— Можно остаться? Дождь сильный.
Я посмотрела в окно. Лило как из ведра. Николай стоял на пороге с пакетом помидоров — уже третий раз за неделю что-то приносил.
— Оставайтесь, — кивнула я и отошла к плите.
Два года назад я бы не впустила. Тогда я вообще никого не впускала — после того, как муж ушёл к моей лучшей подруге, устроив напоследок скандал на весь дачный посёлок. Я тогда решила: всё, хватит. Людей не будет. Одной спокойнее.
А потом сосед пришёл помогать картошку копать. Без просьб, просто пришёл. И я его не прогнала.
Первая ошибка. Или первое правильное решение за долгое время.
Через забор
Август выдался жарким. Картошка не выкопана, участок зарастает бурьяном. Я каждое утро смотрю на грядки и думаю — надо. Потом возвращаюсь в дом, завариваю напиток из трав и сижу у окна до вечера.
— Давай помогу. Мне не сложно, — голос через забор.
Я даже не обернулась.
— Справлюсь сама.
Николай жил по соседству три года. Мы здоровались, иногда он приносил рассаду весной. Больше ничего. После того, как остался один, он ушёл в себя, в свой огород. Я его понимала — сама так же.
Вечером копаю. Спина ломит, руки в мозолях. Злюсь на себя, на бывшего, на всю жизнь разом.
Поднимаю голову — Николай стоит у калитки с лопатой.
— Сказала же, сама, — отрезала я.
Он молча вошёл в огород и начал копать с другого края. Хотела возразить, прогнать — но слова застряли в горле. Слишком устала спорить. Пусть копает.
Работал час. Ни слова. Потом вытер лоб рукавом и пошёл к калитке.
— Спасибо, — выдавила я. — Поужинаете?
Он остановился, посмотрел на свои грязные руки.
— Схожу за картошкой. У меня вкуснее вашей.
Я хотела возразить, но он уже ушёл.
Пакет картошки
Вернулся через двадцать минут. С пакетом картошки. Без цветов, без улыбок — просто с картошкой.
— Правда вкуснее, — сказал он, ставя пакет на стол. — Сорт другой.
Я сварила её с укропом, достала солёные огурцы, нарезала сало. Мы ели молча. Потом он спросил:
— Почему здесь одна?
— Так получилось.
— Муж?
— Ушёл. К подруге моей лучшей.
Он кивнул. Не стал жалеть, не стал утешать. Просто кивнул, как будто я сказала, что дождь прошёл.
— Я три года как вдовец, — сказал он, глядя в окно. — Сначала думал, не справлюсь. А потом огород остался. Помидоры посадил — взошли. Картошку окучил — выросла. И как-то полегче стало. Земля не обманывает.
Мы допили компот из смородины. Он встал, аккуратно задвинул стул.
— Спасибо за ужин. Приду завтра — помидоры принесу. Мои слаще.
— Приходите, — сказала я.
И он пришёл. На следующий день. И через день. И каждый день после.
Каждый день
Сентябрь прошёл незаметно. Николай помогал с участком — то грядку поправит, то крышу посмотрит, то водосток прочистит. Потом оставался на ужин.
Мы разговаривали о простом — о погоде, об урожае, о том, как соседка Зинаида снова поругалась с продавщицей. Оба уже на пенсии, оба устали от суеты.
Как-то вечером я спросила:
— А почему помогаете? Я же чужая.
Он пожал плечами:
— Не чужая. Соседи. И потом — мне не трудно. А тебе одной тяжело.
Простые слова. Но они грели сильнее, чем все клятвы Андрея за тридцать лет брака.
В октябре начались дожди. Николай приходил с зонтом, в резиновых сапогах, чинил водосток. Я готовила ужин и понимала — привыкла. К его молчанию, к стуку его шагов на крыльце, к тому, как он вытирает ноги о коврик.
Соседки заметили. Конечно заметили.
Однажды услышала у магазина:
— Каждый день к ней ходит! Небось там не только грядки поправляет.
— Вдовец-то ещё ничего. А она разведёнка. Муж от неё сбежал — небось характер тяжёлый.
Я стояла за углом с сумкой и слушала. Лицо горело. Хотелось выйти, сказать что-нибудь колкое. Но зачем? Они всё равно своё думают.
Вечером Николай пришёл как обычно. Поставил на стол банку мёда.
— С пасеки у знакомого. Липовый.
Я поставила чайник, села напротив.
— Соседки говорят про нас, — сказала я.
Он посмотрел спокойно:
— Говорят?
— Что ты ко мне каждый день ходишь. Намекают.
— И что?
— Мне неприятно.
Он налил себе кофе, помолчал.
— А мне всё равно. Мне шестьдесят два, тебе пятьдесят девять. В нашем возрасте на чужое мнение плевать хотелось. Хорошо вместе — вместе и будем. Плохо — разойдёмся. Какие сплетни?
Я посмотрела на него. Спокойное лицо, усталые добрые глаза. Руки в мозолях — рабочие, надёжные.
— Приходи завтра, — сказала я тихо.
— Приду.
Остался
Ноябрь. Холодает. Николай приносит дрова, растапливает печку. Я пеку картошку в золе, мы едим её с маслом и солью. Разговариваем о погоде, о соседях, о том, что внуки редко звонят. Ни слова о любви, ни слова о будущем. Просто есть — и хорошо.
Однажды вечером он задержался допоздна. Чинил калитку, потом мы сидели на кухне, пили какао. За окном темнота, ветер качает деревья.
— Пора, — сказал он, но не встал.
— Оставайтесь, — сказала я. — Поздно уже. Диван в комнате есть.
Он посмотрел на меня долго.
— Уверена?
— Уверена.
Он остался. Спал на диване. Утром встал раньше меня, растопил печку, сварил кофе. Я вышла на кухню — он сидит у окна, смотрит на огород.
— Доброе утро, — сказал он.
— Доброе.
Мы пили кофе молча. Потом он встал, надел куртку.
— Приду вечером?
— Приходи.
Прошла неделя. Соседки шептались громче. Одна даже подошла у магазина:
— Ольга, ты того… Осторожнее. Мужики они все одинаковые. Обещают, а потом…
Я посмотрела на неё спокойно:
— Он мне ничего не обещает. И я ему тоже. Мы просто живём рядом.
— Ну-ну, — она скривилась. — А муж твой вон как обещал — и где теперь?
Я пошла дальше. Бывший муж… Интересно, где он сейчас? С Мариной, наверное. Строят свою любовь на обломках нашей.
А я строю что-то новое. Без обещаний, без клятв. Просто тихая жизнь с человеком, который приносит картошку, а не розы.
И знаете что? Картошка надёжнее.
Насовсем
Декабрь пришёл с морозами. Николай приходил каждый день — то дрова привезёт, то печку почистит. Я перестала удивляться. Привыкла, что он есть.
Как-то вечером он пришёл молчаливее обычного. Сел за стол, но воду даже не налил. Смотрел в окно.
— Что случилось? — спросила я.
Он помолчал.
— Слышал сегодня. У магазина. Про нас говорят уже не шёпотом. Вслух. Что я к тебе хожу каждый день, а ночую у себя. Что неприлично это в нашем возрасте — играть в свидания.
Я почувствовала, как сжалось что-то внутри.
— И что ты ответил?
— Ничего. Молчал. А потом подумал — они правы.
Я замерла. Значит, всё. Сейчас скажет, что лучше прекратить, что не стоит давать повод.
Николай посмотрел на меня:
— Правы в том, что неприлично играть. Мне шестьдесят два, тебе пятьдесят девять. Какие игры? Хорошо вместе — надо жить вместе. Вот и всё.
Я молчала. Он продолжал:
— Можно я останусь? Не на одну ночь. Насовсем. Если ты не против.
— А как же твой дом? — выдавила я.
— Сдам. Молодая пара уже давно спрашивает — снять хотят. Пусть живут. А я здесь. С тобой. Если согласна.
Я смотрела на него. Спокойное лицо. Никаких клятв, никаких обещаний вечной любви. Просто — давай жить вместе, потому что так проще и правильнее.
— Оставайся, — сказала я тихо.
Он кивнул.
— Завтра вещи привезу.
Он привёз две сумки и коробку с инструментами. Повесил свою куртку в прихожей рядом с моей. Поставил сапоги у двери. Всё.
Без торжества, без объявлений соседям. Просто стал жить.
Первую неделю было странно. Просыпаюсь — он уже на кухне, кофе варит. Ложусь спать — он читает газету в кресле. Привыкала постепенно. К его присутствию, к его молчанию, к тому, как он моет посуду после ужина.
Соседки, конечно, заметили. Через неделю одна не выдержала — зашла якобы за солью:
— Ольга, а Николай это… переехал?
— Переехал, — сказала я спокойно.
— А вы того… расписываться будете?
— Зачем? Нам и так хорошо.
Она открыла рот, закрыла, ушла. Через день весь посёлок знал.
Николай сказал вечером:
— Говорят?
— Говорят.
— И как ты?
— А мне всё равно.
Он улыбнулся впервые за долгое время.
— Вот и правильно.
Вместе
Зима прошла тихо. Мы жили своим ритмом — завтраки, обеды, вечерний травяной сбор. Он чинил что-то в доме, я готовила. Разговаривали мало — зачем много слов, когда и так всё понятно?
Однажды ночью я проснулась от тишины. Он спал на диване — мы так и не стали делить одну кровать, каждому своё пространство. Я смотрела на него в темноте и думала: вот оно, счастье. Не то, что обещают в книжках. Не розы и рестораны. А просто — рядом человек, который не обманет, не уйдёт, не предаст.
Картошка вместо роз. Надёжность вместо бабочек.
И это правильно. Это по-настоящему.
Весна пришла ранняя. Николай начал копать огород. Я помогала — сажали вместе. Он картошку, я помидоры.
— В прошлом году ты одна это всё делала, — сказал он, разравнивая грядку.
— Два года назад я многое делала одна.
— А теперь?
— Теперь не одна.
Он кивнул и пошёл за лейкой.
Мы работали до вечера. Потом сидели на крыльце, пили квас. Он смотрел на грядки:
— Хороший урожай будет.
— Будет, — согласилась я.
И вдруг поняла — я счастлива. Впервые за тридцать лет брака с Андреем по-настоящему счастлива. Без напряжения, без страха, что обманут или бросят. Просто счастлива от того, что рядом надёжный человек.
Летом приехал мой сын Дмитрий. Увидел Николая, нахмурился:
— Мам, а это кто?
— Николай. Мы вместе живём.
— Как это вместе? — сын округлил глаза.
— Обычно. Он здесь, и я здесь.
— А отец знает?
— Какая отцу разница? Мы два года как в разводе. Он живёт с Мариной, я с Николаем.
Сын помолчал, потом сказал тихо:
— А я думал, ты одна тут мучаешься. Переживал.
— Не мучаюсь. Живу.
Николай вышел на крыльцо, протянул руку:
— Николай Петрович. Здравствуй.
Дмитрий пожал руку настороженно. Потом они весь день провели в огороде — Николай показывал, как правильно малину обрезать. Вечером сын сказал:
— Нормальный мужик. Спокойный.
— Да, — согласилась я. — Спокойный.
— После отцовских скандалов это, наверное, как бальзам.
Я улыбнулась. Сын понял всё правильно.
Встреча
Осень снова. Почти четыре года прошло с развода. Мы с Николаем собирали урожай — картошка, помидоры, огурцы. Банки закатывали вместе. Он держал крышки, я заливала рассолом.
— Как два года назад, — сказала я.
— Два года назад ты одна банки закатывала.
— Тогда многое было по-другому.
Он посмотрел на меня:
— А теперь хорошо?
— Хорошо.
— Мне тоже.
Больше слов не понадобилось.
В декабре я поехала в город за продуктами. Зашла в магазин у посёлка — и увидела его.
Андрей. Мой бывший муж.
Постарел. Осунулся. Стоял у кассы один, с пакетом хлеба и молока.
Он увидел меня, замер. Потом подошёл:
— Оля. Привет.
— Привет.
— Ты… как?
— Хорошо.
Он посмотрел на мою корзину — полную, с мясом, овощами, сладостями. Потом на свой жалкий пакет.
— Поговорить можем? — спросил он тихо.
Я хотела отказаться. Но любопытство взяло верх:
— Говори.
— Я ошибся тогда. С Мариной. Она… не то, что я думал.
— И что?
— Она ушла. Месяц назад. К другому. Я остался один. Снимаю комнату. Денег нет — всё ей отдал.
Я смотрела на него и чувствовала… ничего. Ни жалости, ни злорадства. Просто пустоту.
— Мне жаль, — сказала я. — Но это твой выбор был.
— Оль, может… Может, мы ещё попробуем? Я изменился. Понял, что натворил.
Я покачала головой:
— Нет, Андрей. Не попробуем.
— Почему? — он схватил меня за руку. — Мы же тридцать лет вместе были!
— Были. Прошло.
— Но я люблю тебя!
Я высвободила руку.
— Ты когда-то приносил мне розы. Красивые, дорогие. Они завяли через три дня. А он принёс картошку — мы её съели вместе. И остались.
Андрей не понял:
— Какую картошку? О чём ты?
Я улыбнулась:
— Не поймёшь. Прощай, Андрей.
Вышла из магазина. Николай ждал у машины — он возил меня в город.
— Долго, — сказал он. — Всё хорошо?
— Всё отлично, — я взяла его под руку. — Поехали домой.
Домой. Не на дачу, не в дом. Домой — туда, где он.
Настоящая жизнь
Вечером мы сидели на кухне. За окном шёл снег. Николай читал газету, я вязала носки. Тишина. Покой.
— Знаешь, — сказала я вдруг, — когда Андрей ушёл, я думала, что жизнь кончилась. Что после пятидесяти девяти лет уже ничего не будет.
Николай отложил газету:
— А теперь?
— А теперь понимаю — она продолжается. Настоящая. Без лжи и красивых слов.
Он встал, подошёл, поцеловал меня в макушку:
— У меня так же. После того, как остался один, думал — всё, так до конца и проживу. А потом ты. С твоей гордостью и огородом.
Я рассмеялась:
— С огородом…
— Да. С огородом, который зарастал, пока ты в окно смотрела. Хорошо, что я через забор заглянул.
— Хорошо, — согласилась я.
Мы вернулись к своим делам. Он к газете, я к носкам. Снег за окном шёл всю ночь. А утром мы вместе разгребали сугробы.
Вместе. Это главное слово.
Не «он помог мне». Не «я его попросила».
Просто вместе.
Я пишу про настоящую жизнь женщин после пятидесяти. Без сказок, но с надеждой.
