— Переезжаете в комнату к Кириллу с Алёной.
Я замерла с ножом над морковкой. Нина Сергеевна сидела за моим кухонным столом, неторопливо пила чай из моей любимой чашки с розочками. Откусила кусок рулета, который я испекла к её приходу.
— Что вы сказали?
— Говорю, в комнату вместо Кирилла переезжаете, — повторила свекровь. — В их комнату. Я вас донимать не буду, уживемся отлично.
Несколько секунд я пыталась осмыслить услышанное. Я. Мы. Мы должны переехать. К свекрови. В комнату его брата. А моя квартира…
— Мам, это не моя квартира, — Артём выпрямился на стуле. — Это Верина.
— Ну и что? — свекровь улыбнулась мне так тепло, так по-матерински. — Она же не откажется помочь брату мужа? Семья должна помогать семье и входить в положение.
Теперь дошло. До меня наконец дошло. Она хочет мою квартиру. Они хотят, чтобы мы съехали отсюда, а сюда въехал Кирилл со своей Алёной и детьми.
— Вере он абсолютно чужой человек, — голос Артёма стал жестче. — И вообще, с какой стати мы должны съезжать?
— Да это временно! — свекровь отмахнулась. — Кирюша встанет на ноги, накопит, купит себе жилье, и вы вернетесь обратно. Всё просто.
Просто. Конечно.
Я медленно положила нож на разделочную доску. Подошла к столу. Села.
— Нина Сергеевна, мы три года здесь ремонт делали. Эта квартира — подарок моих родителей. Они отдали нам её, сами переехали в бабушкину однушку. Я не могу просто так взять и отдать.
— Не знаю, как тебя воспитывали, девочка, — свекровь поджала губы, — но в нашей семье принято помогать друг другу. У нас семья — это святое.
Она оглядела меня оценивающим взглядом. Недовольным.
— Никто твою квартиру не отбирает, пойми. Просто Кирюше с Алёнкой тесно с двумя детьми в одной комнате. Малыши капризничают, места не хватает. А у них ещё третий скоро родится, представляешь?
Представляю. Третий ребенок. И для него им нужна наша квартира.
— Не переживай ты так, — Нина Сергеевна даже руку протянула, погладила меня по плечу. — У меня поживёте. Места для вас двоих много, я человек уживчивый. Ребятки перед переездом ремонтик сделают в вашей комнате, обои свежие поклеят. Будете жить припеваючи!
Жить у свекрови. В комнате. Пока его брат с семьей обживает мою квартиру. Где свежий ремонт и их маленькие дети, которые все обрисуют, замажут и расцарапают.
— Мам, у нас свои планы, — Артём сжал кулаки на коленях. — Мы на машину копим. Хотим путешествовать.
— Так копите, кто мешает? — она пожала плечами. — У меня даже быстрее накопите. Я за коммуналку плачу сама, за интернет, за всё. Экономия выйдет приличная.
— А что Кирилл не накопил на квартиру? — спросил Артём напряженно. — Десять лет у тебя живет. Где деньги?
Свекровь замолчала. Отпила чай. Потом вздохнула с видом мученицы.
— Вот поживет он отдельно от меня, поймет, как хорошо было. Как мама помогала, заботилась. Тогда, может, и захочет что-то своё купить. Станет ответственным, целеустремленным.
Я смотрела на неё и не верила ушам. Она серьёзно считает, что мужчина в двадцать девять лет с двумя детьми вдруг проснется и станет другим человеком? От того, что переедет в чужую квартиру?
— Вы шутите? — не удержалась я.
— Что ты имеешь в виду? — холодно спросила Нина Сергеевна.
— Если человек в его возрасте не понимает, что надо обеспечивать семью, переезд это не изменит.
— Я своих детей лучше знаю, — отрезала свекровь. — Кирюше нужен толчок. Пинок судьбы, так сказать.
Пинок за мой счёт. За счёт моих родителей, которые отдали нам всё, что у них было.
Я вспомнила, как три года назад мама и папа позвали нас на разговор. Сидели на кухне. Мама сказала: «Мы переедем на бабушкину квартиру, а вам отдадим нашу». Я не поверила сначала. Их хорошая двушка в кирпичном доме — и они хотят поменять её на тесную однушку без лифта?
Папа положил руку мне на плечо: «Вам семью создавать надо. А мы вдвоём и там разместимся».
Артём на следующий день пришел к ним снова, без меня. Хотел отказаться, говорил, что мы снимем что-нибудь, накопим сами. Но папа не согласился. Сказал, что это их решение и они будут счастливы, если мы примем подарок.
Три года мы вкладывали в ремонт каждую свободную копейку. Артём работал почти без выходных. Я подрабатывала репетиторством после учёбы. Каждую субботу и воскресенье стояли со шпателями, кисточками, клеили обои, укладывали ламинат. У меня до сих пор шрам на руке от того, как я порезалась, снимая старый карниз.
Месяц назад мы закончили. Повесили последнюю картину, поставили последний цветок. Легли на диван и просто лежали молча, обнявшись. В нашем доме.
И вот теперь свекровь сидит здесь и спокойно объясняет, почему мы должны это всё отдать.
— Артём, вы же братья родные, — Нина Сергеевна повернулась к сыну. — Как ты можешь отказывать? Ну ладно Вера, она для нас пока чужая, пока внуков не родит. Но ты! Твоя кровь!
Чужая. Спустя три года брака я всё ещё чужая.
— Нина Сергеевна, — я постаралась говорить ровно, — это наша квартира. Наш ремонт, наши деньги, наши силы. Я не собираюсь менять всё это на одну комнату у вас. Ради людей, которых почти не знаю.
— Ах вот ты какая, — свекровь откинулась на спинку стула. — Меркантильная нахалка. Всё на деньги меришь, на квадратные метры.
— При чём тут деньги? — я почувствовала, как напряглась спина. — Я говорю про то, что это наш дом!
— Нельзя так эгоистично жить, девочка, — назидательно произнесла Нина Сергеевна. — Семья — это святое. Семья должна помогать в трудную минуту. А ты думаешь только о себе, о своих удобствах.
Эгоистка. Меркантильная. Думаю только о себе.
Я сидела и чувствовала, как внутри всё сжимается в тугой узел. Может, она права? Может, я действительно такая?
— Эгоистично рожать троих детей, когда нечем кормить! — Артём резко встал.
Стул скрипнул по полу.
— Ты каждый месяц звонишь и плачешься, что денег нет. На еду не хватает, на одежду детям. И знаешь, что я делаю? Я перевожу вам деньги! Каждый месяц! По тридцать тысяч! Все эти годы!
Тридцать тысяч?
Я резко повернулась к мужу. Ничего об этом не знала.
— А теперь я должен ещё и квартиру отдать? — он мерил шагами кухню. — Всё, что у меня есть, всё, что мы построили с Верой — брату! Который даже спасибо сказать не может! Который три года меня с днем рождения не поздравляет!
— Мелочи, — мать махнула рукой. — Придираешься. У него дела, дети маленькие, он просто забывает. Будут свои — поймешь.
— Три года подряд забывает? — Артём остановился, посмотрел на мать. — Три года!
— Это твой священный долг, — Нина Сергеевна тоже встала. Выпрямилась во весь рост. — Помогать семье в трудную минуту. Там твоя мать, твой брат, твои племянники, между прочим!
Голос зазвенел. Она встала в позу праведницы, которую несправедливо обидели.
— Я готов помогать, — Артём устало провел рукой по лицу. — Но мам, эта трудная минута длится десять лет. Десять! Когда она закончится? Когда Кирилл наконец станет взрослым и начнёт сам отвечать за свою семью?
— Долг платежом красен, — свекровь сузила глаза. — Вот ты женился удачно. На жилплощади. А если твоя, — кивнула в мою сторону, не называя по имени, — вдруг тебя турнёт? Куда прибежишь? Правильно, к маме с братом. Вот тогда и вспомнишь, кто тебе настоящая семья.
Турнёт. Как собаку выгонит.
— Даже если я окажусь на улице, — Артём говорил тихо, но очень четко, — к вам я не приду. Никогда. Понятно? Лучше буду ночевать на вокзале, чем вернусь в эту душную квартиру, где старший сын в тридцать лет лежит на диване, пока мама его кормит и обстирывает!
— Как ты смеешь! — свекровь побагровела. — Так говорить о брате! О семье!
— Я говорю правду! — Артём не отступал. — Я к вам не лезу, деньги даю, и вы ко мне не лезьте! Сколько можно?
— Хорошо, — Нина Сергеевна схватила сумку с тумбочки. — Раз ты не хочешь помочь брату, я сама решу проблему. Я продам свою квартиру, куплю две поменьше. Только учти — от продажи ты не получишь ни копейки! Все деньги пойдут старшему сыну!
Она развернулась к выходу.
Артём вдруг рассмеялся. Громко, резко.
— Продавай сколько угодно, — крикнул он вслед. — Только не забывай, мама дорогая, что у меня в твоей квартире треть собственности. Отец оставил мне долю по завещанию. Помнишь?
Нина Сергеевна замерла на месте. Медленно развернулась. Лицо исказилось от злости.
— Ах вот ты как? — прошипела она. — Решил козни строить? Собственному брату и матери жизнь портить?
— Если бы ты пришла и нормально попросила, — Артём подошел ближе, — без ультиматумов и угроз, я бы, может быть, подумал. Может быть, даже отказался бы от своей доли в пользу Кирилла. Но знаешь что? После твоих слов про мою жену, после того, как ты пришла в наш дом и начала диктовать, как нам жить… Теперь я из принципа этого не сделаю. Никогда.
Голос звучал спокойно. Твёрдо. Я никогда не слышала, чтобы Артём так говорил.
— Ты поступаешь не по-родственному, — свекровь побледела. Губы задрожали. — Плюёшь на семейные ценности. На родного брата. На мать, которая тебя родила, выкормила. И знаешь что? У меня больше нет младшего сына. Нет его. Умер для меня.
Она схватила пальто из прихожей, кое-как натянула. Руки тряслись. Дверь не открывалась с первого раза. Со второго тоже.
На третий раз дверь распахнулась. Нина Сергеевна вышла и хлопнула так, что в шкафу зазвенел хрусталь. Из соседней квартиры высунулась испуганная бабушка, оглядела площадку и быстро скрылась обратно.
Мы остались вдвоём. Стояли на кухне в тишине. Слышно было только, как капает кран. Я забыла его закрыть.
Подошла, закрутила.
— Артём, — тихо спросила я, — ты… не перегнул с этой долей в квартире?
Он долго смотрел на меня. Потом медленно покачал головой.
— Нет. Хватит. Понимаешь? Они годами сидели у меня на шее. Говорили про семью, про долг, про то, что так принято. Я молчал, отдавал деньги, терпел. Думал, авось когда-нибудь закончится. А оно не кончалось. И вот сейчас они пришли за последним, что у меня есть. За нашим домом. За твоей квартирой, к которой они вообще не имеют никакого отношения.
Он сел за стол.
— Просто сил больше не было терпеть.
Я подошла, обняла его. Мы так и сидели молча. За окном стемнело, зажглись фонари. В квартире напротив заплакал ребёнок.
— Может, всё-таки стоит… — начала я осторожно.
Артём поднял голову. Посмотрел на меня таким взглядом, что я замолчала на полуслове.
— Давай не будем об этом, — попросил он. — Прошу тебя.
Встал и вышел из кухни.
Несмотря на все угрозы и обвинения, Нина Сергеевна звонила ещё несколько раз. Я не слушала их разговоры, только видела, как напрягалось лицо Артёма, когда высвечивался её номер. Разговоры были короткими. Заканчивались всегда одинаково — Артём клал трубку и долго смотрел в одну точку.
Через неделю начались слухи.
Знакомые, с которыми мы давно не общались, стали писать в соцсетях. Осторожно, вежливо интересовались — правда ли, что мы выгнали брата Артёма с маленькими детьми на улицу? Правда ли, что мы такие жестокие люди?
Родственники Нины Сергеевны, с которыми я была дружна онлайн, удалили меня из друзей. Просто так, без объяснений. Соседка свекрови встретила меня в супермаркете и демонстративно отвернулась, когда я поздоровалась.
Вся их родня, все знакомые, все подруги — все знали теперь историю о том, какого неблагодарного сына воспитала Нина Сергеевна. Как он предпочёл квадратные метры родному брату с детьми. Как материальные ценности оказались для него выше семьи.
Досталось и мне. Я была в их версии корыстной, меркантильной, расчётливой. Которая отравила мужу мозги, настроила против родной семьи.
Я читала сообщения от совершенно незнакомых людей и не знала, плакать или смеяться. Они писали, что я разрушила семью. Что из-за меня маленькие дети Кирилла останутся на улице. Что я бездушная эгоистка.
Никто не спрашивал нашу версию событий. Никому не было интересно, что произошло на самом деле. Нина Сергеевна рассказала свою историю первой. И этого оказалось достаточно.
Артём удалил все социальные сети. Сказал, что устал от этого цирка. Стал меньше улыбаться, почти перестал шутить. По вечерам сидел у окна и смотрел на улицу молча.
Прошёл месяц. Потом второй.
Однажды Артём пришёл домой раньше обычного. Сел напротив меня на кухне, долго молчал. Потом негромко сказал:
— Может, правда отдать им квартиру? Переехать к матери, пожить там немного? Устал я от этой войны. От звонков, сообщений, от того, что все считают нас чудовищами.
Я посмотрела на него. На моего мужа, который сломался под давлением. Который готов был отдать всё, лишь бы прекратилась эта бесконечная травля.
— Нет, — сказала я твёрдо. — Ни за что. Это наш дом. И мы никуда не уедем.
Он кивнул. Обнял меня. Больше к этой теме мы не возвращались.
Сейчас, когда я вспоминаю тот разговор на кухне, мне всё ещё не по себе. Говорят, простота хуже воровства. Надо же было такое придумать — прийти в чужой дом и потребовать отдать квартиру. Выдвинуть ультиматумы, назначить условия, а потом ещё и обидеться, когда получил отказ.
Такую наглость ещё поискать нужно.
Но самое страшное — они искренне не понимали, что не правы. Нина Сергеевна до сих пор уверена, что мы должны были согласиться. Что так принято в нормальных семьях. Что мы бессердечные эгоисты и предатели.
Иногда я думаю — а может, и правда мы не правы? Может, стоило помочь?
Но потом вспоминаю лицо своих родителей, когда они отдавали нам квартиру. Вспоминаю три года ремонта, каждую сэкономленную копейку, каждый проведенный на стройке выходной. Вспоминаю, как мы с Артёмом мечтали о том, что наконец-то будем жить в своём настоящем доме.
И понимаю — мы поступили правильно.
