Серое октябрьское небо висело низко, будто специально давило на головы, заставляя всех сутулиться и бежать домой. Дождь мелкий, вязкий, как сопли, царапал стекла. Аня стояла у окна своей кухни и смотрела, как капли сбегают по стеклу вниз — будто кто-то плакал, но тихо, без истерик. Она сама давно так не умела.
— Сань, ты посмотри на это! — раздался из комнаты раздраженный голос мужа. — Он опять цены поднял! Мы же договаривались с ним по-другому!
Аня не ответила. Она знала, кого он имеет в виду — Пашку, своего друга, с которым они хотели замутить ремонтный бизнес. «Поднять цены» у Пашки значило одно — опять где-то проспал или деньги перепутал, а теперь отыгрывается на всех. И Саша, вместо того чтобы работать, второй день уже только кипит.
Она молча налила себе чай, не сладкий — просто горячий. Хотелось тепла, хотя бы внутри. Дома было неуютно, будто воздух стал тяжелым. В углу стояла та самая коробка с вещами от её родителей — пылится уже месяц. Там документы на квартиру, фотографии и всё, что напоминает, что когда-то им с Сашей тоже что-то подарили — не просто жильё, а возможность начать жизнь нормально. А теперь это «нормально» всё чаще трещало по швам.
— Ань, ты слышишь вообще? — Саша вышел в кухню, одетый в растянутую футболку, волосы растрепаны, глаза злые. — Я спрашиваю: ты собираешься с ним разговаривать?
— С Пашкой? — она обернулась. — Нет, не собираюсь. Это твой друг, твои дела.
Саша резко поставил чашку на стол — чай плеснул через край.
— Мои дела? Да это и твои тоже! Деньги-то общие! — крикнул он. — Мы же хотели на эти вложения потом кое-что начать!
— «Кое-что» — это твой бизнес, — тихо ответила Аня, — я вообще не уверена, что он ещё жив.
Муж нахмурился. Вид у него был такой, будто она ударила по больному месту. И действительно, Сашин бизнес еле дышал. Заказы срывались, поставщики дурили, а клиенты просили скидки. Аня уже пару месяцев одна тянула коммуналку, зарплату из офиса приносила исправно, а он всё больше сидел дома, строил планы и злился.
— Не начинай, ладно? — он сел, уткнулся в телефон. — Я просто хочу, чтобы у нас было по-человечески. Чтобы не жить в этой халупе, а переехать в нормальное жильё. С ремонтом, с балконом, с видом.
Аня отставила чашку.
— Халупе? — переспросила она. — Это, на секундочку, квартира, которую мои родители подарили нам на свадьбу.
— Ну и что? — Саша не поднял глаз. — Дарили же нам, не тебе одной.
— Нет, — холодно сказала Аня, — они оформили её на меня.
Тишина в кухне повисла мгновенно, плотная, неприятная, как пар после душа. Саша, кажется, не знал, что сказать. Он ненавидел эту тему — ненавидел сам факт, что они живут «в её квартире».
Аня знала это. И знала, что рано или поздно разговор всё равно всплывёт. Просто не думала, что именно сейчас.
Он встал, прошёлся по кухне.
— Знаешь, Ань, я вот не понимаю, — начал он уже спокойнее, но голос дрожал. — Ты всё время подчёркиваешь, что это твоё. А я тут кто тогда? Квартирант?
— Не переворачивай, — устало сказала она. — Я просто не хочу, чтобы ты относился к этому как к чему-то, что можно «вложить», «продать», «разделить». Это не бизнес-актив, Сань. Это дом.
— Дом? — он усмехнулся. — Да ты посмотри на стены! Штукатурка сыпется, трубы гниют, мебель ещё с девяностых! Это не дом, это декорации к фильму про бедность.
— И всё равно — это моё.
Саша вздохнул, глянул на неё и сказал уже спокойно, но с таким ледяным спокойствием, что ей стало тревожно:
— Знаешь, в этом, наверное, вся ты. Всё своё. Всё по своим правилам. И ни шагу навстречу.
Она не ответила. Только отвернулась к окну.
Дождь усилился, ветер гонял желтые листья по двору. Вдалеке кто-то матерился у подъезда — наверняка соседи, эти вечные спорщики из третьей квартиры. Всё вокруг было таким обычным, но внутри у неё всё начало рушиться.
Аня вдруг вспомнила, как родители в день свадьбы стояли перед ними с конвертом. Мама тогда сказала: «Пусть это будет вашим началом, доченька». А папа просто кивнул. И вот теперь это «начало» стало предметом споров.
Саша встал, накинул куртку.
— Я к матери заеду, — коротко бросил он.
Аня не удивилась. В последнее время он всё чаще туда ездил — то «по делам», то «просто помочь». Она знала, что там не только разговоры про помощь. Его мать, Валентина Петровна, женщина с характером — громкая, прямая, уверенная, что всё знает лучше всех. Особенно как «правильно строить семью».
Когда за Сашей закрылась дверь, Аня опустилась на стул и прикрыла лицо ладонями. Её трясло. Не от злости — от усталости. Она чувствовала, как всё идёт к тому, что он попытается продавить её. И, судя по выражению его лица, разговор с матерью уже был запланирован.
Вечером Саша вернулся с букетом хризантем.
— Это тебе, — сказал он, не глядя. — Осень всё-таки.
Она взяла цветы, поставила в стакан. Не в вазу — в обычный стакан.
— Спасибо.
Он сел за стол, достал из кармана пачку сигарет.
— Слушай, Ань, я сегодня думал… — начал он, — может, нам реально что-то поменять?
— В смысле?
— Ну… квартиру, например. Продать эту и взять новую. С доплатой, с ремонтом. Или вложиться в дело. Я вот с Пашкой общался, он говорит, можно в строительные материалы войти, тема выгодная.
Аня посмотрела на него — взгляд усталый, но твёрдый:
— Нет.
Саша усмехнулся.
— Даже обсуждать не хочешь?
— Нет.
— Почему? — раздражённо.
— Потому что я не собираюсь продавать то, что подарили мне родители. Всё просто.
Он откинулся на спинку стула и закатил глаза:
— Ты опять за своё…
— А ты опять за своё, — перебила Аня. — Тебе мало, что мы живём здесь без платы, тебе теперь ещё и деньги с этого нужны.
— Я просто хочу, чтобы у нас была наша квартира! — повысил голос Саша. — А не подаренная твоими родителями!
— Так сделай! Заработай! — с вызовом сказала она. — Я не против. Только не за мой счёт.
Он долго молчал. Потом, не говоря ни слова, встал и ушёл на балкон. Через пару минут оттуда донёсся запах сигарет и тихое:
— Господи, как же всё сложно с тобой…
Аня сидела за столом, не шевелясь. В голове крутилось одно: «Началось».
Она знала этот тон, эти фразы. Он уже советовался с матерью. А если Валентина Петровна вмешалась — это значит, что скоро начнётся настоящий ад.
На следующий день Аня вернулась с работы, и первое, что бросилось в глаза, — новые тапочки в прихожей. Женские. Не её.
— Мам, ты чего пришла? — спросил Саша, выглядывая из кухни.
— Здравствуй, сынок, — отозвалась Валентина Петровна, сидя с чашкой чая за столом. — Я решила зайти, пока время есть.
Аня замерла на пороге. Вот и «началось» в полную силу.
— Добрый вечер, Валентина Петровна, — холодно произнесла она.
— Здравствуй, Анечка, — ответила та с дежурной улыбкой. — Как работа? Всё так же по двенадцать часов?
— Да, всё так же.
— А толку-то, — с улыбкой добавила свекровь, — деньги всё равно в стенах лежат. Саша мне рассказывал про вашу квартиру. Зачем держаться за старое жильё, если можно всё улучшить?
Аня почувствовала, как кровь приливает к лицу.
— Мы уже обсуждали этот вопрос, — твёрдо сказала она.
— Обсуждали — не значит решили, — заметила Валентина Петровна. — В семье всё должно быть общее.
Саша молча сидел рядом, уставившись в чай. Аня вдруг ясно поняла — он уже сдал позиции.
— Я не собираюсь ничего продавать, — сказала она, поднимаясь из-за стола. — Извините, но тема закрыта.
Свекровь посмотрела на неё долгим, испытующим взглядом.
— Упрямая ты, Анечка. Прямо как твоя мать, — сказала она с ядовитой мягкостью. — А ведь семья — это компромиссы.
Аня обернулась:
— Компромисс — это когда обе стороны хотят сохранить отношения. А не когда одна просто пытается отжать чужое.
Повисла гробовая тишина. Даже Саша не нашёлся, что сказать.
Валентина Петровна медленно встала, взяла сумку и направилась к двери.
— Посмотрим, кто из вас прав, — бросила она на прощание.
Когда дверь захлопнулась, Саша повернулся к Ане:
— Ты обязательно должна была ей грубить?
Аня устало опустилась на стул.
— Я просто защитила то, что мне принадлежит.
Он посмотрел на неё холодно, чужим взглядом.
— Иногда мне кажется, что ты защищаешь не квартиру, а свою гордость.
Аня вздрогнула. Эти слова были не его. Это говорила его мать — её голосом, через него.
После того вечера всё будто покатилось по наклонной. Аня чувствовала — дом стал чужим. Саша ходил по квартире молча, словно обиделся насмерть, а когда говорил, то сдержанно, отрывисто, с холодком. Он не орал, не выяснял отношения — просто отдалился. И это было хуже любого скандала.
Прошла неделя. Осень вступила в свои серые права окончательно: с утра темно, вечером темно, только по дороге с работы свет фонарей и мокрый асфальт. Аня возвращалась домой поздно, а дома — гробовая тишина. Иногда телевизор бубнил где-то в комнате, но чаще — просто пустота.
Саша сидел за ноутбуком, делал вид, что работает. Рядом кружка с остывшим кофе, пепельница и какие-то распечатки.
— Что читаешь? — спросила она однажды вечером, просто чтобы хоть как-то начать разговор.
— Документы, — коротко ответил он, не поднимая глаз.
— По бизнесу?
— Ага.
Она хотела спросить дальше, но осеклась. Уже знала этот его тон — не стоит. Всё равно ответов не получишь.
В пятницу позвонила его сестра — Марина.
— Ань, привет! — слишком бодро. — Как вы там, поживаете?
— Нормально, — сдержанно ответила Аня.
— Слушай, я завтра заеду, ладно? Так, чайку попьём.
— Мы заняты, — быстро сказала Аня.
— Ну не придумывай, я ненадолго. Мне всё равно по делам в ваш район.
Аня вздохнула. Знала, чем кончится.
В субботу ровно в три дня звонок в дверь. Саша уже ждал — чайник поставил, конфеты выложил. Аня стояла у плиты, делая вид, что занята.
— О, привет, Ань! — Марина ввалилась, как к себе домой. — Красота у вас, уютненько.
— Ага, особенно когда каждый день дожди, — ответила Аня сухо.
— Да ладно тебе, — Марина улыбнулась. — Главное — семья рядом, правда?
Она сняла куртку и сразу села к Саше. Начали болтать о чём-то своём: бизнес, поставщики, кредиты. Аня краем уха слушала и уже понимала, куда всё идёт.
Минут через двадцать разговор свернул туда, куда и ожидалось.
— Сань, а ты говорил, что у вас тут жильё оформлено на Аню? — спросила Марина, делая вид, что просто уточняет.
Саша замялся, потом сказал:
— Ну да, родители её дарили.
— А если вы, например, захотите что-то улучшить? Переехать, расшириться — как вы это будете решать?
Аня поставила чайник с грохотом.
— Марина, у нас с этим всё решено.
— Я просто интересуюсь, — невинно подняла руки Марина. — Вы молодые, у вас впереди жизнь, а вы в старой двушке. Сейчас такие варианты есть — обмен, инвестиции…
Саша слушал молча, но не возражал. Это бесило сильнее всего.
— Марин, я понимаю, ты любишь считать чужие деньги, — сказала Аня тихо, — но свои бы посчитала — пользы больше.
Сестра усмехнулась:
— Ты, как всегда, с характером. Ладно, я пойду. Только не говори потом, что мы с мамой не предлагали вам лучшее.
Когда дверь за ней закрылась, Саша повернулся к Ане:
— Зачем ты с ней так?
— Потому что я устала от ваших намёков.
— Она же просто советует.
— Советует, как мне распоряжаться тем, что принадлежит мне. Да, очень заботливо.
— Ты всё воспринимаешь в штыки.
— А ты — всё проглатываешь, — резко ответила она. — Заметь, я даже не вмешиваюсь в твои дела.
Он вздохнул, отодвинул чашку.
— Ань, давай без сцен.
— Это не сцена, Саша. Это просто предел.
Он не ответил. Встал, пошёл в комнату. Дверь за ним захлопнулась.
Пару дней всё было тихо. Слишком тихо. Аня даже насторожилась. Саша стал вежливым до противного: спрашивал, как прошёл день, мыл посуду, даже цветы принёс. Казалось бы, мечта — но её это только пугало.
А потом однажды вечером, пока она собирала бельё после стирки, на пол выпал какой-то документ. Бумага с подписью и печатью. Аня наклонилась, подняла.
Копия доверенности.
На ней — фамилия Саши.
И ниже — её имя.
«Доверенность на право представления интересов в управлении недвижимостью…»
Аня застыла. Холод прошёл по спине. Он что, оформлял документы за её спиной?
Она подошла в комнату. Саша сидел за ноутбуком.
— Это что? — бросила бумагу на стол.
Он вздрогнул, потом быстро сжал губы.
— Где ты это взяла?
— Нашла. Отвечай.
— Это просто черновик, — сказал он, стараясь говорить спокойно. — Пашка помогал мне разобраться, как всё оформить, если…
— Если что?
— Если вдруг решим продавать.
— «Если вдруг»? — она рассмеялась, но смех был безрадостный. — То есть ты уже оформлял доверенность за моей спиной?
— Да не оформлял я ничего! Просто консультировался!
— А почему тогда там моя подпись скопирована? — крикнула она.
Он замолчал.
Молчание тянулось несколько секунд, но казалось — вечность.
Аня сделала шаг к нему:
— Саша, ты что, собирался продать квартиру без моего ведома?
— Не начинай истерику! — выкрикнул он, резко вставая. — Я просто хотел узнать, как всё можно сделать! Это ещё не значит, что я собирался!
— Ты даже не сказал мне! — в голосе её сорвалась боль. — Ни слова! За моей спиной!
— Потому что с тобой невозможно говорить! — сорвался он. — Любая тема — как по минному полю!
— А может, потому что ты просто не умеешь быть честным?!
Он отвёл взгляд. Потом, тихо, будто сам себе:
— Я хотел, чтобы мы наконец жили по-человечески…
Аня покачала головой:
— Ты хотел, чтобы ты жил по-человечески. А я — чтобы молчала и подписывала всё, что скажешь.
Он не ответил.
Ночь прошла в тишине. Она лежала на диване в зале, не спала. Слышала, как он ходит по комнате, потом открывает балкон. Ветер, шорох, сигарета.
В голове билась одна мысль: он готов пойти дальше.
Утром Аня встала раньше. Сделала кофе, глотнула — горечь. Но не от кофе, а от мыслей.
В обед ей позвонила Валентина Петровна.
— Анечка, здравствуй, — начала она голосом, пропитанным ложной добротой. — Я просто хотела сказать, что Саша переживает. Ему тяжело.
— Пусть переживает, — отрезала Аня.
— Ну зачем ты так? Он мужчина, ему нужно чувствовать себя хозяином, а не квартирантом у жены.
— Пусть тогда заработает себе жильё, — спокойно сказала она. — Хозяин без ответственности — это просто ребёнок с амбициями.
— Анечка, ты же умная девушка, — тоном учительницы сказала свекровь. — Зачем тебе всё это? Квартира, бумажки… Ведь жизнь — это не документы, а семья.
Аня усмехнулась.
— А семья — это не способ прибрать к рукам чужое имущество.
— Как ты можешь так говорить? — возмутилась Валентина. — Мы же о вас заботимся!
— Вы заботитесь о квадратных метрах, — ответила Аня. — И я вам их не отдам.
Она повесила трубку, не дожидаясь ответа.
С каждым днём становилось тяжелее. Вечера проходили в гробовом молчании. Саша всё чаще уходил «по делам». Аня перестала верить, что он действительно где-то работает. Интуиция шептала — снова советуется с матерью.
Однажды вечером, возвращаясь домой, она увидела у подъезда знакомую машину. За рулём — Саша. Рядом сидела его мать. Они разговаривали. Горячо. Валентина жестикулировала, Саша кивал.
Аня остановилась, не доходя до двери. Просто стояла и смотрела, как они спорят.
Минут через пять мать передала ему какой-то конверт.
Саша взял.
Аня повернулась и пошла пешком дальше, не заходя домой. Шла по дворам, пока не остыла.
Когда всё же вернулась, Саша был дома.
— Где ты была? — спросил он.
— Гуляла. А ты что с мамой обсуждал?
Он замялся.
— Да просто… кое-какие бумаги.
— Опять бумаги. У тебя теперь всё — бумаги.
— Не начинай.
— Я и не начинаю. Я просто хочу знать, что ты за моей спиной устраиваешь.
— Ничего я не устраиваю! — взорвался он. — Хватит подозревать меня во всём!
— Тогда покажи, что в конверте.
Он опешил.
— Каком конверте?
— Который тебе мама дала у подъезда.
На лице Саши промелькнуло раздражение.
— Ты что, следила за мной?
— Нет. Просто видела.
— Боже, Ань, ты уже до чего докатилась! — он поднял руки. — Дальше что? Телефон мой проверять будешь?
Она молча смотрела на него.
— Да знаешь что, — резко сказал он, — если ты мне не доверяешь, может, и жить вместе смысла нет?
Эта фраза будто ударила током.
— Ты хочешь сказать, что уйдёшь? — тихо спросила она.
Он замолчал. Не ответил. Просто ушёл в комнату и захлопнул дверь.
Ночью Аня не спала. Думала обо всём сразу: о доверенности, о конверте, о Валентине, о Марине. О себе. О том, как два года назад она верила, что замужество — это надёжность, партнёрство. А оказалось — чужие руки в её жизни по локоть.
Квартира вдруг перестала казаться уютной. Казалось, стены тоже слушают.
Она встала, пошла к окну.
Двор был тёмный, только фонарь моргал у скамейки.
Я не позволю им это отнять, — подумала она.
На следующий день, придя с работы, она увидела на столе конверт.
Свой.
Открыла.
Внутри — копии документов на квартиру. И к ним записка:
«Ань, так спокойнее. Пусть всё будет у тебя. Я не хочу больше ссор.»
Подпись — Саша.
На секунду Аня выдохнула. Но потом заметила — печать на копиях свежая. И где-то внизу — подпись нотариуса. Не её.
Холод пробежал по спине.
Он всё же сделал что-то за её спиной.
Аня опустилась на стул.
В голове — один гул.
«Неужели он реально пошёл на это? Неужели готов был подделать документы?»
***
Утро выдалось мерзкое. Воздух стоял тяжёлый, сырой, как будто весь город запарился в осеннем тумане. Аня проснулась рано — не потому что выспалась, а потому что не могла больше лежать. Голова гудела, сердце стучало в висках. Вчерашний конверт лежал на столе, будто упрёк.
Она взяла телефон, сфотографировала документы и отправила подруге — Лизе, юристу. Подпись нотариуса была подозрительно небрежной, почти каракулями. Через час Лиза перезвонила:
— Ань, я посмотрела. Это липа. Настоящий нотариус так не оформляет, и подпись явно скопирована с шаблона. Кто-то на скорую руку пытался сделать копию, похожую на оригинал.
— Спасибо, Лиз, — только и сказала Аня.
— Слушай, ты будь осторожна, ладно? Если он реально решил провернуть что-то с квартирой, тебе нужно защититься. Понимаешь, да?
— Понимаю.
Она понимала. И понимала, что действовать нужно быстро.
Когда Саша проснулся, Аня уже была одета. На кухне пахло кофе, но сама она стояла у двери с сумкой.
— Куда это ты? — спросил он, зевая.
— По делам.
— Каким делам? Сегодня же выходной.
— Моим, — ответила она спокойно.
Он пожал плечами:
— Делай что хочешь. Только не забудь хлеба купить.
Аня кивнула, но взгляд его больше не встретила. Вышла.
На улице было пасмурно, ветер поднимал листву, под ногами хлюпала грязь. Она шла быстро, не оглядываясь. Первым делом — в нотариальную контору.
Там всё подтвердилось: документов с такими реквизитами у них никогда не выдавалось. Подпись поддельная.
Аня не удивилась. Просто попросила заверенную бумагу, подтверждающую, что нотариус отношения к этим «копиям» не имеет.
Потом поехала к знакомому адвокату. Объяснила ситуацию, показала бумаги. Тот посмотрел внимательно и сказал:
— Ты сделай запрос в Росреестр, пусть проверят, нет ли попыток переоформления. Если что — сразу блокируем любые сделки по квартире. И да, поставь на неё запрет без личного участия. На всякий случай.
Аня кивнула. Всё делала, как по чек-листу. Без паники, без слёз. Только холод внутри.
Домой вернулась вечером. Саша был там. Сидел в зале, включил телевизор, но не смотрел — просто таращился в экран. На столе стояли две пустые бутылки пива.
— Где была? — спросил он.
— По делам.
— Всё какие-то дела… — пробурчал он. — А со мной поговорить — некогда.
Аня молча сняла пальто и прошла на кухню.
— Слушай, Ань, — он вдруг поднялся и пошёл за ней. — Я тут подумал… Может, реально зря я всё это затеял. Ну с квартирой, с бумагами.
— Серьёзно? — тихо спросила она, не оборачиваясь.
— Ну да. Просто… я не знаю. У меня всё валится, а ты постоянно держишься за эту квартиру, как будто это твоя последняя крепость.
— А так и есть, — ответила Аня, повернувшись к нему. — Это единственное место, где я чувствую себя в безопасности.
Он усмехнулся.
— В безопасности от кого? От меня, что ли?
— От тебя в том числе.
Он замер.
— Что ты имеешь в виду?
Аня положила на стол лист бумаги — ту самую справку из нотариальной конторы.
— Это я имею в виду.
Саша побледнел. Взял лист, пробежал глазами, потом поднял взгляд.
— Ты что, проверяла?
— А как, по-твоему, я должна реагировать, когда нахожу у себя поддельные документы?
— Это не подделка! — выкрикнул он. — Это просто пример!
— Саша, перестань. Там стоит печать, там стоит подпись. Ты хотел что-то провернуть. Признайся хотя бы себе.
Он откинул лист на стол.
— Да я просто хотел узнать, можно ли оформить по-другому, если мы решим продать! Всё!
— Без моего ведома.
— Да ты бы всё равно не разрешила! — сорвался он. — С тобой невозможно ни о чём договориться! Всё через конфликты!
Аня посмотрела на него устало:
— А может, потому что ты даже не пробуешь говорить честно?
Он отвернулся, молчал.
— Знаешь, — сказала она тихо, — ты не бизнесмен, не глава семьи. Ты просто человек, который всё время ищет лёгкий путь. Сначала я, потом квартира, потом ещё кто-то виноват. А самому взять и сделать — не судьба.
— Ну да, конечно, — горько усмехнулся он. — Ты у нас святая. Всё сама, всё правильно.
— Я хотя бы не вру, — холодно ответила она.
После этого разговора Саша стал почти чужим. Жил, ел, спал — но без слов. Иногда уходил на день, не объясняясь. Телефон — с паролем. На сообщения не отвечал.
Аня больше не пыталась достучаться. Её что-то внутри щёлкнуло — всё, хватит.
Она оформила запрет на любые операции с квартирой. Из банка пришло подтверждение: всё зафиксировано, теперь без неё никто ничего не сможет провернуть.
А потом — просто ждала.
Ноябрь подкрался незаметно. Двор засыпало мокрым снегом, люди спешили, натягивая шарфы до глаз. Аня возвращалась с работы, когда заметила у подъезда Сашу и его мать. Опять вместе.
Она не подошла сразу — встала в стороне, под козырьком магазина, слушала.
— …я тебе говорила, — шептала Валентина, — не тяни. Если хочешь, чтобы всё решилось, действуй.
— Мам, я не могу так, — буркнул Саша. — Она меня сожрёт, если узнает.
— Боишься бабу? — фыркнула мать. — Да ты что, ребёнок?
Саша промолчал. Потом сказал:
— Всё, мам, хватит. Я не буду больше ничего делать.
— Вот и живи тогда в её норе, — отрезала Валентина и пошла к машине.
Аня смотрела им вслед и вдруг поняла: жалости к нему нет. Ни капли. Только пустота.
Вечером, когда он зашёл домой, она сидела за столом с ноутбуком.
— Сань, присядь, — сказала спокойно.
Он сел напротив, насторожился.
— Я подала заявление на развод.
Он дернулся.
— Что?
— Завтра отнесу в суд. Всё готово.
— Ты с ума сошла? — выдохнул он. — Мы же можем всё исправить!
— Что исправить? — спросила она. — Ты подделывал бумаги, слушал маму, врал мне в лицо. Что именно ты собираешься исправлять?
Он замолчал.
— Аня, я… я просто хотел как лучше.
— Себе — да, — кивнула она. — А обо мне ты не думал.
Он встал, подошёл к окну.
— Я не хотел, чтобы всё вот так закончилось.
— А я не хотела, чтобы мой муж оказался человеком, которому нельзя доверять. Но вот ведь — случилось.
Он обернулся. Глаза у него были растерянные, усталые, без прежнего вызова.
— Может, если бы ты хоть раз пошла навстречу…
— Я шла, Саша. Годы. Просто ты этого не замечал.
Он вздохнул, провёл рукой по лицу.
— И что теперь?
— Теперь — ничего. Собери вещи. У тебя неделя.
— Ань…
— Всё, — отрезала она. — Поздно.
Он постоял, потом тихо сказал:
— Ладно.
И ушёл в спальню.
Переезд был тихим. Без скандалов, без хлопков дверей. Просто однажды утром его вещей больше не было. На вешалке висело только её пальто. На полке — её чашка.
Аня выдохнула.
Не от облегчения — от осознания.
Теперь тишина действительно принадлежала ей.
Первые дни было странно. Слишком спокойно. Слишком чисто. Но со временем в этой тишине появилась гармония.
Она убрала лишнее, переставила мебель, переклеила обои. Сделала ремонт своими руками — без Саши, без советов. Просто как умела.
В один из вечеров к ней зашла Лиза с бутылкой вина. Сели на кухне, включили музыку с телефона.
— Ну что, свободная женщина, какие планы? — подмигнула подруга.
— Пока никаких, — улыбнулась Аня. — Хочу просто жить.
— А квартира? — спросила Лиза.
— Квартира — моя. И точка.
Обе рассмеялись.
Через пару недель Саша всё-таки позвонил. Голос у него был спокойный, будто всё в порядке.
— Ань, привет. Я хотел сказать… Спасибо. Что ты была со мной. Прости за всё, ладно?
— Прости — это не кнопка «отменить», Саша. Но… спасибо, что сказал.
— Ты держись там.
— Держусь.
Она положила трубку и долго сидела молча. Потом встала, подошла к окну.
Город сиял огнями. В окнах соседей мигали гирлянды — кто-то уже готовился к зиме. С улицы доносился лай собак, гул машин и запах мокрого асфальта.
Аня глубоко вдохнула.
Теперь этот дом был действительно её. Без чужих рук, чужих решений и чужой власти.
Она больше не боялась остаться одна.
Потому что впервые за долгое время почувствовала — осталась с собой.
