Если вы снова позвоните без предупреждения, я не открою дверь — предупредила родню Нина

— Нинок, открывай, это я! — донесся из домофона бодрый голос Светланы, золовки.

Нина вздрогнула и замерла с чашкой чая на полпути ко рту. Взгляд метнулся на настенные часы. Половина одиннадцатого утра. Суббота. Единственный день на неделе, когда она могла позволить себе неспешное утро, тишину и книгу, которую откладывала уже месяц. Она не ответила, надеясь, что Света решит, будто их нет дома. Но домофон зазвонил снова, настойчивее, требовательнее.

— Нин, ты чего? Я же вижу, машина Вадима под окном стоит! Открывай давай, у меня руки заняты!

Тяжело вздохнув, Нина нажала кнопку. Через минуту в дверь позвонили. На пороге стояла Света, сияющая и нагруженная двумя объемными пакетами из супермаркета. Рядом с ней топтался ее семилетний сын Данька, уже измазавший щеку чем-то липким.

— Привет! — без приглашения шагнула она в прихожую, окинув квартиру хозяйским взглядом. — Мы тут мимо ехали, решили заскочить. Даньку на тренировку возила, а потом в магазин. А у вас тут так тихо, спите еще, что ли?

— Доброе утро, — сухо ответила Нина, закрывая дверь. — Вадим спит. Он вчера поздно с работы вернулся.

— А, ну понятно. Ничего, мы ему не помешаем, — Света прошествовала на кухню и с грохотом водрузила пакеты на стол. — Я тут продуктов кое-каких купила, сейчас обед сообразим. А то вы, небось, опять на бутербродах сидите. Дань, иди руки мой и за стол!

Нина смотрела на это вторжение с плохо скрываемым раздражением. Опять. Снова. Без звонка, без предупреждения, с полным ощущением, что они приходят к себе домой. Ее идеально чистая кухня, которую она убрала вчера вечером, чтобы утром наслаждаться порядком, мгновенно превратилась в филиал вокзала.

Света уже выкладывала на столешницу курицу, овощи, пакеты с крупой. Ее движения были резкими, шумными. Она будто нарочно подчеркивала свою бурную деятельность на фоне нининой «бездеятельности».

— Ты не против, если я суп сварю? И котлет сделаю. Мужика кормить надо нормально, Нин. А то исхудал у тебя Вадимка совсем.

Нина сжала кулаки. Вадим не исхудал. Он был в отличной форме, занимался спортом, и ее легкие, но сбалансированные ужины его более чем устраивали. Но спорить со Светой было бесполезно. Любое возражение воспринималось как личное оскорбление и повод для скандала.

— Делай, что хочешь, — ровно произнесла Нина и вышла из кухни. Утреннее настроение было безвозвратно испорчено. Тишины не будет. Книги не будет. Будет грохот посуды, крики Даньки, который уже включил на планшете какую-то оглушительную игру, и запах жареного лука по всей квартире.

Она села в кресло в гостиной и попыталась абстрагироваться, но не получалось. Из кухни доносились комментарии Светы, адресованные будто бы самой себе, но рассчитанные на то, чтобы слышала Нина.

— Ой, а нож-то тупой совсем… Как она им режет что-то? И сковородка эта… Пора бы уже поменять. У меня мама такую еще в прошлом году на дачу отвезла.

Нина прикрыла глаза. Это было невыносимо. Она любила Вадима, но его семья была испытанием, которое она раз за разом проваливала. Они были другими. Громкими, бесцеремонными, живущими по принципу «в тесноте, да не в обиде». Их дом всегда был полон народу, двери не закрывались, а понятие личного пространства отсутствовало как таковое. И они искренне не понимали, почему Нина, выросшая в тихой интеллигентной семье, где уважали чужое время и границы, так ценит уединение. Для них это была блажь, признак дурного характера и неуважения к родне.

Через час проснулся Вадим, привлеченный запахами и шумом. Увидев сестру, он обрадовался.

— О, Светка, привет! Какими судьбами?

— Привет, соня! Решила вот брата навестить, накормить заодно. А то жена тебя голодом морит, — подмигнула она.

Вадим рассмеялся и обнял Нину за плечи, заметив ее напряженное лицо.

— Ну что ты, Светик, Нина у меня прекрасно готовит. Просто мы не любим тяжелую пищу.

— Вот-вот, «тяжелую». Мужику мясо нужно, а не ваши салатики из травы! — не унималась Света.

Нина молча высвободилась из объятий мужа и пошла на кухню, чтобы налить себе воды. Там царил разгром. Столешница была заляпана, на полу валялись луковые очистки, в раковине громоздилась гора посуды, которую Света использовала в процессе готовки. Сама же золовка сидела за столом, закинув ногу на ногу, и с удовольствием наблюдала за произведенным эффектом.

— Нинок, ты чаю нам сделаешь? А то я тут умаялась, пока вам наготавливала, — произнесла она с видом героини.

Нина ничего не ответила. Она молча достала из холодильника бутылку воды, налила в стакан и вышла на балкон, плотно притворив за собой дверь. Ей нужен был воздух. Ей нужно было перестать чувствовать себя чужой в собственном доме.

Вечером, когда родственники наконец уехали, оставив после себя гору грязной посуды, липкие пятна на полу и стойкий запах котлет, Нина не выдержала.

— Вадим, я так больше не могу, — тихо сказала она, когда муж, довольный и сытый, устроился на диване перед телевизором.

— Нин, ты о чем? Все же хорошо было. Света нам ужин приготовила, Данька поиграл, никому не мешал.

— Никому не мешал? — горько усмехнулась она. — Он носился по квартире как угорелый, разлил сок на ковер в гостиной, а твоя сестра раскритиковала все, от моих ножей до моего способа жить. И самое главное — они пришли без предупреждения! В мою единственную спокойную субботу!

— Ну, Нин, не преувеличивай. Она же не со зла. Она просто такая… прямая. И помочь хотела.

— Мне не нужна такая помощь! — голос Нины задрожал. — Мне нужна тишина в моем доме! Мне нужно знать, что я могу проснуться утром и провести день так, как хочу я, а не так, как решат твои родственники, которые «мимо ехали».

— Они моя семья, — нахмурился Вадим. — Я не могу им запретить приходить к нам.

— Я не прошу запрещать! Я прошу об одном: чтобы они звонили заранее! Чтобы они уважали наше пространство! Это так много?

— Для них — да. У нас так не принято. Ты же знаешь. Они обидятся. Мама вообще скажет, что ты меня против них настраиваешь.

— А меня не волнует, что скажет твоя мама! — сорвалась Нина. — Меня волнует, что я в своем доме чувствую себя как на вокзале! Ты можешь с ними поговорить? Просто попросить звонить хотя бы за час до прихода?

Вадим тяжело вздохнул. Он ненавидел конфликты. Ему было проще согласиться, сгладить углы, сделать вид, что ничего не происходит.

— Ладно, я поговорю, — пообещал он без особого энтузиазма. — Только не надо так нервничать.

Нина знала, что этот разговор ни к чему не приведет. Вадим если и заговорит с ними, то сделает это так мягко и уклончиво, что они ничего не поймут. Или сделают вид, что не поняли.

Следующие две недели прошли в относительном спокойствии. Нина начала надеяться, что ее просьба была услышанa. Но в один из вечеров, когда она, уставшая после тяжелого рабочего дня, только-только зашла в квартиру и скинула туфли, раздался звонок домофона.

— Ниночка, доченька, открывай! Это мы!

Голос свекрови, Тамары Игоревны, был сладким, как мед. Нина застыла. «Мы» означало, что она была не одна. Скорее всего, со Светой.

Она нажала кнопку, чувствуя, как внутри все холодеет. Через минуту дверь распахнулась, и на пороге возникла вся женская часть семьи Вадима. Тамара Игоревна, полная, властная женщина с цепким взглядом, и Света, прячущаяся за ее спиной с самодовольной ухмылкой.

— А мы к вам с ревизией! — прогремела свекровь, входя в квартиру. — Вадик звонил, жаловался, что ты его совсем не кормишь, бедняжку. Вот, привезла ему домашних пельменей. Моих, фирменных.

Она протянула Нине тяжелый ледяной пакет.

— Здравствуйте, Тамара Игоревна, — процедила Нина. — Вадим ничего мне не говорил. И он не жаловался, я уверена.

— Ой, да что он тебе скажет! Он у меня скромный, воспитанный. Жену обижать не станет. Но мать-то сердцем чует! — она уже была на кухне, открывала холодильник и критически осматривала его содержимое. — Так и знала! Мышь повесилась! Одна зелень какая-то. Ну, ничего, сейчас мы это исправим. Светка, доставай фарш, будем еще тефтели крутить. На неделю вам хватит.

Нина стояла посреди прихожей, ощущая себя полной идиоткой. Ее дом снова оккупировали. И на этот раз — тяжелая артиллерия в лице свекрови. Тамара Игоревна была человеком-стихией. Она не просто готовила, она священнодействовала, заполняя собой все пространство, отдавая короткие, не терпящие возражений приказы и комментируя каждый свой шаг.

— Так, муку сюда. Масло где? Нина, у тебя что, сливочного масла нет? Как это нет? А на чем ты готовишь? На этом вашем… маргарине? Ужас. Света, сбегай в магазин, купи нормального масла. И сметаны захвати.

Нина молча наблюдала за этим спектаклем. Она чувствовала, как внутри закипает глухая ярость. Она работала наравне с мужем, приходила домой уставшая, а вместо отдыха должна была терпеть это унизительное вторжение.

Пришел Вадим. Увидев мать и сестру, он сделал дежурно-радостное лицо, но, поймав взгляд Нины, тут же стушевался.

— Мам, привет. А вы чего это… без предупреждения?

— А сыночку родному, чтобы его накормить, нужно записываться на прием? — возмущенно всплеснула руками Тамара Игоревна. — Дожили! Я к тебе, кровиночке моей, приехала, а мне тут намекают, что я не вовремя! Это все она, — кивок в сторону Нины, — она тебя против нас настраивает! Городская, белоручка!

— Мама, перестань, — поморщился Вадим. — Нина никого не настраивает. Просто мы устали.

— Устали они! А я не устала, по-твоему? После работы перлась к вам через весь город с сумками, чтобы вы с голоду не померли! Неблагодарные!

Начался скандал. Громкий, типичный для семьи Вадима, с обвинениями, слезами Светланы и громогласными причитаниями Тамары Игоревны. Нина не участвовала. Она просто ушла в спальню и закрыла дверь. Она слышала, как Вадим пытался всех успокоить, как мать кричала на него, а потом они, демонстративно хлопнув дверью, ушли.

Вадим вошел в спальню через полчаса. Он выглядел измученным.

— Нин… ну ты чего? Зачем так реагировать?

— А как мне нужно было реагировать, Вадим? Радоваться? Благодарить за то, что твою жену в ее же доме смешали с грязью? За то, что твоя мать без спроса роется в моем холодильнике и указывает мне, как жить?

— Она просто волнуется за меня…

— Хватит! — Нина резко встала. — Хватит оправдывать их! Это не волнение, это — хамство и тотальный контроль! Они не уважают ни меня, ни тебя, ни нашу семью! Они приходят, когда им вздумается, делают, что хотят, и еще и выставляют нас виноватыми!

— Что ты предлагаешь? Порвать с ними отношения?

— Я предлагаю установить границы! Четкие и понятные. И если ты не можешь это сделать, это сделаю я.

Она смотрела на него в упор, и в ее взгляде была такая холодная решимость, что Вадим впервые испугался. Он понял, что это не просто очередной скандал. Это была точка невозврата. Он мог либо потерять жену, либо, наконец, повзрослеть и взять на себя ответственность за свою семью — ту, которую он создал с Ниной.

— Хорошо, — тихо сказал он. — Я с тобой. Что будем делать?

Нина горько усмехнулась.

— Для начала — уберем на кухне. А потом — будем ждать следующего раза. И он, поверь мне, обязательно будет.

Ждать пришлось недолго. Ровно через неделю, в воскресенье днем, когда Нина разбирала важные рабочие документы на кухонном столе, — ей нужно было подготовить отчет к утру понедельника, — домофон снова ожил.

Это была Света.

— Нин, привет! Мы тут с Данькой гуляли, замерзли. Пустишь погреться на полчасика?

Нина посмотрела на разложенные бумаги, на экран ноутбука, где мигал курсор. Внутри все сжалось в тугой комок. Она глубоко вздохнула и нажала кнопку ответа.

— Света, привет. Извини, не могу. Я очень занята, работаю.

В трубке повисла оглушительная тишина.

— В смысле? — наконец произнесла золовка таким тоном, будто Нина отказалась дать ей стакан воды в пустыне. — Ты что, нас на порог не пустишь? На улице холодно! Ребенок замерз!

— Рядом с нашим домом есть кафе. Вы можете пойти туда, выпить горячего чая. А у меня важная работа, и я не могу отвлекаться.

— Ясно, — ледяным голосом протянула Света. — Все с тобой ясно. Не очень-то и хотелось. Пойдем, сынок, тетя Нина нас видеть не хочет.

Раздались короткие гудки. Нина опустила трубку. Руки у нее дрожали. Сердце колотилось так, словно она совершила преступление. Ей было одновременно и страшно, и стыдно, и… свободно. Она впервые сказала «нет».

Через десять минут позвонил Вадим. Он был в магазине.

— Нин, мне сейчас Света звонила. Рыдает в трубку. Говорит, ты ее с ребенком на морозе оставила. Что случилось?

— Ничего не случилось, — ровным, хотя и немного дрожащим голосом ответила Нина. — Я сказала ей, что занята и не могу их принять. Предложила пойти в кафе.

— Нина… ну как так можно? Это же Света… ребенок…

— Вадим, мы договаривались, — жестко перебила она. — Ты сказал, что ты со мной. Так будь со мной. Я работаю. У меня отчет горит. Их приход означал бы минус два часа времени, шум, гам и испорченное настроение. Я просто защитила свое право на работу и отдых в собственном доме.

Вадим замолчал. Он дышал в трубку, и Нина почти физически ощущала его внутреннюю борьбу.

— Ладно, — наконец сказал он. — Я понял. Я сам ей перезвоню и все объясню. Работай спокойно.

Когда он положил трубку, Нина почувствовала, как волна облегчения смывает страх. Он не осудил ее. Он поддержал. Может быть, у них действительно есть шанс.

Вечером раздался еще один звонок. На этот раз — на мобильный Нины. Номер свекрови. Нина долго смотрела на экран, потом протянула телефон мужу.

— Это твоя мама. Разбирайся.

Вадим взял телефон и вышел на балкон. Нина не слышала слов, но видела через стекло jeho напряженную фигуру, резкие жесты. Разговор был долгим и явно неприятным. Когда он вернулся, лицо его было серым.

— Ну что? — спросила Нина.

— Кричала, что ты монстр. Что я подкаблучник. Что мы вычеркнули их из жизни. Что ноги ее больше в нашем доме не будет.

— Отлично, — кивнула Нина.

— Ты считаешь это отличным? — с горечью спросил он. — Они моя семья.

— Они твоя семья, — согласилась Нина, подойдя и взяв jeho за руку. — Но мы — тоже твоя семья. И она сейчас в приоритете. Со временем они остынут. И, может быть, научатся уважать нас. А если нет… значит, так тому и быть.

Следующие месяцы были странными. Тихими. Никто не звонил, не приезжал. Вадим несколько раз созванивался с матерью. Разговоры были короткими и натянутыми. Она отвечала односложно, жаловалась на здоровье и бросала трубку. Света вообще заблокировала их номера.

Поначалу Вадиму было тяжело. Он чувствовал себя виноватым, скучал по привычному семейному хаосу. Но постепенно он начал замечать плюсы. Тихие вечера вдвоем. Спокойные выходные, которые можно было планировать. Отсутствие необходимости постоянно оправдываться и быть между двух огней. Их отношения с Ниной стали теплее, ближе. Они заново узнавали друг друга без постоянного фона из родственников.

Однажды, субботним утром, они сидели на кухне и пили кофе. За окном шел снег. В квартире было тепло, уютно и невероятно тихо.

— Знаешь, а мне нравится, — вдруг сказал Вадим.

— Что тебе нравится? — улыбнулась Нина.

— Вот это. Тишина. Спокойствие. То, что мы можем просто сидеть вот так, вдвоем, и никто не ворвется с криком: «А мы к вам с ревизией!».

Он взял ее руку и сжал.

— Спасибо тебе.

— За что?

— За то, что научила меня говорить «нет». Это было сложно. Но, кажется, оно того стоило.

В этот момент раздался звонок домофона. Они переглянулись. На лице Вадима промелькнула тень былой паники. Нина подошла к трубке.

— Да?

— Ниночка… это я, Тамара Игоревна, — голос свекрови был непривычно тихим и неуверенным. — Я… я тут рядом была. В поликлинике. Можно я поднимусь? Буквально на пять минут. Я без сумок.

Нина посмотрела на Вадима. Он вопросительно смотрел на нее, полностью доверяя ей решение. Она снова поднесла трубку ко рту.

— Здравствуйте, Тамара Игоревна. Мы сейчас немного заняты. Давайте мы сами вам перезвоним через час и договоримся, когда всем будет удобно встретиться. Хорошо?

В трубке снова повисла пауза. Но на этот раз она была не возмущенной, а скорее задумчивой.

— Хорошо, — наконец сказала свекровь. — Хорошо, доченька. Я буду ждать звонка.

Нина положила трубку и вернулась за стол. Она взяла свою чашку с остывшим кофе и посмотрела в окно. Снег все шел, укрывая город белым покрывалом. Она сделала глоток. Впервые за долгое время она чувствовала себя хозяйкой не только в своей квартире, но и в своей жизни. И это было самое ценное приобретение, которое она сделала.

Оцените статью
Если вы снова позвоните без предупреждения, я не открою дверь — предупредила родню Нина
Я семь лет терпела твою мать, а теперь можете жить вдвоём! — выкрикнула невестка, когда свекровь потребовала немедленно съехать из квартиры