала что-то новое.
Она чувствовала, что её наконец услышали.
Что её мнение что-то значит.
Что она — не просто кошелёк с ногами и не безмолвная прислуга.
Она — жена. Равноправный партнёр в этом браке.
И это ощущение стоило любых конфликтов со свекровью.
Через два дня Валентина Павловна всё-таки пришла. Без звонка, без предупреждения. Она ворвалась в квартиру с красным лицом и тряслась от возмущения.
— Как ты смеешь! — закричала она на Ирину, едва переступив порог. — Ты настроила моего сына против меня! Ты отравила ему мозги! Он же всю жизнь был послушным мальчиком, а теперь хамит родной матери!
Ирина спокойно стояла в коридоре и смотрела на разъярённую свекровь.
— Валентина Павловна, вы соврали про болезнь. Вы хотели обмануть нас, чтобы получить деньги. Это факт.
— Что значит обмануть?! Я мать! Я имею право просить у сына помощи!
— Просить — да. Обманывать — нет.
— Да кто ты такая, чтобы мне указывать?! — свекровь шагнула вперёд, её лицо исказилось. — Ты думаешь, раз мой сын на тебе женился, ты теперь здесь главная? Я его родила! Я его вырастила! А ты — никто! Ты просто…
— Хватит, мама, — в коридор вышел Олег. Его голос был тихим, но твёрдым. — Уходи, пожалуйста.
Валентина Павловна обернулась к сыну. В её глазах блеснули слёзы.
— Олежек, сыночек, ты же не можешь… Я же твоя мама…
— Мама, которая обманывает — это не мама, — Олег подошёл к двери и открыл её. — Уходи. И в следующий раз приходи, только когда будешь готова извиниться. Перед Ириной. За всё.
Несколько секунд свекровь стояла, открыв рот. Потом развернулась и выбежала из квартиры.
Дверь закрылась.
Ирина посмотрела на мужа. Он стоял, прислонившись лбом к двери, и тяжело дышал.
— Я никогда так не делал, — прошептал он. — Никогда не выгонял маму.
— Ты не выгонял. Ты просто поставил границу. В первый раз в жизни.
Он повернулся к ней, и она увидела в его глазах смесь облегчения и страха.
— А если она больше не придёт?
— Придёт, — спокойно сказала Ирина. — Таким людям нужен контроль. Она придёт. Но уже на других условиях. На наших условиях.
И она оказалась права.
Через месяц Валентина Павловна позвонила. Сухо попросила разрешения прийти в гости. Пришла с пирогом, который Ирина на этот раз попробовала.
Извинений не прозвучало, но что-то изменилось.
Свекровь больше не вела себя как хозяйка в их доме.
Она больше не требовала.
Она больше не считала, что имеет право распоряжаться их жизнью.
И Ирина поняла — она выиграла. Не войну, а всего лишь одну важную битву.
Битву за право быть услышанной.
За право сказать «нет» и не чувствовать себя при этом виноватой.
За право быть не невесткой-прислугой, а равноправным членом семьи.
И это был только первый шаг.
Но самый важный.
