— Послушай, а если Оля со Славой и детьми на даче поживут? — Лена произнесла это максимально буднично, стараясь, чтобы голос не дрожал. Она резала салат, и стук ножа о деревянную доску был единственным звуком в кухне, кроме мерного гудения холодильника.
Андрей оторвался от экрана ноутбука, стоявшего тут же, на кухонном столе. Он медленно снял очки и потер переносицу.
— В каком смысле «поживут»? Приедут на выходные? Я думал, мы сами поедем, я хотел наконец начать веранду обшивать.
— Нет, не на выходные, — Лена вздохнула, откладывая нож. — Подольше. Может, месяц. Может, два.
Андрей молчал с минуту, глядя на жену так, будто впервые ее видел. На его лице медленно проступало недоумение, сменяясь жестким, холодным выражением.
— Ты сейчас серьезно?
— У них ситуация… — начала она, но он ее перебил.
— Какая у них может быть ситуация, чтобы поселиться на моей даче на два месяца? Они квартиру продали и деньги вложили в новостройку, я помню. Сдачу дома задержали. Но они же снимают где-то?
— Снимают. Но хозяин попросил их съехать. Срочно. Нашел покупателя на квартиру. А искать новое жилье на короткий срок, да еще с двумя детьми… Сама понимаешь, цены задрали, никто не хочет связываться. А тут дача пустует.
Андрей усмехнулся, но смех вышел безрадостным и резким. Он захлопнул крышку ноутбука с таким звуком, что Лена вздрогнула.
— Пустует? Лена, она не пустует. Она ждет. Ждет, когда у меня появится свободное время, чтобы довести ее до ума. Я ее для нас покупал, для нашего будущего. Чтобы мы там отдыхали, а не для того, чтобы твоя родня там лагерем располагалась.
— Андрей, но это же не чужие люди! Это моя сестра! Мои племянники! Куда им деваться? На улицу?
— Есть гостиницы, есть другие съемные квартиры, в конце концов! Почему именно я должен решать их проблемы? Потому что у меня удачно подвернулась дача?
Его голос начал набирать силу, в нем зазвенели металлические нотки раздражения.
— Я дачу купил не для того, чтобы твоя родня тут поселилась внаглую, — возмутился Андрей, поднимаясь из-за стола. — Это не бесплатная гостиница и не перевалочный пункт!
— Почему сразу «внаглую»? — обиженно проговорила Лена, чувствуя, как к горлу подступает комок. — Я по-человечески прошу. Они в отчаянии.
— А я в отчаянии от таких предложений! — отрезал он. — Мы пять лет копили! Я во всем себе отказывал! Ездил на старой машине, пока она не развалилась, забыл, что такое отпуск у моря. И все ради чего? Чтобы Слава, который палец о палец не ударил, чтобы хоть что-то в жизни иметь, приехал на все готовое и ноги на моем диване вытягивал? Нет, Лена. Ответ — нет. Категорическое.
Он вышел из кухни, оставив Лену одну с недорезанным салатом и тяжелым молчанием. Она смотрела ему вслед и понимала, что это был не просто отказ. Это было начало чего-то большого и очень неприятного.
Весь вечер они не разговаривали. Андрей заперся в комнате с ноутбуком, делая вид, что работает. Лена механически доделала ужин, поела в одиночестве и долго мыла посуду, растягивая время, чтобы не пересекаться с мужем. Напряжение в квартире можно было резать ножом. Дача, которая еще утром казалась им обоим символом сбывшейся мечты, теперь превратилась в яблоко раздора, в камень преткновения.
Они купили ее полгода назад. Старенький, но крепкий домик в садовом товариществе, с заросшим участком и скрипучими полами. Андрей влюбился в это место с первого взгляда. Он уже видел здесь все: вот тут будет баня, тут — беседка с мангалом, а этот старый сарай он снесет и построит мастерскую. Он говорил об этом с таким мальчишеским азартом, с таким огнем в глазах, что Лена невольно заражалась его энтузиазмом. Она представляла, как будет сажать цветы, как они будут пить чай на веранде летними вечерами, как будут приезжать их друзья. В этих мечтах не было сестры с семьей, живущих там постоянно.
Ночью Лена лежала без сна, прислушиваясь к ровному дыханию Андрея. Он спал, а она перебирала в голове варианты. Она понимала его. Действительно, они очень долго и трудно шли к этой покупке. Андрей работал на двух работах, был инженером на заводе и брал частные заказы по вечерам. Он приходил домой выжатый как лимон, но когда речь заходила о даче, у него открывалось второе дыхание. Это была его крепость, его проект, его гордость.
И она понимала сестру. Оля позвонила ей в слезах. Хозяин квартиры дал им неделю. Просто поставил перед фактом. А у них двое детей, старший в школу ходит, младшая в садик. Срывать их с места, искать что-то втридорога… Оля говорила сбивчиво, захлебываясь от обиды и бессилия. «Лен, ну у вас же дача стоит пустая, зима на носу, никто туда не ездит. Мы бы тихонько пожили, за домом присмотрели, за коммуналку платили бы. Славка бы даже что-то по мелочи подремонтировал, у него руки из того места растут». Последняя фраза была явной лестью, Слава и молоток в руках держал с трудом, но Лена пропустила это мимо ушей. Ей было жалко сестру до боли в сердце.
Утром Андрей вел себя так, будто вчерашнего разговора не было. Он был подчеркнуто вежлив, но холоден.
— Тебе кофе сделать? — спросил он, стоя у кофемашины.
— Да, пожалуйста.
Он молча протянул ей чашку. Лена сделала глоток.
— Андрей, давай поговорим еще раз, спокойно.
— Мне казалось, я вчера все сказал, — он не смотрел на нее, листая новости в телефоне.
— Ты не понимаешь, у них безвыходная ситуация.
— У всех бывают трудности, Лена. И каждый решает их сам. Почему я должен жертвовать своим комфортом, своими планами, своим домом, в конце концов?
— Но это же временно!
— Нет ничего более постоянного, чем временное, — отчеканил он заученную фразу. — Сначала на два месяца, потом окажется, что их дом не сдали. Потом еще что-то. А я буду вынужден спрашивать разрешения у твоего зятя, чтобы приехать на собственную дачу? Спасибо, не надо.
В его тоне была такая непреклонная жесткость, что Лена поняла: дальнейшие уговоры бесполезны. Они приведут только к еще большему скандалу.
В выходные Андрей, как и планировал, поехал на дачу один. Он демонстративно загрузил в машину инструменты, доски, какие-то ящики.
— Я на весь день. Может, с ночевкой останусь, — бросил он с порога.
Лене хотелось крикнуть ему вслед что-то злое, обидное. Сказать, что он эгоист, что он думает только о своих досках и планах. Но она промолчала. Вместо этого она позвонила сестре и, стараясь говорить ровно, сказала, что Андрей против.
— Как против? — изумилась Оля. — Почему?
— Считает, что дача — это его личное пространство. Что он не для того ее покупал.
— Вот как… — в голосе сестры прозвучало разочарование и холод. — Личное пространство… А то, что его свояченица с двумя детьми на улице может оказаться, это его не волнует? Какой он у тебя, оказывается… Понятно. Спасибо, что хоть попыталась.
Оля повесила трубку. Лена осталась сидеть с телефоном в руке, чувствуя себя предательницей. Она предала сестру, которая нуждалась в помощи, и в то же время не смогла защитить ее перед мужем. Ощущение было отвратительным.
Вечером позвонила свекровь, Татьяна Павловна. Она была женщиной интеллигентной, с тихим голосом и вкрадчивыми манерами. Никогда не лезла в их жизнь напрямую, но всегда была в курсе всего.
— Леночка, здравствуй. А где Андрюша? Звоню ему, а он недоступен.
— Здравствуйте, Татьяна Павловна. Он на даче. Наверное, связь плохая.
— А, на даче… Это хорошо. Он так горит этим делом. Настоящий мужчина, хозяин. Ему нужно место, где он может отдохнуть душой, набраться сил. Ты его поддерживай в этом, Леночка. Мужчине очень важно чувствовать, что его тыл надежен, что его дом — это его крепость. А то ведь работа так выматывает…
Лена слушала этот вкрадчивый голос и чувствовала, как внутри все закипает. Она знала, что Андрей уже успел поговорить с матерью. И теперь Татьяна Павловна, как бы невзначай, обрабатывала ее, мягко продавливая позицию сына.
— Мы как раз на эту тему вчера говорили, — сдержанно ответила Лена.
— Да? И к чему же вы пришли, если не секрет? — в голосе свекрови не было и тени любопытства, только светское участие.
— Андрей считает, что крепость должна быть неприступной, — горько усмехнулась Лена.
— Ну что ты, деточка. Неприступной для врагов, а не для близких. А вы с ним самые близкие люди. Главное, чтобы вы были заодно. Все остальное — это суета. Ладно, не буду отвлекать. Передай Андрюше, что звонила.
Разговор оставил гадливый осадок. Свекровь, как всегда, никого не обвинила, не сказала ни одного плохого слова, но Лена четко уловила посыл: есть «мы» — это она, Андрей и его мать, а есть «они» — ее, Ленина, родня, которая посягает на святое.
Андрей вернулся в воскресенье поздно вечером. Уставший, но довольный. От него пахло свежим деревом и дымом.
— Представляешь, почти всю веранду зашил вагонкой! — с порога похвастался он. — Руки гудят, спина отваливается, но такой кайф! Там так хорошо сейчас, тихо… Птицы поют.
Он говорил, не замечая или не желая замечать подавленного состояния Лены. Он был в своем мире, в мире своей дачи, своих планов и достижений.
— Я ужинал у мамы, она просила передать тебе привет, — добавил он, разуваясь.
Эта фраза стала последней каплей.
— Конечно, — ледяным тоном произнесла Лена. — Удобно. Заехал к маме, она тебя накормила, похвалила, какой ты молодец, хозяин. Укрепила твою веру в собственную правоту.
Андрей напрягся.
— А что, я не прав?
— Прав! Конечно, прав! Ты во всем прав! Ты купил дом, ты имеешь право решать, кто там будет жить. Но почему твоя правота должна делать несчастными всех вокруг? Мою сестру, меня?
— Я никого не делаю несчастным. Я просто защищаю свои границы. Твоя сестра сама создала себе проблемы, вложившись в сомнительную стройку. Почему я должен за это расплачиваться?
— Расплачиваться? Андрей, тебя попросили о помощи! Не денег в долг, не почку отдать! Просто пустить пожить в пустой дом!
— Он не пустой! — снова закричал он. — Там мои вещи, мои инструменты, мои планы! Почему вы все этого не понимаете? Я прихожу туда, и я знаю, что каждая доска лежит на своем месте. А теперь представь, что там живут чужие люди. Дети бегают, все переворачивают. Слава твой будет ходить курить на мою новую веранду! Мне это надо? Я хочу приезжать в свой дом, а не в цыганский табор!
— Ты называешь мою семью цыганским табором? — прошептала Лена.
— Я называю вещи своими именами! — не унимался Андрей, распаляя сам себя. — Безответственное семейство, которое привыкло, что им все должны!
В тот вечер они наговорили друг другу много жестоких, несправедливых слов. Лена обвиняла его в черствости и эгоизме, он ее — в том, что она не ценит его труд и ставит интересы своей родни выше интересов их семьи. Они легли спать в разных комнатах.
Следующая неделя превратилась в ад. Они почти не разговаривали, общаясь только по бытовым вопросам. Лена похудела, осунулась. Она чувствовала себя зажатой между двух огней. Сестра больше не звонила, и это молчание было хуже любых упреков. Андрей же, наоборот, казался еще более уверенным в своей правоте. Он с головой ушел в работу и дачные хлопоты, словно отгораживаясь ими от семейных проблем.
В субботу утром Лена собиралась в магазин. Андрей сидел на кухне, чертя какой-то план.
— Я поеду на дачу, — сказал он, не поднимая головы. — Нужно кое-что доделать.
— Хорошо, — безразлично ответила Лена, надевая куртку.
Но в магазин она не поехала. Вместо этого она села в свою маленькую машину и поехала за город. Не к их даче. Она поехала по адресу, который ей дала Оля — адрес съемной квартиры, из которой их выселяли. Ей нужно было увидеть сестру.
Она нашла их в состоянии полного хаоса. Коробки, сумки, разобранная мебель. Двое уставших детей, капризничающих в углу. Оля, с красными от слез глазами, и Слава, растерянно перетаскивающий вещи.
— Ленка? — удивилась Оля, увидев сестру на пороге.
Они обнялись. Лена увидела, в каком отчаянии была сестра, и сердце сжалось от боли и стыда.
— Мы нашли вариант, — тихо сказала Оля. — Комнату в коммуналке. Далеко, неудобно, с соседями… Но хоть что-то. На пару месяцев перекантуемся, а там, может, наш дом достроят.
Лена смотрела на племянников, прижавшихся к матери, на убогие коробки, на подавленное лицо зятя, и приняла решение.
— Собирайте самое необходимое, — твердо сказала она. — Поедете на дачу.
— Лена, ты с ума сошла? — испугалась Оля. — А Андрей? Он же тебя со свету сживет.
— Я с ним разберусь, — отрезала Лена. В ее голосе появилась сталь, которой она сама от себя не ожидала. — Это и моя дача тоже. Я имею на нее такое же право. Собирайтесь.
Она помогла им быстро упаковать несколько сумок с одеждой и детскими игрушками, усадила Олю с детьми в свою машину. Слава поехал за ними на своей, загруженной коробками.
Когда они подъехали к их садовому товариществу, сердце Лены колотилось так, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Машина Андрея стояла у ворот. Он был там.
— Сидите в машине, — приказала она сестре и вышла.
Андрей был на заднем дворе, он как раз заканчивал крепить последний наличник на окне веранды. Увидев Лену, он удивился. А потом его взгляд переместился за ее спину, на подъехавшую машину Славы. Лицо его окаменело.
— Что это значит? — тихо, почти беззвучно спросил он.
— Это значит, что моя сестра с детьми будет жить здесь, — так же тихо, но твердо ответила Лена.
— Я, кажется, ясно выразил свою позицию.
— А я, кажется, ясно дала понять, что они в беде. И если мой муж не может или не хочет помочь моей семье, это сделаю я.
Они стояли друг напротив друга, как два боксера на ринге. Андрей был багровым от ярости. Он смотрел то на Лену, то на машину, из которой испуганно выглядывали детские лица.
— Ты сделала это за моей спиной, — процедил он. — Ты предала меня.
— Нет, Андрей. Это ты предал нас. Нашу семью. Все то, что мы строили. Ты променял это на доски и гвозди. На свою гордыню.
— Вон отсюда! — вдруг закричал он, и его голос сорвался. — Все! Забирай свой табор и убирайтесь с моей земли!
Из машины вышла Оля.
— Лена, не надо, — испуганно проговорила она. — Поехали отсюда. Мы что-нибудь придумаем.
Но Лена стояла на своем. Она смотрела прямо в глаза мужу.
— Я никуда не поеду. И они тоже. Если хочешь — вызывай полицию. Пусть они выселяют отсюда жену собственника и ее несовершеннолетних племянников. Посмотрим, что они тебе скажут.
Она видела, как в его глазах полыхнула ненависть. Он сжал кулаки так, что они затряслись. На секунду ей показалось, что он ее ударит. Но он развернулся, подошел к своей машине, сел в нее и с визгом шин сорвался с места, подняв облако пыли.
Лена осталась стоять посреди участка. Ноги у нее дрожали. Она только что совершила самый решительный и, возможно, самый разрушительный поступок в своей жизни. Она сожгла мосты.
Оля с семьей разместилась в доме. Дети, обрадованные пространством, тут же разнесли по комнатам свои игрушки. Слава молча сидел на веранде, курил одну сигарету за другой. Оля пыталась что-то говорить, благодарить, извиняться, но Лена ее не слышала. Она сидела за столом на кухне и смотрела в одну точку.
Андрей не вернулся ни вечером, ни на следующий день. Телефон его был выключен. Лена понимала, что он у матери. Татьяна Павловна сейчас наверняка подливает масла в огонь, рассказывая, какую змею он пригрел на груди.
Прошла неделя. Андрей не появлялся и не звонил. Лена жила на даче с семьей сестры. Она пыталась создавать видимость нормальной жизни: готовила, занималась с племянниками, помогала Оле разбирать вещи. Но каждую ночь, лежа в их общей с Андреем спальне, она смотрела в потолок и чувствовала ледяную пустоту. Дом, который должен был стать их гнездом, превратился в чужое, холодное место. Мечта умерла.
Через неделю на пороге появился Андрей. Он был не один. Рядом с ним стоял незнакомый мужчина в строгом костюме.
— Лена, познакомься, это риелтор, — спокойно, деловым тоном сказал Андрей. Он не смотрел на нее, его взгляд был устремлен куда-то в сторону. — Я продаю дачу.
Лена замерла.
— Что?
— Я сказал, я продаю дачу. Покупатель уже есть, мой коллега с работы. Он готов внести задаток хоть сегодня. Так что у твоей родни есть ровно две недели, чтобы освободить помещение.
Он говорил так, будто обсуждал прогноз погоды. В его голосе не было ни злости, ни обиды, только холодная, отстраненная деловитость.
— Ты не можешь этого сделать, — прошептала Лена. — Это и мой дом тоже.
— Юридически дом оформлен на меня. Ты не вкладывала в него ни копейки из своих личных средств, — отчеканил он. — Половину денег, вырученных с продажи, за вычетом всех расходов, я, так и быть, переведу тебе на счет. Можешь считать это отступными.
Из комнаты вышла Оля. Увидев риелтора и услышав слова Андрея, она побледнела.
— Андрей, не надо… Мы съедем, — пролепетала она.
Андрей даже не посмотрел в ее сторону. Он продолжал смотреть на Лену. В его глазах она не видела ничего, кроме пустоты. Он словно выжег в себе все чувства к ней.
— Документы на развод я подам в понедельник, — так же ровно добавил он. — Думаю, нам больше не о чем говорить.
Он развернулся и ушел. Риелтор неловко кашлянул и поспешил за ним.
Лена осталась стоять на веранде, которую он с такой любовью обшивал всего две недели назад. Она смотрела на идеальные ровные дощечки, пахнущие смолой и лесом. Она выиграла битву за сестру, но проиграла войну за свою семью. Душа не развернулась. Она сжалась в маленький, твердый, холодный комок. И не было в этом ничьей правоты, только общая, огромная, непоправимая ошибка.
