— Ты бы лампочку в коридоре вкрутил, Игорь, — голос Светланы Петровны, вкрадчивый и тягучий, как мед, донесся до Марины из кухни. — Третий день моргает, того и гляди замкнет еще. Непорядок.
Марина замерла в дверях комнаты, прислушиваясь. Она только что закончила созваниваться по работе и вышла глотнуть воды. Муж что-то неразборчиво промычал в ответ, листая ленту новостей в телефоне.
— И проводку бы всю проверить, — не унималась свекровь. — Дом старый. Мы же тут, я надеюсь, надолго обосновались. Надо все по-человечески делать, для себя. Может, и стены выровнять заодно? А то я смотрела, тут кривовато все. Для будущего, для внуков…
Сердце Марины сделало неприятный кульбит. «Мы обосновались». Не «я погощу у вас», а именно «мы». Как будто Светлана Петровна была не гостьей, а полноправной совладелицей этого самого «старого дома».
Квартира принадлежала Марине. Это была двухкомнатная квартира ее бабушки, в которой прошел каждый ее летний отпуск в детстве, где пахло пирогами и сушеными травами, и где она чувствовала себя абсолютно защищенной. Пять лет назад бабушки не стало, и квартира перешла к ней. С Игорем они поженились уже после этого. Он переехал к ней из своей съемной однушки на окраине города. Жили хорошо, почти не ссорились. Игорь работал системным администратором в крупной компании, Марина — менеджером по логистике. Зарплаты средние, но на жизнь, отпуск и небольшие радости хватало.
Идиллия закончилась полгода назад. Светлана Петровна, жившая в небольшом областном городке, вдруг решила продать свою крошечную квартирку и переехать в столицу, «поближе к детям».
— Силы уже не те, здоровье пошаливает, — говорила она тогда по телефону жалобным голосом. — А вы у меня одни. Продам свою конуру, денежки вам отдам. На расширение. Купите что-нибудь побольше, а я с вами пока поживу, на птичьих правах. Мешать не буду, я тихая.
Марина тогда засомневалась. Жить со свекровью, даже самой тихой и замечательной, ей не хотелось. Но Игорь был непреклонен.
— Марин, ну ты что? Это же мама. Она нам помочь хочет. Продаст квартиру, у нас будет первоначальный взнос на трешку. Это же шанс! А пока поживет с нами, что такого? Квартира большая.
«Квартира не такая уж и большая», — подумала тогда Марина, но вслух ничего не сказала. Игорь смотрел на нее щенячьими глазами, в которых плескалась такая искренняя сыновья любовь и надежда, что отказать было невозможно. Она сдалась.
Светлана Петровна продала свою квартиру за смешные деньги, торжественно передала их Игорю со словами: «Вот, сынок, держи. Это наш общий капитал», и въехала в комнату, которую раньше Марина использовала как кабинет.
Деньги положили на счет, открытый на имя Игоря. «Так проще», — сказал он. И началось.
Светлана Петровна не двигала мебель и не меняла шторы. Она действовала тоньше. Она просто создавала ощущение, что эта квартира — общее пространство, в котором ее голос имеет вес.
— Мариночка, этот сыр ты больше не покупай. Он дорогой и невкусный, — говорила она, заглядывая в пакет с продуктами. — Я вот на рынке нашла прекрасный, и дешевле на сто рублей. Экономить надо, мы же на общую цель копим.
— Ой, а что это у нас на ужин? Гречка с котлетами? Я думала, может, голубцов сделать. У меня как раз капуста осталась, которую я покупала. Ну ладно, ешьте свою гречку, раз приготовили.
Игорь на все это реагировал одинаково. Он обнимал Марину и говорил:
— Марин, ну не обижайся. Мама просто по-старинке привыкла, хочет как лучше. Она же не со зла.
И Марина терпела. Терпела комментарии по поводу «неправильно» выглаженных рубашек Игоря, «слишком дорогого» стирального порошка и «расточительного» использования воды. Она молчала, когда свекровь, не спрашивая, приглашала в гости своих новоявленных подруг-пенсионерок, которые громко обсуждали свои болячки и чужие жизни, сидя на диване в гостиной.
Капля за каплей, яд проникал в их семью. Марина все чаще ловила себя на мысли, что не хочет идти домой. Ее уютное гнездышко, ее крепость превратилась в коммунальную квартиру с вечно недовольной соседкой.
Последней каплей стал разговор, который случился через неделю после истории с моргающей лампочкой. Они сидели на кухне втроем. Светлана Петровна разливала чай.
— Я тут подумала, — начала она своим обычным, обволакивающим тоном. — Деньги-то на счету лежат, инфляция их съедает. А цены на недвижимость растут. Может, нам не ждать у моря погоды, а вложить их в эту квартиру? Ремонт хороший сделать. Капитальный.
Марина напряглась.
— Какой ремонт, Светлана Петровна? Мы же вроде собирались копить на новую квартиру.
— А смысл? — подхватил вдруг Игорь. Марина удивленно на него посмотрела. — Мама права. Пока мы накопим, цены так взлетят, что нам и на сарай не хватит. А так хоть здесь будем жить по-человечески.
— Погодите, я не понимаю, — Марина почувствовала, как холодок пополз по спине. — Что значит «вложить в эту квартиру»?
— Ну, как что? — Светлана Петровна поставила перед ней чашку с чаем. — Вложим мои деньги, сделаем ремонт. Поменяем окна, сантехнику, полы. Все как положено. Квартира сразу в цене вырастет.
— И что? — спросила Марина, уже догадываясь, к чему идет дело.
— И то, — свекровь улыбнулась, но глаза ее остались холодными, как льдинки. — Что квартира станет нашей общей. Справедливо же? Я вложила свою долю, продав единственное жилье. Значит, и мне, и Игорю должна принадлежать часть. Половина, я считаю, будет в самый раз. Мои деньги плюс сын. А вторая половина — твоя.
В ушах у Марины зазвенело. Она посмотрела на мужа, ища поддержки, но увидела лишь виновато-упрямое выражение лица.
— Марин, ну а что? — сказал он, не глядя на нее. — Мама же не на улице останется. Она вложилась. Это будет честно. Мы же семья.
Семья. Слово прозвучало как издевка. В этот момент Марина поняла все. Поняла, что это был план с самого начала. Продать свою развалюху, переехать к сыну и невестке и отжать у них часть хорошей московской квартиры. И ее муж, ее любимый Игорь, был в этом плане либо соучастником, либо безвольным орудием. Что из этого хуже, она не знала.
Тишина на кухне стала оглушительной. Марина медленно встала. Руки и ноги ее не слушались, казались ватными.
— Значит, половину? — тихо переспросила она.
— Ну да, — кивнул Игорь, наконец подняв на нее глаза. — А что такого?
Светлана Петровна смотрела на нее с победным видом. Она уже праздновала успех.
И тут что-то щелкнуло внутри Марины. Пружина, которую она сжимала полгода, с оглушительным треском лопнула. Ватные ноги вдруг обрели твердость. Голос, дрожавший секунду назад, зазвучал ровно и холодно.
— Пожили в моей квартире, а теперь половину захотели? — она обвела взглядом и мужа, и его мать. — Отлично. Тогда собирайте вещи!
На лице Светланы Петровны отразилось крайнее изумление.
— Что? Мариночка, ты о чем?
— Я о том, что ваш визит затянулся, — отчеканила Марина. — Вы хотели пожить «пока», на «птичьих правах». Время вышло. Вы оба. Собирайте свои вещи и уходите.
— Ты с ума сошла?! — взвился Игорь. — Куда мы пойдем? Это и мой дом тоже! Я твой муж!
— Ты был моим мужем, — спокойно ответила Марина. — До этой минуты. А это — мой дом. Мой по закону. И я не хочу больше видеть в нем ни тебя, ни твою мать. У вас есть деньги от продажи ее квартиры. Снимете себе жилье.
— Да как ты смеешь! — запричитала Светлана Петровна, хватаясь за сердце. — Неблагодарная! Я для вас все, а ты… Ты меня на улицу выгоняешь!
— Я вас не выгоняю. Я прошу освободить мою собственность, — Марина чувствовала странное, ледяное спокойствие. — Даю вам два часа на сборы. Если не уложитесь — вызову полицию.
Она развернулась и ушла в комнату, плотно закрыв за собой дверь. Она слышала, как за дверью кричит Игорь, как причитает его мать. Но ей было все равно. Она подошла к окну и посмотрела на вечерний город. Она была одна. И впервые за полгода она почувствовала, что может дышать полной грудью.
Через два часа они ушли. Игорь пытался что-то говорить про любовь, про то, что она все не так поняла, что его подговорила мать. Светлана Петровна на прощание бросила ей в лицо: «Бог тебе судья!». Марина молча закрыла за ними дверь и дважды повернула ключ в замке.
Первая ночь была самой тяжелой. Тишина в квартире давила на уши. Каждый угол напоминал об Игоре, об их совместной жизни. Ей было больно и горько. Она плакала, уткнувшись в подушку, оплакивая не мужа-предателя, а свою разрушенную мечту о семье.
На следующий день она подала на развод. Игорь звонил, писал сообщения. Сначала гневные, потом умоляющие. Он говорил, что они с матерью сняли какую-то ужасную квартиру на окраине, что у них нет денег, что она разрушила их жизнь. Марина не отвечала.
Через месяц ей пришла повестка в суд. Игорь и Светлана Петровна подали иск о признании за ними права на долю в ее квартире. Они утверждали, что деньги от продажи квартиры свекрови были потрачены на «неотделимые улучшения» и на содержание семьи, а значит, они имеют право на компенсацию.
Адвокат Марины, пожилой и очень спокойный мужчина, изучив документы, только хмыкнул.
— Неотделимые улучшения? — спросил он. — Чеки есть? Договоры со строительными бригадами? Нет. Деньги на счету вашего мужа? Есть. Доказать, что они тратились именно на вашу квартиру, а не на покупку продуктов и оплату его личных расходов, практически невозможно. Тем более что квартира — ваша добрачная собственность. Дело пустое.
Суд длился несколько месяцев. Игорь на заседаниях смотрел в пол. Светлана Петровна, наоборот, вела себя вызывающе, рассказывала судье о своей тяжелой доле и о черной неблагодарности невестки. Марина молчала и слушала. С каждым заседанием боль внутри нее утихала, сменяясь холодной уверенностью в своей правоте.
Суд они, конечно, проиграли. Их иск отклонили.
Развод оформили быстро. Из общего имущества у них была только машина, купленная в кредит. Ее продали, кредит погасили, остаток разделили пополам.
Прошло больше года. Марина сделала в квартире небольшой ремонт — для себя. Переклеила обои в гостиной, купила новый диван. Она сменила работу, нашла место в небольшой, но дружной компании, где ее ценили. Она начала ходить на танцы, о чем давно мечтала.
Однажды в торговом центре она случайно столкнулась с Игорем. Он сильно изменился: похудел, осунулся, на лице залегла тень какой-то вечной усталости. Он был один. Они неловко поздоровались.
— Как ты? — спросил он.
— Нормально, — ответила Марина. — А ты?
— Тоже, — он криво усмехнулся. — Живем с мамой. Собираемся ипотеку брать. На однушку в Подмосковье.
Он помолчал, а потом сказал то, чего она совсем не ожидала:
— Знаешь, я часто думаю… Ты тогда все правильно сделала. Я был… неправ.
Марина ничего не ответила. Просто кивнула и пошла дальше, не оборачиваясь. Она не почувствовала ни злорадства, ни жалости. Ничего. Пустота. Этот человек стал для нее чужим.
Вернувшись домой, в свою тихую, чистую, принадлежащую только ей квартиру, она заварила себе свой любимый травяной чай. Она посмотрела в окно на огни большого города и впервые за долгое время улыбнулась по-настоящему. Она была свободна. И это было главное. Душа, сжатая в комок на протяжении долгого времени, наконец-то развернулась.
