— Ты издеваешься надо мной, да? — крикнула Вика, швырнув тряпку в раковину. — Опять твоя мать собирается у нас жить?
— Вика, ну не начинай, — устало ответил Андрей, снимая куртку. — Ей просто нужно пожить пару дней.
— «Пару дней»? Последний раз она «пару дней» жила у нас полгода! Я до сих пор не могу отмыть плиту после её «борща с секретом»!
— Да при чём тут плита? — вспыхнул Андрей. — Женщина просто хочет быть ближе к сыну!
Вика отвернулась, уткнулась взглядом в окно. Октябрьский ветер швырял жёлтые листья в стекло, на улице серо, моросит. От окна тянуло холодом. Внутри — жарко, душно от накопленного раздражения.
Она молчала несколько секунд, потом сказала тихо, но с нажимом:
— Андрей, это моя квартира.
— Да знаю я! — сорвался муж. — Твой отец купил, ты теперь каждый раз будешь мне это напоминать?
— Если ты снова приводишь свою мать сюда без спроса — да, буду.
Муж шумно выдохнул, бросил ключи на тумбочку. Металл звякнул — будто точка в разговоре. Но Вика не собиралась замолкать.
— Я не против твоей матери. Но она ведёт себя как хозяйка.
— Она просто старше, ей трудно привыкнуть, что мы сами всё решаем.
— Да не трудно ей! Ей приятно командовать! Она переставляет мои вещи, учит, как мне жить, проверяет холодильник, будто я ребёнок!
— Вика, перестань драматизировать.
Она резко повернулась:
— Это не драма, это мой дом!
Молчание. В коридоре тикали дешёвые китайские часы — громко, как выстрелы. Андрей снял ботинки, сел прямо на пуфик у входа. Вика видела, что он устал, но жалость не поднималась.
Она подошла к нему ближе:
— Сколько она планирует остаться?
— Неделю.
— Знаю я эти «недели». Сначала неделя, потом месяц, потом ты говоришь, что «пока некуда девать старушку».
— Она не старушка! — вспыхнул Андрей. — И да, некуда ей деваться! Соседи сверху затопили, ремонт нужно делать.
Вика скрестила руки на груди.
— Пусть живёт у сестры. У неё дом большой, комната свободная.
— Она с ней не ладит.
— А со мной ладит, да?
Муж замолчал.
— Всё, Андрей. Хватит. Я устала от этого цирка. Пусть приезжает, но максимум — на три дня. Потом — домой.
— Ты ей сама скажи.
Вика усмехнулась.
— Конечно. Ты у нас молчишь, как всегда. Пусть твоя жена решает, а ты потом плечами пожмёшь.
Она ушла на кухню, налила себе чай, но пить не смогла. Из-под крышки чайника поднимался пар, в нём дрожал её собственный отражённый силуэт.
Квартира была небольшая — двушка на окраине города. Вике досталась по наследству от отца. Она сюда въехала уже после его смерти: переклеила обои, купила мебель в рассрочку, долго выбирала шторы — простые, светлые, чтобы в комнату лился дневной свет. В этом доме каждая деталь была ею продумана.
И теперь всякий визит свекрови превращался в испытание.
Марина Сергеевна — так звали мать Андрея — появлялась в доме, будто генерал на проверке. Пальцем проверяла пыль на полках, принюхивалась к готовке, вставляла свои комментарии без паузы.
— Виктория, а ты зачем соль в тесто кладёшь? Так не делают, это портит вкус.
— Мне так нравится, Марина Сергеевна.
— Ну да, конечно, вы, молодёжь, всё по-своему. Потом удивляетесь, что мужья по кафе бегают.
Андрей в такие моменты просто отворачивался.
Вика терпела — год, второй, третий. Но в последние месяцы силы заканчивались. После рождения сына она перестала работать, сидела дома, уставшая, раздражённая. Андрей приходил поздно, отмалчивался. А свекровь — наоборот, звонила почти каждый день, советовала, как воспитывать ребёнка, как стирать, чем кормить мужа.
Иногда Вика ловила себя на мысли, что начинает ненавидеть этот телефонный звонок с характерным писком старого смартфона Андрея:
— «Мама».
Вика сжималась, как от холода.
В тот вечер, когда свекровь действительно приехала, всё случилось так же, как она боялась.
Дверь открылась — и Марина Сергеевна вошла без «здравствуйте», в пуховике, с двумя тяжёлыми сумками.
— Уф, ну наконец-то! Вика, где можно вещи поставить?
Вика стояла у порога, держа сына на руках.
— Здравствуйте. Поставьте пока у входа.
— Да ты чего, я с дороги! Андрей, помоги матери!
Муж кинулся за сумками, хотя Вика уже тянулась, чтобы помочь.
— Не надо, — резко сказала она. — Пусть ставит там, где сама решит.
Марина Сергеевна посмотрела на неё с прищуром:
— Что-то ты, Вика, нервная какая-то. Всё не по тебе, да?
— У нас просто ребёнок спал, я не ожидала, что вы приедете именно сегодня.
— А, ну да, я же должна согласовывать свой приезд, да?
Сын заплакал. Вика пошла в комнату, покачала его. Из кухни уже доносились голоса — свекровь обсуждала с сыном, как «неуютно и темно» у них в квартире, как «Вике бы порядок навести», а потом громко вздохнула:
— Господи, а пол-то как давно мылся?
Вика почувствовала, как злость поднимается волной.
Через пару часов всё стало по местам. Точнее, по местам Марина Сергеевна переставила всё. Сахарница переехала в другой шкаф, полотенца — в другую тумбу, даже чай она «по уму» переложила в стеклянную банку.
— Вот так аккуратней, — сказала свекровь, словно преподаватель студентке.
Андрей сидел в комнате с телефоном.
— Ты хоть видишь, что она творит? — прошипела Вика.
— Ну, пусть делает, как ей удобно. Она же ненадолго.
— Пока ты молчишь, она решает за нас обоих!
Муж пожал плечами.
— Не начинай, Вика. Мне с утра на работу.
— Конечно. А мне — разруливать весь этот бардак!
Он поднялся, зевнул, ушёл в спальню. Вика осталась на кухне одна. За спиной тихо шуршала свекровь, разглядывая полку с посудой.
Следующие дни Вика просто считала время. Утром — кофе, ребёнок, коляска, короткая прогулка по двору, потом возвращение в квартиру, где всё пахло чужим. Даже воздух стал другой — пахло духами Марины Сергеевны, громкими разговорами по телефону и варёной курицей.
Однажды утром Вика зашла на кухню и увидела, как свекровь открывает её банковскую квитанцию, оставленную на столе.
— Это что за сумма такая? — спросила она.
— Мои деньги.
— А почему ты скрываешь от Андрея?
— Потому что это мои личные накопления.
Марина Сергеевна смерила её взглядом:
— Семья — это общее. Женщина не должна копить за спиной у мужа.
Вика отняла бумагу, бросила в ящик.
— Женщина должна иметь хоть немного личного пространства.
— Пространство у тебя есть, — хмыкнула свекровь. — Кухня, ванна и детская. Остальное — общее.
Вика не ответила. Просто развернулась и ушла.
К вечеру Андрей пришёл, сел ужинать.
— Мама сказала, ты на неё накричала.
— Накричала? А ты спросил, почему?
— Она сказала, ты грубо разговариваешь.
— Андрей, — Вика посмотрела ему прямо в глаза, — она копалась в моих бумагах.
— Ну и что? Ты же не скрываешь ничего?
— Дело не в том, что я скрываю. Дело в уважении!
Муж устало провёл рукой по лицу.
— Я не хочу ссориться. Можешь просто потерпеть?
Вика резко поставила чашку на стол.
— Терпеть? Я уже год терплю! Год, Андрей! Она живёт здесь, будто это её дом. А ты молчишь, прячешься за мою спину.
Андрей поднялся, в голосе дрогнула злость:
— Может, ты просто не умеешь ладить с людьми?
— С твоей матерью? Её ни с кем нельзя «ладить». Её можно только терпеть.
— Вот именно. Потерпи немного.
Он ушёл в комнату, хлопнув дверью.
На следующий день Марина Сергеевна пошла дальше. Вика вернулась с прогулки с ребёнком и застала её с телефоном в руке.
— Да, записывайте: две комнаты, мебель есть, техника частично, да, хозяйка согласна.
— Что это? — Вика не поверила ушам.
— Риэлтору звоню, — спокойно ответила свекровь. — Квартиру надо сдавать, а вы с Андреем переедете ко мне. Так и спокойнее, и экономия.
— Что?! — Вика почувствовала, как кровь приливает к лицу. — Это моя квартира, вы не имеете права!
— Не кричи, — спокойно сказала Марина Сергеевна. — Андрей здесь прописан, значит, и я имею отношение.
— Прописка не даёт права собственности!
— Да ты что, умничаешь?
Вика схватила телефон из рук свекрови, нажала «отбой».
— Ещё раз попробуете — вызову полицию.
— Полицию?! На меня?! На мать твоего мужа?!
Голос Марины Сергеевны стал резким, почти визгливым.
— Да ты знаешь, что Андрей тебя тогда выгонит? Думаешь, он за тебя против матери пойдёт? Ха!
Вика стояла, держа сына на руках, и молчала.
Она вдруг поняла, что свекровь не шутит. Та действительно способна на всё.
Вечером, когда Андрей пришёл, Марина Сергеевна уже сидела с надутыми губами.
— Сынок, я, наверное, поеду домой. Тут мне не рады.
— Мама, не начинай…
— Нет, правда. Пусть Вика живёт, как хочет. У неё же всё «по правилам».
— Мама…
— Всё, не уговаривай.
Вика стояла в коридоре, скрестив руки.
— Отличная идея, Марина Сергеевна. Я помогу вам собрать вещи.
— Не надо. Я сама. — свекровь гремела сумками, будто в фильме о войне.
Андрей метался между ними.
— Девочки, ну вы что…
— Девочки? — одновременно обернулись обе, и только взгляд Вики был холоднее.
— Пусть едет, Андрей. Так будет лучше всем.
— Да пожалуйста! — крикнула Марина Сергеевна. — Я ещё посмотрю, кто из вас прав будет, когда всё обернётся!
Дверь хлопнула.
Вика стояла в коридоре, пытаясь отдышаться.
— Всё. Хватит. — прошептала она.
Андрей подошёл, тихо сказал:
— Ты могла бы быть помягче.
— Я могла бы. Если бы она не пыталась выкинуть меня из моей же квартиры.
Он замолчал.
— Андрей, — Вика посмотрела прямо ему в глаза, — ты с кем сейчас? Со мной или с ней?
Муж отвёл взгляд.
— Не ставь меня перед выбором.
— Уже поставила.
Он ничего не ответил. Просто взял куртку и вышел.
Прошла неделя. Андрей не ночевал дома три дня подряд.
Сначала он сказал, что «остался на работе», потом — что «помогает матери с ремонтом».
Вика не верила. Не потому, что думала, будто он ей изменяет, — просто знала: ремонт — это отговорка. Он прячется. Прячется от разговора, от неё, от ответственности.
Телефон молчал. Сын болел — простуда, температура, насморк. Вика не спала ночами, сидела рядом с детской кроваткой, слушала, как он дышит, меняла полотенца, ставила компресс.
Иногда ей казалось, что она больше не выдержит.
На четвёртый день он всё-таки пришёл.
Поздно вечером, под утро почти. С запахом сигарет, которых вроде бы давно не курил.
— Привет, — сказал тихо.
— Привет, — ответила она, не оборачиваясь.
Он зашёл на кухню, налил себе воды. Стакан дрожал в руке.
— Ты ела? — спросил он.
— Не хочу.
Молчали. Только за окном где-то шумел проезжающий грузовик, и из детской доносился хрипловатый кашель сына.
— Он опять кашляет? — спросил Андрей.
— Да. Врач приходила. Сказала, вирус.
— Лекарства купила?
— Конечно. На что, по-твоему, живём?
Он хотел что-то ответить, но не стал.
Потом вдруг тихо сказал:
— Мама в больнице.
Вика обернулась.
— Что?
— Сердце. Вчера вечером увезли.
Она села.
— Серьёзно?
— Да. Сказали, стресс, давление.
Пауза.
— Стресс? Наверное, я виновата, да?
Он не ответил, но выражение лица говорило всё.
— Андрей, не надо. Не начинай снова.
— А что? Ты её выгнала. Она перенервничала.
— Я выгнала? Или она сама ушла, устроив спектакль?
Он сжал кулаки.
— Ты не понимаешь. Это моя мать!
— А это мой дом! — сорвалась Вика. — Мой! И я больше не позволю никому здесь мной помыкать!
Андрей молчал, потом тихо сказал:
— Может, я тогда просто уйду.
— Иди.
Она не ожидала, что он действительно уйдёт. Но он встал, надел куртку, не глядя сказал:
— Завтра заеду за вещами.
Дверь хлопнула.
Вика сидела до утра.
Тихо, не двигаясь, смотрела на чашку на столе. На ней засохший след от чая — как ободок, граница между «было» и «нет».
Она не плакала. Только чувствовала, как внутри что-то ломается.
К утру пришла соседка — помочь с ребёнком.
— Вика, ты вся белая. Что случилось?
— Всё нормально, — ответила Вика. — Просто устала.
Соседка принесла суп, помогла с температурой. Вика благодарила, но всё делала машинально. В голове звучала только одна фраза:
«Завтра заеду за вещами».
На следующий день он действительно пришёл.
С рюкзаком и двумя пакетами. Молча зашёл, начал складывать вещи.
— Андрей, — тихо сказала Вика, — ты хоть скажи, куда.
— Пока к матери.
— В больницу?
— Нет, к ней домой. Она уже выписалась.
— Быстро восстановилась.
Он не ответил.
— Значит, всё — вот так? Просто собираешься и уходишь?
— Вика, я устал от скандалов. Я хочу хоть немного спокойствия.
— У неё ты его найдёшь?
Он посмотрел на неё, и в этом взгляде было усталое равнодушие.
— По крайней мере, там никто не орёт.
Вика стиснула зубы.
— Конечно. Там орёт только она. Но тебе привычнее, да?
Он вздохнул, поднял пакет.
— Я не хочу с тобой ругаться.
— А я хочу, чтобы ты хотя бы попытался понять! — выкрикнула Вика. — Я не враг твоей матери, Андрей. Я просто хочу, чтобы нас с ребёнком уважали!
Он стоял, не отвечая. Потом тихо сказал:
— Я не знаю, что ты от меня хочешь.
— Чтобы ты выбрал семью, — прошептала она.
Он ничего не сказал. Просто ушёл.
После этого в квартире наступила тишина.
Настоящая. Не та, что после ссоры, когда ещё чувствуешь отголосок чужого голоса, а плотная, вязкая, как туман.
Дни тянулись одинаковые: ребёнок, прогулка, аптека, суп. Иногда звонок от Андрея — короткий, сухой.
— Как сын?
— Лучше.
— Хорошо.
Ни «скучаю», ни «приеду».
Иногда Вика ловила себя на мысли, что говорит вслух сама с собой — чтобы не забыть звук своего голоса.
Месяц спустя она получила повестку — судебное уведомление о разделе имущества.
Пальцы задрожали, когда она открыла конверт.
«Исковое заявление об установлении права на долю в совместно нажитом имуществе».
Он действительно подал.
Вика долго сидела, не веря глазам. Потом поднялась, достала с полки старый альбом.
Свадебные фотографии — она в белом платье, он с чуть растрёпанными волосами, счастливо улыбается.
«Мы вместе навсегда», — писал он тогда на обратной стороне.
Она сжала фото, пока бумага не смялась.
Суд длился недолго. Андрей требовал «половину квартиры».
Адвокат Вики доказывал, что жильё куплено до брака, оформлено на неё.
Марина Сергеевна пришла как свидетель — с прямой спиной, уверенным голосом.
— Мой сын вложил в ремонт деньги. Без него эта квартира бы развалилась.
Вика не выдержала:
— Это ложь! Он не вложил ни копейки!
Судья попросил соблюдать порядок.
Андрей не смотрел на неё.
Когда заседание закончилось, он быстро ушёл, даже не попрощавшись.
Вика стояла на ступенях суда, пока не пошёл дождь.
Капли падали на лицо, смешивались со слезами, и она впервые за всё это время заплакала по-настоящему. Без злости, без гордости — просто от усталости.
Через две недели пришло решение:
«В удовлетворении иска отказать».
Она выиграла. Но радости не было.
Только пустота.
Андрей не звонил. Не писал.
Иногда Вика видела его во сне — как он открывает дверь, как говорит «давай всё начнём заново». Но просыпалась — и понимала, что этого не будет.
Прошло ещё полгода.
Сын подрос, пошёл в детсад. Вика вернулась на работу — бухгалтером в маленькой фирме.
Жизнь как-то наладилась. Без эмоций, без лишних слов.
Иногда по вечерам она включала музыку, садилась у окна, пила чай.
Внизу шёл дождь, мокли деревья, люди спешили мимо, не поднимая головы.
И всё равно где-то глубоко внутри оставалась щель — та самая, через которую когда-то ушло всё тепло.
Весной Андрей позвонил.
Неожиданно. Голос — тихий, будто чужой.
— Привет, Вика.
— Привет.
— Я хотел увидеться.
— Зачем?
— Просто поговорить.
Они встретились в парке. Сын катался на качелях, а они стояли в стороне.
Андрей похудел, поседел у висков.
— Как ты? — спросил он.
— Нормально. Работа, садик.
— Мама умерла, — сказал он тихо.
Вика замерла.
— Прости.
— Спасибо.
Молчание. Долго. Только крики детей вокруг, ветер, запах весны.
— Знаешь, — сказал он, — я тогда думал, что всё делаю правильно. Что просто хочу мира.
— А в итоге разрушил всё.
Он кивнул.
— Да. Наверное.
Она посмотрела на него, и в груди шевельнулось что-то давно забытое — не любовь, не жалость, а усталое принятие.
— Андрей, — сказала она спокойно, — мы оба тогда были не правы. Но назад уже нельзя.
— Я знаю.
Он улыбнулся — едва заметно.
— Спасибо, что вы тогда не выгнали меня силой.
— А ты ведь сам ушёл.
Он опустил глаза.
— Да. И, наверное, это единственное, что я сделал без совета матери.
Когда он ушёл, Вика ещё долго стояла у качелей.
Сын смеялся, солнце било в глаза, и вдруг ей показалось, что всё — не зря.
Что иногда нужно пройти через одиночество, чтобы снова стать собой.
