Телефон завибрировал, когда я качала Машу. Восемь месяцев ей, а спит только на руках — и то минут по двадцать. Врач сказала: нервная система слабая, надо ждать. Ждать и таскать девять кило, которые вздрагивают от каждого звука.
Мама. Конечно.
— Алло, ты где?
Никакого «здравствуй». Никакого «как внучка».
— В поликлинике. Машу на приём привезли.— Ясно. Слушай, нам опять нужно. Можешь до конца недели скинуть?
Маша дёрнулась — я прижала её крепче.
— Мам, я же только на учёбу отправила. Девятого числа.— Не хватило. Отец обещал половину, сам копейки дал. Племяннице грозят недопуском к диплому.
Я молчала. За окном — серый февраль, грязь, пустая площадка.
— У тебя муж работает, сын тоже. Не обеднеете от пары тысяч.
Пара тысяч. Как будто это мелочь. Как будто у нас нет кредита, репетиторов, больной внучки.
— Мам, сейчас не могу. У нас Маша…— Опять ты со своей Машей! Моя внучка тоже внучка, ей учиться надо! Или тебе на сестру плевать?
Экран светился — мамино имя, белый шрифт. Ни фото, ни тепла.
— Я перезвоню.
Отключилась.
Вечером достала из ящика старую тетрадь. Завела года три назад — записывала, кому и сколько. Чтобы не забыть. Чтобы понимать.
Листала. «Маме — на лекарства». «Сестре — на продукты». «Племяннице — на сессию». Страницы заполнены мелким почерком. Сложила в уме — вышла сумма годового кредита.
Муж заглянул через плечо. Пролистал молча.
— Ты им должна?— Нет.— Тогда зачем?
Я пожала плечами.
— А они хоть раз спросили, как у нас? Как Маша?
Молчала. Он и сам знал ответ.
Через три дня мама позвонила снова. Я сбросила. Через минуту — сообщение от сестры: «Ты чего маму игнорируешь? Нам реально нужно, а ты строишь из себя обиженную».
Открыла переписку. Пролистала назад — полгода, год. Ни одного «как дела». Только просьбы. «Можешь скинуть?», «Выручи», «Срочно надо».
А между — фотографии. Сестра в кафе с подругами, чек на столе. Племянница на концерте. Мама хвастается: «Купила плед, такой мягкий, давно присмотрела».
Закрыла телефон. Внутри всё сжалось.
Муж вышел на кухню, заспанный.
— Опять они?
Кивнула. Показала переписку.
— Знаешь, что страшнее всего? Не то, что просят. А то, что ты до сих пор чувствуешь вину.
Он был прав.
Утром мама позвонила в восемь. Я собирала младшего в школу — рюкзак, сменка, бутерброды. Телефон светился на столе. Не взяла.
— Бабушка звонит, — сказал сын.— Знаю.— Не будешь отвечать?
Застегнула ему куртку.
— Потом.
Он убежал. Телефон зазвонил снова. Я взяла.
— Алло.— Наконец-то! Я третий день звоню! Ты специально не берёшь?— Работала. Машей занималась.— Ладно. Слушай, у нас совсем плохо. Племяннице грозят отчислением. Срочно нужно.— Мам, не могу. У нас Машу лечим, кредит, репетиторы.— А мы что, не семья?! Сестра одна с ребёнком, ей помочь некому, а ты про репетиторов!
Я закрыла глаза. На холодильнике — фото Маши из больницы. Крошечная, с датчиками на груди.
— Мам, у нас внучка больна. Ей нужны врачи, обследования.— У меня тоже внучка! И ей учиться надо! Или тебе на родную сестру плевать?
Что-то внутри щёлкнуло.
— Мам, я девятого скинула на учёбу. До этого — в декабре, на продукты. До этого — тебе. А через неделю ты выложила фото с новым пледом.— При чём тут плед?!— При том, что я годами помогаю. А вы ни разу не спросили, как у нас. Только «дай».
Молчание. Потом мама резко выдохнула:
— Я что, не имею права себе купить? Я пенсионерка! Всю жизнь работала!— Имеешь. Но не на мои деньги.
Не ожидала, что скажу вслух. Мама тоже не ожидала.
— Как ты смеешь?! Я тебя вырастила! Всю жизнь на вас положила!— И я благодарна. Но это не значит, что должна расплачиваться всю жизнь.— Ты бессердечная эгоистка!
Трубку бросила она.
Я стояла с телефоном в руке. Экран погас. Тишина.
Бессердечная эгоистка.
Опустилась на стул. Руки дрожали — не от страха, от чего-то другого. Я сказала правду, и меня за это обвинили.
Муж вышел из комнаты.
— Что случилось?— Мама назвала меня эгоисткой.
Он присел рядом, взял мою руку.
— Что ты ей ответила?— Правду. Она трубку бросила.
Молчал. Гладил мою ладонь.
— Ты сделала правильно.
Кивнула. Но внутри всё равно было противно.
Через час пришло сообщение от сестры. Длинное.
«Мама в слезах. Ты её довела. Всегда была чёрствой, но чтоб так… Мы тебе чужие? Ты зарабатываешь нормально, муж работает, сын помогает, а нам отказываешь. Племянница из-за тебя вылетит. Но тебе плевать, правда? Главное — твоя драгоценная Маша. А на нас — ноль внимания».
Перечитала. Заблокировала сестру. Просто нажала — без объяснений, без ответа.
Телефон завибрировал — мама. Сбросила. Ещё раз — сбросила. Заблокировала.
Села на диван. Закрыла лицо ладонями. Дышала.
Старший вышел с Машей на руках.
— Мам, ты чего?
Подняла голову. Маша тянула ко мне ручки.
— Всё нормально.
Не поверил, но не стал спрашивать. Передал внучку. Она уткнулась мне в плечо, тёплая.
— Бабушка звонила?— Звонила.— И что?— Больше не будет.
Удивился, но промолчал. Ушёл. А я осталась с Машей — и впервые за много лет почувствовала, что сделала правильный выбор.
Вечером муж сказал:
— Они ещё попытаются. Через знакомых, через кого-нибудь.— Знаю.— Что будешь делать?— Ничего.
Кивнул.
— Тебе будет тяжело.— Уже легче.
Правда. Внутри стало свободнее. Как будто я годами тащила груз, а теперь поставила на землю и отошла.
Через неделю позвонила мамина подруга, тётя Вера.
— Здравствуй, доченька. Мама твоя всё рассказала. Как же так можно? Она мать, старая уже. Вы бы помирились.
Слушала молча. Тётя Вера говорила про семью, про долг, про то, что «мать одна».
— Ты меня слышишь?— Слышу.— Ну так свяжись с ней. Помогите им хоть немного.
Выдохнула.
— Тётя Вера, это наше семейное дело.
Положила трубку.
Младший спросил через несколько дней:
— Мам, а почему бабушка больше не звонит?
Резала овощи на салат. Остановилась.
— Мы решили пока не общаться.— Поругались?— Можно и так сказать.— Из-за денег?
Удивилась. Он заметил.
— Я не маленький, мам. Всё слышал.
Отложила нож. Вытерла руки.
— Да. Из-за денег. Но не только.— А из-за чего ещё?
Подумала.
— Из-за того, что люди привыкают брать. И забывают спрашивать, как у тех, кто даёт.
Кивнул. Помолчал.
— А нам правда не хватает? Денег?
Посмотрела на него. Серьёзный, взрослый.
— Хватает. Теперь хватает.
Прошёл месяц. Мама и сестра не звонили. Тётя Вера больше не названивала.
Маше стало лучше. Врач сказала: нервная система восстанавливается, скоро будет спать нормально. Младший сдал пробный экзамен на четвёрку. Старший с женой нашли квартиру подешевле, начали откладывать.
Мы с мужем сидели на кухне вечером — он пил кофе, я перебирала квитанции. Кредит, коммуналка, интернет. Всё оплачено. Осталось даже немного.
— Странно, да?— Что?— Что денег стало хватать.
Он усмехнулся.
— Не странно. Логично.
Кивнула. Деньги не появились — просто перестали утекать в чужой карман.
Однажды увидела маму в магазине. Я стояла в очереди на кассу, она — в соседней. Не заметила меня. Выглядела обычно — пальто, сумка, в руках пакет молока и какие-то печенья. Не больная, не измученная. Просто пенсионерка за покупками.
Могла подойти. Сказать «привет». Спросить, как дела.
Не подошла.
Расплатилась и вышла. Сердце билось быстро — но не от вины. От страха, что увидит, окликнет, начнётся заново.
Не увидела.
Дошла до машины. Села за руль. Выдохнула. Завела мотор и поехала.
Вечером гладила рубашки, младший делал уроки. Телефон завибрировал — незнакомый номер. Не взяла. Через минуту — сообщение.
«Это я. Мама сменила номер, ты её заблокировала. Нам опять нужна помощь. Племяннице не хватает на последний семестр. Неужели так и будешь игнорировать? Ты же понимаешь, мы семья».
Посмотрела на экран. Прочитала ещё раз. Ни слова о том, как у нас. Ни слова о Маше. Опять — только просьба.
Удалила. Заблокировала номер.
— Кто писал? — спросил младший.— Рекламу прислали.
Кивнул, вернулся к урокам.
Поставила утюг. Села рядом. Смотрела, как он выводит буквы — старательно, с нажимом.
— Мам, ты чего?— Просто смотрю на тебя.
Хмыкнул.
— Странная.
Улыбнулась.
Утром за завтраком старший сказал:
— Мам, мы с женой на выходных в парк. Машу возьмём. Может, с нами? Погода хорошая обещают.
Посмотрела на него. На жену, которая кормила Машу кашей. На младшего, который уплетал бутерброды и листал учебник. На мужа, который подливал мне кофе.
— Конечно, пойдём.
Маша застучала ладошкой по столику, засмеялась. Муж взъерошил ей волосы. Младший попросил добавки.
Обычное утро. Обычная семья. Моя семья.
Телефон лежал экраном вниз. Может, там новые сообщения. Может, снова пытались достучаться. Не знаю. Не смотрела.
Они привыкли жить за мой счёт. Но я закрыла не счёт — я закрыла дверь. Навсегда.
И теперь живу для тех, кто рядом. Для тех, кто не требует, а просто любит.
