– И что? Ты хочешь сказать, что твоя жена всю премию спустила? До копейки? – прищурилась Таисия Павловна, утирая руки полотенцем, хотя ничего не мыла.
– Мама, ну я не знаю, – буркнул Анатолий, отворачиваясь. – Может, не всю. Оксана мне не докладывает. Она вообще не обязана мне отчёты составлять.
– А, то есть теперь муж у нас – никто? – вспыхнула мать. – Она там деньги зарабатывает, а ты сидишь, смирно молчишь?
– Мам, ну чего ты начинаешь? Я и так не в лучшей форме. Спасибо бы сказал, что она меня не выгоняет, пока я работу ищу. А ты — «отчёты, отчёты»… Какая поездка, какие деньги? Я просто подумал, что Оксана поможет, вот и всё.
– Подумал он! – фыркнула Таисия. – Сынок, жена — женой, а семья твоя — это мы с отцом. И помогать родителям надо. Ты у меня не безрукий, не пропадёшь. Хватит сидеть в тени у жены. Мужчина должен руководить, а не позволять, чтобы им верёвки крутили.
Толик с досадой махнул рукой, вышел на балкон и закурил.
Во дворе, как назло, кто-то заводил старую «десятку» — громко, с визгом. Осень в этом году выдалась холодная, промозглая. Октябрь тянулся серыми днями, как старое одеяло без рисунка.
Он вдыхал дым и думал, что мать, конечно, права — в чём-то. Но вот не лежала у него душа к этим «главенствующим позициям». Да и что теперь главенствовать, если жена одна тащит семью? Сам виноват: привык к комфорту, к своей прошлой работе, где уважали, платили исправно. А теперь — подработка тут, подработка там. Мелочь, а не жизнь.
«А Оксана-то ведь тоже устала… — мелькнула мысль. — Вечно я с этим поиском работы. Может, и вправду она решила, что пора деньги держать при себе?»
Но стоило вспомнить, как мать вчера почти плакала, рассказывая, что поездка к Митяшкиным — мечта всей осени, как внутри у него что-то ёкнуло. Он ведь обещал. Сказал — жена поможет. Своим словом теперь выходит, опозорился.
Пару дней назад всё было иначе. Он прибежал к матери воодушевлённый, глаза горели, слова — одно за другим:
– Мам, прикинь, меня зовут в одну крупную фирму! Должность — менеджер по продажам! Зарплата — будь здоров. Всё, скоро снова встану на ноги.
– Вот и славно, сынок! – обрадовалась она. – А поездка-то к Митяшкиным, выходит, состоится?
– Конечно! Оксана премию получила, я ей скажу, чтобы помогла с расходами.
Мать всплеснула руками:
– Вот это да! Слава Богу, значит, едем!
С тех пор она жила этой мыслью — перебирала в шкафу платья, гладила старую юбку, звонила Лидии, обсуждала, что подарить младенцу. Всё вроде бы шло своим чередом. До сегодняшнего звонка.
– Мам, всё накрылось, – хрипло произнёс Анатолий в трубку. – С работой — пролёт. Место отдали своему.
– Да что ты! – расстроилась она. – Не переживай, сынок. Значит, не твоё. Всё образуется.
– Образуется… – горько усмехнулся он. – А я-то сколько ждать буду, пока оно «образуется»?
– Не кипятись, Толик. Лучше скажи, ты с Оксаной насчёт денег поговорил?
– Про какие деньги, мама? Забудь. – Голос стал жёстким. – Она сказала, что всё потратила.
– Потратила? Всё?! – Таисия даже села. – Да на что? За два дня? Ты хоть спросил, на что такие суммы ушли?
Но сын только буркнул что-то невнятное и бросил трубку.
Она осталась сидеть, будто ошпаренная. Всё в ней кипело — и обида, и злость.
«Ах вот как! Премию получила и молчит! На нас — ни копейки! А я ещё радовалась, думала, наконец-то невестка по-человечески себя ведёт!»
Нет, молчать она не собиралась. Сначала Оксана её в гости зазывала, как только замуж вышла: «Мамочка, заходите почаще!» — а теперь и слова лишнего не скажи.
– Нам нужно поговорить, – сказала она в тот же вечер, набрав номер снохи.
– И о чём же? – равнодушно откликнулась Оксана. На фоне слышалось, как кто-то плещется — видно, ребёнка купала.
– Да всё о том же. Нам с Петром Николаевичем нужна помощь. Ты ведь премию получила, Оксана. Так вот, мы собирались к Митяшкиным. Я думала, ты нам немного одолжишь.
– Собирались — и езжайте, – отрезала та. – Только вот я тут при чём?
– Как при чём? Семья ведь одна. Разве не логично, что вы с Толиком нам поможете? Мы же не чужие.
– Таисия Павловна, вы меня, конечно, извините, но я свои деньги на ветер не бросаю. У нас тут тоже расходы — ребёнок, коммуналка, еда, одежда. А вы — «поездка».
– Ну ты скажи прямо — жадно тебе стало. А раньше ведь помогала! Я же помню, и в санаторий мне половину путёвки оплатила.
– Тогда у нас всё было иначе, – холодно ответила Оксана. – Толик работал, у нас был запас. А сейчас я одна тяну всё. Так что нет, денег не дам.
– Ах вот как! Значит, когда вам плохо, мы вам помогали, а теперь — чужие. Ну-ну. Только не забывай, Оксаночка, мужик без работы — не стена, за ним не спрячешься. Всё может повернуться по-другому.
– Таисия Павловна, я вас очень уважаю, но давайте без угроз. Я не обязана отчитываться, на что трачу.
– Обязана! – не выдержала свекровь. – Деньги-то семейные! Толик тоже имеет право знать, куда они уходят!
– Пусть сначала начнёт зарабатывать, – с ледяной усмешкой ответила Оксана и отключилась.
Долго потом Таисия сидела на кухне, не двигаясь. Чай в кружке остыл, а в голове крутилась только одна мысль: «Вот и доигрались. Теперь она хозяйка, а сын у неё подкаблучник. Да что за времена пошли…»
– Чего сидишь, как вкопанная? – спросил Пётр Николаевич, заглянув в кухню.
– Да как тут не сидеть? Девка совсем голову задрала. Сама теперь решает, кому помогать, а кому нет. Я помню, я как замуж вышла, всю зарплату свекрови отдавала. А эта — ни копейки!
– Так мы тогда у родителей жили, не путай. Сейчас у них всё по-другому. Ты бы не лезла, пока беды не случилось.
– Поучи ещё меня, – буркнула Таисия. – Знаю я этих современных. Сегодня деньги копят, завтра мужей меняют.
Пётр Николаевич махнул рукой — спорить с женой было бесполезно.
Но Таисия на этом не остановилась. Вечером она позвонила сестре Лидии:
– Лидка, мы, наверное, не приедем. С деньгами туго.
– Та что ты! Приезжайте хоть без подарков. Мы вас сто лет не видели!
– Ну… если только на билеты поможешь. Потом вернём, как Толик работу найдёт.
– Да какие деньги, Господи, – отмахнулась Лидия. – Приедьте, а там видно будет.
Повесив трубку, Таисия облегчённо вздохнула, но внутри всё равно царапало.
«Нет, так дело не пойдёт. Я ещё узнаю, на что эта выскочка деньги свои потратила. Не бывает таких премий, чтоб в один день — и нет!»
А в это время дома, на кухне у Оксаны и Толика, стояла напряжённая тишина.
– Ты опять матери нажаловался? – первой заговорила Оксана.
– Я просто сказал, что ты получила премию. Что тут такого?
– А то, что теперь твоя мама считает мои деньги своими. Ты понимаешь, что она мне только что читала лекцию, как я «должна знать своё место»?
– Ну она… вспылила, – неуверенно ответил Толик. – Мама есть мама.
– А ты — кто? Мальчик без мнения? У нас что, семейный бюджет или твоя мама — министр финансов?
Толик нахмурился.
– Слушай, не надо вот так. Мама переживает, она по-своему права.
– Права? В чём, интересно? В том, что требует мои деньги? Или что учит, как мне жить?
Он промолчал, опустил взгляд.
– Знаешь что, – сказала Оксана, – я эти деньги не тратила. Я их на счёт положила. Под проценты. Пусть лежат.
– На счёт? – удивился он. – Это зачем?
– Затем, что жизнь непредсказуемая. У нас ребёнок растёт, а ты пока без работы. Нужно иметь запас.
– Или, может, ты готовишься меня бросить? – вырвалось у него.
Оксана замерла, потом тихо, но твёрдо сказала:
– Не говори глупостей. Просто я хочу, чтобы у нас было что-то стабильное. А если ты и дальше будешь жить под дудку своей мамы — стабильности не будет никогда.
Толик промолчал.
– Ты видела, как она на меня посмотрела? – кипятилась Таисия Павловна, сидя на кухне у подруги Зины. – Словно я к ней домой с протянутой рукой пришла!
– Да брось ты, – отмахнулась Зина, подливая чай. – Молодёжь нынче вся такая. Деньги есть — ум за разум заходит. Они думают, если карточка золотая, то и жизнь у них золотая. А на деле — фу, пшик один.
– Не могу я так, – продолжала Таисия, прижимая ладони к кружке. – Я же не чужая ей, а мать её мужа! А она мне по телефону орёт: «Мои деньги, моё право!» Вот ты скажи, разве это по-людски?
– Не по-людски, конечно. Но знаешь, Тай, ты бы поостыла немного. Толик у тебя и так сник весь, а тут ещё ты с Оксаной сцепилась. Мужику между вами как между жерновами.
Таисия только рукой махнула.
– Да не жалей ты его. Мужик он или нет? Пусть хоть раз кулаком по столу стукнет. А то всё: «Оксана, Оксана…» Словно без неё дышать не может.
А в это время сам Толик стоял у лифта, сжимая в руке полиэтиленовый пакет с молоком и хлебом. Возвращался с магазина, но домой идти не хотелось. В груди давило.
Дверь открыл тихо, чтобы не разбудить сына.
Оксана сидела в гостиной с ноутбуком на коленях. Без слов, не поднимая головы, спросила:
– Мама твоя опять звонила?
– Да.
– И что на этот раз?
– Ничего. Говорила, что у Зины была, обсуждали.
– Ну вот. Теперь ещё и по подругам разносит.
Оксана закрыла ноутбук и посмотрела прямо на мужа.
– Толик, я тебе серьёзно говорю: если ты не поставишь точку в этих разговорах, у нас беда будет. Я устала оправдываться. Каждый раз, как премию получаю — ваша семья уже делит, кому сколько достанется. Это ненормально.
– Да я и не прошу ничего! – вскинулся он. – Ты думаешь, мне приятно? Но мать… она по-другому не умеет. Всю жизнь считала, что если сын — значит, обязан.
– Обязан — это когда уважать, заботиться, помогать по делу, – жёстко сказала Оксана. – А не содержать всех родственников подряд.
– Оксана, не начинай.
– А кто начал? Ты или твоя мама? – в голосе жены звучала усталость. – Я вот что скажу: если она ещё хоть раз позволит себе со мной так разговаривать, я просто перестану к вам ходить. И сына не поведу. Не хочу, чтобы ребёнок видел, как его мать унижают.
Толик замолчал. От этих слов ему стало не по себе.
Он понимал — обе правы по-своему. И мать, и жена. Но между ними — пропасть, и заделать её, кажется, уже не получится.
На следующий день Таисия всё-таки решилась прийти сама. Без звонков. Без предупреждений.
Оксана дверь открыла настороженно.
– Здравствуйте, – сказала сухо.
– Здравствуй, доченька. Не гони, я ненадолго, – мягко начала свекровь, будто ничего и не было. – Хотела просто по-семейному поговорить.
– Если опять про деньги — зря пришли.
– Нет, не про деньги. Про жизнь. – Таисия сняла пальто, прошла на кухню. – Слушай, я ведь тебя уважаю, правда. Ты девка деловая, умная. Я ж не враг вам. Но вот одно скажи: зачем ты Толика под себя подминаешь?
– Что? – удивилась Оксана. – Я его не подминаю. Я хочу, чтобы он чувствовал ответственность.
– Ответственность? Да у него из-за твоей этой «ответственности» уже глаза потухли! Мужчина без уверенности — как чай без заварки. Пустота одна!
– Таисия Павловна, – вздохнула Оксана, – я не виновата, что его сократили. Я тяну, как могу. И не для себя, а для нас троих. А вы вместо поддержки только упрёки.
– А ты попробуй понять мать, – повысила голос свекровь. – Мы с отцом всю жизнь пахали. И что? Теперь даже просить стыдно стало? А сын — молчит. Не мужик, а тень. Всё из-за тебя.
– Знаете что, – сказала Оксана тихо, но твердо, – я больше не позволю вам приходить в мой дом и устраивать допросы.
– Ах, вот как! Это твой дом, значит? А мой сын кто тут? Постоялец?
– Ваш сын — мой муж. И наш дом — общий. Но если вы продолжите так себя вести, мне придётся ограничить общение.
– Ограничить?! – Таисия вскочила, побледнела. – Ты, значит, ещё и ребёнка от нас спрячешь?
– Если придётся, да. Потому что я хочу, чтобы он рос в спокойной атмосфере.
Молчание повисло тяжёлое. Даже часы на стене тикали как-то громче обычного.
Таисия вдруг посмотрела на Оксану другими глазами — будто впервые увидела. Молодая, красивая, уверенная. И вдруг осознала: «А ведь не злая она. Просто время другое. Я по старинке всё, по привычке».
Но гордость не позволила смягчиться.
– Ладно, живите, как знаете, – сказала она и ушла, громко хлопнув дверью.
Вечером Толик вернулся домой — Оксана сидела молча, глядя в окно.
– Она приходила, да?
– Приходила. И всё по кругу.
Он сел напротив.
– Я не знаю, что делать. Между вами война, а я посередине.
– Толик, выбери наконец сторону, – сказала Оксана спокойно. – Не между, а рядом. Со мной. С семьёй, которую ты сам создал.
Он долго молчал. Потом кивнул.
– Хорошо. Попробую.
Прошла неделя.
Оксана уехала в командировку. Толик остался с ребёнком. И в эти два дня, пока жены не было, он впервые почувствовал, что значит «держать дом». Ночью ребёнок просыпался, плакал, а утром нужно было варить кашу, собирать игрушки, мыть посуду, стирать.
К вечеру он вымотался.
И вдруг вспомнил: мать ведь так же, когда он был маленький, тащила всё одна.
На следующий день он сам позвонил ей.
– Мам, привет. Слушай, я хотел поговорить.
– О, заговорил, – отозвалась Таисия сухо. – А то я думала, забыл уже, кто тебя вырастил.
– Мам, не начинай, ладно? Я просто хочу, чтобы ты поняла: у нас с Оксаной свои правила. Своя жизнь. И если ты будешь нас всё время пилить, мы перестанем общаться.
– Значит, жена тебя уговорила?
– Нет. Я сам понял. Так нельзя. Ты меня пойми, я вас люблю, но семья теперь — это мы с Оксаной и сыном.
На том конце повисла тишина.
Таисия долго молчала, потом тихо сказала:
– Ну что ж… Поняла я. Видно, время пришло отпустить. Только не забывай нас, сынок.
– Не забуду, мам. Обещаю.
Через пару недель они всё-таки съездили к Митяшкиным — без подарков, но с улыбками. Лидия обняла сестру, Оксане позвонила, поблагодарила, что отпустила Толика с отцом и матерью.
И только тогда Таисия впервые за долгое время почувствовала, как будто камень с души упал.
Вечером, сидя на крыльце у сестры, она сказала тихо:
– Знаешь, Лид, я, наверное, зря всё это заварила. Дурная была. Хотела, чтобы по-старому, а время-то другое. Сейчас ведь как — если баба умная, всё на ней держится. А мы, старые, всё про «главу семьи» да «порядок». А какой теперь порядок? Лишь бы не разбежались.
Лидия усмехнулась:
– Ну, хоть поняла вовремя. А то ведь чуть сына не потеряла.
Таисия вздохнула.
– Да я теперь уж умнее буду. И к Оксане иначе. Девка она правильная, просто характер резкий. Может, потому и живут — что она упрямая.
Вернувшись домой, она впервые сама позвонила Оксане. Без упрёков, без нравоучений.
– Здравствуй, доченька. Хотела сказать… спасибо, что Толика отпустила. Он нам очень помог. И ещё… не сердись на старую дура. Я ведь не со зла. Просто по привычке всё лезу.
На том конце послышалась улыбка:
– Всё хорошо, Таисия Павловна. Я тоже, может, была резковата. Главное — мы же одна семья.
– Вот и славно, – облегчённо сказала свекровь. – А остальное — переживём.
Она повесила трубку и впервые за долгое время почувствовала лёгкость.
В окно стучал ноябрьский ветер, в доме пахло чаем и вареньем.
Таисия посмотрела на старый семейный альбом и тихо произнесла:
– Всё-таки хорошо, что не поздно всё понять.
И в тот вечер, впервые за долгие месяцы, в доме Анатолия и Оксаны не было ни крика, ни обиды. Только обычная тёплая тишина — та самая, которой всегда не хватало.
