«Девушка, ну купите фигурку! Всего тысяча рублей, а вещь ручной работы!» — я услышала назойливый голос мальчишки, когда садилась в машину после главной победы в моей жизни. Я была готова отдать любые деньги, лишь бы он отстал. Но я и представить не могла, что эта встреча заставит меня вернуться в прошлое, которое я так старательно пыталась похоронить, и узнать страшную правду о предательстве самого близкого человека.
***
— Девушка, купите! Ну купите фигурку, вам что, жалко?
Я раздражённо обернулась. Передо мной стоял пацан лет четырнадцати, худющий, в какой-то потрёпанной ветровке не по размеру и с отчаянными глазами. В руках он держал неказистую деревянную фигурку лошади.
— Молодой человек, у меня нет на это времени, — бросила я, открывая дверь своего нового блестящего «Порше». Сегодня был мой день. Мой триумф.
Я, Алина Стальнова, самый востребованный архитектор столицы, только что выиграла тендер на застройку целого квартала. Это была не просто победа, это был Эверест моей карьеры.
— Да вам же ничего не стоит! А мне очень нужно! — не унимался он, почти прижимаясь к сверкающему лаку машины. — Отец болеет, на лекарства собираю.
Я поморщилась. Все они так говорят. Но что-то в его взгляде, какая-то смесь гордости и безысходности, зацепила меня.
— Сколько ты просишь за эту… кхм… лошадь? — спросила я, доставая кошелёк.
— Тысяча сто пятьдесят рублей, — выпалил он. — Это за лекарство на неделю.
Сумма была странной, точной. Я вытащила две тысячи и протянула ему.
— Сдачи не надо. Только отойди от машины.
Парень схватил деньги, но вместо того, чтобы убежать, посмотрел на меня с удивлением.
— Спасибо вам… огромное! А хотите, я вам ещё покажу? У меня дома целая коллекция. Отец научил вырезать. Он у меня мастер.
Я хотела отказаться. Какой дом? Какие фигурки? Меня ждал банкет, шампанское, поздравления. Но я почему-то спросила:
— И где же твой дом, юный бизнесмен?
— В Зареченске. Это недалеко, час езды. Мы вас быстро…
Зареченск. Это слово ударило меня под дых. Город, из которого я сбежала пятнадцать лет назад, поклявшись никогда не возвращаться. Город, где остался он. Моя первая и, как мне казалось, единственная любовь.
— Как… как тебя зовут? — голос сел.
— Матвей. А что?
— А отца? — я затаила дыхание.
— Кирилл. Кирилл Лебедев. Вы его знаете?
Я молча смотрела на мальчика. Лебедев. Мой Кир. Мальчик был копией его в юности: те же светло-русые волосы, упрямый подбородок и пронзительные серые глаза. Земля ушла из-под ног.
— Садись в машину, — глухо сказала я. — Показывай дорогу.
Матвей удивлённо моргнул, но послушно юркнул на пассажирское сиденье. Я завела мотор, и моя триумфальная карета превратилась в машину времени, несущую меня прямо в ад моих воспоминаний.
***
Дорога в Зареченск казалась бесконечной. Матвей сначала восторженно охал, разглядывая салон машины, а потом притих и просто смотрел в окно. А я тонула в прошлом.
Кирилл. Мы были неразлучны. Вся школа знала: Алинка и Кир — это навсегда. Мы сидели за одной партой, вместе сбегали с уроков, чтобы целоваться на берегу реки, и строили планы.
— Я стану великим архитектором! — заявляла я, лёжа на траве и глядя в небо. — Построю самый красивый дом в мире!
— А я буду жить в этом доме с тобой, — улыбался он и обнимал меня. — Мне больше ничего не надо.
Он был простым парнем. Мечтал работать руками, столярничать, как его отец. А я рвалась в столицу, к большим деньгам и славе. Он обещал ждать. Обещал приехать ко мне, как только я обустроюсь.
Я поступила. Уехала, окрылённая. Писала ему каждый день длинные письма, полные любви и надежд. Звонила, но его постоянно не было дома. А потом… потом письма стали возвращаться с пометкой «адресат отказался от получения».
Я не могла поверить. Я звонила его соседям, общим друзьям. Мне отвечали уклончиво. А потом моя «лучшая подруга» Светка, ехидно поджав губы, сообщила по телефону:
— Алин, да что ты к нему прицепилась? У него давно другая. Наша, местная. Про тебя и не вспоминает. Говорит, зазналась ты в своей столице.
Это был удар. Я, гордая, самолюбивая, решила: ну и пусть! Я докажу ему, кого он потерял! Я вычеркнула его из своей жизни, сменила номер и с головой ушла в учёбу, а потом в работу.
И я доказала. Стала лучшей. Зарабатывала столько, что могла купить этот Зареченск со всеми потрохами. Только счастья это не приносило. Внутри была выжженная пустыня.
— Вот здесь направо, — вырвал меня из мыслей голос Матвея. — И до конца улицы. Наш дом — последний.
Мы свернули на разбитую дорогу. Я с ужасом узнавала знакомые места. Вот школа, где мы учились. А вот тот самый поворот к реке…
Машина остановилась у покосившегося, вросшего в землю домика с облупившейся краской. Забор завалился, двор зарос бурьяном. Таким я этот дом не помнила.
— Приехали, — тихо сказал Матвей и виновато добавил. — У нас тут… не очень.
«Не очень» — это было слишком мягко сказано. Это была вопиющая, кричащая нищета. Мой «Порше» на фоне этого убожества выглядел как космический корабль, приземлившийся в трущобах.
***
Я вышла из машины, ноги были ватными. Матвей уже открыл скрипучую калитку и ждал меня.
— Пап, я дома! — крикнул он, заходя в сени. — Я деньги принёс! И гостью привёл!
Из глубины дома послышался кашель, а затем шаркающие шаги. На пороге появился мужчина.
Я вглядывалась в его лицо, пытаясь найти черты моего Кира. Он был худой, измождённый. Глубокие морщины изрезали лоб, а в русых волосах блестела седина. Но глаза… глаза были те же. Только в них больше не было света. Лишь усталость и боль.
Он опирался на самодельную палку, тяжело припадая на левую ногу. Она была неестественно согнута и закована в громоздкий, кустарный ортопедический аппарат, который грубо проступал сквозь ткань старых брюк. Было видно, что нога страшно изуродована.
— Алина? — он выдохнул моё имя, и в его голосе смешались удивление, горечь и что-то ещё, чего я не могла разобрать. — Какими судьбами?
— Здравствуй, Кирилл, — только и смогла выдавить я.
Мы стояли и молчали, а между нами звенели пятнадцать лет разлуки, обид и недосказанности. Матвей смотрел то на меня, то на отца, ничего не понимая.
— Пап, это та самая тётя Алина? Из твоих рассказов? — вдруг спросил он.
Кирилл помрачнел.
— Матвей, иди в свою комнату. Нам надо поговорить.
Парень послушно скрылся за дверью. Кирилл указал мне на шаткий табурет у стола.
— Присаживайся, раз пришла. Королеве не пристало стоять в моих хоромах.
Его слова кололи, как иглы. Я села, не зная, что сказать.
— Что с тобой случилось, Кир? И… это твой сын?
Он горько усмехнулся.
— Да, это мой сын. Его мама умерла пять лет назад. А со мной… производственная травма. На лесопилке. Ногу зажало. Теперь вот, инвалид. Тебе-то что до этого? Ты же в столице, строишь свои стеклянные дворцы.
— Почему ты мне не отвечал? — выпалила я главный вопрос, который мучил меня все эти годы. — Почему ты вернул мои письма?
Он посмотрел на меня как на сумасшедшую.
— Какие письма, Алина? Это ты пропала! Ты сменила номер, не отвечала на мои звонки, на письма! Я решил, что нашёл тебе там кого-то побогаче. Что я тебе больше не нужен, простой парень из Зареченска.
— Что? — я вскочила. — Я писала тебе каждый день! Я звонила! Мне сказали… мне сказали, что у тебя другая!
Мы смотрели друг на друга, и в наших глазах одновременно отражалось одно и то же осознание. Страшное, чудовищное. Нас обманули. Нас жестоко и цинично разлучили.
***
— Кто… кто тебе это сказал? — голос Кирилла дрогнул. — Кто сказал, что у меня другая?
— Светка… — прошептала я. — Моя лучшая подруга. Света Козлова.
Кирилл побледнел. Он тяжело опустился на табурет, схватившись за голову.
— Света… Ну конечно. Она всегда была влюблена в меня. Я и не думал… Она же приходила, спрашивала про тебя, сочувствовала. Говорила, что ты писала ей, что у тебя всё отлично, новый парень, новая жизнь…
— Она врала, — мой голос был едва слышен. — Она мне говорила то же самое про тебя. Что ты счастлив с какой-то местной девушкой, что про меня и слышать не хочешь.
Мы замолчали. Воздух в комнате стал густым, его можно было резать ножом. Пятнадцать лет. Пятнадцать лет жизни, построенной на лжи. Моя карьера, моё одиночество, его трагедия, его нищета — всё это было результатом чужого коварства.
— Я ведь приезжал, — вдруг сказал он. — Через год после твоего отъезда. Накопил денег, приехал в столицу, нашёл твоё общежитие. А мне вахтёрша сказала, что ты съехала. С каким-то богатым ухажёром. Дала мне новый адрес. Я приехал, а там… особняк. И ты выходишь оттуда, садишься в дорогую машину с каким-то мужиком. Смеёшься…
Я вспомнила тот день. Это был отец моей одногруппницы, он подвозил нас на практику. Я тогда ещё жила в общаге, о съёмной квартире и не мечтала.
— Она дала тебе неверный адрес, Кир. Специально. А я… я поверила ей. Я была так зла, так обижена, что решила доказать тебе, всем вам, что я и одна всего добьюсь.
— Добилась, — тихо сказал он, обводя взглядом убогую комнату. — А я вот… остался здесь.
Из-за двери выглянул Матвей.
— Пап, у тебя таблетки закончились. Те, что от боли.
Кирилл вздрогнул, словно его поймали на чём-то постыдном.
— Сейчас, сынок. Я же… вот, деньги есть.
Он посмотрел на две тысячи, которые я дала мальчику. В его взгляде было столько унижения, что мне захотелось провалиться сквозь землю. Я, в своём шикарном костюме, в машине за миллионы, и он, принимающий от меня подачку на лекарства.
— Я помогу, — твёрдо сказала я. — Я всё исправлю, Кир.
— Мне не нужна твоя жалость, Алина, — отрезал он. — Уезжай. Ты получила то, что хотела. Живи своей жизнью.
— Нет! — я подошла к нему. — Я не уеду. Не теперь, когда я знаю правду. Это не жалость. Это… это моя вина. Я должна была бороться за нас. Должна была приехать, всё выяснить сама, а не верить слухам. Моя гордость разрушила наши жизни.

Он молчал, но я видела, как в его глазах блеснули слёзы, которые он тут же смахнул.
***
— Я должна её увидеть, — сказала я, скорее себе, чем Кириллу. — Я должна посмотреть ей в глаза.
— Зачем? — устало спросил он. — Что это изменит? Прошлого не вернуть.
— Это изменит всё! — я была полна решимости. — Где она живёт?
Кирилл махнул рукой.
— Всё там же. Козлова. Теперь она Мартынова. Замуж вышла за начальника лесопилки. Того самого, где я… — он не договорил.
Меня передёрнуло. Какая чудовищная ирония.
Я вышла из дома Кирилла и села в машину. Руки дрожали. Я нашла нужный адрес в навигаторе. Дом Светланы был полной противоположностью жилищу Кирилла: добротный, двухэтажный, с ухоженным садом.
Она сама открыла мне дверь. За эти годы она располнела, на лице застыло вечно недовольное выражение. Увидев меня, она на мгновение замерла, а потом натянула фальшивую улыбку.
— Алинка! Какими судьбами! Сколько лет, сколько зим! Проходи!
— Я не в гости, Света. Я на пять минут.
Мы стояли в её прихожей. Она суетилась, предлагала чай. Я смотрела на неё и не могла поверить, что эта женщина сломала мне жизнь.
— Зачем ты это сделала? — спросила я прямо.
Она перестала улыбаться.
— Ты о чём?
— Ты знаешь, о чём. Кирилл. Зачем ты нам солгала?
Она опустила глаза, а потом посмотрела на меня с ненавистью.
— А что я должна была делать?! Смотреть, как ты уводишь его? Он должен был быть моим! Он всегда мне нравился, а ты… Ты бы приехала из ниоткуда и забрала его!
— Но он не любил тебя!
— Зато я его любила! — взвизгнула она. — А тебе нужна была только твоя Москва, твоя карьера! Ты бы всё равно его бросила! Я просто ускорила процесс! Я дала ему шанс на нормальную жизнь здесь, со мной!
— И что, он стал твоим? — горько усмехнулась я. — Ты вышла замуж за другого.
— Он не захотел! — злобно выпалила она. — Даже после тебя он на меня не посмотрел! Женился на этой своей тихоне, Ольге… А потом… потом этот несчастный случай. Муж мой, конечно, выплатил ему компенсацию, но что с тех денег…
Она говорила, а я смотрела на неё и чувствовала не гнев, а какую-то брезгливую пустоту. Её мелкая, завистливая душонка разрушила столько судеб.
— Ты хоть понимаешь, что ты натворила? — тихо спросила я. — Ты сломала жизнь не только нам, но и ему, его сыну. Он живёт в нищете, он болен…
— А мне-то что?! — огрызнулась она. — Сама виновата, поверила! Слишком гордая оказалась, чтобы приехать и проверить! Так что нечего на меня всё валить!
Она была права. В этом была и моя вина. Моя чудовищная, непростительная гордыня.
Я развернулась и молча вышла. Мне больше нечего было ей сказать. Я знала, что делать дальше.
***
Я вернулась к дому Кирилла. Он сидел на крыльце, опустив голову. Матвей сидел рядом и тихо гладил его по плечу.
Я подошла и села на ступеньку ниже.
— Она всё подтвердила, — сказала я.
Кирилл медленно поднял на меня глаза. В них больше не было злости, только бездонная тоска.
— Я так и думал.
Мы долго молчали. Шум ветра в старых деревьях, скрип калитки — всё казалось оглушительно громким.
— Кирилл, — начала я, тщательно подбирая слова. — Я знаю, ты не хочешь моей помощи. Но дело не в жалости. Дело в справедливости. И в Матвее.
Я посмотрела на мальчика. Он смотрел на меня с надеждой.
— В столице есть лучшие клиники. Твоей ногой можно и нужно заниматься. Я найду лучшего хирурга-ортопеда в стране. Я поговорю с ним. Что бы он тебя посмотрел.
— Алина, я не могу… — начал он.
— Можешь! — перебила я. — Это не подачка. Считай, что это… компенсация. За мою гордость. За мою глупость. За украденные пятнадцать лет. Я хочу, чтобы твой сын видел тебя здоровым. Чтобы он мог получить хорошее образование, а не побираться на улицах, продавая фигурки.
Матвей вздрогнул и посмотрел на отца умоляюще.
— Пап, пожалуйста. Тётя Алина права. Я хочу, чтобы ты снова мог ходить нормально. Чтобы мы… чтобы у нас всё было хорошо.
Кирилл смотрел на сына, и его суровое лицо дрогнуло. Он боролся с собой. Его мужская гордость, его обида — всё это воевало с любовью к сыну и здравым смыслом.
— У вас нет будущего в этом городе, — продолжала я. — А в столице у Матвея будут все возможности. Лучшая школа, любые кружки. А ты… ты сможешь снова работать. Не на лесопилке. У тебя золотые руки. Ты можешь открыть свою мастерскую. Я помогу. Я куплю вам квартиру.
— Зачем тебе это всё? — глухо спросил он. — Искупить вину?
— Да, — честно ответила я. — Искупить вину. И… потому что я до сих пор…
Я не договорила. Но он всё понял. Он протянул руку и коснулся моей щеки. Его ладонь была грубой, в мозолях, но прикосновение было таким нежным, таким знакомым.
— Хорошо, — выдохнул он. — Ради Матвея. Я согласен.
В этот момент я поняла, что мой главный проект в жизни — это не стеклянные небоскрёбы. Мой главный проект — это построить заново то, что было разрушено много лет назад.
***
Прошло полгода. Эти шесть месяцев были похожи на ураган. Переезд, обустройство, больницы, операции.
Кириллу сделали сложнейшую операцию. Врачи сотворили чудо. Он больше не хромал. Ему предстояла долгая реабилитация, но главное — он снова мог нормально ходить.
Мы купили большую светлую квартиру в тихом районе, рядом с парком. Я настояла, чтобы в ней была огромная комната под мастерскую. Кирилл сначала отнекивался, а потом с головой ушёл в работу. Его деревянные игрушки и скульптуры оказались настоящими произведениями искусства. Я подключила своих знакомых из мира дизайна, и вскоре у него появились первые заказы.
Матвей пошёл в одну из лучших гимназий города. Сначала ему было трудно, но его упорство, унаследованное от отца, и живой ум сделали своё дело. Он быстро нагнал программу и даже записался в секцию робототехники.
А я… я впервые за много лет почувствовала себя дома. Я больше не засиживалась в офисе до полуночи. Я спешила домой, где пахло свежей выпечкой и древесной стружкой. Где меня ждали.
Наши отношения с Кириллом развивались медленно, осторожно. Мы оба боялись обжечься снова. Мы не бросались в омут с головой. Мы заново узнавали друг друга, учились доверять.
Однажды вечером мы сидели на кухне. Матвей уже спал. Кирилл показывал мне чертёж нового детского городка, который ему заказали для парка.
— Знаешь, — сказал он, не отрываясь от чертежа, — я иногда думаю… если бы не Света, если бы не твоя гордость… что бы было?
— Не знаю, — ответила я. — Может, я бы так и не стала архитектором. Может, мы бы прожили тихую жизнь в Зареченске. И у нас бы не было такого умного сына.
Он поднял на меня глаза.
— У нас?
— У нас, — твёрдо сказала я. — Он называет меня «тётя Алина», но я чувствую его своим.
Кирилл отложил карандаш, взял мою руку и крепко сжал.
— Алина… Я хочу, чтобы ты была не просто «тётей Алиной». Я хочу, чтобы мы стали настоящей семьёй.
Он достал из кармана маленькую коробочку. Внутри, на бархатной подушечке, лежало простое кольцо. Не с бриллиантом. Деревянное, искусно вырезанное им самим.
Я смотрела на это кольцо, на его уставшие, но счастливые глаза, и слёзы сами потекли по щекам. Я плакала не от горя, а от переполнявшего меня счастья.
Пятнадцать лет я гналась за успехом, строила небоскрёбы из стекла и бетона. А своё настоящее счастье, свой самый главный дом, я начала строить только сейчас. И фундаментом ему были не деньги и слава, а прощение, доверие и любовь, которая смогла пережить предательство и годы разлуки.
Как вы считаете, смогут ли герои построить полноценную семью после стольких лет разлуки и обид, или прошлое всё равно будет напоминать о себе?


















