— Чего уставился, как баран на новые ворота? — Валентина швырнула сумку на комод, даже не скинув туфли. — Хотел с маманей на меня кредит повесить? Даже и не пытайся!
Она знала. Всегда знала, когда Артём что-то затевал. По тому, как он сидел на кухне, вцепившись в телефон, по напряжённой спине, по этому виноватому взгляду исподлобья. Тридцать три года замужем — научишься читать человека, как газету.
— Валь, я не… — начал он, но она резко подняла руку.
— Молчи. Твоя мать уже третий раз за неделю звонит и про деньги намекает. То внуку на репетитора надо, то ей самой на лекарства. А я что, дура? Я не вижу, как ты с ней шепчешься по вечерам?
Валентина прошла на кухню, включила чайник. Руки дрожали — от злости или от усталости, уже не разберёшь. Весь день на ногах в магазине, клиентки одна другой вреднее, а тут ещё дома такое.
Артём молчал. Сидел, смотрел в стол. Серая рубашка мятая, на висках седина — когда успел состариться-то? Вроде вчера ещё молодыми были, строили планы, верили во что-то. А теперь вот — кредиты, долги, свекровь с её бесконечными просьбами.
— Тебе пятьдесят восемь, — тихо сказала Валентина, доставая чашку. — Работаешь на стройке. Спину угробил, колени болят. И ты мне объясни, как мы будем платить по кредиту, если твоя мать вдруг решит, что не её это дело?
— Она обещала…
— Обещала! — Валентина развернулась так резко, что чашка звякнула о столешницу. — Твоя мать много чего обещает. Помнишь, как она обещала посидеть с Димкой, когда я в больнице лежала? Один раз пришла, да и то на полчаса. Помнишь, как обещала нам на квартиру добавить? А деньги куда делись? Правильно, Жанне на свадьбу отдала, твоей сестрице любимой.
Воспоминания навалились комом. Сколько раз Роза Петровна обещала, клялась, божилась — и всегда находилась причина отступить. То внезапные траты, то здоровье, то ещё кто-то срочно нуждался. А они? Они ждали, верили, надеялись.
— На этот раз по-другому, — Артём наконец поднял голову. Лицо усталое, измученное. — Ей действительно нужны деньги. На операцию. Катаракта, говорит, совсем ослепнет.
Валентина присела на стул напротив. Сердце болезненно сжалось. Вот же умеет Роза Петровна бить в самое больное место. Операция. Зрение. Как тут откажешь?
— А чеки видел? Направление от врача? Или опять со слов?
Артём отвёл взгляд.
— Вот именно, — Валентина откинулась на спинку стула. — Три года назад ей срочно нужны были деньги на сердце. Мы последнее отдали, сами месяц на гречке сидели. А через неделю узнаю — она с подругами в Сочи каталась, на набережной в ресторанах сидела. Фотки в одноклассниках выкладывала, дура старая.
— Не говори так о матери.
— Буду говорить! — Валентина ударила ладонью по столу. — Потому что я устала! Устала быть дурой, которую разводят! У нас внуки свои, Артём. Настя в институт поступает, Максим в девятом классе. Им деньги нужны. А мы что, будем кредит выплачивать, чтобы твоя мама в клуб сходила?
— Она не ходит по клубам, — слабо возразил Артём.
— Ага, не ходит. Постоянно пляшет там и коктейли попивает! Людмила из соседнего подъезда рассказывала — каждую пенсию спускает.
Повисла тяжёлая пауза. За окном пролетела машина, залаяла собака. Обычный вечер в обычном районе. Только внутри квартиры всё кипело, бурлило, готовое выплеснуться наружу.
— Я не подпишу, — твёрдо сказала Валентина. — И тебе не дам. Хватит. Пора наконец о себе подумать, о своих детях, внуках. Твоя мать взрослый человек, пусть сама решает свои проблемы.
Артём встал, прошёлся по кухне. Широкие плечи ссутулились, руки в карманах джинсов. Валентина смотрела на него и чувствовала, как внутри всё холодеет. Сейчас он выберет. Сейчас станет ясно, кто для него важнее — жена или мать.
— Она позвонит, — тихо произнёс он. — Будет плакать, жаловаться…
— Пусть звонит, — отрезала Валентина. — Я трубку не возьму. А ты делай что хочешь, только подумай головой. Один раз подумай не о ней, а о нас.
Она налила себе воды, выпила залпом. Горло пересохло, в висках стучало. Надо было успокоиться, взять себя в руки, но злость распирала изнутри, требовала выхода.
— Знаешь, что самое обидное? — Валентина обернулась к мужу. — Что я всегда была для неё чужой. Тридцать три года! Родила ей внуков, ухаживала, когда болела, готовила, убирала. А она до сих пор при людях говорит: «Артёму бы жену получше найти». Слышала сама, на Димкином дне рождения. Думала, я на кухне, не слышу. А я слышала. Каждое слово.
Артём сжал кулаки, но промолчал. Что он мог сказать? Отрицать бесполезно — Роза Петровна никогда не скрывала своего отношения к невестке. Валентина была недостаточно хороша: не из той семьи, не с тем образованием, не с теми манерами. То, что она тянула дом, работала на двух работах, растила детей — это не считалось.
— Помнишь, как мы познакомились? — вдруг спросила Валентина, присаживаясь обратно. Голос стал тише, мягче. — На танцах в клубе. Ты подошел, пригласил. Я в синем платье была, мама сшила. Ты тогда сказал, что я красивая. Что хочешь на мне жениться.
Артём наконец посмотрел на жену. В её глазах стояли слёзы, но она не плакала. Просто смотрела — усталая, измученная женщина, которая держалась из последних сил.
— А твоя мать на свадьбе сидела с таким лицом, будто на похороны пришла. Всем говорила, что ты ошибся, что рано женился, что я тебя подловила. Хотя это ты меня уговаривал, умолял, клялся в любви.
— Валь…
— Дай договорю! — Она подняла руку. — Потом Жанна родилась. Я думала, всё, теперь-то она оттает. Внучка же! Но нет. Она и тут нашла к чему придраться. То я пеленаю неправильно, то кормлю не тем, то гуляю мало. А когда Димка появился — вообще молчала неделю. Как будто я виновата!
Валентина вытерла глаза тыльной стороной ладони. Воспоминания больно царапали душу. Сколько лет прошло, а обиды всё свежие, живые, кровоточащие.
— Я терпела. Потому что любила тебя. Потому что считала, что семья — это святое. Но у меня тоже есть предел, Артём. И ты его сейчас переходишь.
Он опустился на стул напротив, протянул руку через стол. Валентина не отстранилась, но и не приблизилась. Просто сидела, смотрела.
— Я не хочу кредит брать, — тихо сказал он. — Честно. Но она моя мать. Как я могу отказать?
— А я что, не твоя жена? Дети не твои? — Валентина качнула головой. — Ты всегда выбираешь её. Всегда. Даже когда знаешь, что она не права.
— Это не так…
— Так! — Валентина встала, прошлась по кухне. — В прошлом году, когда Настя в больнице лежала, кто сидел с ней ночами? Я. А ты где был? У мамочки, потому что ей плохо стало. Ей всегда плохо становится, когда нам помощь нужна. Удивительное совпадение, правда?
Снаружи захлопнула дверь — это вернулась Жанна. Валентина замолчала, прислушалась. Дочь прошла в свою комнату, не заходя на кухню. Слава богу. Не хватало ещё, чтобы дети в это вмешивались.
— Слушай меня внимательно, — Валентина подошла к мужу вплотную, посмотрела ему в глаза. — Если ты возьмёшь этот кредит — я съеду. Не буду ругаться и скандалить. Просто соберу вещи и уйду. К Жанне, к подруге, куда угодно. Но здесь не останусь.
— Ты не можешь так…
— Могу. И сделаю. — Её голос был спокойным, ледяным. — Мне пятьдесят пять. Я не старая ещё, чтобы остаток жизни тянуть этот воз. Твоя мать проживёт и без кредита. А вот наш брак — не переживёт.
Артём побледнел. Такой решимости в глазах жены он не видел никогда. Даже когда она злилась, кричала — всегда было понятно, что это эмоции, что пройдёт. А сейчас она была абсолютно серьёзна.
— Ты меня шантажируешь, — хрипло сказал он.
— Нет. Я ставлю условия. Наконец-то. — Валентина скрестила руки на груди. — Тридцать три года я подстраивалась, молчала, терпела. Думала, что это правильно, что так и надо. А знаешь, что я поняла? Что уважают только тех, кто себя уважает. А я себя не уважала. Позволяла вытирать об себя ноги.
Она достала телефон, открыла сообщения. Показала мужу переписку.
— Смотри. Твоя мать мне сегодня написала. «Валя, уговори Артёма. Скажи, что мне правда нужны деньги. Он тебя послушает». Видишь? Даже не сомневается, что я буду её помощником. Что я опять предам саму себя ради её интересов.
Артём молча читал сообщения. Лицо его темнело с каждой строчкой.
— А вот это позавчера, — Валентина пролистала дальше. — «Если Артём откажет, скажи, что я совсем плохая. Что меня скоро не будет». Понимаешь? Она манипулирует. Профессионально, годами отточенно. И ты ведёшься каждый раз.
— Я не знал, что она тебе пишет…
— Много чего ты не знаешь, — устало сказала Валентина. — Потому что не хочешь знать. Удобнее верить, что мама хорошая, а я злая невестка, которая портит вам отношения.
Телефон на столе завибрировал. Роза Петровна. Конечно же. Валентина сбросила звонок. Через секунду — снова. Сброс. И снова.
— Возьми трубку, — попросил Артём.
— Нет.
— Валь, пожалуйста…
— Сказала нет! — Она выключила телефон, положила на стол. — Пусть звонит сколько хочет. Я закончила играть в эти игры.
Не прошло и получаса, как в дверь забарабанили. Не позвонили — именно забарабанили, кулаками, с остервенением.
— Открывай! Я знаю, что ты дома! — голос Розы Петровны прорезал квартиру, как сирена. — Артём! Сынок! Открой матери!
Валентина и Артём переглянулись. Он поднялся, но жена его опередила.
— Сиди, — коротко бросила она и пошла к двери.
Открыла — и на пороге материализовалась свекровь во всей красе. Розовый пуховик нараспашку, платок съехал набок, лицо красное от гнева и подъема по лестнице. А рядом — Зинаида Фёдоровна, её вечная подруга и по совместительству подстрекательница.
— Вот она! — Роза Петровна ткнула пальцем в Валентину. — Вот кто сына настраивает против матери! Я всё знаю! Всё!
— Здравствуйте, Роза Петровна, — ровно произнесла Валентина, не пуская их дальше порога. — Вы по какому вопросу?
— По какому вопросу?! — Свекровь попыталась протиснуться внутрь, но Валентина загородила проход. — Ты сына отравила! Я ему звоню — не берёт! Пишу — не отвечает! Это всё ты, змея подколодная!
— Роза, может, не надо так, — неуверенно пискнула Зинаида, но подруга её не слушала.
— Надо! Пусть вся лестница слышит, какая у моего Артёмушки жена! Тридцать лет я терплю эту особу! Тридцать лет молчу, хотя могла бы многое рассказать!
— Тридцать три года, — поправила Валентина. — И ничего вы не молчали. Говорили всем и каждому, какая я плохая. Только вот люди почему-то мне верят больше, чем вам.
Роза Петровна задохнулась от возмущения. Её лицо из красного стало бордовым.
— Ты… ты как смеешь?! Я твоя свекровь! Старшая!
— Старшая, — согласилась Валентина. — Но не главная. Это мой дом, моя семья. И кого пускать, а кого нет — решаю я.
— Артём! — заголосила Роза Петровна, пытаясь заглянуть через плечо невестки. — Сынок! Ты слышишь, как она со мной разговаривает?! Защити мать!
Артём вышел из кухни. Медленно, тяжело. Встал рядом с женой.
— Мама, иди домой, — тихо сказал он.
— Что?! — Роза Петровна вытаращила глаза. — Ты… ты на её стороне?!
— Я на стороне своей семьи. Валя права. Хватит манипуляций, мам. Хватит слёз и истерик. Нам кредит не нужен, денег у нас нет.
— Но мне нужна операция! Я ослепну!
— Вы уже пять лет зрение теряете, — встряла Валентина. — И катаракта у вас то появляется, то исчезает. Чудеса медицины.
— Зина! Ты слышишь?! — Роза Петровна схватила подругу за рукав. — Она меня обманщицей называет!
Зинаида замялась, покосилась на Валентину.
— Розочка, ну ты же вчера в клубе отдыхала… И глаза вроде нормально видели…
— Предательница! — Роза Петровна оттолкнула подругу. — Все вы предатели! Я вам ещё покажу!
— Показывали уже, — Валентина прислонилась к косяку. — Тридцать три года показываете. Надоело, если честно.
Свекровь тяжело дышала, соображала, искала новый способ давить. И нашла.
— Хорошо, — процедила она сквозь зубы. — Раз так, то я вам больше не бабушка. Внуков своих не увижу. Праздники отменяются. И вообще — считайте, что матери у тебя, Артём, больше нет!
— Мама…
— Молчи! Сделал выбор — живи с ней! — Роза Петровна развернулась к лестнице, но Валентина вдруг тихо рассмеялась.
— Вы знаете, Роза Петровна, что самое смешное? — Она выпрямилась, посмотрела свекрови в глаза. — Вы думаете, что наказываете нас. А на самом деле делаете подарок. Представляете, как легко станет? Никаких звонков с требованиями, никаких упрёков, никаких манипуляций. Свобода. Наконец-то.
Роза Петровна замерла. Такого поворота она не ожидала.
— Ты… ты будешь жалеть! — выдавила она. — Оба будете жалеть!
— Не будем, — спокойно ответила Валентина. — Мы уже пожалели о том, что терпели слишком долго. Идите, Роза Петровна. И дверь за собой закройте, пожалуйста.
Свекровь стояла, открыв рот. Зинаида дёргала её за рукав, что-то шептала. На лестничной площадке высунулась соседка, жадно впитывая скандал.
— Да что ж такое! — Роза Петровна затопала ногой. — Артём, ты это слышал? Она меня выгоняет! Твою мать!
— Я слышал, — Артём обнял жену за плечи. — И она права. Прощай, мам.
Дверь закрылась. Медленно, окончательно. Роза Петровна ещё минуту барабанила в неё, кричала что-то про неблагодарность, про проклятия, про то, как она всю жизнь положила на сына. Потом затихла, захлопала соседская дверь, и всё стихло.
Валентина прислонилась спиной к двери, закрыла глаза. Руки дрожали, сердце колотилось. Но внутри разливалось странное, непривычное чувство. Лёгкость. Словно груз, который она тащила тридцать три года, вдруг исчез.
— Думаешь, она вернётся? — тихо спросил Артём.
— Вернётся, — Валентина открыла глаза, посмотрела на мужа. — Через неделю позвонит, будет делать вид, что ничего не было. Как всегда.
— И что мы сделаем?
— Не возьмём трубку. — Она улыбнулась. — В первый раз. А потом посмотрим. Может, она поймёт. Может, нет. Но это уже не наша проблема.
Артём молчал, смотрел на жену. Потом медленно кивнул.
— Знаешь, о чём я подумал? — сказал он. — Что я никогда не видел тебя такой. Сильной. Уверенной.
— Я и сама себя такой не видела, — призналась Валентина. — Страшно было. До сих пор страшно. Но знаешь что? Страшно, но правильно.
Они стояли в прихожей, обнявшись. За окном сгущались сумерки, на кухне остывал недопитый чай. А в их маленькой квартире впервые за долгие годы стало просторно. Словно открыли окна, впустили воздух.
Из комнаты вышла Жанна, посмотрела на родителей.
— Это что сейчас было? Бабушка орала на всю лестницу.
— Это, доченька, — Валентина погладила дочь по голове, — называется выбор. Мы его наконец-то сделали.
— И какой?
— Правильный, — ответил Артём.
Жанна пожала плечами, вернулась к себе. Молодым не понять — они ещё не знают, сколько стоит сказать «нет» самому близкому человеку. Сколько сил нужно, чтобы перестать быть удобной. Чтобы начать жить.
Валентина прошла на кухню, включила свет. Села за стол, посмотрела на свой выключенный телефон. Потом взяла его, включила. Тридцать семь пропущенных от Розы Петровны. Она улыбнулась, заблокировала номер и положила телефон обратно.
— Валюш, — позвал Артём из коридора. — А давай куда-нибудь завтра сходим? В кино или в кафе. Как раньше, когда встречались.
Она обернулась, посмотрела на мужа. Усталый, поседевший, с морщинами у глаз. Но впервые за много лет — свободный.
— Давай, — согласилась она. — Только не говори матери.
Они засмеялись. Тихо, осторожно, но искренне. А за окном зажглись фонари, осветив двор, где когда-то молодая Валентина в синем платье мечтала о счастье. И, как оказалось, счастье было не в том, чтобы всем угождать. А в том, чтобы наконец-то выбрать себя.
