– Продавай дачу! Ты слышишь меня, Юля? Немедленно продавай!
Галина Игоревна стояла посреди цветущего дачного участка, как черная ворона на белом снегу. Был конец июня. Воздух гудел от шмелей, пьяно пахло пионами и нагретой на солнце клубникой. Юля как раз подвязывала огурцы в теплице, и этот крик застал ее врасплох.
– Здравствуйте, Галина Игоревна. А вы как сюда добрались? – Юля вышла из теплицы, вытирая руки о старый фартук.
– Автобусом! – зло бросила свекровь. Она была запыхавшаяся, красная. Видно, долго шла от остановки. – В такой духоте тряслась! А все из-за тебя! Я сказала – продавай!
– Я не понимаю. С чего вдруг? – Юля чувствовала, как внутри привычно закипает раздражение. После той весенней стычки с тетей Зиной свекровь на даче не появлялась. Юра устроил ей дома такой разнос, что она на время притихла. И вот – новый заход.
– А с того! – Галина Игоревна ткнула пальцем в аккуратные грядки. – Ты деньги в землю закапываешь! Тут у тебя пионы, тут у тебя огурцы! А матери помочь не хочешь!
– Помочь в чем? – Юля скрестила руки на груди.
– Мне… мне лечение нужно! Срочное! Дорогое! – выпалила Галина Игоревна. – Врачи сказали, если не начать… всё.
Юля посмотрела на нее внимательно. Свекровь выглядела бодрее, чем она сама после смены в регистратуре. Румянец во всю щеку, глаза бегают, но блестят зло и бойко.
– Какое лечение? От чего? Вы же на прошлой неделе у кардиолога были. Юра говорил, у вас давление 120 на 80.
– Это… это другое! По-женски! – выкрикнула Галина Игоревна, придумывая на ходу. – Тебе не понять! Тебе лишь бы в земле ковыряться! Юра – мой сын, он должен оплатить! А раз у него денег нет, продавай дачу!
Юля подошла к бочке с водой, зачерпнула ковшиком и сделала глоток. Вода пахла тиной и солнцем.
– Галина Игоревна. Во-первых, если вам нужно лечение, мы с Юрой сядем, посмотрим выписки от врача и решим, что делать. Во-вторых, дачу я продавать не буду.
– Ах ты ж… – свекровь задохнулась от возмущения. – Да что в ней такого, в этой развалюхе? Шесть соток бурьяна!
– Это не бурьян, – тихо сказала Юля. – Это моя память. И мое будущее. А теперь, будьте добры, покиньте участок. У меня огурцы не подвязаны.
Она как раз прищипывала верхушки у плетей, чтобы стимулировать рост боковых побегов. Старый дедовский способ, который всегда гарантировал урожай. «Чем больше боковых плетей, – учила ее бабушка, – тем больше женских цветков. А значит, и огурчиков будет тьма». Она сосредоточилась на этом простом, понятном деле, пытаясь игнорировать свекровь.
– Я Юре расскажу! – визжала Галина Игоревна. – Он тебя из дома выгонит! Ты не ценишь его здоровье! Мать умирает, а ей огурцы дороже!
– Идите, идите, – махнула рукой Юля. – Автобус через сорок минут. Не успеете.
Свекровь поняла, что штурм провалился. Изрыгая проклятия, она поплелась к калитке.
Вечером состоялся тяжелый разговор с Юрой. Он приехал на дачу прямо после смены, привез кефир и батон.
– Мать звонила, – сказал он, садясь на крыльцо. – В истерике. Кричала, что умирает, а ты ей отказала в деньгах на операцию.
Юля села рядом.
– Юр, она врет. Она пышет здоровьем. Она просто хочет денег. Опять.
– Я знаю, – тяжело вздохнул Юра. – Я знаю, что врет. Но… Юль, она никогда так не давила. Что-то случилось. Что-то серьезное. Я завтра к ней поеду. Поговорю.
– Поезжай, – кивнула Юля. – Только держись. Она тобой вертит, как хочет.
– Не в этот раз, – твердо сказал Юра. – После той истории с пропиской я все понял. Она меня использует, чтобы давить на тебя. Больше не позволю.
На следующий день Юра поехал к матери. Он вошел в ее однокомнатную квартиру без предупреждения, своим ключом. И застал картину маслом.
Галина Игоревна, «умирающая» больная, сидела за столом. Перед ней стояла бутылка коньяка и тарелка с нарезкой. А напротив, сидела та самая Зоечка, ее любимая племянница. И Зоечка рыдала в три ручья.
– …я не знаю, что делать, теть Галь! Они меня в лес обещали вывезти! Они сказали, проценты капают, уже полмиллиона! – всхлипывала Зоечка.
– Успокойся, дуреха! – шипела Галина Игоревна, наливая ей коньяк. – Я же сказала, решу! Эта мегера Юлька продаст дачу, и мы со всем рассчитаемся! Она у меня попляшет!
– Мама, – сказал Юра из прихожей.
Бутылка в руке Галины Игоревны звякнула о рюмку. Зоечка взвизгнула и вскочила.
– Ю… Юрочка? Сынок? А ты чего…
– Хорошее лечение, мама. Коньячком. – Юра прошел в комнату. – Полмиллиона, значит? Опять микрозаймы, Зоя?
Зоечка залилась краской и спрятала глаза.
– Юра, ты не так понял! – засуетилась Галина Игоревна. – Это… это Зоечке плохо, я ее лечу!
– Хватит врать! – рявкнул Юра. – Я все слышал! Так вот зачем тебе прописка нужна была! Ты хотела свою квартиру продать, чтобы долги этой… – он кивнул на Зою, – закрыть! А когда не вышло, решила Юлькину дачу пустить с молотка?
– Она моя племянница! Кровь родная! – взвилась Галина Игоревна. – Я не могу ее бросить в беде!
– А я – твой сын! А Юля – моя жена! – Юра стукнул кулаком по столу так, что рюмки подпрыгнули. – Ты готова была разрушить мою семью, выгнать нас на улицу, оболгать мою жену, которая тебе ни одного плохого слова не сказала, ради нее? Ради этой… которая в жизни дня не работала и вечно по уши в дерьме?
– Не смей так говорить!
– Буду! – Юра дышал тяжело. – Значит так, мама. Я сейчас вызову Зоечке такси. Она поедет домой. А ты… Ты больше к Юле не подходишь. Ни на даче, ни дома. И ко мне с этой проблемой – тоже.
– Ты бросаешь мать? – Галина Игоревна перешла на трагический шепот.
– Я бросаю манипуляторшу, – отрезал Юра. – Разбирайтесь сами. Зоя взрослая девочка. Пусть идет работает. Дворником. Курьером. И отдает свои долги. А ты, мама, если еще хоть раз попробуешь Юлю тронуть, – он понизил голос, и от этого стало еще страшнее, – я забуду, что я твой сын.
Он вытащил из кармана телефон, вызвал такси и, дождавшись, пока Зоечка, рыдая, уедет, посмотрел на мать.
– Я разочарован, мама. Так растоптать все…
Он ушел, хлопнув дверью. Галина Игоревна осталась одна посреди комнаты. На столе стоял недопитый коньяк. Впервые в жизни ее план провалился. Ее оружие – ее «сыновняя любовь» – дало осечку. Юра выбрал жену.
Юра приехал на дачу поздно вечером. Юля ждала его на крыльце, кутаясь в старую шаль.
– Ну что? – тихо спросила она.
Юра сел рядом, обнял ее и все рассказал. Про Зоечку, про микрозаймы, про полмиллиона, про коньяк.
Юля долго молчала. Потом вздохнула.
– Бедная она женщина, Юр.
– Кто? Мама? – опешил он. – Юль, она нас уничтожить хотела!
– Она сама себя уничтожила, – покачала головой Юля. – Глупая, несчастная женщина. Ей так хотелось быть нужной, спасительницей… а в итоге она чуть все не потеряла.
– Она уже потеряла. «Мое уважение», —жестко сказал Юра. – Ладно, проехали. Как ты тут?
– Нормально. Огурцы подвязала. – Юля улыбнулась. – Юр… А я ведь тоже тебе кое-что не сказала.
– Что такое? – напрягся он.
– Галина Игоревна… она ведь опоздала. С требованием дачу продать.
– В смысле? – не понял Юра. – Ты ее продала?
– Нет. Что ты. – Юля взяла его большую, шершавую ладонь в свою. – Помнишь, ты жаловался, что у тебя спина отваливается после смен? Что стоять тяжело по двенадцать часов?
– Ну, помню. Ноет…
– Я ездила в райцентр. Поговорила с врачом. Есть хороший санаторий в области. И грязи, и массаж, и вытяжение. Специально по проблемам спины. Я… в общем, я оплатила нам путевки. На две недели. В сентябре.
Юра смотрел на нее во все глаза.
– Юль… Откуда? Это же… дорого.
– У меня были «гробовые», – усмехнулась она. – Бабушка еще оставляла, я не трогала. Ну, и… продала старую швейную машинку «Зингер». Помнишь, в сарае стояла? Коллекционеры с руками оторвали. Так что, Галина Игоревна опоздала. Деньги уже потрачены. На твое здоровье.
Юра молчал. Он смотрел на эту хрупкую женщину, которая работала в аду регистратуры, терпела выходки его матери, а сама втихаря копила деньги и продавала антиквариат, чтобы вылечить его, мужика-охранника.
Он притянул ее к себе и крепко-крепко обнял.
– Юленька. Пороховая ты моя бочка… Да что б я без тебя делал.
– Жил бы с больной спиной и здоровой мамой, – пробормотала она ему в плечо.
– Нет уж. Лучше я буду со здоровой спиной и любимой женой.
Они сидели на крыльце своего маленького домика. Стрекотали сверчки. С реки тянуло прохладой. Впервые за долгие месяцы Юля чувствовала себя абсолютно спокойно.
Галине Игоревне пришлось самой выкручиваться. Юра дал ей денег, но ровно столько, сколько было нужно на первый взнос коллекторам. «Остальное, мама, – сказал он, – пусть Зоечка отрабатывает. Или продает свои шубы».
Зоечке пришлось устроиться на работу в «Пятерочку» кассиром. Галине Игоревне пришлось умерить свои аппетиты и научиться жить на свою пенсию. Она, конечно, обижалась, пыталась звонить тете Зине и жаловаться, но та, узнав про аферу с микрозаймами, сама от нее открестилась, заявив: «Позоришь семью, Галина!»
В сентябре Юля и Юра уехали в санаторий. Они гуляли по сосновому бору, дышали чистым воздухом, ходили на массаж и грязевые ванны. Юрина спина перестала болеть. А Юля… Юля впервые за десять лет почувствовала, что такое настоящий отпуск.
Они вернулись на свою дачу в начале октября. Собрали последние яблоки, укрыли розы лапником. Юра, окрепший, загорелый, легко перекапывал грядки под зиму. Юля стояла на крыльце, завернувшись в шаль, и смотрела на него.
