— Туалеты здесь моешь? — с усмешкой бросила Виктория, останавливаясь у моего стола, и ее голос, громкий и нарочитый, разлился по офисному пространству, заставив на мгновение замереть даже стук клавиатур.
Она стояла передо мной в обтягивающем кремовом платье, которое идеально сидело на ее фигуре, с безупречным макияжем и укладкой, будто только что сошла со страниц глянцевого журнала о жизни богатых и прекрасных. В ее тонких пальцах, украшенных массивным бриллиантовым кольцом, беззаботно болталась кожаная сумка дорогой марки, а взгляд был наполнен привычным для нее холодным высокомерием. А я в этот момент как раз поливала скромный фикус в своем простом бежевом блейзере, чувствуя на себе любопытные взгляды коллег.
— Нет, Виктория, — абсолютно спокойно ответила я, встречая ее насмешливый взгляд. — А ты, как я вижу, всё ещё не научилась стучать перед тем, как входить в чужой кабинет. Кажется, в приличном обществе это считается базовым правилом.
Она лишь фыркнула, будто мои слова были забавным лепетом ребенка, и с легкостью развернулась на своих высоченных каблуках, демонстрируя полное пренебрежение. Я уловила, как она бросила кому-то из сотрудников в коридоре, нарочито громко: — Ну, понятное дело. Бывшая школьная знакомая, а манеры все те же, занудные и простые.
Я даже не дрогнула. Не ощутила прилива крови к щекам. Не сжала непроизвольно пальцы. Я просто медленно вытерла капли воды с листка фикуса и вернулась к работе, к отчетам, которые ждали моего внимания. Потому что я уже очень и очень давно перестала позволять Виктории — или кому бы то ни было еще — определять, чего я стою на самом деле. Я точно знала, что мы с ней еще обязательно увидимся, но в следующий раз все будет совершенно иначе, и это будет уже не та самовлюбленная Виктория, чье счастье так хрупко и зыбко.
Наши пути с Викторией пересеклись много лет назад, в стенах обычной школы. Она была бесспорной королевой всего школьного двора: ослепительно красивая, дерзкая, невероятно уверенная в себе и в своем праве повелевать. А я была всего лишь тихой отличницей, которая прятала умный взгляд за толстыми стеклами очков и носила скромные косички. Она никогда не опускалась до открытых насмешек — это было для нее слишком просто, слишком по-плебейски. Но каждый ее случайный взгляд, каждая едва уловимая снисходительная усмешка, брошенная в мою сторону, словно говорили:
«Ты — пустое место, и твой мир так же мал и неинтересен, как и ты сама»
. После выпуска наши жизненные дороги решительно разошлись. Я поступила на экономический факультет, уехала учиться в столицу, где с головой окунулась в учебу, а затем, благодаря упорству и уму, устроилась в крупную международную компанию. Шли годы, я шаг за шагом поднималась по карьерной лестнице, став сначала руководителем перспективных проектов, а потом и директором по стратегическому развитию в большой девелоперской фирме. В моей жизни появился любящий муж, замечательный сын, уютная квартира в самом центре города и стабильное финансовое положение, о котором многие могут только мечтать.
Судьба Виктории, как я узнала от общих знакомых, сложилась иначе, более витиевато и драматично. Она вышла замуж за состоятельного человека, но этот брак быстро распался — муж застал ее с любовником. Затем последовала череда коротких, но ярких романов, постепенно накапливающихся долгов и громких скандалов, которые становились достоянием общественности. В последний раз я видела ее фотографию в социальных сетях: она эффектно позировала на палубе шикарной яхты в обществе пожилого олигарха, но на ее безымянном пальце уже не было того самого кольца.
И вот, спустя несколько лет после той мимолетной встречи в офисе, она снова появилась на моем горизонте. На этот раз она стояла у двери моего личного кабинета, и я увидела ее отражение в приоткрытых жалюзи на окне. Секретарь, постучавшись, осторожно вошла внутрь.
— София Константиновна, к вам на собеседование пришла Виктория Семенова.
Я чуть не рассмеялась про себя, ощущая горьковатую иронию сложившейся ситуации.
«Ну конечно. Почему бы и нет? Закономерность судьбы».
— Прошу, пусть заходит, — кивнула я.
Виктория вошла с той же самой победоносной улыбкой, что и раньше, но теперь в ее уголках читалась явная нервозность и неуверенность. Она грациозно опустилась в кресло напротив моего стола, положила передо мной свое резюме и привычно скрестила ноги.
— Какая неожиданная встреча, — произнесла она, стараясь, чтобы ее голос звучал непринужденно. — Я даже не предполагала, что ты здесь работаешь, и уж тем более в таком кабинете.
— А я не думала, что ты вообще ищешь работу, — парировала я, даже не взглянув на разложенные бумаги. — Особенно учитывая твою давнюю и неизменную любовь к роскоши и беззаботной жизни.
Она заметно побледнела, и ее пальцы слегка сжали ручку сумки.
— Люди имеют свойство меняться, София. Я сейчас настроена очень серьезно и ответственно. Хочу начать всю свою жизнь с чистого листа, забыв о прошлых ошибках.
— С чистого листа? — наконец подняла я на нее глаза, чувствуя, как во взгляде появляется стальная твердость. — Ты даже не потрудилась узнать, что в нашей компании на данный момент просто нет открытых вакансий для так называемых «ассистентов по связям с общественностью», которые в своих резюме смело пишут такие расплывчатые формулировки, как «умение улаживать конфликты» и «работа с VIP-клиентами». Это звучит довольно абстрактно.
Она нервно дернула плечом, пытаясь сохранить маску равнодушия.
— Это же просто метафора, образное выражение. Я на самом деле умею находить общий язык с самыми разными людьми. Особенно с теми, кто занимает высокие посты и принимает важные решения.
— Особенно если эти самые решения напрямую касаются состояния их кошельков, — спокойно констатировала я.
Она замолчала, и в ее глазах, всегда таких самоуверенных, мелькнуло что-то новое — не знакомая мне злость, а скорее глубокая растерянность и даже страх. Она, видимо, ожидала, что я буду чувствовать себя неловко, краснеть, может быть, даже пытаться оправдываться за наше общее прошлое. Но я и не думала играть по ее старым, заезженным правилам.
— Послушай, — сказала она уже гораздо тише, и в ее голосе впервые прозвучала искренняя нота. — Я прекрасно понимаю, что в школьные годы… мы не всегда находили общий язык. Но все это осталось в далеком прошлом. Я действительно хочу работать. Честно и много. У меня сейчас есть ребенок. Мне очень нужно…
— У тебя есть ребенок? — переспросила я, делая ударение на последнем слове. — Сколько лет?
— Девочке уже три года, — ответила она, опуская взгляд в пол. — Ее зовут Ариша.
Я просто кивнула, и в голове тут же промелькнула мысль:
«Интересно, кто ее отец?»
— Хорошо, — сказала я после недолгой паузы. — Допустим, я готова рассмотреть твою кандидатуру. Но в нашей компании существует строгое правило: абсолютно все соискатели проходят специальный тест на честность и порядочность. Это наша внутренняя политика, которую ввели после одного неприятного инцидента с хищением.
Она нахмурила свои идеально выщипанные брови.
— Какой именно тест? О чем идет речь?
— Все очень просто. Мы задаем всего три ключевых вопроса. Все ответы фиксируются на диктофон, затем тщательно сверяются с нашей обширной базой данных и проверяются на полное соответствие действительности. Если хотя бы один твой ответ окажется заведомо ложным — кандидатура будет немедленно отклонена без каких-либо объяснений. И, что гораздо важнее, эта информация будет оперативно передана во всю нашу партнерскую сеть кадровых агентств. То есть… ты можешь сразу забыть о возможности устроиться на работу в любой уважающей себя компании этого города.
Она побледнела еще сильнее, и ее губы задрожали.
— Это… вообще законно? Такие методы?
— Абсолютно законно и прозрачно. Ты же сама подписала согласие на обработку данных при входе в здание, у охраны. Ты его видела?
Она неуверенно кивнула, понимая, что попалась в ловушку.
— В таком случае, начнем, — сказала я, доставая планшет и включая функцию записи. — Вопрос первый: где именно ты работала последние два года?
— В известном PR-агентстве «ЛюксМедиа», — быстро, почти выпалила она. — Занималась там стратегическим продвижением премиальных брендов.
— Неверно, — холодно возразила я. — Агентство «ЛюксМедиа» было закрыто еще полтора года назад по причине банкротства. Ты устроилась туда всего на два месяца, но тебя уволили за систематические хищения средств из бюджета мероприятий. Ты не забыла, как пыталась списать на «непредвиденные расходы» несколько бутылок дорогого шампанского и роскошный ужин в элитном ресторане для себя и… как его звали? Твоего тогдашнего спутника, Артёма?
Она резко вскочила с кресла, и ее лицо исказила гримаса гнева.
— Ты что, следила за мной?! Устраивала слежку?
— Нет, Виктория. Я просто делаю свою работу качественно и внимательно. Так же, как и ты… когда-то «делала свою», подкладывая мне в школьную сумку чужую дорогую помаду и с удовольствием жалуясь классной руководительнице, что это я ее стащила.
Она замерла на месте, словно пораженная громом.
— Это же было в восьмом классе! Это было так давно!
— А ты, к большому сожалению, до сих пор продолжаешь вести себя так, будто застряла в том самом восьмом классе. Только теперь вместо безделушек в виде чужой помады — чужие деньги, чужие мужья, чужие жизни и судьбы.
Она медленно, будто с огромным трудом, опустилась обратно в кресло, бессильно уронив голову на грудь. Ее плечи заметно дрожали.
— Мне просто… очень нужно куда-то устроиться. Я по уши в долгах. У меня нет никого, кто мог бы помочь…
— Это, к сожалению, не мои проблемы, — сказала я достаточно мягко, но с непоколебимой твердостью. — Но я все же готова дать тебе один единственный шанс. Последний.
Она с надеждой подняла на меня свои заплаканные глаза.
— Правда? Ты не шутишь?
— Да. Но не здесь. Не в этой компании и не в этом здании. У меня есть для тебя другая, более подходящая идея.
Ровно через неделю я приехала в скромный приют для женщин, оказавшихся в трудной жизненной ситуации, расположенный в одном из подмосковных поселков. Виктория уже ждала меня у главного входа. Без привычного макияжа, в простых джинсах и поношенной куртке. Она выглядела невероятно уставшей, но в ее глазах появилось какое-то новое, спокойное и серьезное выражение.
— Ты абсолютно уверена в этом решении? — спросила она, глядя на меня прямо.
— Да, я уверена, — кивнула я в ответ. — Ты будешь работать здесь координатором по трудоустройству. Твоя задача — помогать женщинам, которые, как и ты, оказались в сложной ситуации, находить работу, составлять правильные резюме, готовиться к собеседованиям. Ты ведь всегда умела производить сильное первое впечатление. Пусть теперь это умение пойдет на реальную пользу, а не для достижения сиюминутных выгод.
Она молча кивнула, впитывая каждое мое слово.
— Почему? Почему ты решила помочь мне после всего, что было?
— Потому что я на своем опыте знаю, каково это — быть загнанной в угол и чувствовать себя абсолютно беспомощной. И еще потому, что я не хочу, чтобы твоя маленькая дочь когда-нибудь в будущем услышала от кого-то такое же обидное и унизительное: «Туалеты здесь моешь?»
Она заплакала. Тихо, без театральных рыданий и истерик, а так, как плачут от внезапного облегчения.
— Спасибо тебе, София. Огромное спасибо.
— Не стоит благодарностей. Просто постарайся не подвести этих женщин и, в первую очередь, саму себя.
Прошло несколько месяцев. Виктория работала в приюте на удивление честно и самоотверженно. Она помогала устроиться на хорошие места сразу нескольким подопечным, используя все свои старые связи и природное обаяние, но теперь направляя их в правильное русло.
А потом однажды в мой кабинет постучалась новая молодая сотрудница, пришедшая к нам недавно по рекомендации Виктории. Девушка принесла готовый отчет по новому проекту, и ее движения были точны и выверены. Мой взгляд случайно упал на ее изящную руку, где красовался простой, но очень красивый серебряный браслет — точная копия того, что много лет носила моя собственная мама, и который я узнала бы из тысячи.
— Прости за любопытство, где ты приобрела такой прекрасный браслет? — вежливо поинтересовалась я, чувствуя, как внутри зарождается странное волнение.
— Его не покупали, София Константиновна, — улыбнулась девушка. — Это наша семейная реликвия. Его моя бабушка много лет назад передала моей маме, а мама, в свою очередь, совсем недавно подарила его мне на день рождения.
Я почувствовала, как замирает сердце.
— А как звали твою бабушку, если не секрет?
— Анна Петровна, — прозвучал простой и такой знакомый ответ.
Сердце начало колотиться в груди с бешеной скоростью. Анна Петровна — имя моей родной матери. Но у мамы, насколько я знала, не было других дочерей, кроме меня самой. Или… может, я чего-то не знала?
— А твоя мама… откуда она родом? — стараясь сохранять спокойствие, продолжила я свой допрос.
— Она из самого Ростова. Но родилась, если я не ошибаюсь, в маленьком поселке под Воронежем. Ее, к сожалению, отдали в детский дом, когда ей было всего три года. Ее родители, мои бабушка с дедушкой, погибли тогда в страшной автомобильной аварии.
Я медленно поднялась из-за стола и подошла к большому окну, за стеклом которого раскинулся огромный, многоликий город, в котором я построила всю свою жизнь. Но в этот миг он вдруг показался мне чужим и незнакомым.
— Как тебя зовут, девочка? — тихо, почти шепотом, спросила я, все еще глядя в окно.
— Алина, — так же тихо ответила она.
Я глубоко вздохнула и обернулась к ней, стараясь улыбнуться как можно естественнее.
— Алина… У меня как раз есть немного времени. Не хочешь ли выпить со мной чашку горячего чая? У меня с собой прекрасный бергамот, ароматный.
Она тепло улыбнулась в ответ.
— С огромным удовольствием, София Константиновна.
Вечером того же дня я набрала номер мамы, и мои пальцы слегка дрожали.
— Мам, ты… ты никогда раньше не говорила мне, что у меня могла бы быть сестра. Почему?
В трубке воцарилась долгая, тягостная пауза, и я услышала, как мама с трудом сдерживает слезы.
— Ты должна понять, дочка… она появилась на свет после того, как со мной случилось страшное. Меня обидели. Я возвращалась с работы поздним вечером, их было несколько. Они долго издевались надо мной. Моя психика тогда не выдержала, была серьезно нарушена. И я… я просто не могла, не хотела видеть, не хотела слышать ничего о ребенке, который родился в результате того ужаса. Это была маленькая девочка… И твоему отцу ничего не оставалось, как отдать ее в хороший детский дом. Потом, когда я постепенно пришла в себя, начала жить заново, ее уже удочерила чужая, но любящая семья.
— Я думала, ты никогда не узнаешь об этом, — прошептала она сквозь тихие рыдания. — Мы с папой не хотели тебя ранить и расстраивать. Ты тогда была такой хрупкой, такой ранимой после моей болезни… А потом — твоя школа, учеба, экзамены… Мы решили, что будет лучше, если мы все просто постараемся забыть.
— Забыть? — переспросила я, и мое сердце сжалось от боли. — Мама, как можно просто забыть о родном ребенке? Как?
— Мы не забыли ее, Софиюша. Мы ни на день не забыли. Мы тайно навещали ее, привозили подарки, пока она была совсем маленькой и жила в том детском доме. Потом… потом ее удочерили, и мы потеряли всякий след. Мы не имели права вмешиваться в ее новую жизнь.
Я сидела в полной тишине, безмолвно глядя на большое семейное фото на стене: мама, папа, я в своем выпускном платье. И больше никого. Казалось, так было всегда.
— Алина сейчас работает у меня в компании, — наконец выдохнула я. — Она невероятно умная, сильная и очень-очень красивая девушка. И знаешь, она удивительно похожа на тебя, мам. Прямо вылитая ты в молодости.
Мама заплакала уже по-настоящему, и в ее рыданиях слышались и боль, и облегчение.
— Пожалуйста, приведи ее к нам домой, Юлечка. Умоляю тебя.
На следующий день я пригласила Алину на обед в тихий, уютный ресторанчик недалеко от офиса.
— Я хочу познакомить тебя с одной удивительной женщиной, — осторожно начала я. — Она всегда любила тебя всем сердцем. Просто… она не знала, как найти правильные слова и как тебе обо всем рассказать. Боялась разрушить твое спокойствие.
Алина смотрела на меня с легким недоумением и любопытством.
— О ком ты, София?
— О твоей родной матери.
А что же Виктория? Она до сих пор работает в том самом приюте, находя в этом свое новое призвание и смысл жизни. Иногда мы пьем вместе кофе, вспоминая прошлое без горечи и злобы. Она больше не улыбается той снисходительной, холодной улыбкой. Теперь в ее глазах я читаю искреннее уважение и тихую, светлую благодарность.
Иногда жизнь, такая непредсказуемая и странная, дает нам второй шанс — не для того, чтобы повторить старые ошибки, а для того, чтобы наконец-то исправить их, выучив важные уроки. Главное — не упустить этот дар и не испортить все в третий раз, потому что новых шансов может уже и не быть. А тихий шепот прошлого, как эхо, рано или поздно находит нас в настоящем, соединяя разорванные нити судеб в единое, прочное полотно.
