— Ну скажи честно, Коль, ты вообще замечаешь, что я здесь живу? —
Диана стояла у дверей кухни, держа в руках кружку с остывшим чаем.
Николай вздрогнул, как будто вытащили из сна. На столе — тарелки, кастрюля с макаронами, салфетки, телефон. Он ел молча, пролистывая в телефоне новости про курс доллара.
— Опять ты с этим тоном, — буркнул он. — Что случилось-то на этот раз?
— Да ничего особенного, — холодно ответила она. — Просто я пришла домой, а в моей комнате нет простыней. Всё снято, выстирано и, цитирую твою мать, «пусть теперь по-человечески высохнет на балконе, а не в её этих сушилках городских».
Он не поднял головы:
— Ну и что? Подсохнет — повесишь обратно.
— Николай! — она шагнула ближе. — Это не про простыни. Это про то, что я тут как квартирантка. Каждый день эти мелкие «ну ты же понимаешь». Как будто я обязана понимать всё, что им вздумается.
Он поставил вилку:
— Ну ты сама знала, куда переезжаешь. Мы же договаривались — временно. Пока с квартирой решаем.
— Временно уже пятый месяц, Коль! И за это время я выучила, в какой чашке пьёт чай твой отец, какие слова раздражают твою мать и в какой момент мне лучше молчать. Зато никто даже не помнит, какой у меня цвет глаз.
С кухни послышалось характерное покашливание. Людмила Андреевна стояла у дверей — в халате, с резинкой на запястье и вечным прищуром человека, который знает всё и про всех.
— А вот зря ты так, Дианочка. Мы к тебе по-доброму. Просто у нас своя жизнь, свои порядки. Ты со своими понятиями, а мы — со своими. Что ж ты всё пытаешься перестроить?
— Я ничего не перестраиваю. Я просто пытаюсь жить.
— Так живи, кто тебе мешает? Только не обижайся, — Людмила Андреевна наклонила голову, — но ты у нас, ну как сказать… не из наших. Слишком уж всё по уму. Всё по плану. А у нас жизнь — она попроще.
— Попроще — это когда человек открывает чужой шкаф и решает, что постирать, не спросив?
— Да ладно тебе, Диана, — вмешался Николай, — мама же из лучших побуждений.
— Вот именно, — усмехнулась Диана. — Из лучших побуждений у вас тут и дышать можно только по расписанию.
Она выдохнула, поставила кружку на стол и ушла в свою комнату.
Когда дверь за ней закрылась, Людмила Андреевна обернулась к сыну:
— Вот скажи, зачем ты на ней женился? Женщина умная, не спорю, но без тепла. Всё время как будто на экзамене. Ни тебе улыбки, ни борща нормального на обед.
— Мам, хватит, — устало сказал Николай. — Не начинай.
— А чего не начинать? Я же вижу. Она тебя пилит. Ты домой не хочешь идти. Всё потому, что у неё «проект», «бриф», «дедлайн». Вот у нормальных жён всё просто: муж пришёл — стол накрыт, всё по-домашнему.
Он сжал кулаки:
— Мама, не лезь.
— Да я не лезу, — ответила она с обидой, — просто жалко тебя. Ты ведь не таким был.
Диана сидела на кровати, глядя в экран ноутбука. На экране — таблицы, строки, цифры. Работа спасала. Пока она считала чужие бюджеты, можно было не считать собственные нервы.
Телефон мигнул. Лена, подруга:
«Как вы там, выживаешь?»
Она набрала ответ:
«Если не считать того, что свекровь устроила проверку холодильника на предмет „ненормальной еды“, всё отлично».
Через минуту пришло голосовое:
— Ди, ты издеваешься? Ты что, позволяешь ей трогать твои продукты?
Диана нажала «прослушать» и откинулась на спинку кровати.
— Лена, — тихо сказала она в пустоту, — я уже ничего не позволяю. Я просто существую.
На следующий день утро началось с лекции. Людмила Андреевна стояла у плиты, готовила кашу и комментировала каждый звук:
— Вот ты, Дианочка, всё про свои эти авокадо. А мужику-то каша нужна, горячая, с маслом. И чтоб на работу ушёл сыт, а не с одним кофе.
Диана налила себе воду и спокойно ответила:
— Николай взрослый. Пусть сам решает, что ему есть.
— Ага, конечно. Ты у нас всё сама, всё сама… Так и живёте потом: он сам, ты сама, а потом все по разным углам.
Диана посмотрела прямо ей в глаза:
— А может, дело не в овсянке, а в том, что вы слишком любите решать за всех?
— Что ты сказала? — голос Людмилы дрогнул.
— То, что слышали.
Молчание было таким густым, что даже чайник свистнул тише обычного.
Вечером Николай вернулся из сервиса злой.
— Диан, — сказал он с порога, — ну что ты опять устроила?
— В смысле?
— Мама плакала. Говорит, ты ей нахамила.
— Я? — Диана усмехнулась. — Я просто сказала, что хватит командовать.
— Ну ты же знаешь, она старшая.
— А я что, младшая школьница?
— Да не в этом дело! — взорвался он. — Ты всё воспринимаешь как войну. Может, просто подстроиться немного?
— Подстроиться? Я уже живу по их правилам, ем их еду, слушаю их комментарии про мои вещи. Я даже не включаю музыку, чтобы не раздражать! Сколько ещё подстраиваться, Коль? До потери пульса?
Он сел на диван, потёр лицо:
— Я устал от ваших разговоров. Всё время одно и то же.
— А я устала быть лишней в собственном доме.
Она вышла на балкон и закрыла дверь. Воздух был холодный, октябрьский. С соседнего балкона доносился запах жареного картофеля и смех. Где-то лаяла собака. Всё как всегда — только внутри было ощущение, что жизнь проходит мимо.
Через несколько дней пришла новость от бухгалтера из сервиса:
— Диана, не подскажете, где платёж за рекламу? Николай сказал, вы должны перевести.
— Я? — она чуть не уронила телефон. — А почему я?
— Ну он сказал, что это вы предлагали запускать кампанию, значит, на вас и расходы.
Она медленно опустилась на стул. Сердце стучало.
— Спасибо, — сказала она. — Разберусь.
Разобралась быстро. Позвонила мужу.
— Коль, ты сказал бухгалтеру, что я должна оплатить рекламу?
— Ну а кто? Ты же это придумала.
— Ты серьёзно? Мы же договаривались, что это общее дело.
— Ди, не начинай. У нас сейчас кассовый разрыв. Ты же понимаешь.
— Нет, не понимаю. Ты мне даже не сказал.
— Ну, мы же семья. Зачем делить всё на «моё» и «твоё»?
— Мы семья? — её голос стал холодным. — Интересно. А где семья, когда я одна разгребаю вашу бухгалтерию ночами, а мама говорит, что я «всё усложняю»?
Он вздохнул:
— Ди, не начинай опять. Всё же нормально.
— Нет, Коль. Ненормально.
Она положила трубку и впервые за долгое время не заплакала. Просто села и открыла ноутбук. На экране мигали таблицы, но глаза уже ничего не видели.
В воскресенье Людмила Андреевна постучала в комнату.
— Дианочка, — голос был непривычно мягкий. — Можно?
— Заходите.
— Ты не подумай, я не враг. Просто время сейчас тяжёлое. Сервис буксует. Может, ты сможешь помочь? Хоть немного, до зимы.
Диана подняла глаза. Перед ней стояла та же женщина, что месяцами при каждом удобном случае уколом доказывала, что «умные бабы — от лукавого». Но теперь взгляд у неё был растерянный. Почти испуганный.
— Я подумаю, — ответила Диана.
Когда дверь закрылась, она тихо добавила:
— Только уже поздно.
Вечером она собрала свои документы, сложила ноутбук в сумку и уехала к Лене на пару дней. Просто подышать.
Телефон зазвонил в восемь утра.
Диана подскочила, выронила кружку с недопитым кофе.
На экране — «Николай».
— Что-то случилось? — спросила она с хрипотцой, ещё не до конца проснувшись.
— Ди, надо поговорить. Срочно.
— Сейчас не могу. У меня планёрка через двадцать минут.
— Это важно. Очень. — Голос звучал так, будто человек собирается признаться в измене или попросить в долг.
— Что опять, Коль? — устало. — Мама недовольна, что я не вернулась? Или решили, что я вам телевизор должна за моральный ущерб?
Он молчал. Потом тихо сказал:
— У отца проблемы. Большие.
— Какие?
— Банк подал в суд. Сервис под арестом. Счёт заморожен.
Она нахмурилась.
— И что я должна сделать?
— Может, встретимся? Я не хочу по телефону.
— Ладно. После обеда.
Кафе было маленькое, уютное, с видом на проспект. Диана пришла раньше. Заказала чай с лимоном и кусок чизкейка. Просто чтобы занять руки.
Когда Николай вошёл, она сразу поняла — дело серьёзное. Щёки впали, глаза тусклые, волосы не мыты. Сел напротив, не снимая куртки.
— Ди, — начал он, — я не буду юлить. Нам нужна помощь.
— Опять «нам»? — тихо переспросила она.
— Сервис. Отец влез в кредит. Думал, перекроемся за счёт зимнего потока, а потом началась проверка, налоги, всё посыпалось. Если не внести залог, здание уйдёт с молотка.
— И что ты хочешь от меня?
— Три миллиона. В долг. На пару месяцев. Я верну.
Диана молчала. Потом усмехнулась:
— Ты пришёл просить денег у женщины, которую твоя мать называла «заражённой айфоном»?
— Не начинай, — взмолился он. — Это не из-за мамы. Это я прошу. Мне стыдно, но я не вижу выхода.
— Странно, — сказала она спокойно. — Когда я просила просто уважения, тебе стыдно не было.
Он опустил глаза:
— Ди, я тогда… я не понимал.
— Понимать надо было раньше. Когда твоя мать швыряла мою еду в мусорку, а ты молча ел её макароны. Когда она при мне говорила, что я «слишком умная для счастья». Когда я, как дура, гладила твои рубашки, чтобы хоть немного заслужить «доброе утро» без сарказма.
— Я знаю. Я всё знаю, — он поднял взгляд. — Но сейчас всё иначе. Если я потеряю сервис, отец просто сломается. Это его жизнь.
— А моя жизнь, Коля, тебе не интересна? Или она меньше стоит, чем твой гараж?
Он вздохнул, провёл рукой по лицу:
— Ты же сильная. У тебя работа, клиенты. Я всегда знал, что ты выберешься.
— А ты — нет?
— Не так просто. Я не из тех, кто может вот так начать с нуля.
— А я, по-твоему, из тех? — она рассмеялась, но в голосе не было радости. — Я выбралась, потому что выбора не было. Потому что если бы осталась — утонула бы среди ваших обид и разговоров про «простую жизнь».
Он молчал.
Диана допила чай и встала.
— Прости, Коль. Но нет.
— То есть ты просто откажешься помочь? — в голосе прозвучала обида.
— Я не просто откажусь. Я наконец перестану спасать всех, кроме себя.
Она оставила купюру под блюдцем и ушла.
На следующий день позвонила Людмила Андреевна.
— Дианочка, здравствуй. Это Людмила.
— Здравствуйте.
— Слышала, вы с Колей встречались. Он мне ничего толком не рассказал, только что ты отказалась.
— Всё верно.
— Ну ты же понимаешь, это не ради нас. Ради семьи. Ради мужика твоего бывшего. Ему плохо.
— Мне тоже было плохо. Но вы тогда не волновались.
— Диана, не держи зла. Я, может, и говорила лишнего. Но ведь с кем не бывает? Мы все от усталости. Я вот даже думала — может, к тебе приехать? Поговорить по-женски.
— Не стоит, Людмила Андреевна. У меня нет для вас новостей.
— Ты же не чужая! — вдруг взвилась она. — Я тебе как матери говорю! Мы все ошиблись, ладно, но помочь-то можно!
— Вы меня называли чужой весь прошлый год. Теперь, когда у вас долги, я вдруг своя?
Молчание.
— Ты ж мстишь, да? — холодно сказала она. — Думаешь, мы без тебя не выкарабкаемся?
— Думаю, что я больше не обязана быть вашим донором. Ни финансовым, ни эмоциональным.
— Вот ты какая… — прошептала она. — Значит, всё по расчёту.
— Нет, Людмила Андреевна. Всё по памяти.
Она положила трубку.
Прошло две недели.
Диана работала без выходных: новый проект, отчёты, зум-встречи. Съёмная квартира — небольшая, но уютная. Без чужих следов и запахов чужого варёного лука.
Иногда по вечерам она включала музыку и танцевала босиком. Просто потому что могла. Никто не стучал в дверь со словами «тишину соблюдай».
Но спокойствие длилось недолго.
В начале ноября пришло письмо из банка: «Подтвердите встречу для подписания договора по ипотеке».
Она улыбнулась — наконец-то. Своя квартира. Маленькая, но своя.
Только радость продлилась до вечера.
В девять звонок в дверь.
На пороге — Николай.
Без звонка, без предупреждения. С пакетами в руках.
— Я не надолго, — сказал он. — Просто… приехал извиниться.
— Извинился бы сообщением.
— Я не умею по сообщениям.
Он поставил пакеты на пол.
— Это просто фрукты. И кофе, который ты любишь. Не подумай, не подкуп.
— Коля, чего ты хочешь?
— Я не хочу денег. Не сейчас. Я просто хотел сказать, что ты была права. Про всё. Про нас, про маму, про этот дом, где я жил, как вечный сын.
Она смотрела на него, не веря.
— Поздновато, правда?
— Поздно — да. Но я всё понял, Ди. Когда сервис закрыли, мама ушла к брату, отец молчит, я сижу в пустом гараже и думаю, как мы дошли до этого. И понял — ты единственная, кто хоть что-то делал. Не ради себя — ради нас. А я всё просрал.
Он сел на стул, спрятал лицо в ладонях.
— Я не прошу вернуть всё назад, — сказал он глухо. — Просто хотел, чтобы ты знала: я больше не ищу виноватых. Я ищу способ стать нормальным человеком.
Диана стояла у окна, молчала. Потом тихо сказала:
— Тогда начни с честности.
— С какой?
— С того, что ты не просто хотел денег. Ты хотел, чтобы я снова вернулась. Чтобы я спасла не бизнес, а тебя.
Он не ответил.
— Но я больше не спасаю. Я просто живу.
Николай поднял глаза.
— И тебе не больно?
— Было. Очень. Но потом стало пусто. А потом — легко.
Он кивнул.
— Наверное, так и должно быть.
— Да.
Они сидели молча несколько минут. Потом он встал.
— Ну, я пойду. Спасибо, что выслушала.
— Удачи, Коль.
Он уже взялся за ручку, но обернулся:
— А если бы всё можно было вернуть?
— Я бы не согласилась.
Он кивнул.
— Значит, я был плохим мужем.
— Нет. Просто не был.
Дверь закрылась.
Через месяц Диана стояла на балконе новой квартиры.
Коробки разобраны, шторы повешены, на подоконнике — цветы. За окном — снег, редкий для конца ноября.
В руках — кружка с чаем.
На телефоне — уведомление: «Поздравляем! Кредит одобрен».
Она улыбнулась. Настояще, не натянуто.
И вдруг вспомнила, как когда-то Людмила Андреевна говорила:
— В семье всё общее. Без твоих этих «личных пространств».
А Диана теперь знала — без «личного пространства» никакая семья не живёт.
Телефон снова завибрировал. Незнакомый номер.
— Алло?
— Диана, здравствуйте. Это Артём из агентства. У нас новый клиент, крупный. Надо, чтобы вы вели стратегию.
— Когда старт?
— Завтра. И да, без вас никак. Вы у нас мозг.
Она рассмеялась.
— Спасибо. Завтра буду.
Вечером она зашла в магазин. На кассе очередь: мужчины в рабочих куртках, женщины с тележками, кто-то спорит из-за скидки. Всё, как обычно.
И вдруг в конце зала она увидела знакомую фигуру — Людмила Андреевна.
С корзиной, в старом пальто, нервно считала монеты.
Их взгляды встретились.
— Диана… — выдохнула та. — Не ожидала.
— Я тоже.
— Ты, наверное, думаешь, я за подачками. Нет. Просто… времена. Тяжело.
Диана молча достала из кошелька купюру и положила в руку кассирше.
— За женщину впереди меня.
Людмила подняла глаза.
— Не надо…
— Надо. — Диана улыбнулась. — Это не долг. Это просто человеческое.
— Ты всё-таки добрая, — прошептала та. — А я…
— Вы просто были испуганной женщиной. Я теперь понимаю. Но знаете что? Из страха хорошей семьи не построишь.
Они стояли несколько секунд молча.
Потом Людмила кивнула, взяла пакет и ушла, не обернувшись.
