Домой Валентина вернулась раньше времени. Поезд из Питера пришёл с опозданием на два часа, но она всё равно успела на последнюю электричку.
Ключи в замке провернулись тише обычного — за тридцать лет замужества она научилась входить бесшумно, чтобы не разбудить Михаила, если тот уже лёг спать.
Но муж явно не спал.
Из гостиной доносился смех. Женский смех. Лёгкий, звонкий, какой бывает у молодых женщин, когда им рассказывают что-то смешное.
Валентина сняла плащ и повесила его в прихожей, стараясь двигаться тише. Не подслушивать же ей, в самом деле! Просто голос незнакомый. А Михаил обычно не приглашал гостей без предупреждения.
— Так она мне и говорит: «Виктор Петрович, вы же понимаете, что это невозможно!» А я ей отвечаю…
Это был Михаил. Рассказывал какую-то историю про работу, про свою вечную начальницу Галину Семёновну. И явно старался быть остроумным.
Валентина знала этот тон. Так он разговаривал, когда хотел произвести впечатление. Обычно — на корпоративах или когда в гости приходили её подруги.
— Мишенька, ты такой смешной! — смеялась незнакомка. — Расскажи ещё что-нибудь!
«Мишенька»?!
Валентина застыла посреди коридора. За тридцать лет брака она слышала от мужа много разных историй, но никогда — чтобы кто-то называл его «Мишенькой».
Аромат кофе. Тёплый, домашний. Значит, гостья здесь уже давно. Достаточно долго, чтобы они успели заварить кофе и устроиться с разговорами.
— Лен, а можно ещё сахару? — спросил Михаил.
Валентина прислонилась к стене. Сердце колотилось так, будто она пробежала марафон, а не просто поднялась на третий этаж.
Кто такая Лена? И почему муж так разговаривает с ней? Почему голос у него молодой, весёлый, будто ему снова двадцать пять?
Валентина сделала шаг к гостиной. Потом ещё один. В щель между дверью и косяком она увидела спину мужа. А напротив него…
Напротив сидела женщина лет тридцати пяти. Тёмные волосы до плеч, аккуратный маникюр, лёгкое платье. Красивая. Не кричаще, не вызывающе — просто красивая, как бывают красивыми женщины, которые знают себе цену.
И она наливала кофе. Из их кофейника. В их чашки.
Как дома.
— Миша, — Валентина толкнула дверь и вошла в гостиную. — Я приехала.
Муж подскочил, будто его током ударило. Лицо мгновенно стало виноватым, растерянным.
— Валь! Ты же завтра должна была.
— Отпустили раньше. — Она посмотрела на женщину, которая тоже встала, но выглядела гораздо спокойнее. — Знакомить не будешь?
— Это Лена. Моя… э-э… коллега. Просто подруга.
Просто подруга.
Эти два слова повисли в воздухе, как приговор.
Лена улыбнулась и протянула руку:
— Очень приятно. Михаил так много о вас рассказывал.
Валентина машинально пожала протянутую руку. Тёплая, мягкая. На безымянном пальце — тонкое кольцо с камешком. Никаких следов от обручального кольца.
— Лена работает в нашей компании, — торопливо объяснял Михаил. — Мы над проектом работали. По реконструкции того дома на Садовой, помнишь, я рассказывал?
Не помнила. За тридцать лет Михаил рассказывал о сотнях проектов, но никогда не приводил коллег домой. И никогда не выглядел таким врастерянным.
— Садитесь, — сказала Валентина. — Я чай поставлю.
— Не стоит беспокоиться! — Лена вскочила. — Мы как раз заканчивали. Мне пора.
Но Валентина уже шла на кухню. Нужно было время. Время подумать, время понять, что происходит в её собственном доме.
Из кухни доносились их голоса. Тихие, осторожные.
— Не думал, что она так рано, — это Михаил.
— Всё хорошо, не волнуйся, — это она.
Валентина поставила чайник и прислонилась к холодильнику. На дверце висела их совместная фотография с последнего отпуска. Загорелые, улыбающиеся. Михаил обнимал её за плечи, смотрел в камеру. Когда это было? Год назад?
Когда в последний раз он смотрел на неё так, как сегодня смотрел на Лену?
— Валь, ты как? — Михаил заглянул на кухню. — Ты не устала? Может, ляжешь отдохнуть?
— Не устала. Лена уезжает?
— Да, да, конечно. У неё дела.
Валентина вернулась в гостиную. Лена собирала документы — какие-то чертежи, планы. Всё аккуратно, деловито. Но на журнальном столике остались две чашки. И в одной — следы помады. Розовой.
— Спасибо за гостеприимство, — Лена улыбнулась снова. — Мне было очень приятно познакомиться.
— Взаимно, — ответила Валентина, не зная, приятно ли ей было на самом деле.
Михаил проводил гостью до двери. Валентина слышала, как они что-то шептали в прихожей, как хлопнула дверь подъезда.
— Хорошая девочка, — сказал Михаил, возвращаясь. — Толковый специалист. Недавно к нам пришла, но уже хорошо зарекомендовала себя.
— Молодая.
— Ну да. Лет тридцать пять, наверное.
Валентина села на диван, где минут назад сидела просто подруга. Подушка ещё хранила её тепло. На журнальном столике лежала забытая салфетка со следами той же розовой помады.
— Миша.
— А?
— Ты мне изменяешь?
Он остановился посреди комнаты, будто споткнулся о невидимую преграду.
— Что?! Валь, ты что?! Откуда такие мысли?
— Не знаю. Просто спрашиваю.
— Валентина, мы тридцать лет в браке! Как ты можешь такое подумать?
Именно поэтому, — хотела сказать она. Именно потому, что тридцать лет. Потому что я знаю, как ты выглядишь, когда волнуешься. Потому что за тридцать лет ты ни разу не называл меня по имени трижды подряд.
— Лена красивая, — сказала Валентина вместо этого.
— Красивая, — согласился он слишком быстро. — Но при чём тут это?
— А умная?
— Умная. Очень даже. У неё свежий взгляд на вещи, современный подход к архитектуре.
Он говорил о ней с тем энтузиазмом, которого Валентина не слышала в его голосе уже много лет. О работе Михаил всегда рассказывал сухо, формально. А тут…
— Она замужем?
— Нет. Была, но развелась. Сказала, муж оказался не тем человеком.
Значит, свободна.
— Дети есть?
— Нет детей. Говорит, не сложилось пока. Карьера, понимаешь.
Валентина кивнула. Понимала. Лена — молодая, красивая, умная, свободная. Без детей, без обязательств. Все дороги открыты.
А она? Пятьдесят семь лет, морщинки у глаз, руки шершавые от домашней работы. Тридцать лет одного и того же — завтрак, работа, ужин, сон. Иногда — кино по выходным. Иногда — дача у его матери.
— Миша, — сказала она тихо. — Мне нужно подумать.
— О чём подумать?
— Обо всём.
На следующий день Валентина не пошла на работу. Сказалась больной и весь день бродила по квартире, пытаясь понять, что изменилось.
Всё было на своих местах. Их семейные фотографии на полке, его тапочки у двери, её халат на крючке в ванной. Привычная, обжитая жизнь двух людей, которые тридцать лет делили кров, стол и постель.
Но что-то сломалось. Не вчера — раньше. Может быть, очень давно. А вчера она просто это увидела.
Вечером Михаил пришёл с работы в хорошем настроении.
— Как дела? Лучше себя чувствуешь?
— Лучше.
— Я тут подумал, может, съездим куда-нибудь на выходных? Погода хорошая обещают.
— Куда?
— Не знаю. В Сергиев Посад, например. Давно не были.
Валентина посмотрела на мужа. Он старался. Предлагал совместные планы, улыбался, спрашивал о самочувствии. Хороший муж. Заботливый.
Только вчера он не предложил бы поехать в Сергиев Посад. Вчера он бы пришёл, поужинал и сел смотреть новости.
— Хорошо, — сказала она. — Поехали.
Но в субботу утром телефон Михаила зазвонил в половине восьмого.
— Алло? Да, слушаю. Что? Серьёзно? Понял, сейчас буду.
Он вскочил с постели, начал торопливо одеваться.
— Что случилось?
— Аварийная ситуация на объекте. Надо срочно ехать разбираться.
— А Сергиев Посад?
— Валь, ну ты же понимаешь. Работа есть работа. Перенесём на следующие выходные, хорошо?
За тридцать лет Валентина привыкла к тому, что работа у Михаила может потребовать срочного выезда. Но сегодня что-то было не так.
Он слишком торопился. Слишком нервничал. И забыл взять папку с чертежами, которую всегда брал на аварийные выезды.
А через час, когда Валентина выходила в магазин, она увидела его машину у входа в соседний двор. И рядом с машиной — знакомую фигуру в лёгком пальто.
Лену. Просто подругу.
А вот письма с твоего мобильника читать я не буду
Валентина вернулась домой, когда часы показывали половину десятого вечера. Михаил сидел на кухне, перед ним стояла нетронутая тарелка с ужином.
— Где ты была? — спросил он, не поднимая глаз.
— Гуляла.
— Семь часов?
— А что, теперь я должна отчитываться?
Михаил наконец посмотрел на неё. Лицо у него было серое, усталое.
— Валь, мне нужно тебе кое-что сказать.
— О Лене?
Он вздрогнул, будто его ударили.
— Откуда ты…?
— Видела вас. Утром. У подъезда напротив.
Михаил опустил голову. Долгое молчание. Потом вдруг встал и достал из кармана телефон.
— Читай, — сказал он, протягивая ей мобильник.
— Что?
— Читай сообщения. Все. Хочешь знать правду — вот она.
Валентина взяла телефон дрожащими руками. Экран высветился. Последние сообщения были от Лены.
«Мишенька, спасибо за сегодняшнее утро. Ты такой заботливый».
Валентина почувствовала, как по спине проходит холод.
«Мне с тобой так легко. Как будто я наконец нашла того, кто меня понимает».
«Не могу дождаться, когда мы снова встретимся».
— Дальше, — сказал Михаил тихо. — Читай дальше.
Валентина пролистала выше. Сообщения шли уже несколько месяцев. С февраля.
«Доброе утро, солнышко! Как спалось?»
«Думаю о тебе».
«Мишенька, а что ты жене говоришь про наши встречи?»
«Да ничего особенного. Работа, проекты. Она не подозревает».
Это уже его сообщение.
«А она не ревнует?»
«Нет. Валентина не из ревнивых. И потом, мы давно живём как соседи, а не как супруги».
Соседи.
Валентина опустила телефон. Руки тряслись так, что экран дрожал.
— Значит, мы соседи, — сказала она.
Михаил сидел, опустив голову.
— Читай дальше. До конца.
— Не хочу.
— Валя, прошу тебя.
Она снова взяла телефон. Листала, листала… Вот сообщения недельной давности:
«Мишенька, мне кажется, пора что-то решать. Я не могу больше так.»
Валентина пролистала до вчерашних сообщений:
«Ты решил?»
«Да. Я поговорю с Валентиной. Скажу всё как есть».
«Когда?»
«Сегодня. Вечером».
«Я тебя люблю, Мишенька».
«И я тебя».
Валентина отложила телефон. Михаил всё это время молчал.
— Почему ты мне это показал? — спросила она.
— Потому что не могу больше врать. Потому что тридцать лет — это не игрушка.
— Но ты её любишь.
— Да.
— А меня?
Михаил поднял на неё глаза. В них было столько боли, что Валентина невольно отвернулась.
— Я не знаю, — сказал он честно. — Валь, мы с тобой живём как хорошие друзья. Давно. Очень давно. Мы заботимся друг о друге, но не более.
Валентина встала и подошла к окну. На улице горели фонари, редкие прохожие спешили по своим делам. Обычный вечер обычного дня в обычной жизни.
— Хочешь уйти к ней — уходи, — сказала она, не оборачиваясь.
— Валь.
— Что? — она обернулась. — Ты уже решил. Тридцать лет против полугода. И полгода выиграли. Что тут обсуждать?
— Я хочу, чтобы ты поняла.
— Понимаю. Ты влюбился. В девушку, которая называет тебя Мишенькой. Которая пишет тебе «доброе утро, солнышко». Которая заставляет тебя чувствовать себя молодым. Понимаю всё.
Михаил встал, подошёл к ней.
— Валя, прости меня.
— За что? За то, что полюбил? Или за то, что тридцать лет делал вид, что любишь меня?
— Я тебя любил! Люблю! Но это другое.
— Да. Другое. А теперь уходи.
— Куда?
— К ней. К своей Лене. Дом остаётся мне — я его покупала до брака. Вещи свои заберёшь потом.
— Валентина, я не думал, что всё так…
— Что? Что я спокойно это воспринимаю? — она усмехнулась. — А как должна? Кричать? Плакать? Умолять остаться?
— Не знаю.
— Вот и я не знаю. Наверное, надо. Наверное, жена должна бороться за мужа. Но знаешь что, Миша? Мне не хочется бороться за того, кто уже не мой.
Валентина прошла мимо него к двери.
— Только одно скажу. Хочешь остаться — борись. Хочешь уйти — уходи. Но решение принимай сам.
Она вышла из кухни и заперлась в спальне. Села на кровать и только тогда заплакала.
Не от боли. От облегчения.
Наконец-то всё стало понятно.
Мы научились говорить друг с другом заново
Михаил ушёл в тот же вечер. Взял одну сумку и сказал, что за остальными вещами придёт позже.
— Валь, — задержался он у двери. — Прости.
— Иди, — ответила она, не оборачиваясь. — Тебя Лена ждёт.
Валентина провела одна три дня. Не плакала. Просто ходила по квартире и удивлялась тому, как всё осталось прежним.
А муж больше не придёт.
На четвёртый день Михаил вернулся. Один. С цветами.
— Можно войти?
Валентина молча отошла от двери.
— Я от неё ушёл, — сказал он, ставя букет на стол.
— Зачем?
— Потому что понял: тридцать лет нельзя выкинуть за полгода увлечения.
— Увлечения? — Валентина усмехнулась. — Три дня назад это была любовь.
— Была. Но… Она видела во мне только то, что я ей показывал. А ты знаешь меня настоящего. Со всеми недостатками.
— И что теперь? Вернулся, потому что с ней оказалось не так весело?
Михаил сел на диван, опустил голову.
Она долго смотрела на этого человека, с которым прожила тридцать лет. Постаревший, усталый, но всё ещё её Миша.
— Хорошо, — сказала наконец. — Только условие: никакой лжи. Никаких недомолвок. Если захочешь уйти — скажешь прямо.
— Договорились.
И они начали заново. Не молодые влюблённые, а два зрелых человека, которые решили попробовать построить не новую любовь, а новые отношения на основе старой.
Доверие восстанавливалось медленно. Но оно восстанавливалось. И оказалось, что тридцать лет — это не приговор, а фундамент. На котором можно построить что-то новое.
— Знаешь, — сказал Михаил как-то вечером, — мы стали совсем другими людьми.
Они научились говорить друг с другом заново. И это стало их второй попыткой на счастье. Ну а почему бы и нет?
