Надежда замерла с тряпкой в руках. Только что мыла пол — как каждый день. Марина Сергеевна вернулась с дачи раньше обычного, и сразу началось:
— Опять жаркое готовила?! Сколько раз говорила — Андрею нельзя острое!
— Я не добавляла перца.
— Не спорь! — голос свекрови прорезал квартиру как ножом. — Тридцать лет живу с сыном, лучше знаю, что ему можно!
Надежда опустила глаза. Опять не угодила.
В ответ — одни претензии.
— И вообще, — продолжала Марина Сергеевна, снимая плащ, — надоело мне это всё. Ты моему сыну не пара. Образования нет, денег не зарабатываешь. Медсестра! — она произнесла это слово так, будто речь шла о чём-то неприличном.
Надежда сжала тряпку в руках. Сердце колотилось.
— Марина Сергеевна, при чём тут…
— При том! — свекровь встала в дверях во весь рост. — Что мой сын главный менеджер фирмы! А ты кто? Никто!
Впервые за десять лет брака Надежда подняла глаза и посмотрела на свекровь внимательно.
Увидела злые морщинки вокруг глаз. Тонкие губы, сжатые в ниточку. Руки, сложенные на груди, как у тюремщицы.
— Вот и уйди по-хорошему! — Марина Сергеевна полезла в ее сумочку и достала связку ключей. — Забираю!
Надежда смотрела на протянутую руку. На ключи от квартиры, в которой она стирала, убирала, готовила десять лет.
— А как же Андрей? — прошептала она.
— А Андрею я сама всё объясню. Он поймёт. Мать важнее!
Хуже всего было то, что Андрей действительно промолчит. Как молчал всегда, когда мать устраивала скандалы. Прятался в комнате, включал телевизор погромче.
— Вещи можешь забрать завтра. Когда меня не будет, — добавила свекровь с видом человека, который сделал доброе дело.
Надежда взяла сумочку. Надела пальто — старое, с заплаткой на рукаве.
Остановилась на пороге.
— А если Андрей спросит, где я?
Марина Сергеевна усмехнулась:
— Скажу правду. Что ты саима ушла. Поняла наконец, что не подходишь моему сыну.
Казалось бы, что может быть хуже! Но когда дверь захлопнулась за спиной, Надежда вдруг почувствовала облегчение.
Странное такое облегчение.
Будто с плеч свалился тяжеленный мешок.
Десять лет она боялась этого момента. А теперь он пришёл — и ничего, она не умерла.
Стояла на лестничной площадке и дышала.
Первые шаги свободы
Представьте, что вам некуда идти в собственном городе. Стоишь на улице с сумочкой в руках и понимаешь — друзей-то особо нет. Десять лет жила для семьи мужа, а про себя забыла.
Надежда села на скамейку у подъезда. Ноги подкашивались.
И что теперь?
Телефон зазвонил. Андрей. Сердце подпрыгнуло — а вдруг?..
— Надя, где ты? — голос встревоженный.
— Твоя мама меня выгнала, — сказала она тихо.
Пауза. Долгая пауза.
— Ну, мама нервная сегодня. Дача её расстроила. Ты же знаешь, какая она.
Вот так всегда — ждёшь поддержки, а в ответ получаешь объяснения.
— Андрей, она забрала у меня ключи.
— Да ладно! — он засмеялся неловко. — Не драматизируй. Переночуешь где-нибудь, а завтра я с ней поговорю.
Переночуешь где-нибудь.
Не «иди домой», не «сейчас приеду и разберусь». А — «переночуешь где-нибудь».
— Хорошо, — сказала Надежда и отключила телефон.
Хорошо. Значит, всё как всегда.
Галина открыла дверь в халате и тапочках.
— Надька?! Ты чего в такой час?
Подруга детства. Единственная, с кем ещё поддерживала связь. Работали в одной больнице, только Галка в реанимации — зарплата больше.
— Меня из дома выгнали, — сказала Надежда просто.
Галина присвистнула:
— Ничего себе! А я думала, у вас всё благополучно. Заходи, рассказывай.
А теперь самое интересное — Надежда впервые за много лет рассказала правду. Всю. Без прикрас.
Про то, как Марина Сергеевна каждый день находила к чему придраться. Про то, как Андрей никогда «не вмешивался» в конфликты. Про то, как она сама себя убеждала: «Потерпи, семья важнее».
— Надя, — сказала Галка, ставя чайник, — ты в своём уме? Десять лет это терпела?
— А что делать было? Андрей любит мать, ну, мать есть мать.
— Какую мать?! — взорвалась Галина. — Которая невестку как прислугу держит?! Да я бы её на второй день послала куда подальше!
Надежда вздохнула. Легко сказать — послала бы. А когда живёшь в этом каждый день.
— Галь, можно у тебя переночевать?
— Конечно! Диван свободен. Но, Надька, — подруга села рядом. — А что дальше-то?
А «дальше» — это было как тёмный туннель. Непонятно, что там, в конце.
Утром Надежда проснулась с головной болью. Галка уже ушла на смену. Оставила записку: «Чай в термосе. Думай головой, а не сердцем».
Думай головой.
Надежда села у окна с чашкой чая и попыталась подумать.
Что у неё есть? Работа в больнице — тридцать тысяч в месяц. Небольшие сбережения — тысяч сто. Здоровье более-менее. Возраст, ну, не восемнадцать, но и не девяносто.
А что нет? Квартиры нет. Мужа, по сути, тоже — раз он не заступился. Детей у них не было.
Страшно? Ещё как.
Но странное дело — не так страшно, как казалось.
Телефон снова зазвонил. Андрей.
— Надя, как дела? Выспалась?
Голос бодрый, будто ничего не случилось.
— Нормально.
— Слушай, с мамой поговорил. Она согласна, ну, принять тебя обратно. Но при условии.
— Каком?
— Ты должна извиниться. За грубость.
За грубость?
— За какую грубость, Андрей?
— Ну, ты же спорила с ней! Мама говорит, ты нагло отвечала.
Надежда закрыла глаза. Вспомнила вчерашний вечер. Что она сказала? «Я не добавляла перца».
Это — нагло?
— А если я не буду извиняться?
Пауза. Снова эта проклятая пауза.
— Надя, не будь упрямой. Ну что тебе стоит? Сказать «извините» — и дело с концом.
— А завтра она опять найдёт к чему придраться?
— Не найдёт, если будешь вести себя правильно.
— Андрей, — сказала Надежда очень спокойно, — а ты меня любишь?
— Конечно! Глупый вопрос.
— Тогда почему не защитил вчера?
— Да ну тебя! — он начал раздражаться. — Мы же договорились не ссориться с мамой! Она пожилая, больная.
— Больная? — удивилась Надежда. — Она здоровее нас обоих!
— Слушай, хватит! — голос Андрея стал жёстким. — Решай: или возвращаешься и извиняешься, или… сама знаешь.
Надежда медленно отключила телефон.
В больнице все сразу заметили перемены.
— Надежда Ивановна, — сказала заведующая, — что с вами? Вы какая-то не такая.
И правда — не такая. Надежда чувствовала это сама. Будто внутри что-то распрямилось.
— Людмила Сергеевна, — сказала она неожиданно для себя, — а вакансия старшей медсестры ещё есть?
— Есть, а что?
— Хочу попробовать. Подать документы.
Заведующая удивлённо посмотрела на неё:
— Но это же больше ответственности, и характер нужен покрепче.
— У меня характер есть, — ответила Надежда. — Просто я его прятала.
Вечером Галина вернулась домой и застала Надежду за компьютером.
— Чего делаешь?
— Квартиры смотрю. Снять хочу.
— А муж?
— А что муж? — Надежда не отрывалась от экрана. — Он выбрал мать. Значит, я выбираю себя.
Галка присела рядом:
— Надька, ты точно не передумаешь? Может, попробовать ещё раз поговорить?
— Галь, — Надежда повернулась к подруге, — знаешь, что я поняла?
— Что?
— Десять лет я жила в чужой жизни. Угадывала чужие желания. Подстраивалась под чужие правила. А про себя забыла начисто.
— И что теперь?
— А теперь хочу свою жизнь.
И это ещё не всё. Самое удивительное — Надежда больше не боялась. Ни одиночества, ни неизвестности, ни осуждения.
\Прошёл месяц. Надежда сняла однокомнатную квартиру на окраине. Накупила цветов на подоконник.
И тут — звонок в дверь.
Надежда посмотрела в глазок и замерла. Андрей. Стоит с букетом роз и виноватым лицом.
— Надя, открой, — голос усталый. — Поговорить надо.
Надежда медленно открыла дверь.
— Можно войти?
Она молча отступила в сторону.
Андрей огляделся по сторонам:
— Уютно у тебя. Красиво.
— Спасибо.
— Надя, — он протянул розы, — прости меня. Я всё понял. Мне Галина сказала, где тебя найти.
— Что именно ты понял? — спросила она спокойно.
— Что мама, того. Переборщила. Я с ней серьёзно поговорил. Она больше не будет вмешиваться в наши отношения.
— Не будет?
— Обещала. Вернись, Надя. Без тебя дома пусто.
Надежда поставила розы в вазу. Красивые цветы. Дорогие, наверное.
— А где ты был месяц назад, Андрей?
— Как где? Работал, решал вопросы. Думал, ты сама образумишься и вернёшься.
Образумишься.
Вот это слово резануло больнее, чем все оскорбления свекрови вместе взятые.
— То есть, по-твоему, я не в своем уме?
— Да нет же! — Андрей замахал руками. — Не в том смысле! Просто, ну, женщины эмоциональные. Надо же было дать тебе время остыть.
Остыть.
Надежда села в кресло — своё, купленное на собственные деньги. Мягкое, удобное.
— Андрей, а ты скучал по мне?
— Надя, ты странные вопросы задаёшь…
— Странные? — она встала и подошла к окну. — А вот мне кажется, самые нормальные.
— Слушай, — Андрей стал нетерпеливым, — давай без этих размышлений. Я приехал тебя забрать. Собирайся, поехали домой.
— Домой? — Надежда обернулась. — А где мой дом, Андрей?
— Как где? В нашей квартире!
— В вашей квартире. Твоей и маминой.
— Ну что ты говоришь! Ты же моя жена!
— Андрей, — сказала Надежда очень тихо, — а кем я была для тебя? Женой или домработницей с пропиской?
— Да что за бред! Конечно, женой!
— Тогда почему ты меня не защитил?
— Опять за своё! — он начал раздражаться. — Сколько можно это обсуждать! Мама извинилась, я объяснил ей.
— Когда она извинилась?
— Ну, не лично, конечно. Но я ей всё объяснил про твой характер.
Надежда рассмеялась. Впервые за месяц — от души.
— И что же ты ей про мой характер объяснил?
— Что ты, ну, чувствительная. Ранимая. Надо с тобой помягче.
— Помягче унижать, значит?
— Надя! — Андрей вскочил с места. — Хватит! Я приехал не для этого! Я приехал за тобой! Ты пока еще моя жена.
— Вот именно, что пока, — сказала Надежда спокойно.
Тишина. Андрей смотрел на неё, как на сумасшедшую.
— Что значит — пока?
— Завтра подаю на развод.
— Что?! — он побледнел. — Ты с ума сошла! Из-за какой-то ссоры с мамой?!
— Не из-за ссоры. Из-за того, что ты позволил ей выгнать меня из дома.
— Да ладно тебе! Не выгнала она тебя! Просто попросила уйти на время.
Представьте, что вам объясняют, что чёрное — это белое, а вы видите цвета.
— Андрей, она забрала у меня ключи.
— Ну и что? Подумаешь, ключи! Можно же было новые сделать!
— А ты почему новые не сделал?
Снова пауза. Андрей отвернулся к окну.
— Я же говорю — хотел дать тебе время подумать.
— О чём подумать?
— О том, что нужно быть мудрее. Что мама у меня одна, а жена… — он не договорил.
— А жена что? — Надежда шагнула к нему. — Договаривай!
Андрей повернулся к ней. Лицо злое, усталое.
— А жена найдётся другая! — выпалил он. — Вот что!
Надежда не заплакала. Не закричала. Не упала в обморок.
Она почувствовала облегчение.
Наконец-то он сказал правду.
— Спасибо, — сказала она. — За честность.
Андрей понял, что ляпнул лишнее:
— Надя, я не то хотел сказать. Просто ты меня вывела. Конечно, я тебя люблю!
— Нет, не любишь, — Надежда подошла к двери и открыла её. — И знаешь что? Я рада.
— Рада?!
— Да. Потому что теперь я знаю правду. Десять лет я думала, что недостаточно хороша для твоей семьи. А оказывается — ваша семья недостаточно хороша для меня.
Андрей стоял в дверях, не зная, что сказать.
— Надя, я же не хотел. Вернись, пожалуйста. Я исправлюсь. Я же люблю тебя!
— Любишь? — она улыбнулась грустно. — Тогда — отпусти. Дай мне быть счастливой.
Когда дверь закрылась, Надежда не рухнула на диван в слезах. Она подошла к фиалкам на подоконнике и полила их.
Спустя полгода Надежда стояла в очереди за хлебом, когда увидела знакомую сутулую фигуру. Марина Сергеевна выглядела постаревшей, осунувшейся. Заметила Надежду и замерла.
— Надежда? — голос неуверенный.
— Здравствуйте, Марина Сергеевна.
Пауза. Бывшая свекровь явно не знала, что сказать.
— Как дела?
— Хорошо, — ответила Надежда искренне. — Спасибо.
У вас когда-нибудь бывало такое — смотришь на человека, который раньше казался великаном, а видишь обычную уставшую старушку?
— Надя, — Марина Сергеевна понизила голос, — а может, поговорим? Андрей совсем плох стал.
— В каком смысле?
— Пьёт. Работу бросил. Дома целыми днями лежит. Говорит, жизнь кончена.
— Мне очень жаль, — сказала она. — Но это ваши проблемы.
— Надя, ну вернись! — вдруг взмолилась Марина Сергеевна. — Я больше не буду! Честное слово! Ты же видишь, как он страдает!
Надежда посмотрела на эту женщину, которая полгода назад выгнала её из дома. Сейчас она просила о помощи.
— Марина Сергеевна, — сказала Надежда мягко, — А я не страдаю.
Домой Надежда шла пешком. Любила эти вечерние прогулки — никуда не спешить, не думать о том, что приготовить на ужин для других.
В её холодильнике стояли йогурт и салат. Вечером планировала почитать книгу, которую Марина Сергеевна считала «ерундой для домохозяек».
Телефон молчал. Андрей больше не звонил. Марина Сергеевна тоже.
И хорошо.
На работе её назначили старшей медсестрой. Зарплата прибавилась, уважение коллег — тоже. Оказалось, у неё действительно есть характер.
А на прошлой неделе врач-кардиолог Михаил Петрович пригласил её в театр. Просто так.
Надежда пока не решила — идти или нет. Привыкла к одиночеству.
Она выключила свет и улыбнулась в темноту.
Наконец-то она жила своей жизнью, без оглядки на свекровь.
