Тишина в квартире была густой и звенящей, словно воздух перед грозой. Алина медленно прошлась по гостиной, ее босые ноги тонули в густом ворсе кремового ковра. Широкие окна от пола до потолка открывали вид на вечерний парк, подсвеченный изящными фонарями. Для постороннего глаза это была картина идеального, почти сказочного быта. Уютный свет торшера, дорогие отделочные материалы, блестящая поверхность журнального столика, на котором не было ни пылинки.
Но для Алины этот дом давно перестал быть жилым пространством. Он превратился в выставочный зал, где каждый предмет кричал о благосостоянии и безупречном вкусе ее свекрови, Лидии Петровны. Именно она выбирала итальянскую мебель, именно она настояла на этом холодном кафеле в прихожей, похожем на лед, и именно ее деньги висели тяжелым невидимым грузом на каждой стене, на каждой ручке дорогого гарнитура. Алина была не хозяйкой, а смотрительницей этого музея, живущей по строгому, но неписаному уставу.
Она остановилась у окна, глядя на темнеющие кроны деревьев. Где-то там, за стеклом, кипела жизнь, а здесь, внутри, царила стерильная тишина. Егор снова задерживался. «Горящий проект» — эта фраза стала его постоянной мантрой. Раньше она верила, беспокоилась, готовила ему успокаивающие травяные чаи. Сейчас же просто кивала, слыша в трубке его уставший голос, и мысленно отмечала еще один галочкой в календаре их отдаляющейся жизни.
Ее взгляд упал на массивную тумбу из темного дерева. Верхняя полка была заставлена дорогими изданиями по искусству — еще один штрих к портрету образцовой семьи. Но в самом низу, в дальнем углу, притаилась старая, потертая картонная коробка. Она манила ее, как призрак из другого, настоящего прошлого.
Алина присела на корточки и осторожно вытащила ее. Пыль легла серым налетом на пальцы. Внутри лежала папка с пожелтевшими листами. Она раскрыла ее, и по комнате разлетелся запах старой бумаги и прошлого. На листах жили рисунки — смелые, немного наивные, полные жизни и дерзких планов. Эскизы платьев, наброски интерьеров, летящие фигуры. Она мечтала стать дизайнером. У нее был талант, ей пророчили будущее.
Потом появился Егор — красивый, уверенный, надежный. И его мать, Лидия Петровна, с ее железной логикой. «Художник — это не профессия, Алина, это хобби для души. А семье нужна стабильность. Мой сын обеспечит тебе будущее, а твое место — создавать ему надежный тыл». Тогда эти слова казались проявлением заботы. Теперь же она понимала — ей просто предложили роль в пьесе, написанной не ею.
Звонок телефона резко разрезал тишину. Алина вздрогнула. На экране горело имя «Егор».
— Алло, — голос ее прозвучал тише обычного.
— Алина, привет. Я сегодня сильно задержусь. Эти инвесторы просто сводят с ума, каждый пункт контракта приходится выгрызать. Не жди меня к ужину.
— Я поняла. А… скоро ты?
— Не знаю, не загадываю. Не скучай. — Он положил трубку, даже не дождавшись ее ответа.
Она медленно опустила телефон на стол. Ее пальцы снова потянулись к папке с рисунками. Она провела рукой по шершавой бумаге, по контурам давно забытых эскизов. Внезапно в горле встал комок. Это была не просто грусть. Это было щемящее чувство утраты. Утраты себя той, что могла нарисовать вот эту летящую женщину в платье из солнечных зайчиков. Себя, которая верила, что можно совместить мечту и любовь.
Она аккуратно сложила листы назад, будто хоронила свои прежние надежды, и задвинула коробку на место, в самый темный угол. Поднявшись, она снова стала Алиной — женой успешного Егора, невесткой властной Лидии Петровны, хранительницей безупречного, но чужого очага. Она поправила идеально лежащую на диване подушку и пошла на кухню, где ее ждал холодильник, полной еды, которую, похоже, снова есть будет некому.
На следующее утро Егор ушел рано, сосредоточенный и молчаливый, пробормотав что-то о забытых на столе документах. Алина осталась одна в звенящей тишине. Бессмысленно было накрывать красивый стол для одной себя, бессмысленно надевать одно из тех платьев, что одобрила бы Лидия Петровна. Она пила чай у окна, и взгляд ее снова и снова возвращался к той самой тумбе, где хранилась коробка.
Тоска, тяжелая и вязкая, как смола, заполняла ее изнутри. Мысли о вчерашних рисунках не отпускали. Вдруг, резко отставив чашку, она приняла решение. Нет, не подозревать его, нет — просто почувствовать его мир. Прикоснуться к той части его жизни, от которой он ее так настойчиво отгораживал. Она увидела на столе папку с логотипом его фирмы. Он правда забыл.
Решение созрело мгновенно. Она быстро надела простые джинсы и свитер, собрав волосы в небрежный хвост, и вышла из дома, чувствуя странное облегчение от того, что нарушает негласный ритуал своего дня.
Его офис располагался в блестящем бизнес-центре в самом сердце города. Стекло и бетон. Алина редко бывала здесь, всегда по предварительной договоренности, и каждый раз ее встречала вежливая, но холодная улыбка секретарши. Сегодня она вошла без предупреждения. В просторном холле царило оживление, и ей удалось проскользнуть к лифту незамеченной.
Дверь в его приемную была приоткрыта. Алина уже собралась войти, как замерла на пороге. Картина, открывшаяся ей, врезалась в сознание с резкостью ножа.
Егор стоял спиной к двери, опершись о край стола секретарши — той самой Кати, молодой девушки с умными глазами. Он был без пиджака, галсучк ослаблен, и он… смеялся. Это был не тот вежливый, сдержанный смех, что бывал дома. Это был свободный, раскатистый, по-настоящему счастливый смех, идущий из самой глубины души. Катя что-то оживленно рассказывала, жестикулируя, и он смотрел на нее с таким вниманием и легкостью, которых Алина не видела в его глазах годами.
— Нет, ты только представь его лицо! — звонко говорила Катя, и Егор снова засмеялся, качнув головой.
— Гениально. Просто гениально. Без тебя я бы этот момент пропустил.
В его голосе звучала неприкрытая нежность и восхищение. Они были одной командой, двумя людьми, говорящими на одном языке, объединенными общим делом и, что было очевидно, взаимной симпатией. Воздух вокруг них искрился энергией и пониманием.
Алина сжала папку с документами так, что костяшки пальцев побелели. Она чувствовала себя невидимкой, призраком, заглянувшим в чужую, яркую жизнь. Вдруг Катя подняла взгляд и встретилась с ней глазами. На мгновение в ее взгляде мелькнуло что-то похожее на испуг, но тут же сменилось спокойной, почти вызывающей уверенностью. В ее глазах Алина прочла не извинение, а нечто иное — легкую жалость и молчаливое превосходство. Она смотрела на нее не как на жену своего босса, а как на постороннюю, случайно забредшую в их мир.
Алина не помнила, как вышла. Она не сказала ни слова, просто развернулась и пошла прочь, оставив папку на столике в холле. Она шла по шумным улицам, не видя и не слыша ничего вокруг. В ушах стоял его смех. Тот самый, настоящий. Который когда-то давно был и ее достоянием.
Вернувшись в квартиру-музей, она первым делом подошла к его прикроватной тумбочке. Рука дрожала, когда она взяла в руки его планшет. Она никогда не проверяла его. Доверие было тем фундаментом, на котором она строила их брак. Сегодня этот фундамент дал трещину.
Она включила устройство. Пароль он не ставил — ему нечего было скрывать. Она пролистала рабочие чаты. Сухие, лаконичные сообщения, обсуждение проектов, цифры, сроки. Ничего личного. Ни одного лишнего слова. И это было хуже, чем если бы она нашла какие-то признания. Эта идеальная, стерильная чистота доказывала лишь одно — он был слишком осторожен и умен, чтобы вести личные беседы там, где их можно увидеть. Его настоящая жизнь, его настоящие разговоры, его смех — все это оставалось там, за стенами этого дома, в том самом офисе, где ему было так легко и свободно.
Она опустила планшет на место и снова подошла к окну. Парк вечерел, но огни города уже не казались ей привлекательными. Они были чужими. Алина обхватила себя руками, пытаясь согреться, но холод, проникший внутрь, был сильнее любого сквозняка. Она вспомнила слова Лидии Петровны, сказанные ей еще до свадьбы: «Мужчина должен быть главным добытчиком. Его мир — это дело. Жена — хранительница очага. Ее мир — это дом. И не стоит без нужды переходить границы чужих владений».
Сегодня она эти границы нарушила. И увидела, что на той стороне ее уже давно никто не ждет.
Он вернулся поздно, как и обещал. Алина слышала, как щелкнул замок, как он снял туфли и прошел в гостиную. Она сидела в кресле, притаившись в тени, и ждала. Не скандала, нет. Ей нужно было услышать что-то, что вернет почву под ноги, какой-то знакомый отзвук, который рассеет призраков, поселившихся в ее голове.
Егор, увидев ее, слегка удивился.
—Ты не спишь? Я же говорил, не жди.
Он подошел к мини-бару, налил себе виски и опустился на диван с таким видом, будто только что совершил подвиг.
—Ужасный день. Эти люди выжимают все соки. Но проект того стоит.
Алина смотрела на его усталое, но довольное лицо. На того самого человека, который несколько часов назад так искренне смеялся с другой женщиной.
—Мне показалось, или ты сегодня был в хорошем настроении? — тихо спросила она, следя за его реакцией.
Он на мгновение замер, бровь чуть дрогнула.
—Настроение? Была удачная развязка с одним поставщиком. Катя нашла блестящий ход. — Он отхлебнул виски. — Кстати, она молодец. Неоценимый сотрудник.
Имя прозвучало так легко и естественно, что у Алины сжалось сердце. Он даже не пытался его избегать.
—Егор, я хочу поговорить. Не о работе. О нас. Мы… мы как будто стали чужими. Ты весь день на работе, а когда приходишь, ты… не здесь. Мы не разговариваем.
Он вздохнул, поставил бокал и посмотрел на нее с видом умудренного опытом наставника.
—Алина, нам нужно быть сплоченными. Сейчас такой период. Все мои силы уходят на этот контракт. Ты же понимаешь, от этого зависит многое.
Его слова были гладкими и пустыми, как отполированные камни. Он говорил с ней, как с деловым партнером, а не с женой.
—Я понимаю, что работа важна. Но мне не хватает тебя. Мне кажется, мы теряем друг друга.
— Никто никого не теряет, — он резко провел рукой по волосам. — Просто нужно понимать приоритеты. И синхронизировать ожидания. Ты ждешь от меня романтики и долгих разговоров, а я должен думать о стабильности. О нашем будущем.
— Нашем? — не удержалась она. — Или о том, что скажет твоя мать?
Лицо Егора потемнело.
—Не начинай. Мама вложила в мой бизнес огромные средства. Она имеет право ждать отдачи. И мы с тобой обязаны оправдать эти ожидания. Все мы. — Он сделал ударение на слове «все».
В комнате повисла тяжелая пауза. Они сидели в нескольких шагах друг от друга, но между ними выросла прозрачная, незримая, но непреодолимая стена. Она пыталась до него достучаться, а он отгораживался дежурными фразами и чужими деньгами.
— Что значит «обязаны оправдать»? — прошептала Алина. — Я что, часть бизнес-плана?
— Не будь ребенком, — его голос стал холодным. — Ты моя жена. Ты создаешь наш дом, нашу репутацию. И в нашей жизни репутация значит очень много. Ты должна это понимать. Будь взрослой.
Фраза «будь взрослой» прозвучала как последний приговор. Она означала: «Перестань чувствовать. Перестань требовать. Займи свое место в углу и молчи».
Алина больше не сказала ни слова. Она смотрела, как он допивает виски, как он проверяет телефон, уже мысленно уходя от нее обратно, в свой важный и правильный мир. Она поняла, что все ее попытки поговорить по душам разобьются об эту стеклянную стену. Он не слышал ее. Он слушал только голос матери и звон монет.
Он поднялся, чтобы пройти в спальню.
—Ладно, не грусти. Все наладится. Как только подпишем контракт.
Он коснулся ее плеча мимолетным, ничего не значащим жестом и вышел. Алина осталась сидеть в кресле, в полной тишине, сжимая подлокотники ледяными пальцами. Он не просто отказался ее слушать. Он обесценил ее чувства, ее одиночество, ее боль. И самое страшное было в том, что он даже не заметил, как нанес этот удар.
Тишина после ухода Егора на работу на следующий день была особенно гнетущей. Слова «будь взрослой» висели в воздухе, словно ядовитый туман. Алина механически занималась уборкой, но движения ее были медленными, лишенными энергии. Она подошла к окну и смотрела на серое небо, чувствуя, как стены этой безупречной квартиры медленно сжимаются вокруг нее.
Вдруг в прихожей раздался резкий звук — звонок в дверь. Не обычный короткий гудок, а длинный, настойчивый, властный. Сердце Алины екнуло. Так звонила только Лидия Петровна.
Она не была готова к этому визиту. Мысленно представив себе оценивающий взгляд свекрови, ее неизменные колкости, Алина почувствовал прилив слабости. Она не сможет сегодня притворяться образцовой невесткой. Приняв мгновенное решение, она бесшумно юркнула в свою небольшую гардеробную, примыкавшую к прихожей, и прикрыла дверь, оставив узкую щель. Здесь, в темноте, среди вешалок с одеждой, она была невидима.
Ключ повернулся в замке. Лидия Петровна имела свою копию и никогда не стеснялась ею пользоваться.
—Алина? — ее голос, громкий и четкий, прокатился по квартире.
Не дождавшись ответа,она фыркнула.
—Опять, наверное, какие-то свои дела устроила. Ничего, подожду.
Послышались шаги. Свекровь прошла в гостиную и, судя по звукам, устроилась на диване. Почти сразу же раздался гудок включенного телефона. Лидия Петровна, видимо, решила, что дома никого нет, и набрала кого-то по громкой связи.
Раздался знакомый голос, от которого у Алины похолодело внутри. Это был Егор.
—Мама, я на совещании. Что случилось?
— Успокойся, ничего страшного. Я у тебя дома. Жду твою супругу. Хотела обсудить детали приемы после подписания контракта. Нужно же все сделать достойно.
— Хорошо, мама. Только быстро, пожалуйста.
— Егор, — голос Лидии Петровны стал сладким, как мед, приправленный ядом. — Я не могу не высказаться. Я с самого начала не верила в этот брак. Она из простой семьи, с провинциальными замашками. Ей нужны были только наши деньги и твой статус. Я это всегда видела.
Алина вжалась в стену, сердце заколотилось так, что, казалось, его стук слышно по всей квартире.
— Мама, хватит, — в голосе Егора послышалась усталая раздраженность. — Мы это уже обсуждали. Не сейчас.
— А когда? Ты сам посмотри на нее. Сидит дома, рисует свои картинки, будто ребенок. Какая от нее польза для твоего положения? Она не может поддержать серьезный разговор, не может произвести нужное впечатление в высшем обществе. Ты же сам говорил, что ей можно доверить только быт. Она неплохо справляется с ролью домоправительницы. И выглядит прилично, не спорю. Для публичного образа — вполне подходит.
Алина закрыла рот ладонью, чтобы не вскрикнуть. Слова «домоправительница» и «публичный образ» жгли ее, как раскаленное железо.
— А что до чувств… — Лидия Петровна сделала многозначительную паузу. — У тебя же есть эта… Катя, кажется? Молодая, амбициозная. Она твой человек. Она разделяет твои цели. Она понимает, что такое настоящие амбиции.
В гардеробной стало нечем дышать. Алина ждала, что Егор взорвется, защитит ее, хоть как-то возразит. Но его ответ прозвучал спокойно, почти деловито.
— Мама, не надо. Катя — ценный сотрудник. И да, с ней легко. Она понимает меня с полуслова. Но давай не будем…
— Но помни о наших договоренностях, — голос свекрови снова стал жестким, стальным. — Пока вы официально в браке, она не имеет никаких прав на долю в твоем бизнесе. По закону. А твоя Катя пусть потерпит. Развод сейчас — это испорченная репутация, лишние вопросы от инвесторов. Все эти сентименты могут разрушить все, что мы с тобой строим. Нужно выждать, пока контракты не будут подписаны и деньги не поступят на счет. Пусть Алина пока еще походит в законных супругах. Для виду.
Алина медленно сползла по стене на пол. В ушах стоял оглушительный звон. Ее брак, ее любовь, семь лет жизни — все это оказалось просто бутафорией, ширмой для выгодной сделки. Она была пешкой, временной помехой, «домоправительницей» на подхвате.
— Я все поняла, мама, — послушно сказал Егор. — После подписания контракта будем решать.
— Вот и умница. Ладно, не отвлекаю. Жду твою «хранительницу очага».
Связь прервалась. В гостиной воцарилась тишина. Алина сидела на полу в темноте, обхватив колени руками. Слез не было. Была только ледяная, всепоглощающая пустота. Из этой пустоты медленно, как черная змея, начала подниматься одна-единственная, отчетливая мысль: они считают ее глупой, слабой и беззащитной. Они уверены, что она так и будет сидеть в своей золотой клетке, покорно дожидаясь, когда от нее избавятся.
Они жестоко ошибались.
Она не знала, сколько просидела так на полу в гардеробной, затаившись, как раненая птица. Из гостиной доносились нетерпеливые шаги Лидии Петровны, затем звонок мобильного телефона и ее голос, уже бодрый и деловой: «Да, я скоро буду. Ничего, подождет». Хлопок входной двери прозвучал как выстрел, возвещающий конец одной жизни и начало другой.
Тишина, наступившая после ее ухода, была иной. Она не давила, а звала. Требовала действий.
Алина поднялась, ее тело ныло от напряжения и неудобной позы. Она вышла из темноты гардеробной и медленно прошла по квартире, но видела ее теперь совсем другими глазами. Это была не ее крепость, не ее дом. Это была сцена, декорация для чужой пьесы, где ей отвели роль статистки.
Она подошла к тому самому окну, у которого так часто стояла в раздумьях. Раньше вид на парк вызывал тоску, теперь же он казался символом свободы, которая была так близко, но от которой ее отгородили эти стены.
И тогда ее накрыло. Не криком, не истерикой. Волной леденящего, абсолютного, беспросветного отчаяния. Она рухнула на колени, спрятав лицо в ладонях, и наконец разрешила себе те слезы, которые сдерживала все это время. Они лились беззвучно, сотрясая ее тело, выжигая изнутри остатки иллюзий, привязанности и той любви, что когда-то казалась вечной. Она оплакивала не Егора — того человека, которого она любила, на самом деле не существовало. Она оплакивала семь лет своей жизни, отданных на поддержание красивого фасада. Она оплакивала саму себя — ту доверчивую, верящую в любовь девушку, которая осталась где-то там, в прошлом.
Когда слезы иссякли, наступила пустота. Но это была не прежняя, беспомощная пустота. Это была чистая, холодная поверхность, готовая для новых чертежей.
Она подошла к тумбе и снова вытащила ту самую коробку. Теперь она смотрела на нее не с грустью, а с пристальным, изучающим взглядом. Она достала папку, разложила рисунки на полу. Дерзкие линии, смелые эскизы. Это была не просто юношеская мечта. Это было доказательство ее таланта, ее острого глаза, ее способности создавать. Все эти годы она позволяла закапывать свой дар в землю, потому что кто-то решил, что он «несерьезный».
«Идеальная жена для публичного образа», — прозвучал в памяти голос Егора.
«Домоправительница»,— ядовито добавила Лидия Петровна.
Их слова больше не причиняли боли. Они стали топливом.
Она собрала рисунки и села за компьютер. Ее пальцы сами побежали по клавиатуре, набирая запросы. Она проверила состояние своих личных счетов. Скромные сбережения, которые она откладывала с тех самых пор, как начала брать небольшие заказы на дизайн через интернет — свое «хобби», на которое Егор и его мать смотрели свысока. Сумма была небольшой, но это был ее стартовый капитал. Ее личная армия из нескольких солдат.
Затем она открыла старые файлы, нашла контакты давних подруг, с которыми когда-то мечтала открыть свое дело. Одна из них, Ольга, теперь успешно вела небольшой интернет-магазин по пошиву одежды.
Алина написала ей короткое сообщение: «Оль, привет. Помнишь мои эскизы? Появилась возможность взяться за них серьезно. Нужен твой совет».
Ответ пришел почти мгновенно: «Алина! Конечно, помню! Я всегда говорила, что ты свернешь горы. Готова помочь, чем смогу».
И впервые за долгие годы на губах Алины появилась не вымученная, вежливая улыбка, а настоящее, живое выражение решимости. Уголки губ потянулись вверх, а в глазах зажегся холодный, стальной огонек.
Они думали, что она слабая. Они думали, что она сломается и покорно уйдет, когда ей укажут на дверь. Они считали ее лишь приложением к их деньгам и статусу.
Что ж, она покажет им, на что действительно способна. Если они видели в ней всего лишь красивую безделушку, она станет для них зеркалом, в котором им придется разглядеть свое собственное уродство. Если они так боялись, что она польстится на их деньги, она заставит их пожалеть, что вообще заговорили о них в ее присутствии.
Она не знала всех деталей своего плана, но его главный принцип был ясен, как горный воздух. Они лишат ее крова? Она построит свой собственный дом. Они отнимут ее статус? Она создаст свое имя. Они попытаются оставить ее с пустыми руками? Она сделает так, что именно они останутся ни с чем — без ее уважения, без ее доверия, без ее молчаливого согласия на их ложь.
Она закрыла папку с рисунками. Глаза ее были сухими, взгляд — твердым. Жертва ушла. Родился стратег. Игра только начиналась.
С этого дня Алина надела маску с таким искусством, что могла бы затмить лучших актрис. Ее лицо отражало лишь мягкую, почтительную заботу и полное понимание «великих трудов» своего мужа. Она стала тем идеалом, которого так жаждали Лидия Петровна и Егор, но в ее покорности появилась странная, едва уловимая стальная нить.
Вечером, когда Егор, уставший и довольный, вернулся с работы, она встретила его у двери, помогла снять пальто и поцеловала в щеку.
—Ужин готов. Должно быть, ты измотан. Хочешь, разогрею?
Он с удивлением посмотрел на нее. Отсутствие упреков и напряженности было ему в новинку.
—Спасибо, — промолвил он, чувствуя легкое неловкость. — Да, немного устал. Но все идет по плану.
— Я знаю, — мягко улыбнулась Алина. — Я тобой горжусь.
Она говорила это так искренне, что у него на мгновение дрогнуло сердце. Он даже потянулся было к ней, но она уже повернулась и пошла на кухню, ее движения были плавными и безмятежными.
На следующий день она сама пригласила Лидию Петровну на чай. Свекровь явилась, ожидая привычных напряженных пауз и вымученной вежливости. Но Алина была другой. Она подала изысканный десерт и с восхищенным вздохом сказала:
—Лидия Петровна, я не перестаю удивляться вашей энергии. Как вы все успеваете? Ваша деловая хватка — это же настоящий дар. Мне бы хоть каплю вашей мудрости.
Лесть была подана так тонко и умело, что Лидия Петровна, всегда жадная до похвал, расцвела.
—Ну, дорогая, всему можно научиться. Главное — желание и правильное окружение.
— Вот именно, — вздохнула Алина, опустив глаза. — Мне иногда так не хватает дела по душе. Чтоб и отдушина, и маленький собственный вклад. Пусть даже самый скромный. Как жаль, что у меня не было такого наставника, как вы, в молодости.
Она произнесла это с такой легкой, искусно срежиссированной грустью, что Лидия Петровна, польщенная, снизошла до совета:
—Начинать никогда не поздно. Главное — подойти с умом.
Манипуляция сработала безупречно. Через несколько дней, когда Егор был в особенно хорошем настроении после удачных переговоров, Алина подошла к нему.
—Дорогой, у меня к тебе маленькая просьба. Я тут подумала… Хочу записаться на курсы керамики. Знаю, звучит немного бредово, — она застенчиво улыбнулась, именно так, как ожидал он, — но мне нужно какое-то хобби, чтоб не скучать одной. Это недорого. Я уже узнавала.
Она назвала сумму, которая для Егора была сущей мелочью. Он смотрел на нее — такую покорную, такую «правильную», нашедшую себе безобидное развлечение. Это ли не идеал жены? Он улыбнулся снисходительной улыбкой, достал кошелек и, не глядя, отсчитал деньги.
—Конечно, занимайся. Рад, что ты нашла себе занятие.
Он был уверен, что дает ей на безделушки, на глину и свистульки. Он не видел, как твердо сжались ее пальцы, принимая купюры. Эти деньги стали для нее не подачкой, а первым трофеем, символическим возвратом долга.
Настоящие «курсы керамики» проходили в цифровом пространстве. Деньги Егора, дополненные ее собственными скромными сбережениями, ушли на официальную регистрацию себя в качестве индивидуального предпринимателя. Ее скромный «хобби-проект» по созданию эскизов для Ольгиного ателье начал приносить первые, но уже вполне ощутимые плоды. Ольга, увидев ее новые работы, была в восторге.
— Алина, это блестяще! У тебя настоящий дар! — писала она в сообщениях. — С такими эскизами мы можем выйти на совершенно новый уровень.
Алина работала по ночам, когда все в доме затихало. Ее стол был завален не глиной, а чертежами, образцами тканей и финансовыми расчетами. Она изучала основы бухгалтерского учета, маркетинга, вела переговоры с поставщиками через Ольгу. Ее маленькое дело, ее ребенок, рожденный из боли и предательства, начинал делать первые уверенные шаги.
Она копила каждую копейку, ведя двойную бухгалтерию на отдельном, тщательно скрытом счете. Ее личный «фронт работ» был надежно прикрыт мифом о «керамике». Егор и Лидия Петровна были довольны: Алина стала удобной, предсказуемой и совершенно не интересующейся их «серьезными» делами. Они были так уверены в ее покорности, что даже не заметили, как в их собственном доме, под самым их носом, вызревала тихая, холодная буря. Паутина, которую они сами сплели вокруг нее, теперь медленно, но неотвратимо начинала опутывать их самих. Алина смотрела на них со своей идеальной улыбкой и видела уже не обидчиков, а просто препятствия, которые нужно будет вскоре убрать с дороги.
Свет от хрустальной люстры мягко освещал стол, накрытый белоснежной скатертью. Серебряные приборы, тонкий фарфор, изысканные закуски — все было безупречно. Лидия Петровна, сидевшая во главе стола, сияла. Ее сын, Егор, сидел напротив, расслабленный и довольный. Только что был подписан тот самый, выстраданный контракт. Победа была безоговорочной.
Алина наблюдала за ними, медленно вращая в руках бокал. Она была спокойна. Невероятно, ледяно спокойна. Сегодняшний ужин был ее инициативой, и они с готовностью согласились, увидев в этом очередной жест покорности с ее стороны.
— Ну, — Лидия Петровна подняла бокал с дорогим вином, — Поздравляю нас, сынок! Этот контракт открывает перед тобой новые горизонты. Я всегда в тебя верила.
— Спасибо, мама, — Егор кивнул, его взгляд скользнул по Алине, ожидая ее привычного, молчаливого одобрения.
Но Алина не подняла бокал. Она медленно поставила его на стол. Звон хрусталя прозвучал зловеще четко в наступившей тишине.
— Я тоже хочу сказать тост, — ее голос прозвучал ровно и громко, без привычных мягких ноток.
Они оба повернулись к ней, удивленные.
— Я хочу поднять бокал за нашу семью, — начала она, и в ее глазах вспыхнул холодный огонь. — За верность. За доверие. И особенно… за честность.
Егор нахмурился, почувствовав неладное. Лидия Петровна замерла с поднятым бокалом, ее лицо начало каменеть.
— Особенно я благодарна тебе, Егор, — продолжала Алина, глядя прямо на него. — За твою поддержку. Помнишь, ты дал мне денег на курсы керамики? Такие милые, такие безобидные курсы.
Она сделала театральную паузу, наслаждаясь их нарастающим недоумением.
— На самом деле, никакой керамики не было. Я открыла на эти деньги, а также на свои личные сбережения, собственное дело. Оформила все официально. И знаете, что? — Она медленно вытащила из-под салфетки сложенный лист и положила его перед собой. — За последний месяц мой скромный бизнес по разработке дизайна одежды принес мне вот такую сумму.
Она назвала цифру. Цифру, которая была не сопоставима с его доходами, но была абсолютно самостоятельной, серьезной и, главное, заработанной ею одной. Лицо Егора побелело. Лидия Петровна остолбенела.
— И тебе, Лидия Петровна, — Алина перевела взгляд на свекровь, — я благодарна за науку. Вы научили меня, что в бизнесе важна не жадина, а стратегия. И что доверять нужно не словам, а фактам.
Она достала из кармана два конверта и положила их на стол рядом с распечаткой.
— В первом конверте — заявление о разводе. Я подаю его завтра утром. Я не претендую ни на одну копейку твоего бизнеса, Егор. Мне отвратительно то, что куплено на деньги, ради которых ты готов был продать нашу семью.
Она ткнула пальцем во второй конверт.
— А здесь — распечатка твоей переписки с Катей. Не волнуйся, я сделала это только однажды, имея доступ к твоему планшету. Там есть все, чтобы подтвердить мои слова. Твоя «ценный сотрудник» и твоя «настоящая любовь».
Егор вскочил, его лицо исказилось гримасой ярости и стыда.
—Ты… Ты следила за мной?!
— Нет, — холодно парировала Алина. — Я просто открыла глаза. Вы боялись, что я польщусь на ваши деньги? Вы ошиблись. Мне были нужны вы, как семья. А вам была нужна я — красивая, послушная кукла для создания правильного впечатления. Теперь игра окончена.
Она встала, ее фигура казалась выше и значительнее в этой простой одежде, выделяясь на фоне их нарядной спеси.
— Ваши деньги, Лидия Петровна, останутся при вас. Я в них не нуждаюсь. А мое уважение, доверие и любовь — вы их безвозвратно потеряли. И знаете, что самое дорогое, чего вы меня лишили? Это не будущее с вами. Это вера в вас. В того человека, которым ты притворялся, Егор. И в те моральные устои, о которых ты так любила рассуждать, Лидия Петровна.
Она посмотрела на них последний раз — на онемевшую свекровь и на мужа, который не мог вымолвить ни слова.
— Больше вы от меня не увидите ни копейки. Ни моих денег, ни моих чувств. Счет закрыт.
Она развернулась и твердым шагом пошла к выходу. Она не оглянулась на крик Лидии Петровны: «Как ты смеешь! Вернись сию же минуту!». Не обернулась на приглушенное бормотание Егора. Она вышла в подъезд, где у лифта уже стояла ее небольшая сумка, собранная заранее. Спускаясь вниз, она чувствовала, как с ее плеч падает тяжелый, давивший на нее годами груз. Снаружи начинался легкий дождь. Алина подняла лицо к небу, позволив каплям смешаться со слезами облегчения. Она была свободна. И впервые за долгие годы ее будущее принадлежало только ей.
