Сорок дней Павел отсчитывал не по церковному календарю, а по слоям серой, бархатистой пыли, оседавшим на капот его вишнёвой «Волги». Гараж в старом, заросшем бурьяном ГСК «Жигули» пах, спёртой резиной, въевшимся в бетонный пол пролитым маслом. Отец, Иван Михалыч, простой заводской работяга, ушёл тихо, как и жил, оставив после себя немного: старенькую «двушку» в панельке, пенсию, которую не успел получить, да вот это сокровище — ГАЗ-24 1982 года выпуска. Машина не выезжала на свет божий лет пятнадцать, вросла в землю спущенными колёсами.
Паша не был сентиментальным человеком, но каждый раз, прикасаясь к холодному металлу, он чувствовал, как в горле встаёт комок. Закрывал глаза и снова становился десятилетним пацаном, который с восторгом подавал отцу тяжёлые, пахнущие бензином ключи. Он видел мозолистые, перемазанные мазутом руки отца, слышал его негромкое, одобряющее кряхтение и чувствовал, как тот своей широкой, шершавой ладонью треплет его по волосам. Этот жест был высшей похвалой, ценнее любой пятёрки в дневнике.
На поминках в тесной «двушке» было душно и шумно. Гудели голоса родственников, пахло варёной картошкой, водкой и корвалолом. Сестра его жены, Зоя, со своим мужем Игорем, держались особняком, у окна. Игорь, продавец-консультант из магазина бытовой техники, в своей слишком нарядной для такого случая рубашке с перламутровыми пуговицами, считал себя человеком опытным и знающим жизнь. Он то и дело бросал на Павла оценивающие, чуть снисходительные взгляды.
— Пойдём, покурим, — он бесцеремонно потянул Павла за рукав на лестничную клетку. — Слышь, а гараж-то батин где? Тут, недалеко? Надо бы глянуть, что там и как.
В полумраке гаража, под тусклым, одиноким светом стоваттной лампочки, «Волга» казалась огромным, спящим зверем. Игорь обошёл вокруг неё, авторитетно поцокал языком, провёл пальцем по пыльному крылу, оставляя на нём тёмную борозду.
— Паш, — сказал он, хлопнув Павла по плечу с фамильярностью, от которой того передёрнуло. — Да ты же на мешке с золотом сидишь! Это ж натуральная «капсула времени»! Коллекционеры сейчас за такими раритетами с руками отрывают. Её отмыть, полирнуть, хромом брызнуть — и трёшку в карман положишь, как пить дать!
Зоя, заглянувшая следом, застыла на пороге, её скучающие глаза, вдруг жадно впились в тёмно-вишнёвый бок машины. В их блеске Павел с неприятным удивлением увидел, как она смотрела. Она не видела старую машину, видела новую шубу, путёвку в Египет, закрытый кредит на кухонный гарнитур.
Вечером, когда гости уже расходились, Зоя, натягивая сапоги в тесной прихожей, обняла Пашину жену и сказала приторно-сладким голосом:
— Леночка, ну надо же, как твой свёкор тебя любил… Обо всех позаботился, такой подарок вам оставил.
Это было первое семя, брошенное в плодородную почву семейных отношений и оно начало прорастать почти сразу.
Через неделю Зоя позвонила.
— Ленусь, привет! Ну что, как вы там? Пашка машину-то продаёт? А то вы хоть нам скажите, мы же родня. Может, помочь чем надо, с покупателями поговорить. У Игоря связи есть, он же в торговле, всё знает.
Павел сначала только отмахивался.
— Лен, скажи им, чтобы не лезли, это не их дело.
— Паш, ну а что она будет гнить? — осторожно возражала жена. — Отец бы, наверное, хотел, чтобы нам какая-то польза была…
Он смотрел на жену и понимал и чтобы раз и навсегда закрыть этот унизительный вопрос, сделал то, что считал единственно правильным. Он нашёл на форуме реставраторов-любителей телефон пожилого мастера, дяди Вити, легенды местных гаражей, который, как говорили, собаку съел на старых «Волгах» и мог по звуку мотора определить год выпуска. За пару тысяч и бутылку хорошего коньяка тот согласился приехать и дать своё экспертное заключение.
Павел специально позвал на эту «экспертизу» и Зою с Игорем. Он хотел, чтобы они услышали правду не от него, а от независимого, авторитетного человека. Надеялся, что это их остановит, как же он ошибался.
Дядя Витя, легенда ГСК «Жигули», оказался маленьким, кряжистым стариком в замасленном ватнике, пахнущим так же, как и отцовский гараж — смесью бензина, табака и пыли. Его руки, чёрные от въевшейся смазки, с обломанными, но удивительно чистыми ногтями, внушали больше доверия, чем любой диплом в рамке.
Родственники приехали наряженные, как на праздник. Игорь, в новой замшевой куртке, Зоя, в светлом пальто, которое она боязливо придерживала, чтобы не испачкаться. Они стояли у ворот гаража с видом прокуроров, готовых вынести свой вердикт. Лена, жена Павла, топталась рядом, нервно теребя ремешок сумочки.
Дядя Витя не спешил, он обошёл вокруг «Волги», прищурился, потом достал из кармана маленький, но мощный фонарик и начал свой обход заново, уже медленно, заглядывая под крылья, светя на колёсные арки. Игорь и Зоя стояли за его спиной, дыша ему в затылок, и обменивались торжествующими взглядами.
— Видишь, как он её щупает? — прошептал Игорь жене. — Ищет, к чему бы придраться, а не к чему! Я же говорил, состояние — огонь!
Мастер, казалось, не слышал их, достал из другого кармана старую, ещё советскую отвёртку с деревянной ручкой и, присев на корточки, осторожно ткнул ею в порог машины. Раздался не звонкий стук металла о металл, а глухой, влажный хруст. От порога отвалился большой кусок ржавчины и под ней обнажилась трухлявая, дырявая пустота.
Лицо Игоря застыло, Зоя перестала улыбаться.
Дядя Витя, не говоря ни слова, обошёл машину и проделал то же самое с другой стороны. Результат был одинаковым. Потом он открыл тяжёлую водительскую дверь, которая скрипнула, как несмазанные ворота, отогнул край резинового коврика. Под ним, на прогнившем до дыр полу, виднелся серый бетон гаража.
Он молча открыл капот, долго светил фонариком вглубь, трогал пальцами патрубки, которые крошились, как сухое печенье. Наконец, выпрямился, вытер руки о ватник и сказал глядя на Павла.
— Ну что, парень, вердикт такой. Если для души, для себя, можно, конечно, повозиться. Полностью переваривать днище, пороги, крылья. «Стаканы» вытягивать, геометрию кузова восстанавливать. Движок перебирать до последнего винтика, он, скорее всего, заклинил намертво. Года три работы, если не спеша. И тысяч триста-четыреста, а то и все полмиллиона вложишь. Будет тогда как новая, да. Для внуков. А если на продажу… — он махнул своей чёрной от мазута рукой. — То всё тушите свет, цена ей — цена металлолома. Пятнадцать тысяч в базарный день, и то, если сам её на пункт приёма притащишь.
Лицо Игоря побагровело. Он смотрел на дядю Витю так, будто тот только что плюнул ему в душу.
— Что?! — взорвался он. — Что ты нам тут рассказываешь, дед?! Пятнадцать тысяч?! Тебя Пашка, что ли, нанял, чтобы цену сбить?! Думаешь, мы тут дураки, ничего не понимаем?!
— Игорь, перестань, — попытался остановить его Павел.
— А ты молчи! — рявкнул на него Игорь. — Я в интернете читал и с людьми общался! Такие машины по три миллиона уходят! А ты нам тут про ржавчину втираешь! Нашёл эксперта из соседнего гаража!
Скандал был страшный и унизительный. Зоя, поняв, что её мечта о шубе и Египте рассыпается в ржавую труху, перешла в наступление.
— Аферист! — кричала она, тыча пальцем в Павла. — Ты всё это специально подстроил! Нашёл какого-то алкаша ряженого, чтобы нас, родню, обмануть! Думал, мы поверим, хочешь всё себе захапать, да?!
Она повернулась к Лене, и её глаза наполнились слезами — главным оружием в её арсенале.
— Леночка, ты видишь, что он делает?! Он нас за идиотов держит, поди уже и тебя против меня настроил!
Лена стояла бледная, растерянная, переводя взгляд с мужа на сестру, потом на старого мастера, который молча, с достоинством, смотрел на эту безобразную сцену.
Вечером, дома, Лена плакала.
— Паш, это же моя сестра… единственная… Она говорит, что я своего мнения не имею. Говорит, что ты хочешь её унизить…
— Лена, — сказал Павел устало, — ты же сама всё видела. Ты видела эти дыры.
— Я ничего не понимаю в этих дырах! — всхлипнула она. — Я вижу, что моя сестра плачет! И что мой муж ссорится с её мужем! Из-за чего, из-за куска старого железа?!
Он смотрел на заплаканное лицо жены и с ужасом понимал, что эта ржавая «Волга» рассорит их тихую и спокойную семью.
А через пару дней, когда Павел уже решил, что просто сдаст эту проклятую машину в утиль, чтобы прекратить кошмар, позвонил Игорь.
— Всё, Паша! Можешь больше не нанимать своих актёров! Нашёл я настоящего покупателя из Москвы! Солидный человек, у него свой ретро-клуб! Я ему фотки скинул, он сказал — минимум полтора миллиона даёт! Не глядя! А если там всё, как я говорю, то и больше! Так что хватит цирк устраивать! Готовь машину к продаже!
Павел слушал этот торжествующий голос в трубке и понимал, что это конец. Конец всем его попыткам апеллировать к разуму. Любые доводы были бессмысленны. Он спорил не с человеком, а его отчаянным желанием поверить в лёгкие деньги.
Игорь не просто позвонил. Он приехал в тот же вечер. Вместе с Зоей. Они вошли в квартиру Павла и Лены не как родственники, а как победители. Игорь размахивал телефоном, на экране которого светилась переписка с «московским покупателем».
— Вот! Читай! — он почти ткнул экраном в лицо Павлу. — «Состояние по фото отличное. Готов забрать за полтора. Если нет скрытых дефектов, можем обсудить и два». Понял?! Два миллиона, а твой дед нам про пятнадцать тысяч втирал!
Зоя смотрела на Павла с плохо скрываемым торжеством.
— Паша, ну зачем ты так? Мы же семья. Надо было сразу по-честному. Ну, ошибся, с кем не бывает. Главное, что теперь всё выяснилось.
Павел смотрел на их радостные лица и чувствовал, как обрывается последняя ниточка надежды на то, что они способны услышать голос разума. Он понял, что «Покупатель из Москвы», скорее всего, был таким же, как и они сами мечтатели, или просто интернет-троллем.
Переубеждать фанатика — всё равно что пытаться зачерпнуть воду решетом. Единственный способ излечить их от этой золотой лихорадки, это дать им возможность дойти до конца и самим удариться о глухую стену реальности.
— Хорошо, — сказал он тихо. — Я вас услышал.
В субботу он собрал их всех у себя на кухне. Зою, одетую в лучшее платье, будто на подписание миллионного контракта и Игоря, который нервно барабанил пальцами по столу, предвкушая триумф.
Павел был спокоен, он молча вышел в коридор и вернулся, держа в руках старую, потрёпанную папку. Выложил на стол два предмета: связку ключей от гаража и потёртое, заламинированное свидетельство о регистрации транспортного средства, выданное ещё в Советском Союзе.
— Хватит, — сказал он твёрдо. — Я слушал вас всех эти недели и я понял одну простую вещь. Для вас эта машина лотерейный билет, а для меня память о моём отце. И я не позволю, чтобы вы топтали своими грязными сапогами то единственное, что мне от него осталось.
Он посмотрел на Лену, потом на Зою и на Игоря.
— Поэтому… забирайте.
Он подвинул ключи и документы на середину стола.
— Она ваша, делайте с ней всё, что хотите. Продавайте хоть за три миллиона, хоть за пять. Реставрируйте, сдавайте в музей, можете сжечь её, если вам так будет угодно.
Зоя и Игорь замерли, не веря своим ушам.
— То есть… как это — забирайте? — пролепетал Игорь.
— Просто, я дарю её вам. Можете оформить договор дарения, если хотите, но с одним условием.
— Каким? — жадно спросила Зоя.
— С этого самого момента ни одного слова об этой машине в моём доме. И пятьсот тысяч рублей скиньте на мой счёт!
— В смысле пятьсот, ты же сказал дарю!
— Ну так вы же её за три миллиона собираетесь продавать, столько денег на ровном месте поднимите, поэтому считайте это подарком. Что в наше время пятьсот тысяч Игорёк? Ты же в продажах понимаешь, если к московскому покупателю подход найдёшь за все пять миллионов продашь. Только деньги сразу, ну, что скажите?
— Ну так то Паша прав, если ему машину правильно презентовать, то можно и подороже продать. Хорошо, по рукам. — ответил Игорь.
Не веря своей удаче, Игорь и Зоя переглянулись, потом их руки метнулись к столу. Они выхватили ключи и свидетельство, как мародёры, добравшиеся до сокровищ.
Лена смотрела на мужа с испугом.
— Паш, ты что… ты серьёзно?
— Абсолютно, — ответил он, глядя ей в глаза.
— Так ключи и документы уже у вас, я жду деньги!
— Будут тебе деньги.
Игорь достал из кармана телефон, зашел в банк и через минуту Пашкин телефон издал звук сообщения о пополнении счёта.
Он встал и вышел из кухни, оставляя их наедине, слышал, как они зашептались, обсуждая, что нужно сделать в первую очередь: помыть, отполировать, сфотографировать для «московского ценителя». О
Первым делом они заняли у дальней тётки пятьдесят тысяч рублей, ведь Павлу последнее отдали. — «на предпродажную подготовку, потом с процентами отдадим!». С гордым видом погасили накопившийся за несколько лет долг за гараж перед председателем ГСК и наняли эвакуатор.
Павел наблюдал за этим из окна своей квартиры. Он смотрел, как Игорь, в новом спортивном костюме, деловито руководил процессом, показывая водителю, как лучше подъехать, а Зоя снимала всё на телефон, видимо, для отчёта «покупателю».
Когда старую, вросшую в землю «Волгу» начали тянуть лебёдкой на платформу, случилось то, чего они никак не ожидали. Её прогнившее, изъеденное годами и сыростью днище не выдержало. С душераздирающим скрежетом рвущегося металла машина жалобно просела, согнувшись почти пополам, как старая картонная коробка. Передние колёса оказались на платформе, а задние так и остались на земле, беспомощно задрав к небу ржавый глушитель.
Игорь застыл с открытым ртом. Зоя опустила телефон. Даже водитель эвакуатора присвистнул.
— Ну, ребята, — сказал он, почёсывая затылок. — Приехали.
В автосервис, куда они всё-таки дотащили изуродованный кузов, похожий теперь на подбитого вишнёвого динозавра, их встретил молодой, татуированный механик. Он долго ходил вокруг того, что когда-то было машиной, заглянул под остатки днища, потом вытер руки о ветошь и, не сдержав смешка, сказал:
— Ребят, вы это серьёзно? Откуда притащили? Из Чернобыля? Её если только на гвозди переплавить. Реставрация будет стоить как новый «Солярис», и то, если найдете камикадзе, который за это возьмётся.
Игорь, дрожащими руками сфотографировал то, что осталось от машины, и отправил снимки своему «московскому покупателю». Он всё ещё на что-то надеялся, ответ пришёл через минуту.
«За 10 тыс. на запчасти заберу».
Через месяц Павлу на мобильный позвонила рыдающая Зоя. Её голос был полон не раскаяния, а отчаяния и жалости к себе.
— Паша… Пашенька… забери это чудовище… — всхлипывала она в трубку. — Мы в долгах, как в шелках! Тётка деньги требует! Хозяин сервиса грозится её на металлолом сдать, а счёт за хранение нам выставить! Председатель ГСК орёт, чтобы мы освободили гараж… Прости нас, дураков… мы не знали…
— Нет, Зоя, — спокойно, без злорадства, ответил Павел. — Подаренное назад не забирают. Это ваша машина, вы получили то, за что боролись..
Вечером он пошёл в теперь уже пустой отцовский гараж, просто так, без цели. Открыл тяжёлые ворота. Воздух внутри был другим. Чистым. Пропал запах затхлости и гниющего металла. Начал прибираться. Выметать мусор, разбирать старые, сваленные в углу доски. Открыл отцовский верстак, чтобы сложить туда разбросанные по полкам инструменты. И увидел то, про что совсем забыл — тяжёлый, окованный железом отцовский ящик с инструментами. Его личный, самый ценный набор, который тот никому не давал.
Поднял крышку, сверху, рядом с массивными, блестящими от солидола гаечными ключами, лежал маленький, выцветший снимок, взял его в руки. На фотографии, сделанной стареньким «Зенитом», был он, десятилетний, щербатый, в рваной майке и молодой, тридцатипятилетний отец, с сигаретой в углу рта, в такой же майке. Они стояли у капота этой самой, тогда ещё новой и блестящей, «Волги», оба были счастливые и перемазанные мазутом.
Павел сел на старый табурет и долго смотрел на эту фотографию. Ржавое, фальшивое золото уехало, забрав с собой всю грязь: жадность, зависть, скандалы, слёзы. А настоящее наследство осталось здесь. В этом простом деревянном ящике. В тяжести этих старых ключей, которые помнили тепло отцовских рук. В этом выцветшем кусочке картона, на котором застыл момент счастья.
