Марина стояла у окна, глядя, как первые осенние капли дождя растягиваются по стеклу.
За спиной в комнате было непривычно тихо. Всего полчаса назад раздался звонок, который перевернул ее жизнь с ног на голову.
Звонила свекровь Ее голос был таким же ровным и холодным, как это бывало всегда.
— Марина? У меня смена через час. Ты говорила, что это ненадолго?
Невестка сжала мобильный телефон так, что пальцы побелели. В горле встал ком, мешающий дышать, а в ушах все еще зазвенели слова старшей сестры: «Мама умерла… Скорая ничего не смогла сделать… Приезжай».
— Ольга Петровна, я… меня только что известили. У меня мама умерла, — выдохнула Марина, пытаясь совладать с дрожью в голосе. — Похороны будут послезавтра. Мне нужно уехать. Не могла бы вы… с Лизой посидеть? Всего на два дня.
На том конце провода повисла такая пауза, что ее показалось, будто пропала связь.
— Послезавтра? — переспросила Ольга Петровна. — Марина, у меня же работа. График. Если я не выйду на смену, мне ее просто не оплатят. Это полторы тысячи рублей, а они на дороге не валяются.
Марина закрыла глаза. Перед ней проплыло лицо матери — доброе, уставшее, с лучиками морщин у глаз.
И тут же — лицо свекрови, строгое, с неизменно поджатыми губами и сердитым лицом.
— Я понимаю, но это же форс-мажор… Чрезвычайное обстоятельство, — прошептала она, почувствовав, как на глаза наворачиваются предательские слезы. Она не должна была плакать. Не перед ней.
— Для начальства все мы — чрезвычайные обстоятельства. У них есть план, — отрезала Ольга Петровна. — Ладно, что поделаешь, приду. Но, Марина, ты должна понимать, я несу прямые убытки.
— Спасибо, — только и смогла выдавить Марина, и свекровь, не попрощавшись, бросила трубку.
И вот она стояла у окна, думая о том, как плохо, что Игоря отправили в командировку.
Через час приехала Ольга Петровна. Она вошла в квартиру, не стряхивая капли дождя с плаща, и тут же повесила его на вешалку.
— Лиза спит? — спросила она без предисловий.
— Да, только уложила. Спасибо, что пришли, Ольга Петровна. Я… я очень ценю, — Марина судорожно сглотнула вставший в горле ком и попыталась собраться.
Свекровь прошла на кухню, поставила на стол свою просторную сумку и достала термос.
— Я чай себе принесла, свой. У вас этот дорогой, пакетированный, я его не признаю. Два дня, говоришь?
— Да. Я вернусь в пятницу вечером. Все расписано: график кормления, что ей готовить, во сколько гулять…
— Я своих двоих вырастила, справлюсь, — Ольга Петровна махнула рукой, отсекая инструктаж.
Затем она грузно опустилась на стул и выпрямила спину.
— Так вот, Марина, о потерянной смене. Это полторы тысячи рублей. Ты мне их компенсируешь?
Марина замерла на пороге кухни. Она знала, что свекровь человек жесткий, прагматичный, но чтобы настолько…
— Ольга Петровна, вы же не на работе остаетесь, вы с внучкой. Это же… семья…
— Семья — семьей, а деньги — деньгами, — холодно парировала свекровь. — Я теряю доход. Ты просишь меня о помощи, и я помогаю. Но покрыть мои убытки — твоя обязанность. Или ты думаешь, моя работа менее важна, чем твои похороны?
От этого циничного вопроса у Марины перехватило дыхание. Фраза «мои похороны» прозвучала так, как будто она собиралась на развлечения.
— У меня нет сейчас с собой наличных, — слабым голосом сказала Марина, почувствовав, как по щекам ползли горячие слезы. Она украдкой их смахнула. — Я переведу, как вернусь.
— Хорошо. Я записала. 1500 рублей. Не забудь, — Ольга Петровна отхлебнула чаю из своего термоса. — Собирайся уже, а то на электричку опоздаешь.
Марина, словно во сне, взяла сумку и зашла в комнату к двухлетней Лизе. Дочка сладко спала в кроватке.
Марина прикоснулась губами к ее теплому лобику, вдохнула запах детской кожи — единственное, что сейчас давало ей силы. Она вышла из комнаты и надела пальто.
— До свидания, — бросила невестка в пространство прихожей.
— Удачи. Выражай там родным соболезнования, — ответила Ольга Петровна, не выходя.
Дверь закрылась. Ольга Петровна осталась одна в тишине чужой квартиры. Она допила чай, вымыла кружку и поставила ее на сушилку.
Потом подошла к окну и посмотрела, как невестка, сгорбившись под дождем, садится в такси.
На лице женщины не дрогнул ни один мускул. Она проверила, спит ли Лиза, и вернулась на кухню.
Достав из сумки вязание, Ольга Петровна принялась за дело. Спицы застрекотали в ее руках, отбивая ровный ритм.
Прошло несколько часов. Лиза проснулась. Увидев в дверях не маму, а бабушку, она насторожилась. Большие синие глаза посмотрели с недоумением и легкой тревогой.
— Мама? — тихо спросила она.
— Мама уехала к бабушке, — четко, без сюсюканий, ответила Ольга Петровна. — Иди, умоемся.
Девочка заплакала. Она не хотела умываться, не хотела одеваться, она хотела маму.
Ольга Петровна вздохнула, но не с раздражением, а скорее с усталой покорностью.
Женщина попыталась уговорить внучку, но уговоры были сухими. В конце концов, она просто одела плачущего ребенка и вывела на прогулку.
На улице Лиза постепенно успокоилась, глядя на голубей и проезжающие машины.
Ольга Петровна строго следила, чтобы та не промочила ноги в луже. Они вернулись домой, и начался ритуал кормления. Лиза капризничала и отворачивалась от каши.
— Нельзя быть неэкономной. Еду выбрасывать грех, — сказала Ольга Петровна, и в ее голосе прозвучала странная нота, которую Лиза, конечно, не поняла.
Но так как тон ее был твердым, девочка, сморщившись, стала медленно есть ненавистную кашу.
Вечером, укладывая Лизу спать, Ольга Петровна столкнулась с новой проблемой. Девочка не желала засыпать без маминой сказки и колыбельной.
— Я сказок не рассказываю. Спи, — сказала женщина, присев на стул рядом с кроваткой.
Но Лиза не спала. Она ворочалась, хныкала и звала маму. Ольга Петровна сидела неподвижно, глядя в темноту.
Спицы в ее руках замерли. Вдруг, очень тихо, она начала напевать. Это была не современная колыбельная, а старинная, деревенская, ту самую, что пела ей когда-то ее собственная бабушка.
Лиза затихла, прислушиваясь. Сквозь сон она ухватила эту странную, но убаюкивающую ноту и наконец уснула, уткнувшись носом в подушку.
Ольга Петровна замолчала. Она сидела так еще с полчаса, глядя на спящую внучку. Потом женщина встала, поправила одеялко и вышла из комнаты.
Наступил следующий день. Все шло по плану: завтрак, прогулка, обед. Но после обеда Лиза, играя, нечаянно опрокинула горшок с фикусом в гостиной.
Земля рассыпалась по чистому ковру. Ольга Петровна ахнула. Это был ее фикус, который она когда-то подарила молодым на новоселье.
Она привезла его от себя, выращенный из отростка. Женщина бросилась убирать землю, и, не глядя, одернула Лизу: «Осторожнее!»
Девочка, испугавшись строгого тона, расплакалась. И сквозь рыдания вырвалось слово, которое Ольга Петровна, казалось, не была способна произнести:
— Бабушка, прости…
Ольга Петровна замерла на корточках, с комьями земли в руках. Она посмотрела на плачущую внучку, на ее дрожащие губки и на искренний ужас в глазах.
— Ничего… Ничего, Лизонька… — произнесла женщина, и ее голос неожиданно сорвался. — Ничего страшного.
Она подошла к внучке и взяла ее на руки. Девочка обвила ее шею маленькими ручками и уткнулась мокрым лицом в плечо.
Вечером, когда Марина, изможденная, с опухшими от слез глазами, вернулась домой, ее встретила непривычная картина.
На кухне пахло домашним супом. Ольга Петровна сидела за столом, Лиза спала у нее на коленях, прижавшись к груди.
— Все нормально прошло? — тихо спросила свекровь.
Марина кивнула, не в силах говорить. Она сняла пальто и подошла к ней, чтобы забрать дочь.
— Неси, уложи. Она только уснула, — так же тихо сказала Ольга Петровна и аккуратно передала невестке внучку.
Когда Марина вернулась из детской, она увидела, что свекровь стоит у окна, в той же позе, что и она сама два дня назад.
— Ольга Петровна, насчет денег… — начала Марина, доставая кошелек. — Я вам сейчас…
Пожилая женщина обернулась. Ее лицо при свете лампы показалось сильно усталым.
— Оставь, — коротко сказала она. — Не надо.
— Но вы же говорили… убытки… — Марина замерла с кошельком в руках.
— Я сказала — оставь, — голос Ольги Петровны был твердым. — Терять близких… это дороже любых денег. Я… я помню…
Она не стала объяснять, что помнила смерть собственного отца, на похороны которого у нее не было денег, и ей пришлось брать в долг у соседки, который она потом отдавала целый год. Ольга Петровна подошла к вешалке, сняла свой плащ и надела его.
— Я пойду. Ты отдыхай.
Марина молча ей кивнула. Она проводила свекровь до двери и на прощание сказала:
— Спасибо вам.
Ольга Петровна лишь кивнула в ответ не глядя и вышла на лестничную площадку.
