«Ну что, дорогая, когда же ты наконец родишь моему Андрюше наследника?» — Тамара Ивановна произнесла это громко, чтобы все сидящие за праздничным столом слышали.
Настя замерла с тарелкой в руках. Вилка зависла на полпути ко рту. Она медленно подняла глаза на свекровь, которая сидела во главе стола, как королева на троне, и улыбалась своей фирменной улыбкой — широкой, демонстративной, за которой скрывалось холодное торжество.
«Наследника», повторила про себя Настя. Не ребёнка. Не внука. Именно наследника.
Сегодня был день рождения Тамары Ивановны. Шестьдесят лет. В квартире собрались все родственники: сестра свекрови с мужем, племянники, двоюродные братья Андрея, соседки, с которыми Тамара Ивановна дружила уже тридцать лет. Столы ломились от еды, которую Настя готовила последние два дня. Свекровь не поднимала и пальца, только указывала, что и как нужно делать.
— Тамара Ивановна, мы с Андреем пока не планируем детей, — тихо ответила Настя, надеясь, что тема закроется.
— Не планируете? — свекровь театрально всплеснула руками. — Слышите, люди добрые? Они не планируют! Вам уже по двадцать девять, скоро тридцать! Когда же ещё рожать-то? Или ты, милая, считаешь, что можно до старости карьеру строить, а потом вдруг взять и родить?
Родственники неловко переглянулись. Кто-то изучал содержимое своей тарелки, кто-то делал вид, что увлечён салатом. Андрей сидел рядом с Настей, опустив глаза. Он молчал. Как всегда, когда мать начинала свои выступления.
— Я работаю, — спокойно сказала Настя. — Мы с Андреем вместе решили, что пока не время.
— Работаешь, — протянула Тамара Ивановна, и в её голосе появились едкие нотки. — Работаешь. На своей бухгалтерии. Ну-ну. А мой сын тебя содержит, между прочим. Квартиру снимает для вас, еду на стол приносит. Ты бы хоть за это спасибо сказала и ребёночка родила. Женщина должна детей рожать, а не в бумажках копаться.
Настя почувствовала, как внутри что-то сжалось. Три года. Три года она терпела эти уколы, эти намёки, это постоянное принижение. Свекровь при каждом удобном случае давала понять, что Настя недостойна её сына, что она должна быть благодарной за то, что Андрей вообще на ней женился.
— Тамара Ивановна, — начала Настя, стараясь сохранить спокойствие. — Я не думаю, что это подходящее время для такого разговора.
— А когда подходящее? — свекровь повысила голос. — Когда ты мне внука родишь? Я, может, и не дождусь! Или ты думаешь, что молодая вечно будешь? Смотрю я на тебя — худая, бледная, никакая. Мой Андрюша мог бы девушку получше найти. С формами, со здоровьем. А ты что? Ни готовить толком не умеешь, ни порядок в доме поддерживать. Хорошо, что хоть я рядом, помогаю вам. Иначе бы совсем пропали.
Родственники молчали. Некоторые кивали, соглашаясь со свекровью. Сестра Тамары Ивановны, тётя Люда, даже добавила:
— Да уж, Тамарочка, ты святая, что так помогаешь молодым. Не каждая мать будет так стараться.
Настя сидела, сжав кулаки под столом. Она чувствовала, как волна ярости поднимается внутри, но продолжала молчать. Потому что знала: стоит ей возразить, и Тамара Ивановна устроит скандал, обвинит её в неуважении к старшим, в неблагодарности, в том, что она разрушает семью. А Андрей снова промолчит. Потому что всегда молчал, когда мать начинала свои атаки.
Свекровь же продолжала наслаждаться моментом. Она чувствовала свою власть, своё превосходство. Все гости были на её стороне, все кивали и поддерживали. А невестка сидела тихо, не смея возразить.
— Вот я, например, — свекровь обратилась к сестре, — в двадцать три года Андрюшу родила. И не ныла, что устала, что не готова. Работала, дом вела, ребёнка растила. А современная молодёжь только о себе думает. Хочу то, хочу это. Карьеру им подавай. А что семья? Что мужу нужен ребёнок? Это не важно.
Настя медленно опустила вилку на тарелку. Она подняла глаза и посмотрела на свекровь. Долгим, тяжёлым взглядом. Тамара Ивановна встретила этот взгляд и слегка напряглась. Что-то в глазах невестки изменилось. Там больше не было покорности и терпения. Там было что-то другое. Холодное. Решительное.
— Тамара Ивановна, — начала Настя тихо, но голос её был настолько твёрдым, что все за столом невольно обратили на неё внимание. — Вы говорите, что Андрей нас содержит. Что он снимает квартиру, приносит еду, обеспечивает нас. Правильно я вас поняла?
Свекровь нахмурилась. Она не ожидала, что невестка осмелится ответить.
— Ну да. А что, не так разве? Или ты считаешь, что твои копейки с бухгалтерии на жизнь хватают?
Настя медленно кивнула. Она встала из-за стола. Все смотрели на неё с недоумением. Она прошла в комнату, где лежала её сумка, достала папку с документами и вернулась обратно. Положила папку на стол перед свекровью.
— Откройте, — сказала она спокойно.
Тамара Ивановна растерянно посмотрела на папку, потом на невестку. В её глазах появилась тревога. Она медленно открыла папку. Там лежали квитанции. Много квитанций. Об оплате аренды квартиры. О переводах на её, Тамары Ивановны, счёт. О покупке продуктов. О коммунальных платежах за квартиру, в которой живёт свекровь. Все квитанции были оформлены на имя Насти.
Тамара Ивановна побледнела. Её руки задрожали. Она быстро пролистывала документы, и с каждой новой страницей её лицо становилось всё белее.
— Вы говорите, что Андрей нас содержит, — продолжала Настя, обращаясь уже не только к свекрови, но и ко всем гостям. — Позвольте я вам расскажу, как на самом деле обстоят дела. Андрей работает менеджером в строительной фирме. Его зарплата — тридцать пять тысяч в месяц. Аренда нашей квартиры стоит двадцать восемь тысяч. Ещё семь тысяч уходит на его расходы: обеды, проезд, сигареты. То есть его зарплата полностью уходит на него самого.
Гости замерли. Андрей сидел, уставившись в тарелку. Его лицо было красным.
— Я работаю главным бухгалтером в торговой компании, — спокойно продолжала Настя. — Моя зарплата — восемьдесят тысяч в месяц. Из них двадцать восемь тысяч я плачу за нашу аренду. Ещё пятнадцать тысяч уходит на продукты для нас. Десять тысяч — на коммунальные услуги и бытовые нужды. И ещё двадцать тысяч каждый месяц я перевожу вам, Тамара Ивановна. На вашу квартиру, на ваши продукты, на ваши лекарства.
Тишина за столом была абсолютной. Можно было услышать, как тикают часы на стене.
— Вы живёте в двухкомнатной квартире, которую вам оставил покойный муж, — продолжала Настя, не повышая голоса. — Но пенсии вам не хватает. Потому что вы привыкли жить хорошо. Ходить в салоны красоты, покупать дорогую косметику, обедать в кафе с подругами. И всё это оплачиваю я. Последние три года я каждый месяц перевожу вам деньги. Потому что Андрей попросил. Сказал, что мама одна, что ей тяжело. И я согласилась. Потому что думала, что это моя обязанность как невестки.
Тамара Ивановна сидела, не в силах произнести ни слова. Её лицо было серым. Сестра, тётя Люда, смотрела на неё с изумлением. Остальные гости переглядывались.
— Но вы, Тамара Ивановна, каждый раз при встрече говорили всем, что это ваш сын нас содержит. Что он снимает квартиру, кормит меня, обеспечивает. Вы выставляли меня нахлебницей. Женщиной, которая живёт за счёт мужа. А сами при этом жили на мои деньги.
Настя достала из папки ещё один документ и положила его перед свекровью.
— Это выписка из моего банковского счёта за последние три года. Можете посмотреть. Каждый месяц, двадцатого числа, ровно двадцать тысяч уходят на ваш счёт. Ни одного пропуска. Три года подряд. Это семьсот двадцать тысяч. Почти три ваши годовые пенсии.
Тамара Ивановна закрыла лицо руками. Её плечи задрожали. Сестра попыталась что-то сказать, но слова застряли в горле. Племянники смотрели на тётю с недоумением. Соседки, которые ещё пять минут назад кивали и поддакивали свекрови, теперь молчали, не зная, куда деть глаза.
— Вы говорите, что я не умею готовить, — Настя обвела взглядом стол. — Всё, что вы сейчас едите, приготовила я. Последние два дня я стояла на кухне, пока вы отдыхали и смотрели сериалы. Вы говорите, что я не поддерживаю порядок в доме. Я работаю по девять часов в день, потом еду домой, готовлю ужин, убираю, стираю. Всё это делаю я. Андрей приходит с работы и ложится на диван с телефоном. И молчит, когда вы меня унижаете.
Она повернулась к мужу. Андрей всё ещё не поднимал головы. Его руки лежали на столе, сжатые в кулаки.
— Андрей, — позвала его Настя. — Посмотри на меня.
Он медленно поднял глаза. В них была вина, стыд, растерянность.
— Три года ты молчал, когда твоя мать унижала меня. Три года ты позволял ей говорить, что я нахлебница, что я ничего не делаю, что я не достойна тебя. Ты знал правду. Ты знал, кто платит за квартиру, кто содержит твою мать, кто тянет наш быт. Но ты молчал. Потому что тебе было удобно. Удобно, когда мама считает тебя героем, а жена молчит и терпит.
Андрей открыл рот, чтобы что-то сказать, но Настя подняла руку, останавливая его.
— Не надо. Я всё поняла. Ты сделал свой выбор давно. Ты выбрал комфорт. Выбрал образ успешного сына, который содержит семью и мать. И тебе было всё равно, что за этим образом стоит твоя жена, которая вкалывает на двух фронтах и терпит унижения.
Настя снова обернулась к свекрови. Тамара Ивановна сидела, сгорбившись, прикрыв лицо руками. Она выглядела жалкой и растерянной. Вся её уверенность, весь апломб испарились.
— Тамара Ивановна, — сказала Настя. — С завтрашнего дня переводы прекращаются. Вы будете жить на свою пенсию. Как все нормальные пенсионеры. Если вам не хватает — можете попросить сына содержать вас. Раз он у вас такой успешный и обеспеченный.
Свекровь резко подняла голову. В её глазах была паника.
— Ты… ты не можешь! Я… мне не хватит! У меня квартплата, лекарства!
— Могу, — спокойно ответила Настя. — И буду. Вы три года унижали меня. Выставляли нахлебницей перед всеми родственниками и знакомыми. Говорили, что я ничего не делаю, что живу за счёт вашего сына. А сами при этом жили на мои деньги и даже спасибо не сказали ни разу. Ни одного «спасибо» за три года.
Тётя Люда наконец решилась заговорить:
— Томочка, так значит, ты… ты действительно жила на деньги невестки?
Тамара Ивановна молчала. Её губы дрожали. Она не могла ничего возразить, потому что документы лежали перед всеми. Неопровержимые доказательства.
— И ты при этом рассказывала всем, какой твой сын молодец, как он всех содержит? — продолжала тётя Люда с недоумением. — Господи, Тома, как же так?
Соседки переглянулись. Одна из них, баба Зина, качала головой:
— Вот уж не думала, что ты, Тамара, такая окажешься. Нам-то всё уши прожужжала, какая у тебя невестка бесполезная.
Тамара Ивановна вскочила из-за стола. Её лицо было залито слезами.
— Я… я не хотела! Я просто… я думала…
— Что думали? — жёстко спросила Настя. — Что я буду молчать вечно? Что можно бесконечно меня унижать, а я буду терпеть и платить вам деньги?
Свекровь ничего не ответила. Она развернулась и выбежала из комнаты. Послышался хлопок двери в ванной. Гости сидели в растерянности. Праздник был испорчен. Атмосфера стала тяжёлой и неловкой.
Тётя Люда первой встала из-за стола.
— Ну… нам, пожалуй, пора. Спасибо за угощение, Настенька. Извини, что мы… ну, не знали.
Остальные гости тоже стали собираться. Прощались скомканно, виновато. Соседки бросали на Настю сочувствующие взгляды. Через полчаса в квартире остались только Настя и Андрей.
Он сидел за столом, не двигаясь. Настя начала убирать посуду. Делала это молча, механически. Андрей наконец встал и подошёл к ней.
— Настя, я… прости. Я не думал, что всё так серьёзно.
Она обернулась к нему. Её взгляд был усталым.
— Серьёзно? Андрей, твоя мать три года унижала меня. При каждой встрече. При всех родственниках. А ты сидел и молчал. Ты ни разу не встал на мою защиту. Ни разу не сказал ей, что она неправа.
— Я… я не хотел ссориться с мамой. Она у меня одна.
— А я? — тихо спросила Настя. — Я кто? Просто приложение к твоей жизни? Удобная работающая жена, которая содержит тебя и твою мать, но при этом должна терпеть унижения и молчать?
Андрей опустил голову. Он знал, что она права. Знал, что был трусом. Что выбирал лёгкий путь вместо того, чтобы защитить жену.
— Что теперь будет? — спросил он тихо.
Настя поставила тарелки в раковину. Она долго смотрела в окно, на тёмный вечерний двор. Потом повернулась к мужу.
— Теперь ты сделаешь выбор. Либо мы живём как нормальная семья, где ты на моей стороне, либо я ухожу. Середины больше не будет. Твоя мать будет жить на свою пенсию. Если ты хочешь ей помогать — помогай из своих денег. Но никаких упрёков в мой адрес, никаких унижений. Если она хоть раз при мне скажет что-то оскорбительное, и ты промолчишь — я собираю вещи и ухожу. Навсегда.
Андрей кивнул. Медленно, но кивнул. Он понял, что шутки кончились. Что жена терпела до последнего, но сейчас её терпение лопнуло. И если он не изменится, он потеряет её.
— Я с тобой, — сказал он. — Я буду на твоей стороне. Обещаю.
Настя посмотрела на него долгим взглядом. Она хотела верить. Хотела надеяться, что он действительно изменится. Но внутри оставалась тревога. Слишком много лет он был маменькиным сынком, чтобы измениться за один вечер.
Время покажет. А пока она дала ему шанс. Последний шанс доказать, что он способен быть мужем, а не просто послушным сыном.
Тамара Ивановна больше не появлялась в их жизни так часто, как раньше. Она звонила изредка, говорила сухо и коротко. Больше никаких унижений, никаких колкостей. Она поняла, что переборщила. Что невестка оказалась не той тихой мышкой, какой казалась. И что теперь её собственное благополучие под угрозой.
Андрей старался. Он действительно начал меняться. Медленно, с откатами назад, но менялся. Он научился говорить матери «нет», когда она пыталась критиковать Настю. Он научился защищать жену.
А Настя научилась ставить границы. Она поняла, что молчание — это не мудрость. Молчание — это согласие на унижение. И теперь она больше не собиралась молчать. Никогда.
