— Игорь? — Соня замерла на пороге собственной квартиры, сжимая в руке пакет с кефиром и батоном. — Ты что здесь делаешь?
Мужчина, стоявший у ее двери, вздрогнул, словно его поймали на месте преступления. Он был одет в потертую куртку, которая казалась на него великоватой, и старые джинсы. Лицо осунулось, под глазами залегли тени, а в волосах, которые она помнила густыми и темными, пробивалась ранняя седина. Он выглядел старше своих тридцати восьми лет.
— Я… жду тебя, — хрипло произнес он, переминаясь с ноги на ногу.
— Я вижу, — Соня сдержанно кивнула, открывая дверь. — Заходи, раз пришел. Не на лестнице же разговаривать.
Внутри пахло свежестью и чем-то неуловимо домашним — может быть, чистотой или просто жизнью. Игорь вошел неуверенно, осматриваясь. Он здесь никогда не был. Эта небольшая, но светлая «двушка» в тихом спальном районе досталась Соне от бабушки год назад, уже после их развода.
— Чаю хочешь? — спросила она, проходя на кухню. Это был скорее жест вежливости, чем искреннее предложение.
— Не откажусь, — он прошел следом и сел на стул, положив руки на колени.
Соня молча поставила чайник. Тишина была густой и неловкой. Три года они почти не общались. Пара сухих поздравлений с днем рождения сына по СМС — вот и все. И теперь он сидит на ее кухне, чужой и какой-то побитый жизнью.
— Как Миша? — спросил Игорь, нарушая молчание.
— Нормально. В четвертый класс пошел. Учится хорошо, на плавание ходит, — Соня отвечала ровно, без эмоций, расставляя чашки. — Что случилось, Игорь? У тебя проблемы?
Он поднял на нее тяжелый взгляд.
— У меня — нет. У нас. С квартирой.
Соня замерла со связкой баранок в руке.
— С какой квартирой?
— С этой, — он обвел взглядом ее уютную кухню. — Я пришел поговорить о ее разделе.
Соня медленно опустила баранки на стол. Она смотрела на него несколько секунд, пытаясь понять, шутит он или сошел с ума. Выражение его лица было абсолютно серьезным.
— Мы с тобой три года как развелись. Какую квартиру ты пришел у меня забрать? — удивленно смотрела Соня на бывшего мужа.
— Нашу, — упрямо повторил он. — Да, она оформлена на тебя, я знаю. Но покупалась она, когда мы еще были… ну, почти в браке. И деньги на первый взнос давала моя мать. Она считает, что я имею право на половину.
Соня села на стул напротив него. В голове все смешалось. Какой первый взнос? Какая покупка? Квартира была бабушкиной. Она просто вступила в наследство.
— Игорь, ты в своем уме? Эту квартиру мне оставила бабушка, Полина Сергеевна. Она умерла в прошлом году. Я ее не покупала. Это наследство. Какое отношение к ней имеет твоя мать?
— Не выдумывай, — он нахмурился. — Мама говорит, что давала тебе деньги. Пятьсот тысяч. На первый взнос. Незадолго до развода. Ты тогда еще говорила, что присмотрела вариант. А потом ты резко подала на развод и провернула все втихую.
В груди у Сони похолодело. Она вспомнила. Все было совсем не так. Тамара Павловна, ее бывшая свекровь, действительно давала ей деньги. Но это была не ее инициатива. Игорь тогда попал в небольшую аварию, разбил машину — несильно, но ремонт требовался дорогой. Денег у них не было, и Соня, переступив через себя, пошла на поклон к свекрови. Тамара Павловна, женщина с жестким взглядом и поджатыми губами, деньги дала. Но обставила это так, будто делает величайшее одолжение.
«Это на общее ваше дело, на семейное, — процедила она тогда, отсчитывая купюры. — Чтобы ты, Сонечка, помнила, кто вашу семью на плаву держит».
Соня тогда проглотила унижение. Деньги ушли на ремонт машины Игоря. А через пару месяцев он эту машину продал, чтобы вложиться в какой-то «верный бизнес» своего друга. Бизнес прогорел через полгода, утащив за собой и деньги, и друга. Это стало одной из последних капель. Соня поняла, что тащит на себе не только быт и ребенка, но и взрослого, инфантильного мужа, который совершенно не умел противостоять ни чужому влиянию, ни своей властной матери.
— Игорь, эти деньги пошли на ремонт твоей машины. Которую ты потом благополучно продал и вложил в аферу своего приятеля, — сказала она так спокойно, как только могла.
— Неправда, — он мотнул головой. — Машина — это другое. Мама сказала, деньги были на квартиру. Она свидетель.
— Какой свидетель? Она тебе наврала, а ты и уши развесил! — в голосе Сони наконец появились злые нотки. — Игорь, очнись! Твоя мама всегда меня ненавидела. Она сделала все, чтобы мы развелись. И теперь она хочет отобрать у меня и твоего сына крышу над головой?
— Не говори так о моей матери! — он стукнул кулаком по столу. Чашки звякнули. — Она просто хочет справедливости. Я три года мыкаюсь по съемным углам, а ты живешь в хорошей квартире. Это нечестно.
— Это моя квартира! Моей бабушки! — почти кричала Соня. — При чем здесь ты? При чем здесь твоя мать?
— Я подам в суд, — глухо сказал Игорь. — У меня есть свидетель, что деньги передавались на совместное имущество. Адвокат сказал, шансы есть.
Чайник закипел и выключился, издав щелчок. Пар поднимался над носиком, но никто не обращал на него внимания.
— Подавай, — ледяным тоном ответила Соня. — Только потом не удивляйся. И уходи. Сейчас Миша придет из школы, я не хочу, чтобы он тебя видел.
Игорь встал. На его лице была смесь упрямства и растерянности. Он, кажется, и сам не до конца верил в то, что говорил, но отступать не собирался. Он пошел к выходу, но в коридоре остановился.
— Соня… может, договоримся? Мне не нужна половина. Хотя бы треть. Или просто деньгами отдай. Мне очень нужно.
Она молча смотрела на него, и в ее взгляде была только усталость и брезгливость. Он не изменился. Все тот же слабый человек, готовый пойти на любую низость, если его правильно направить. И направляющий был все тот же — его мать.
— Уходи, Игорь, — повторила она.
Когда за ним закрылась дверь, Соня сползла по стене на пол. Она сидела так минут десять, глядя в одну точку. Душа развернулась, как он и просил, только не от счастья, а от боли и омерзения. Она думала, что этот кошмар закончился три года назад. Оказалось, он просто взял паузу.
На следующий день Соня позвонила Тамаре Павловне. Она знала, что разговор будет бесполезным, но должна была попытаться.
— Слушаю, — раздался в трубке сухой, властный голос.
— Тамара Павловна, это Соня. Зачем вы это делаете?
— Сонечка? Не ожидала твоего звонка. О чем ты, деточка?
Эта манера говорить — с приторным «Сонечка» и «деточка», за которыми скрывался ледяной холод, — всегда выводила Соню из себя.
— Вы прекрасно знаете, о чем. Зачем вы натравили на меня Игоря? Зачем солгали ему про деньги и квартиру?
— Я ничего не лгала, — в голосе свекрови появились стальные нотки. — Я давала деньги на улучшение жилищных условий моей семьи. Моего сына. А ты поступила как последняя аферистка. Увела деньги, развелась и купила себе гнездышко. Мой сын имеет право на свою долю.
— Эти деньги пошли на машину Игоря! У меня даже где-то чеки из автосервиса остались! — Соня чувствовала, как начинает заводиться.
— Меня это не интересует. Деньги я давала тебе в руки. И Игорь подтвердит, что речь шла о квартире. Он мой сын, он мне верит, а не тебе, хищнице.
— Да какой же он ваш сын! Он ваша марионетка! Вы сломали ему жизнь, вы разрушили нашу семью, а теперь хотите сделать бездомным собственного внука!
— О внуке надо было думать, когда мужа из дома выгоняла, — отрезала Тамара Павловна. — Я своего сына в обиду не дам. Если не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. Мы встретимся в суде.
И она повесила трубку. Соня швырнула телефон на диван. Руки дрожали. Она понимала, что это война. И воевать придется не с Игорем — он был лишь пешкой, — а с его матерью. Женщиной, которая всю жизнь самоутверждалась, контролируя и ломая всех вокруг.
Соня нашла недорогого, но толкового юриста по рекомендации коллеги. Молодая женщина по имени Анна внимательно выслушала ее историю, изучила документы на квартиру.
— С точки зрения закона, квартира чисто ваша, — уверенно сказала Анна. — Наследство не является совместно нажитым имуществом и разделу при разводе не подлежит. Тем более, вы получили его уже после расторжения брака.
— Но они говорят про деньги. Якобы на первый взнос. И свекровь будет свидетелем.
— Это называется неосновательное обогащение, — пояснила Анна. — Им придется доказать в суде три вещи. Первое — факт передачи денег. Второе — их точную сумму. И третье — целевое назначение, то есть то, что деньги давались именно на покупку этой конкретной квартиры. Расписка была?
— Нет, конечно, — вздохнула Соня. — Она дала мне их наличными на кухне.
— Это усложняет им задачу. Свидетельские показания заинтересованного лица, то есть матери вашего бывшего мужа, суд может оценить критически. Но нам нужно подготовиться. Поищите любые доказательства того, на что ушли те деньги. Чеки, квитанции из автосервиса, может быть, переписка с Игорем того периода.
Вечером, уложив Мишу спать, Соня устроила раскопки в старых коробках. Она нашла папку с документами на ту самую машину. И среди них — заказ-наряд из сервиса на ремонт после аварии. Сумма была чуть больше пятисот тысяч. Она с облегчением выдохнула. Это было серьезное доказательство.
Через неделю ей пришла повестка в суд. Игорь действительно подал иск. Соня смотрела на официальный бланк, и внутри все сжималось от обиды. Человек, с которым она прожила семь лет, отец ее ребенка, пытался вышвырнуть их на улицу, основываясь на лжи своей матери.
Судебное заседание было похоже на дурной спектакль. Игорь, подстрекаемый адвокатом, которого явно наняла Тамара Павловна, говорил заученные фразы о том, как они с Соней мечтали о новой квартире, как его мать решила им помочь. Он избегал смотреть на Соню, его взгляд блуждал по стенам зала.
Затем выступала Тамара Павловна. Она была великолепна в своей роли оскорбленной добродетели. Она рассказывала, как любит сына, как переживала за его семью, как от сердца оторвала последние сбережения, чтобы «детки купили себе гнездышко поуютнее».
— Я лично передала Софье в руки пятьсот тысяч рублей, — вещала она, обращаясь к судье. — Сказала ей: «Сонечка, это вам на первый взнос, на квартиру». Она так благодарила, так радовалась. А через несколько месяцев я узнаю, что она подала на развод. А потом и квартира у нее появилась. Мой мальчик остался ни с чем!
Адвокат Игоря поддакивал и задавал наводящие вопросы. Соня слушала все это, и ей хотелось то ли смеяться, то ли плакать. Ложь была такой наглой и такой цельной, что в нее почти можно было поверить.
Когда слово дали Соне, она говорила спокойно и по делу. Рассказала про аварию, про то, как просила деньги на ремонт. Ее юрист Анна приобщила к делу копию заказ-наряда из автосервиса.
— Скажите, истец, — обратилась Анна к Игорю, — вы помните аварию, в которую попали в марте две тысячи двадцать второго года?
Игорь замялся, посмотрел на мать.
— Ну, было что-то… мелкое.
— Ремонт на сумму пятьсот двенадцать тысяч рублей — это мелкое? — уточнила Анна. — Откуда у вашей семьи тогда нашлись такие деньги, если, как вы утверждаете, вы копили на квартиру?
— Я не помню… Мама помогала, наверное, — бормотал он.
— Так ваша мама давала деньги на ремонт машины или на квартиру? Это были разные суммы?
Игорь окончательно запутался. Он бросил полный отчаяния взгляд на Тамару Павловну, но та сидела с каменным лицом. Ее план давал трещину.
Судья, пожилая женщина с усталым, но проницательным взглядом, отложила заседание на две недели, чтобы стороны могли предоставить дополнительные доказательства.
Выйдя из зала суда, Соня увидела, как Тамара Павловна отчитывает Игоря.
— Ты размазня! — шипела она так, чтобы не слышали посторонние. — Не мог выучить две фразы? Я тебе все расписала! Тряпка!
Игорь стоял, опустив голову, и молча сносил унижения. В этот момент Соне стало его даже немного жаль. Он был не злым, а слабым. И эта слабость сделала его инструментом в руках жестокой матери.
Через несколько дней Соне позвонил старый общий знакомый, Леша. Он был свидетелем на их с Игорем свадьбе.
— Сонь, привет. Тут такое дело… Мне Игорь звонил. Просил в суде выступить. Сказать, что я якобы слышал, как вы квартиру обсуждали, и что Тамара Павловна деньги вам давала именно на это.
— И что ты ответил? — напряженно спросила Соня.
— Я его послал, конечно, — усмехнулся Леша. — Сказал, что в цирке не участвую. Сонь, он совсем с катушек съехал? Я же помню, как он ту машину разбил, и как ты потом бегала, деньги искала. Он мне сам жаловался, что теща последние соки пьет. А теперь он с ней заодно?
— Это не он, Леша. Это все она.
— Понятно. Ну, ты держись. Если нужно будет, я могу в суде выступить. Как свидетель с твоей стороны. Рассказать, как все было на самом деле.
Этот звонок придал Соне сил. Она была не одна. Правда была на ее стороне.
На второе заседание Игорь пришел один. Тамара Павловна не явилась, сославшись на недомогание. Он выглядел еще хуже, чем в прошлый раз.
Его адвокат пытался что-то говорить про косвенные доказательства, но без основного свидетеля обвинения все его аргументы рассыпались. Юрист Сони, Анна, методично разбивала все их доводы. Она вызвала в качестве свидетеля Лешу, который подтвердил, что деньги были нужны на ремонт, и что Игорь сам ему об этом говорил.
В конце заседания судья дала слово Игорю.
— Истец, вы поддерживаете свои требования?
Игорь встал. Он посмотрел на Соню. Впервые за все это время он посмотрел ей прямо в глаза. И в его взгляде она увидела не злость или упрямство, а бездну отчаяния и стыда.
— Нет, — сказал он тихо, но отчетливо. — Я… я отказываюсь от иска.
В зале повисла тишина. Адвокат Игоря подскочил к нему, что-то зашептал, но тот только мотнул головой.
— Ваша честь, я был… введен в заблуждение, — он с трудом подбирал слова. — Квартира принадлежит ответчице по праву. У меня нет на нее никаких претензий.
Судья молча смотрела на него несколько секунд, потом кивнула. Производство по делу было прекращено.
Соня ждала его на улице. Она не знала, зачем. Просто чувствовала, что должна. Он вышел с опущенными плечами, побежденный.
— Почему? — спросила она.
— Я нашел договор купли-продажи той машины, — глухо ответил он. — Я продал ее через три месяца после ремонта. И дата на заказ-наряде, который показала твой адвокат… Все сходится. Мать мне врала. Она все это время мне врала.
Он поднял на нее глаза.
— Она сказала, что ты меня бросила, потому что нашла кого-то побогаче. Сказала, что ты обманом выудила у нее деньги и сразу купила эту квартиру. Я… я почти поверил. Я был в отчаянии, Сонь. У меня ничего не получается. С работы уволили, живу с матерью, денег нет. И она каждый день говорила мне, что ты виновата, что ты украла мою долю, мое будущее.
— А сам ты подумать не мог? — спросила Соня беззлобно. — Вспомнить, как все было?
— Я не хотел, — горько усмехнулся он. — Проще было верить ей. Проще было винить тебя, чем признать, что я сам все разрушил. Своей слабостью. Тем, что всегда позволял ей решать за меня.
Они помолчали. Мимо проезжали машины, спешили по своим делам люди.
— Прости меня, — сказал Игорь. — За все.
— Я не держу на тебя зла, Игорь, — ответила Соня, и это была правда. Злость ушла, осталась только горечь и жалость. — Мне жаль, что твоя жизнь так сложилась.
— Я сегодня же съеду от нее. Не знаю куда. На вокзал, может. Но я больше не могу. Она… она не мать. Она паук. И я всю жизнь провел в ее паутине.
Он повернулся и пошел прочь, не оглядываясь. Соня смотрела ему вслед. Она не чувствовала триумфа или радости победы. Только огромное, всепоглощающее облегчение. Будто с плеч свалился тяжелый груз, который она носила много лет, даже не осознавая его полного веса.
Она поехала домой. К сыну, в свою тихую, светлую квартиру. Открыв дверь, она вдохнула родной запах. Ее крепость. Место, которое она отстояла.
Вечером, когда Миша уже спал, она сидела на кухне с чашкой чая и смотрела в темное окно. Она думала об Игоре, о его сломанной жизни. Думала о Тамаре Павловне, которая в своей слепой, удушающей любви-ненависти уничтожила собственного сына.
Соня не знала, что будет с Игорем дальше. Сможет ли он выбраться из той ямы, в которую сам себя загнал. Скорее всего, нет. Но это была уже не ее война. Ее война закончилась. Она победила. Но в этой победе не было ни капли ликования, только тихая, выстраданная свобода и пустота на месте старых ран, которые теперь наконец-то могли начать заживать.
