На кухне пахло ванилью от остывающего на столе пирога. Надежда мыла посуду в раковине, изредка бросая взгляд на серый ноябрьский двор.
Муж Анатолий читал новости в планшете и изредка выдавал свое мнение по этому поводу.
Неожиданно в дверь позвонили. Мужчина скользнул взглядом по настенным часам.
— Это мама, — вздохнул Анатолий, отложив планшет в сторону.
Надежда лишь кивнула, вытирая руки о полотенце. Она уже мысленно приготовилась к визиту Ирины Валентиновны.
Подготовка к визиту свекрови требовалась не меньше, чем к экзамену. Ирина Валентиновна вошла в квартиру с привычной для нее властностью.
Небольшая, подтянутая, с безупречной укладкой седых волос, она с порога начала инспектировать все пристальным взглядом.
— Опять у вас шторы не так висят, — заметила она, сняв пальто и протянув его Надежде, как гардеробщице. — И тюль нужно гладить, Надежда. Мужчинам на такие мелочи плевать, а женщина должна создавать уют. На то она и женщина.
— Привет, мама, — Анатолий поцеловал ее в щеку, привычно игнорируя критику.
— Здравствуй, сынок. Я тебе принесла витамины, ты в прошлый раз кашлял. И носки шерстяные, их вязала моя знакомая, — Ирина Валентиновна достала из сумки аккуратный сверток и вручила его Анатолию.
— Спасибо, — улыбнулся он.
Надежда молча наблюдала, как всегда. Для нее и их семилетней дочери Кате не было в сумке ничего.
Ни витаминов, ни носков, ни даже конфетки для ребёнка. Так было всегда. Подарки, забота, внимание — все это было адресовано исключительно Анатолию.
Сначала это обижало Надю, потом стало раздражать, а теперь вызывало лишь горькую усмешку.
Надежда давно перестала ждать от свекрови даже простой вежливости, не то что теплоты.
Они сели пить чай. Ирина Валентиновна расспрашивала сына о работе, давала советы, делилась новостями, полностью игнорируя Надежду, которая сидела рядом.
— Значит, так, — вдруг торжественно начала Ирина Валентиновна, отпивая из своей фарфоровой чашки. — У меня через месяц юбилей. Пятьдесят пять лет. Это серьезная дата. Я хочу отметить ее достойно.
— Конечно, мама, — кивнул Анатолий. — Мы обязательно отметим. Куда хочешь? В ресторан?
— В ресторан? Нет, что ты! — она махнула рукой. — Это дорого и безвкусно. Я хочу собрать близких у себя дома. Но это не главное. Главное — подарок, — добавила женщина и сделала паузу, наслаждаясь вниманием. — Я хочу новый смартфон. Последней модели. И не какой-нибудь, а самый лучший. Чтобы камера была отличная, и память большая. Все мои подруги уже с такими ходят, а я отстаю от жизни.
Надежда чуть не поперхнулась чаем. Смартфон, который хотела Ирина Валентиновна, стоил как половина их с Анатолием месячной зарплаты.
Они копили на новую стиральную машину, старались откладывать на летний отпуск.
— Мам, это… довольно дорогой подарок, — с задумчивостью осторожно заметил Анатолий.
— Что значит дорогой? — брови Ирины Валентиновны поползли вверх. — Это же юбилей! Раз в жизни бывает. И потом, вы же все вместе мне его подарите — ты, Надежда и Катя. В складчину, так сказать. От всей вашей семьи.
Надежда не выдержала. Она отставила чашку, и фарфор звякнул о блюдце неприлично громко.
— Ирина Валентиновна, вы хотите, чтобы мы, вся наша семья, подарили вам дорогой подарок? — спросила она, стараясь, чтобы ее голос не дрожал.
— А что тут такого? — свекровь удивленно посмотрела на нее, как будто Надежда вдруг заговорила на незнакомом языке. — Это же нормально. Дети и внуки дарят подарки родителям.
— Дети, — тихо повторила за ней Надежда. — Да, но вы же дарите всегда подарки только своему сыну. За все десять лет, что мы с Толей вместе, вы никогда не подарили ни мне, ни своей внучке даже цветка на день рождения, ни одной мелочи. Вы приносите подарки Анатолию, а мы с Катей просто наблюдаем.
В кухне повисла тягостная тишина. Анатолий уставился в стол, его лицо было напряженным. Ирина Валентиновна побледнела.
— Я не понимаю, о чем ты, — холодно сказала она. — Я дарю то, что считаю нужным. Анатолий — мой сын. Моя кровь. А вы…
Свекровь не договорила, но пауза в ее словах была красноречивее любых слов.
— Мы — его семья, — закончила за нее Надежда. — Я — его жена. Катя — его дочь и ваша внучка. Но для вас мы словно не существуем. А теперь, когда вам понадобился дорогой подарок, вы вдруг вспомнили, что у вас есть семья, которая должна скинуться?
— Надя, не надо, — тихо сказал Анатолий, боясь, что мать закатит истерику.
— Нет, Толя, надо! — она резко повернулась к нему. — Молчать уже нет сил. Твоя мама не считает нас семьей. Мы для нее — приложение к тебе. И это унизительно и для меня, и для нашей дочери. Катя уже спрашивает: «Почему бабушка дарит подарки только папе? Она меня не любит?» Что я должна ей отвечать?
— Внучка — это другое, — попыталась парировать Ирина Валентиновна, но ее уверенность пошатнулась. — Я ее тоже люблю.
— Любовь — это внимание. Это маленькие подарки просто так, это интерес к ее жизни. Вы когда-нибудь спрашивали, чем Катя увлекается? Что она любит? Нет. Вы приносите носки своему взрослому сыну, как будто он один живет в этой квартире.
— Я не обязана отчитываться перед тобой за свои подарки! — вспылила свекровь, встав с места. — Я вырастила сына одна, отдала ему все…
— Мама, хватит! — резко поднялся Анатолий.
Его голос прозвучал твердо, и обе женщины замолчали, удивленные его тоном. Он редко повышал голос.
— Надя права. Я все это видел, но старался не замечать, не обострять. Думал, само как-нибудь утрясется, но нет. Ты, действительно, никогда не дарила ничего ни Наде, ни Кате ни на один праздник. Это несправедливо! Мы — одна семья. И если ты хочешь, чтобы мы делали тебе общие подарки, то и твое отношение должно быть одинаковым ко всем. Иначе это выглядит так, как будто ты используешь нас как кошелек, когда тебе нужно что-то дорогое.
Ирина Валентиновна посмотрела на сына с таким удивлением, словно он ударил ее. Губы женщины дрожали.
— Так вот как вы ко мне относитесь? Я, которая ради тебя на двух работах крутилась! Я, которая ночей не спала, когда ты болел! А теперь ты… вместе с ней против меня?
— Мы не против тебя, мама, — устало сказал Анатолий. — Мы за справедливость.
— Хорошо, — прошептала Ирина Валентиновна. — Я все поняла. Вы мне ничего не должны. Обойдусь без вашего подарка.
Женщина медленно проследовала в прихожую и надела пальто, не глядя ни на кого.
— Мама, останься, давай обсудим все спокойно, — попытался удержать ее Анатолий.
— Нет. Мне нечего здесь больше делать.
Она вышла, тихо прикрыв за собой дверь. В квартире снова воцарилась тишина, но теперь она была неприятной.
Надежда присела на стул, почувствовав опустошение. Ссора не принесла ей облегчения.
— Я не хотела скандала, Толя, — вздохнула Надежда. — Но я не могла молчать. Было ощущение, что нас используют.
— Я знаю. Ты была права. Все, что ты сказала, — правда.
Прошла неделя
Надежда и Анатолий не звонили Ирине Валентиновне, и та тоже не выходила на связь.
Атмосфера в семье была напряженной. Они оба понимали, что женщина, скорее всего, глубоко обижена и восприняла все как черную неблагодарность.
Как-то вечером, когда Надежда забирала Катю из детского сада, девочка спросила:
— Мам, а мы поссорились с бабушкой?
— Почему ты так решила?
— Она давно не приходит.
Надежда сжала руку дочери. Дети всегда чувствуют ложь.
— Мы с бабушкой немного поспорили. Но это взрослые дела.
— Я нарисовала для нее картину, — сказала Катя. — У нас в школе был урок рисования. Я нарисовала нашу семью: тебя, папу, меня и бабушку. Хочу ей подарить.
У Надежды защемило сердце, но она промолчала. В субботу утром раздался звонок в дверь.
На пороге стояла Ирина Валентиновна. Она выглядела уставшей, без привычной безупречной укладки, в простом пальто. В руках женщина держала два пакета.
— Я… я к вам, — тихо сказала она, не глядя в глаза Надежде.
Анатолий, вышедший в прихожую, был удивлен приходу матери не меньше жены.
— Заходи, мама.
Ирина Валентиновна прошла на кухню и поставила пакеты на стол.
— Это… это Кате, — она достала из одного пакета красивую коробку с набором для творчества. — Я вспомнила, что она любит рисовать. И… это тебе, Надежда, — из второго пакета она извлекла шелковый платок нежного персикового цвета. — Цвет твой, мне кажется. Иду мимо магазина, увидела… подумала, что тебе подойдет.
Надежда взяла платок. Он был мягким и легким. Она не знала, что сказать. Это был первый подарок от свекрови за десять лет.
— Спасибо, — прошептала невестка.
— Не за что, — Ирина Валентиновна посмотрела в пол. — Я… я думала над вашими словами. Все эти дни думала. Может, вы и правы. Мне было трудно. Одна растила Толю, всё для него. А когда он женился, мне казалось, что меня отодвигают, что я становлюсь не нужна. И я… я цеплялась за него, как за собственность. А вас… я не принимала в расчет. Мне было обидно. Но я не хотела, чтобы Катя думала, что я ее не люблю.
В этот момент, услышав ее голос, из своей комнаты выбежала Катя.
— Бабушка! — девочка радостно бросилась к ней.
— Здравствуй, солнышко. Я принесла тебе подарок, — Ирина Валентиновна обняла внучку.
— А я тебе нарисовала картину! — Катя побежала в комнату.
Ирина Валентиновна, слегка замешкавшись, растерянно посмотрела на сына и невестку.
— Насчет юбилея… Забудьте. Я отмечу его скромно, с подругами. Вам не нужно ничего дарить.
— Нет, мама, — твердо сказал Анатолий. — Мы отметим твой юбилей все вместе.
На день рождения супруги подарили Ирине Валентиновне телефон, но не такой, как она хотела, а попроще.
Женщина покрутила его в руках, поблагодарила и убрала в сумку. По ее лицу было видно, что именинница осталась не очень довольна.
После юбилея все вернулось на круги своя: Ирина Валентиновна снова приносила подарки и гостинцы только для сына.
— Мама, почему ты снова так себя ведешь? — холодно поинтересовался у нее Анатолий.
— Потому что так хочу! — усмехнулась в ответ женщина. — Ерунду мне какую-то дешевую подарили… лучше бы и вовсе не дарили…
Поняв, что спорить с матерью бесполезно, Анатолий махнул рукой и больше не заводил разговор на эту тему.
Надежда, осознав, что свекровь не переделать, тоже решила больше не обращать на это внимания.
