Я ехала к своему Пашеньке с пирожками и светлой радостью, представляя, как обниму своего интеллигентного, скромного мальчика. Но ключ повернулся в замке, и я шагнула не в уютную квартиру сына, а в какой-то притон. Воздух пропитался запахом бензина и старой кожи, а из кухни вышла девица в рваных джинсах, с татуировками до самых ушей, и с улыбкой протянула мне бутылку пива. В этот момент я поняла: моего сына нужно спасать.
***
Ключ в замке повернулся с привычным скрипом. Я приехала из своего городка, всего-то пара часов на электричке, но из-за дел и болячек не выбиралась к сыну уже полгода. Ужасно соскучилась! Я замерла на пороге, не в силах сделать шаг. Вместо знакомого аромата чистоты и свежесваренного кофе в воздухе висел густой, удушливый запах бензина, машинного масла и чего-то еще — терпкого, кожаного.
Мой Пашенька, мой тихий, домашний мальчик, и этот смрад? Не может быть. Я вошла внутрь, и сердце ухнуло куда-то в пятки. Стены, где раньше висели репродукции Моне, теперь были увешаны плакатами с рычащими мотоциклами и какими-то бородатыми мужчинами в косухах. На вешалке вместо его аккуратного пальто висела тяжелая кожаная куртка с металлическими заклепками.
— Паша? Ты дома? — голос дрогнул, стал тонким и чужим.
Тишина. Я прошла на кухню, и мир окончательно перевернулся. За столом, закинув ногу на ногу, сидела девица. Рваные джинсы, черная майка, открывающая руки, сплошь покрытые цветными татуировками. Нахальные зеленые глаза уставились на меня без тени смущения.
— О, вы, наверное, мама? — она улыбнулась так, будто мы сто лет знакомы. — А мы вас не ждали. Пиво будете?
Она небрежно кивнула на открытую бутылку на столе. Пиво. В два часа дня. В квартире моего сына. Я сглотнула, пытаясь сохранить остатки достоинства.
— Здравствуйте. Я Галина Петровна. А вы, простите, кто?
— Лера. — Она даже не встала. Просто отсалютовала мне бутылкой. — Паша в гараже, скоро будет. Проходите, не стойте в дверях.
Я поставила сумку с пирожками на единственную чистую поверхность — краешек подоконника. Пирожки с капустой и яйцом, его любимые. Сейчас они казались нелепым приветом из прошлой жизни.
— Что значит «в гараже»? У него же нет машины.
— Зато есть мотоцикл, — хмыкнула Лера. — Его «ласточка». Он ее больше меня любит, кажется.
В этот момент дверь хлопнула, и вошел Паша. Только это был не мой Паша. Вместо выглаженной рубашки — промасленная футболка. Вместо аккуратной стрижки — взлохмаченные волосы, стянутые на затылке резинкой. И взгляд… Раньше робкий, а теперь какой-то дерзкий, уверенный.
— Мама? Ты приехала? — он нахмурился, и я увидела в его глазах не радость, а досаду. — Ты же говорила, на следующей неделе…
— Решила сделать сюрприз, — пролепетала я, переводя взгляд с него на эту… Леру. — Вижу, у тебя тут тоже сюрпризы.
— А, да. Мам, познакомься, это Лера. Моя девушка.
Лера лениво помахала рукой. «Девушка». Это слово прозвучало как приговор. Мой мальчик, моя гордость, выпускник с красным дипломом, связался с этой… оторвой. Она его опоила, одурманила, затащила в свой порочный мир.
— Очень приятно, — выдавила я из себя, чувствуя, как внутри все закипает. — Пашенька, я так устала с дороги. Может, мы поговорим? Наедине.
Я выразительно посмотрела на Леру. Она усмехнулась, встала, потянулась, демонстрируя тонкую талию и еще одну татуировку — змею, обвивающую позвоночник.
— Пойду покурю. Не буду мешать семейным разборкам.
Она вышла на балкон, оставив нас с сыном в оглушающей тишине, пропитанной запахом ее дешевых сигарет. Я смотрела на Павла и не узнавала его. Это был чужой мужчина, и я поклялась себе, что вырву его из лап этой хищницы. Во что бы то ни стало.
***
Когда дверь балкона за Лерой закрылась, я обрушилась на сына всем своим материнским гневом, который копился эти полчаса.
— Павел, что все это значит?! — зашипела я. — Что это за… женщина? Что за запах в квартире? Где твой костюм, твоя работа в офисе?
— Мама, успокойся, пожалуйста, — он потер переносицу. — Я уволился. Уже три месяца как.
— Уволился?! — ахнула я. — С той прекрасной должности? С зарплатой, которой все завидовали? Зачем?!
— Потому что мне было тошно, мама! Тошно от этих бумажек, от этого лицемерия. Я приходил домой и выл от безысходности. Я не жил, а существовал!
Его голос сорвался на крик. Я опешила. Мой тихий Паша… кричит? На меня?
— А это, — он махнул рукой в сторону балкона, — это не «существование». Это жизнь! Лера… она показала мне, что можно жить по-другому. Дышать полной грудью.
— Дышать бензином и сигаретным дымом? — язвительно спросила я. — Прекрасная перспектива! Она же тебя по миру пустит! Посмотри на нее! Вся в наколках, как уголовница!
— Не смей так говорить о ней! — отрезал он. — Ты ее совсем не знаешь.
В этот момент вернулась Лера. Она окинула нас изучающим взглядом, и на ее лице не дрогнул ни один мускул.
— Ну что, познакомились поближе? — она подошла к холодильнику и достала пакет молока. — Галина Петровна, вам кофе сделать? Или вы только по пирожкам?
Ее спокойствие бесило еще больше, чем наглость. Она вела себя так, будто она здесь хозяйка.
— Спасибо, я сама, — процедила я, открывая свою сумку. — Я привезла Пашеньке его любимые. С капустой.
Я демонстративно выложила пирожки на тарелку. Лера хмыкнула.
— Паша уже полгода капусту не ест. У него от нее изжога. Он теперь на правильном питании.
Это был удар под дых. Мой сын… и не ест мои пирожки?
— Что значит «на правильном питании»? — не поняла я. — А пиво в два часа дня — это правильно?
— Пиво безалкогольное, — спокойно ответила она, показывая мне этикетку. — Я за рулем, а Паша просто за компанию. Мы следим за здоровьем. В отличие от тех, кто жареное тесто с капустой уплетает.
Она говорила это беззлобно, почти дружелюбно, но каждое ее слово было как пощечина. Она выставляла меня старой, недалекой клушей, которая ничего не понимает в современной жизни.
— Паша, — я повернулась к сыну с последней надеждой. — Пойдем, погуляем. Поговорим. Как раньше.
— Мам, я не могу. Мы с Лерой договорились съездить в приют для животных, помочь там. Поедешь с нами?
Приют для животных? Это еще что за новости?
— То есть на родную мать у тебя времени нет, а на бездомных собак — есть? — мой голос задрожал от обиды.
— Галина Петровна, не передергивайте, — вмешалась Лера. — Мы же вас с собой зовем. Посмотрите, как мы живем. Может, и вам понравится.
Она улыбнулась. И в этой улыбке было столько уверенности в своей правоте, столько силы, что я поняла: простая атака не поможет. Эта девица — крепкий орешек. Нужно действовать хитрее. Я сменю тактику.
— Хорошо, — я вымученно улыбнулась. — Поеду. Очень интересно посмотреть на ваше… хобби.
Я останусь. Я войду к ним в доверие. Я изучу эту Леру изнутри, найду ее слабое место и ударю так, чтобы она навсегда исчезла из жизни моего сына. Битва только начиналась.
***
Поездка в приют стала для меня настоящим испытанием. Я сидела на заднем сиденье их старенького джипа, зажатая между мешками с кормом, и слушала их щебет. Они обсуждали какого-то пса по кличке Пират, которому нужна была операция, спорили о лучшем производителе лекарств для кошек.
Паша говорил увлеченно, с горящими глазами. Таким я его не видела никогда. Даже когда он рассказывал о своем повышении в офисе, в его голосе было меньше жизни. А эта Лера… она слушала его, кивала, вставляла какие-то термины, в которых я ничего не понимала.
— …главное, чтобы антибиотик был широкого спектра, — говорила она. — У него же там воспаление пошло. Надо брать цефтриаксон, не меньше.
Откуда она все это знает? Неужели в ПТУ для байкеров и этому учат?
В приюте меня ждал новый шок. Десятки собак лаяли, скулили, бросались на сетку вольеров. Но ни Паша, ни Лера, казалось, не замечали этого хаоса. Они уверенно вошли внутрь, и собаки, которые только что готовы были разорвать любого, вдруг затихли.
Паша открыл один из вольеров, и оттуда вышел огромный, страшный пес с одним глазом. Он подошел к моему сыну и ткнулся ему носом в ладонь. Паша сел на корточки и стал его гладить, что-то ласково шепча на ухо.
— Это Пират, — сказала Лера, подойдя ко мне. — Его нашли на трассе. Сбила машина. Паша его выходил.
Я смотрела на своего сына, который без тени брезгливости обнимал грязную, вонючую псину, и не могла поверить своим глазам. Мой мальчик, который в детстве боялся даже хомячков!
— Он… он всегда любил животных? — спросила я, пытаясь скрыть изумление.
— Нет, — усмехнулась Лера. — Он себя самого не любил. А когда начинаешь помогать тому, кто слабее тебя, учишься ценить и свою жизнь. Это его терапия.
«Терапия». Еще одно модное словечко. Весь вечер я наблюдала за ними. Они чистили вольеры, разносили еду, делали уколы. Работали слаженно, как единый механизм. Лера командовала, а Паша беспрекословно выполнял. «Принеси ведро», «Разведи лекарство», «Держи его крепче». И он, мой сын, который никогда не выносил мусор без трех напоминаний, летал как на крыльях.
Вечером, когда мы вернулись домой, я решила нанести ответный удар. Пока они были в душе, я позвонила своей сестре Вере.
— Верка, это катастрофа! — зашептала я в трубку. — Ты не представляешь, что здесь творится! Он связался с какой-то ведьмой!
— Галя, успокойся, что случилось? — голос сестры был встревоженным.
Я в красках расписала ей все: и запах, и татуировки, и наглое поведение, и эту поездку в собачий концлагерь.
— Она его приворожила, точно тебе говорю! — закончила я свой трагический монолог. — Он на нее смотрит, как кролик на удава. Нужно что-то делать!
— Ну, Галя, может, не все так плохо? — осторожно предположила Вера. — Может, она не такая уж и плохая, раз они животным помогают?
— Плохая! — отрезала я. — Она разрушает его жизнь! Он уволился с работы! Представляешь?
Пока я говорила, я заметила на полке в коридоре книгу. Толстую, в потрепанной обложке. Я подошла ближе. «Ветеринарная фармакология». Я открыла ее. Внутри все было испещрено пометками, сделанными аккуратным, убористым почерком. На форзаце была подпись: «В. А. Захарова». Лера.
— Вера, я перезвоню, — бросила я в трубку и положила книгу на место.
Значит, она не просто так сыплет терминами. Она где-то училась? Или учится? Это меняло дело. Она была не просто глупой оторвой. Она была умной, расчетливой хищницей, которая пустила в ход все свои знания, чтобы заманить моего сына в ловушку. Это было еще опаснее. Я должна была узнать о ней все.
***
Следующие два дня я жила как на иголках, собирая информацию по крупицам. Я вела себя как идеальная будущая свекровь: улыбалась, хвалила стряпню Леры (которая, к моему ужасу, оказалась вполне съедобной), расспрашивала про ее «хобби».
Выяснилось, что Лера — дипломированный ветеринарный фельдшер. Работает в частной клинике. А мотоциклы и байкерский клуб — это ее отдушина.
— Понимаете, Галина Петровна, — объясняла она мне однажды вечером, — работа у меня нервная. Постоянно видишь боль, страдания. Иногда и смерть. Нужно как-то выпускать пар. Кому-то помогает йога, кому-то — вышивание. А мне — дорога и ветер в лицо.
Она говорила это так просто и искренне, что я на секунду почти поверила ей. Но потом я смотрела на своего Пашу, который с обожанием ловил каждое ее слово, и моя решимость возвращалась. Она не просто «выпускает пар». Она затягивает моего сына в свой мир, отрывая его от нормальной жизни, от карьеры, от будущего, которое я для него распланировала.
Я подгадала момент, когда Лера была на суточном дежурстве в своей клинике. Мы с Пашей остались одни. Я испекла его любимый яблочный пирог, заварила чай с чабрецом, создала иллюзию нашего старого, уютного мира.
— Пашенька, нам нужно серьезно поговорить, — начала я, когда он съел второй кусок.
Он напрягся.
— Мам, если ты опять про Леру…
— Именно про нее, — я решила идти ва-банк. — Сынок, я все вижу. Я вижу, как ты на нее смотришь. Она тебя полностью подчинила себе. Ты бросил прекрасную работу, связался с какими-то сомнительными личностями, рискуешь жизнью на этом своем… мотоцикле. Ты хоть понимаешь, что она рушит твое будущее?
— Она не рушит. Она его строит, — тихо, но твердо ответил он. — Мое будущее. А не то, которое ты для меня придумала.
— Что ты такое говоришь? Я же тебе только добра желаю! Я всю жизнь на тебя положила! А ты… променял мать на эту девицу с татуировками!
Слезы хлынули у меня из глаз. Это был мой главный козырь, он всегда работал. Паша смущался, чувствовал себя виноватым и делал все, что я скажу. Но не в этот раз.
— Мама, перестань, — он вздохнул. — Я люблю ее. И я люблю свою новую жизнь. Я впервые за много лет чувствую себя счастливым. Неужели ты не можешь просто порадоваться за меня?
— Радоваться? Тому, что мой сын превратился в безработного байкера? Нет, не могу! — я встала, мой голос зазвенел от ярости. — Я ставлю вопрос ребром: или я, или она!
Он молчал. Он просто смотрел на меня, и в его глазах была такая глубокая усталость, что мое сердце сжалось.
— Если ты выберешь ее, — продолжила я, чувствуя, что перегибаю палку, но уже не в силах остановиться, — то можешь забыть, что у тебя есть мать. Я уеду и больше никогда не переступлю порог этого дома.
Я ожидала чего угодно: что он начнет умолять меня остаться, что он скажет, что поговорит с Лерой, что он попросит время подумать. Но он просто встал, подошел ко мне и тихо сказал:
— Мам. Я люблю тебя. Но я не позволю тебе разрушить мою жизнь. Даже из самых лучших побуждений.
Он взял со стула свою кожаную куртку.
— Куда ты? — испуганно спросила я.
— Я поеду к Лере. Отвезу ей ужин. Она устала на работе.
И он ушел. Просто ушел, оставив меня одну в квартире, наполненной запахом яблочного пирога и моего сокрушительного поражения. Ультиматум не сработал. Я проиграла эту битву. Но я еще не проиграла войну.
***
После той ночи между нами легла ледяная стена. Я перестала затевать разговоры о Лере, а Паша делал вид, что не замечает моих заплаканных глаз. Я решила сменить тактику: если не можешь победить врага, сделай вид, что присоединяешься к нему.
Я начала проявлять к Лере демонстративный интерес.
— Лерочка, а расскажи, как там твой Пират? Операцию уже сделали? — спрашивала я с самой елейной улыбкой, на которую была способна.
— Сделали, Галина Петровна, — она смотрела на меня с легким недоумением. — Все прошло успешно. Сейчас на реабилитации.
— Какая ты молодец! И как ты все успеваешь: и работа, и приют, и за Пашей моим присмотреть…
Я намеренно называла его «моим Пашей», чтобы напомнить ей, кто здесь главный. Лера только криво усмехалась в ответ. Она не верила ни единому моему слову, я это видела. Но игра в перемирие ее, кажется, забавляла.
Однажды вечером она пришла с работы особенно уставшая и бросила на стол ключи.
— Все, я больше не могу. Этот город меня доконает.
— Что случилось? — тут же подскочил к ней Паша.
— Да опять. Котенок, три недели от роду. Выбросили в завязанном пакете в мусорный бак. Еле откачали. Ненавижу людей.
Она села на стул и закрыла лицо руками. Ее плечи дрожали. Впервые я увидела ее не сильной и наглой, а уставшей и беззащитной. Паша обнял ее, начал что-то шептать, гладить по волосам. А я… я почувствовала укол ревности. Раньше так утешали меня.
В этот момент в моей голове созрел новый, дьявольский план. Если я не могу их рассорить, я сделаю так, чтобы они сами уехали. Подальше от меня, но и подальше от этого города с его байкерскими клубами и притонами.
На следующий день, когда они оба были дома, я затеяла разговор.
— Дети, — начала я ласково. — Я тут подумала… Лера, ты же сама говоришь, что устала от города. А что если вам переехать?
Они переглянулись.
— Куда переехать? — спросил Паша.
— Ко мне! — выпалила я. — У меня дом большой, сад. Свежий воздух! Заведете себе хоть сто собак, места всем хватит. Пашенька, ты же на удаленке можешь работать, сайты свои делать. А для Леры… для Леры мы найдем работу! В районной ветлечебнице всегда нужны специалисты.
Я рисовала им идиллическую картину: тихая, спокойная жизнь на природе, вдали от городской грязи и соблазнов. В моем плане все было идеально. Я буду рядом, смогу контролировать каждый их шаг. Постепенно я выживу эту Леру, окружу Пашеньку такой заботой, что он и забудет про свои мотоциклы.
— Мам, это… очень неожиданно, — пробормотал Паша.
— А по-моему, отличная идея! — вдруг сказала Лера.
Я замерла. Она согласилась? Так просто?
— Правда? — не поверила я своим ушам.
— Конечно! — ее глаза блестели. — Никаких пробок, никаких сумасшедших клиентов. Только природа, тишина… Паш, а давай? Хотя бы на лето съездим? Посмотрим, как там.
Паша, удивленный ее энтузиазмом, кивнул.
— Ну… можно попробовать.
Я ликовала. Мой план сработал! Они попались в мою ловушку. Я уже представляла, как Лера, привыкшая к городской суете, зачахнет в моей деревне через неделю. Как она взвоет от скуки и сама сбежит, оставив мне моего драгоценного сына.
Вечером я позвонила сестре.
— Вера, поздравь меня! Я победила! Они переезжают ко мне!
Я была на седьмом небе от счастья. Я выиграла. Это было ложное перемирие, и враг капитулировал, даже не поняв этого. Я еще не знала, что на самом деле это я шагаю прямиком в расставленный для меня капкан.
***
Мы собирали вещи. Я порхала по квартире, упаковывая Пашины книги и свои немногочисленные пожитки. Лера с Пашей складывали в коробки какие-то запчасти, инструменты и свою кожаную амуницию.
— Зачем вы это берете? — спросила я, брезгливо кивнув на промасленную цепь. — В деревне вам это не понадобится.
— Как знать, как знать, — загадочно улыбнулась Лера.
В день отъезда за нами приехал не старенький джип, а большой, почти новый микроавтобус. За рулем сидел бородатый амбал в кожаной жилетке — один из тех, кого я видела на плакатах.
— Знакомьтесь, это Медведь, — представила его Лера. — Наш друг. Поможет вещи перевезти.
Я сжалась под его тяжелым взглядом, но он лишь кивнул мне и молча принялся грузить коробки. За микроавтобусом ехал Паша на своем рычащем монстре, а Лера села со мной и «Медведем».
Всю дорогу я рассказывала ей о прелестях деревенской жизни, о соседях, о том, как мы будем ходить за грибами. Она кивала, улыбалась, но я видела, что мыслями она где-то далеко.
Когда мы приехали, я с гордостью распахнула перед ними двери своего дома.
— Ну вот, добро пожаловать!
Паша и Лера вошли, и я ждала восторгов. Но они молча осмотрелись, а потом Лера повернулась ко мне.
— Галина Петровна, нам нужно поговорить. Серьезно.
Мое сердце екнуло. Я поняла, что сейчас что-то произойдет. Мы сели за большой стол на кухне. Паша взял Леру за руку.
— Мама, — начал он. — Мы знаем, зачем ты нас сюда привезла.
Я замерла.
— То есть? Как это?
— Вы думаете, мы не поняли? — горько усмехнулась Лера. — Вы хотели запереть Пашу в золотой клетке. Подальше от меня, от его друзей, от его увлечений. Думали, я здесь загнусь от тоски и сбегу.
— Я… я просто хотела как лучше! — пролепетала я.
— «Как лучше» для кого? Для тебя? — спросил Паша. — Мам, я не вещь, которую можно передать или забрать. Я взрослый человек. И я люблю эту женщину. И я люблю свою жизнь. И я не хочу ничего менять.
— Но… ты же согласилась! — я посмотрела на Леру. — Ты сказала, что это отличная идея!
— Да, — кивнула она. — Потому что это действительно отличная идея. Но не для того, чтобы разлучить нас, а для того, чтобы помочь вам.
Я ничего не понимала. Помочь мне?
— Мам, — Паша вздохнул. — Когда ты в прошлый раз звонила тете Вере… ты случайно не выключила телефон. Мы все слышали. И про «ведьму», и про «приворот». И про то, как тебе одиноко.
Я похолодела. Они все знали. Всю мою стратегию, все мои планы.
— Мы приехали сюда не для того, чтобы вы нас контролировали, — продолжила Лера спокойным, но твердым голосом. — А чтобы быть рядом. У вас старый дом, который требует ремонта. Огромный огород, с которым вы одна не справляетесь. Вы одиноки, Галина Петровна. И вместо того, чтобы попросить о помощи, вы пытаетесь разрушить чужое счастье, чтобы заполнить свою пустоту.
Каждое ее слово било наотмашь. Это была правда. Горькая, унизительная, но правда. Я смотрела на них — двух молодых, сильных, влюбленных людей, которые приехали спасать не себя от меня, а меня от самой себя.
— Так вот, — Лера встала и посмотрела на меня в упор. — У нас есть предложение. Мы с Пашей поживем здесь до осени. Он починит крышу и забор. Я помогу вам с садом и приведу в порядок ваших кур, которые еле ходят и не несутся. Наши друзья-байкеры приедут на выходных и помогут перекрыть сарай. Мы сделаем все это. Но при одном условии.
— Каком? — прошептала я пересохшими губами.
— Вы перестанете пытаться нас контролировать. Вы примете наш выбор. И начнете, наконец, жить своей жизнью, а не нашей.
***
Я молчала. Я не знала, что сказать. С одной стороны, я была раздавлена и унижена. Мой хитроумный план провалился, меня раскусили, как школьницу. С другой… я чувствовала странное облегчение. Словно с плеч упал тяжелый груз, который я тащила много лет. Груз ответственности за жизнь взрослого сына, груз моих собственных несбывшихся надежд.
— А мотоцикл? — это было единственное, что я смогла выдавить.
— А мотоцикл останется, — улыбнулся Паша. — Мам, я не откажусь от того, что делает меня счастливым. Но я могу пообещать тебе, что буду осторожен. И что всегда буду рядом, когда понадоблюсь.
На следующий день началась новая жизнь. Утром я проснулась от стука молотка. Это Паша уже чинил крыльцо. Лера в резиновых сапогах хозяйничала в курятнике, ругаясь на то, что у несушек неправильный рацион.
На выходные действительно приехала целая ватага байкеров. Шумные, бородатые, в коже и металле, они напугали всех моих соседок. Но за два дня эти «бандиты» полностью перекрыли мне крышу сарая, вскопали половину огорода и починили старый насос для воды. Вечером они сидели у костра, жарили шашлыки и пели песни под гитару.
Лера подошла ко мне и протянула кружку.
— Это чай, Галина Петровна. С медом и лимоном. Попробуйте.
Я взяла кружку. Чай был вкусным. Я сидела поодаль, смотрела на огонь, на этих странных, но, в сущности, добрых людей. Я смотрела на своего сына, который смеялся, обнимая свою татуированную девушку. Он был счастлив. По-настоящему счастлив.
Я поняла, что всю жизнь пыталась слепить из него того, кем он не был. Тихого, удобного, предсказуемого мальчика. А он был другим. Сильным, свободным, живым. И эта «оторва» Лера не сломала его. Она просто помогла ему найти себя.
В конце лета, когда крыша сияла новой черепицей, а сад был полон овощей, они начали собираться обратно в город.
— Ну что, мама? Перезимуешь? — спросил Паша, обнимая меня на прощание.
— Перезимую, — кивнула я, с трудом сдерживая слезы. Но это были уже другие слезы. Не от обиды, а от какой-то тихой грусти и благодарности.
— Мы на Новый год приедем, — сказала Лера, стоя рядом. — Всей нашей бандой. Поможем снег почистить.
Она подмигнула мне. И я впервые за все это время улыбнулась ей в ответ. Искренне.
Они уехали. Я осталась одна в своем обновленном доме. В воздухе все еще пахло свежим деревом и немного — бензином от их мотоцикла. Я зашла на кухню, открыла холодильник и достала бутылку. Безалкогольного пива, которую Лера «случайно» забыла. Я налила себе полкружки, сделала глоток. Горько. Но почему-то правильно. Я смотрела в окно на дорогу, по которой они уехали, и думала о том, что, может быть, счастье — это не когда все идет по твоему плану, а когда у твоих детей есть свой собственный.
Как вы думаете, сможет ли Галина Петровна до конца принять выбор сына или старые привычки и материнские страхи все же возьмут свое?
