— Сначала ем я со своей матерью, потом ты уж поешь, если останется что-то, — крикнул муж с порога.
Нина стояла у плиты, помешивая суп, который готовила с утра. Остатки картофеля, немного крупы и овощей с огорода — вот и всё, что удалось достать. В доме уже неделю не было мяса. Она повернулась, глядя, как Валерий стряхивает снег с сапог. За ним в дом вошла его мать, Клавдия Петровна, снимая потрёпанный шарф.
— Здравствуйте, Клавдия Петровна, — тихо произнесла Нина.
Свекровь окинула её холодным взглядом и молча прошла к столу, не удостоив невестку ответом. Эта картина повторялась ежедневно, но привыкнуть к этому Нина не могла. Три года замужества превратились в бесконечную борьбу за место в этом доме, который никак не становился её домом.
— Где Мишенька? — спросила Клавдия Петровна, оглядываясь в поисках внука.
— Спит, — ответила Нина, помешивая суп. — Только недавно уснул.
— Наверное, голодный, — с упрёком произнесла свекровь. — Нормально ты его кормишь вообще?
Нина закрыла глаза на мгновение, сдерживая подступающие слёзы.
— Я отдаю ему свою порцию, — сказала она едва слышно. — Он не голодный.
Валерий снял верхнюю одежду и прошел мимо жены, даже не взглянув на неё. С тех пор как начался голод, он изменился. Исчезли остатки нежности, которую он когда-то проявлял к ней. Теперь в его взгляде читалось только раздражение, будто в том, что происходило в стране, была виновата она.
— Долго ещё? — спросил он, усаживаясь за стол.
— Готово уже, — ответила Нина, снимая кастрюлю с огня.
Она достала три тарелки и поставила их на стол.
— Тебе не нужно, — остановил её Валерий, забирая третью тарелку. — Я же сказал: сначала мы с матерью поедим.
— А Мишенька? — тихо спросила Нина.
— Разбудишь, когда мы закончим. Он поест с тобой, — ответил муж, наблюдая, как она разливает суп по тарелкам. — И не смей наливать нам меньше, чем обычно.
Нина кивнула и наполнила две тарелки, стараясь делать это равномерно. Она знала, что суп получился жидким. Слишком мало ингредиентов, чтобы он был питательным. Но это было лучше, чем ничего.
Клавдия Петровна попробовала первую ложку и скривилась.
— Что это за бурда? Ты хоть солила её? — спросила она с презрением.
— Да, конечно, — ответила Нина. — Просто соли мало осталось, я экономлю.
— Экономит она, — фыркнула свекровь, обращаясь к сыну. — А что ты сама делаешь целыми днями? Только и сидишь дома с ребенком. Я в твои годы и работала, и дом вела, и ребенка растила. А ты только и умеешь, что водичку кипятить.
Нина молчала, отвернувшись к окну. За стеклом падал снег, укрывая мир белым одеялом. Такая красота снаружи и такая тяжесть внутри.
Валерий ел молча, не вмешиваясь в монолог матери. Он всегда становился на её сторону, как будто между ними была невидимая связь, которую Нина не могла и не имела права нарушать.
— Ты бы хоть к соседям сходила, у Верки мука ещё осталась. Может, одолжила бы немного, — продолжала Клавдия Петровна.
— Я ходила, — тихо ответила Нина. — Она сказала, что у самой почти ничего нет.
— Значит, плохо просила, — отрезала свекровь. — Или для тебя важнее гордость, чем накормить семью?
В этот момент из соседней комнаты послышался детский плач. Миша проснулся. Нина двинулась к двери, но Клавдия Петровна её опередила.
— Сиди уж, я сама, — бросила она. — Только всё равно испортишь.
Свекровь вышла из кухни, оставив Нину наедине с мужем. Валерий продолжал есть, не поднимая глаз от тарелки.
— Валера, — тихо позвала она. — Может, поговоришь с ней? Я стараюсь, правда стараюсь. Но она…
— Что она? — резко перебил её муж. — Она всю жизнь меня растила одна. А теперь заботится о внуке. Ты должна уважать её.
— Я уважаю, но…
— Никаких «но», — отрезал Валерий. — Если бы не она, нам было бы ещё хуже. Это благодаря ей у нас есть крыша над головой. И вообще, я устал от твоего нытья. Думаешь, мне легко каждый день на работу ходить? Думаешь, приятно видеть, как люди дерутся за кусок хлеба? А потом возвращаться домой и слушать твои жалобы?
Нина опустила голову.
— Прости, — прошептала она.
Из соседней комнаты доносился голос Клавдии Петровны, которая что-то ласково говорила Мише. Для внука у неё всегда находились добрые слова и нежные интонации. Только для невестки был припасен холод и презрение.
Валерий доел суп и встал из-за стола.
— Мне нужно выйти, — сказал он. — Говорят, на складе будут выдавать муку по талонам. Попробую достать.
— Хорошо, — кивнула Нина. — Может, мне с тобой пойти? Вместе быстрее будет.
— И кто с Мишкой останется? — усмехнулся Валерий. — Нет уж, сиди дома. Я сам справлюсь.
Он вышел из кухни, а через несколько минут Нина услышала, как хлопнула входная дверь. В комнату вернулась Клавдия Петровна с Мишей на руках.
— Смотри, кто проснулся, — сказала она, целуя внука в щёку. — Проголодался наш маленький, да?
Мише было почти два года, и он уже неплохо ходил, но свекровь предпочитала носить его на руках, как младенца. Нина протянула руки, чтобы взять сына, но Клавдия Петровна повернулась, не давая ей это сделать.
— Я сама его покормлю, — заявила она. — Ты только испортишь всё.
— Клавдия Петровна, он мой сын, — попыталась возразить Нина.
— И мой внук, — отрезала свекровь. — И я лучше знаю, что ему нужно. У меня, в отличие от тебя, есть опыт.
Нина отступила, чувствуя себя лишней в этой комнате, в этом доме, в этой семье. Она смотрела, как свекровь усаживает Мишу за стол и ставит перед ним тарелку с супом — её собственную порцию, которую она планировала поделить между сыном и собой.
— Ешь, солнышко, — приговаривала Клавдия Петровна. — Кушай, маленький.
Миша неуклюже держал ложку, проливая половину содержимого. Нина хотела помочь ему, но знала, что любая её попытка приблизиться вызовет новую волну критики.
— Валерий ушёл на склад, — сказала она, пытаясь начать нейтральный разговор. — Говорит, будут выдавать муку.
— Давно пора, — проворчала Клавдия Петровна. — А то у нас уже неделю лепёшки не из чего печь. Хотя тебе-то всё равно, ты и печь-то толком не умеешь.
Нина промолчала. Спорить со свекровью было бесполезно. Любое её слово воспринималось как вызов или оскорбление. Проще было принять эту роль — роль вечно виноватой невестки, которая ничего не умеет и ничего не стоит.
Она подошла к окну, глядя на заснеженную улицу. Где-то там был другой мир, другая жизнь. Когда-то у неё были мечты — закончить институт, стать учительницей, создать счастливую семью. Но потом началась война, потом голод, и жизнь превратилась в ежедневную борьбу за выживание. А встреча с Валерием, которая поначалу казалась спасением, стала началом новых испытаний.
— О чём задумалась? — голос свекрови вернул её к реальности. — Лучше бы делом занялась. Посуду вон помой.
Нина молча начала собирать тарелки со стола. Миша доел свой суп и теперь с интересом наблюдал за ней.
— Мама, — позвал он, протягивая к ней руки.
Сердце Нины сжалось от нежности. В такие моменты она понимала, ради чего терпит всё это. Ради этих глаз, ради этого голоса, ради этих маленьких ручек, тянущихся к ней.
Она подхватила сына на руки, прижимая его к себе, вдыхая родной запах его волос. Клавдия Петровна недовольно наблюдала за этой сценой.
— Избалуешь ты его, — проворчала она. — Вечно таскаешь на руках. Так и вырастет мамочкиным сынком.
— Ничего страшного, — тихо ответила Нина, целуя Мишу в макушку. — Иногда детям нужно чувствовать, что их любят.
— Философ нашлась, — фыркнула свекровь. — Знаю я ваше поколение. Всё по книжкам воспитываете. А дети вырастают ни на что не способные. Валерий вот у меня не знал такого баловства, и вырос настоящим мужчиной.
Нина хотела возразить, что «настоящий мужчина» не стал бы говорить жене те слова, которые сказал сегодня Валерий, но промолчала. Некоторые мысли лучше держать при себе.
Остаток дня прошёл в привычном ритме. Нина занималась домашними делами, Клавдия Петровна без устали давала указания и критиковала каждый её шаг, Миша играл с немногочисленными игрушками, сделанными из того, что удалось найти.
Валерий вернулся поздно вечером, когда Миша уже спал. Его лицо было мрачным, а руки — пустыми.
— Не дали? — спросила Клавдия Петровна, встречая сына в прихожей.
— Дали, — коротко ответил он и достал из-за пазухи небольшой мешочек. — Только вот столько. Говорят, больше нет.
Нина с трудом сдержала разочарованный вздох. Этой муки хватит от силы на два-три дня, если экономить.
— Я зашёл к Степану, — продолжил Валерий, снимая куртку. — Он говорит, в соседнем районе будут картошку выдавать завтра. Нужно пойти с утра, занять очередь.
— Я могу сходить, — предложила Нина.
— Нет, я сам, — отрезал Валерий. — Там давка будет, затопчут ещё. Мать права, только и умеешь, что дома сидеть.
Нина опустила глаза, чувствуя, как внутри всё сжимается от несправедливости этих слов. Она не сидела сложа руки — она готовила из ничего, стирала без порошка, поддерживала чистоту в доме, воспитывала сына, терпела придирки свекрови. Но всё это не считалось настоящей работой.
— Есть что-нибудь? — спросил Валерий, проходя на кухню.
— Суп остался, — ответила Нина. — Разогреть?
— Давай, — кивнул он, садясь за стол.
Клавдия Петровна устроилась напротив сына.
— Что люди говорят? — спросила она. — Когда это всё закончится?
— Кто знает, — пожал плечами Валерий. — Одни говорят, что к весне станет легче, другие — что будет только хуже. Сергей с работы сказал, что его брат из города уехал, в деревню к родственникам. Говорит, там хоть огород есть, можно что-то вырастить.
— Может, и нам уехать? — задумчиво произнесла Клавдия Петровна. — У меня сестра в Михайловке живёт. Давно зовёт.
— И как мы туда поедем? — возразил Валерий. — Транспорта нет, дороги занесены. Да и работу я здесь бросить не могу. Какая-никакая, а зарплата.
Нина поставила перед мужем тарелку с разогретым супом.
— Спасибо, — буркнул он, не глядя на неё.
Это простое «спасибо» удивило её. Валерий редко благодарил её за что-либо.
— А ты-то ела? — неожиданно спросил он, поднимая на неё глаза.
Нина замешкалась с ответом. Она не ела с утра, оставив всю еду для Миши и для них с Клавдией Петровной.
— Нет ещё, — честно ответила она.
Валерий вздохнул и пододвинул к ней тарелку.
— Садись, поешь. Я потом.
Нина недоверчиво посмотрела на мужа, не понимая, что произошло. Клавдия Петровна тоже выглядела удивлённой.
— Валера, ты с ума сошёл? — возмутилась она. — Ты весь день работал, а она…
— Мама, — резко прервал её Валерий. — Она тоже весь день работала. И это мой дом. Я решаю, кто и когда будет есть.
Клавдия Петровна поджала губы, но промолчала, впервые на памяти Нины не найдя, что возразить сыну.
— Садись, — повторил Валерий, глядя на жену. — Ешь, пока тёплое.
Нина медленно опустилась на стул, всё ещё не веря в происходящее. Она взяла ложку и начала есть, чувствуя, как по телу разливается тепло. Не только от супа, но и от этого неожиданного проявления заботы.
— Завтра я пойду за картошкой, — продолжил Валерий. — А ты с матерью попробуйте испечь что-нибудь из этой муки. И к соседям сходите, может, удастся что-то выменять. У нас ещё осталась та старая шаль, можно её предложить.
Нина молча кивнула, слушая, как муж строит планы на завтра. Она не знала, что вызвало эту перемену, но была благодарна за неё. Возможно, в его сердце ещё оставалось что-то от того парня, в которого она когда-то влюбилась.
Ночью, лёжа рядом с мужем и прислушиваясь к дыханию спящего в колыбели Миши, она думала о том, что, несмотря на все трудности, у неё есть главное — семья. Пусть не идеальная, пусть со своими проблемами, но семья. И пока они вместе, у них есть шанс пережить этот голод, эту зиму, эту жизнь.
Она повернулась к Валерию, который уже спал, и осторожно коснулась его руки.
— Спасибо, — прошептала она, зная, что он не услышит.
И в этот момент она почувствовала, как его пальцы слегка сжали её ладонь.
Утро началось с обычной суеты. Валерий собирался идти за картошкой, Клавдия Петровна хлопотала у плиты, пытаясь испечь лепёшки из полученной вчера муки, Миша капризничал, требуя внимания.
Нина стояла у окна, наблюдая, как на улице собираются люди. Все с сумками, все с одинаково осунувшимися лицами, все с одной целью — достать продукты, выжить ещё один день.
— Я пошёл, — сказал Валерий, натягивая куртку. — Не знаю, когда вернусь. Там наверняка очередь будет огромная.
— Будь осторожен, — попросила Нина.
Он кивнул и на секунду задержал взгляд на её лице, будто хотел сказать что-то ещё, но передумал. Затем повернулся к матери.
— Мам, присмотри за всем. Я постараюсь вернуться до темноты.
— Иди уже, — проворчала Клавдия Петровна, но в её голосе слышалась забота. — И не вздумай возвращаться с пустыми руками.
Валерий ушёл, и в доме стало тише. Нина взяла на руки Мишу, который сразу притих и прижался к ней.
— Что будешь с ним делать, пока я лепёшки пеку? — спросила свекровь, неожиданно обращаясь к Нине без обычного раздражения в голосе.
— Мы можем погулять немного во дворе, — ответила Нина. — Воздух свежий, ему полезно.
— Холодно на улице, — покачала головой Клавдия Петровна. — Простудится ещё.
— Я его хорошо укутаю, — пообещала Нина. — И ненадолго, минут на пятнадцать, не больше.
Свекровь задумалась, затем неожиданно предложила:
— Я лучше сама с ним погуляю. А ты займись лепёшками. У тебя всё равно не получится его тепло одеть, только шарф намотаешь не так.
Нина хотела возразить, но поняла, что это не обычная критика, а своеобразная забота — и о Мише, и, возможно, даже о ней самой. Свекровь действительно лучше справлялась с зимней одеждой, у неё был опыт.
— Хорошо, — согласилась она. — Только, пожалуйста, недолго.
— Я что, не знаю, сколько с ребенком гулять можно? — фыркнула Клавдия Петровна, но без прежней злости. — Я Валерку в любой мороз выводила, и ничего, вырос здоровым.
Она забрала Мишу из рук Нины и пошла в прихожую одевать его. Нина осталась на кухне, глядя на мучную смесь, приготовленную свекровью. Печь лепёшки — дело нехитрое, но ответственное. Особенно сейчас, когда каждая крупица муки на счету.
Она взяла немного теста, скатала его в шар и расплющила на столе, стараясь сделать лепёшку ровной и не слишком тонкой. Затем положила её на разогретую сковороду. Тесто зашипело, соприкасаясь с горячей поверхностью.
Через несколько минут в кухню вернулась Клавдия Петровна с раскрасневшимся от мороза Мишей.
— Вот и погуляли, — сказала она, снимая с внука шапку. — А у тебя как дела? Не сожгла ещё ничего?
Нина показала на стопку готовых лепёшек.
— Всё в порядке. Получились вроде неплохие.
Клавдия Петровна подошла ближе, критически осмотрела результат работы невестки, затем взяла одну лепешку, отломила кусочек и попробовала.
— Ничего, — признала она наконец. — Съедобно. Но в следующий раз больше соли добавь.
От такой свекрови это было почти похвалой. Нина улыбнулась, чувствуя непривычное тепло внутри. Может быть, вчерашний жест Валерия как-то повлиял и на его мать? Или просто общая беда начинает сближать их?
День тянулся медленно. Валерий не возвращался, и с каждым часом тревога нарастала. К обеду они съели по маленькому кусочку лепёшки, оставив большую часть на вечер, когда вернется Валерий.
— Куда он запропастился? — ворчала Клавдия Петровна, поглядывая в окно. — Уже темнеть скоро начнёт.
— Может, очередь большая, — предположила Нина, хотя сама переживала не меньше.
Миша играл на полу с самодельными игрушками — деревянными чурбачками, которые Валерий выстругал для него прошлой зимой. Иногда он поднимал голову и спрашивал: «Папа где?», и Нина каждый раз отвечала: «Скоро придёт».
Когда за окном начало темнеть, Клавдия Петровна не выдержала.
— Пойду к соседям, спрошу, может, кто что слышал, — сказала она, надевая шаль. — А ты смотри за Мишей.
Нина кивнула, и свекровь вышла из дома, оставив их вдвоём с сыном. Миша забрался к ней на колени, прижимаясь тёплым тельцем.
— Мама, сказку, — попросил он.
Нина улыбнулась и начала рассказывать ему историю про маленького мышонка, который отправился искать зерно для своей семьи. История, которую она придумывала на ходу, оказалась удивительно похожей на их собственную жизнь — те же поиски еды, те же трудности, та же забота о близких. Только в сказке, конечно, был счастливый конец — мышонок нашёл целый амбар с зерном и спас свою семью от голода.
— Ещё, — требовал Миша, когда она закончила.
— Завтра, солнышко, — пообещала Нина, целуя его в лоб. — Завтра я расскажу тебе новую сказку.
Входная дверь распахнулась, и в дом ворвался холодный воздух вместе с запыхавшейся Клавдией Петровной.
— Нина, — позвала она с порога, и в её голосе было что-то такое, от чего сердце Нины сжалось. — Там Валерий… Его привезли…
Нина вскочила, прижимая к себе Мишу.
— Что с ним? Что случилось?
— Драка была на складе, — быстро говорила Клавдия Петровна, помогая Нине надеть пальто. — Картошку не всем хватило, люди с ума сошли… Его ударили чем-то тяжелым… Он у Степана сейчас, его туда привезли. Степан за доктором послал.
Нина почувствовала, как земля уходит из-под ног. Только не это. Только не сейчас. Только не Валерий.
— Я должна идти к нему, — сказала она, опуская Мишу на пол.
— Конечно, иди, — согласилась свекровь. — Я с Мишей посижу. Только… Нина, приготовься. Он в плохом состоянии.
Нина выбежала из дома, не чувствуя холода. Степан жил в соседнем доме, всего в нескольких минутах ходьбы. Она бежала, скользя по обледенелой дороге, молясь только об одном — чтобы Валерий был жив.
Дверь дома Степана была приоткрыта, и Нина ворвалась внутрь, не останавливаясь. В комнате было несколько человек, и все они расступились, когда она вошла.
На кровати лежал Валерий. Его лицо было бледным, почти серым, а на виске запеклась кровь. Рядом сидел пожилой мужчина — видимо, тот самый доктор, за которым посылали.
— Валера, — прошептала Нина, падая на колени у кровати и хватая его за руку. — Валера, ты меня слышишь?
Его веки дрогнули, и он медленно открыл глаза.
— Нина, — произнёс он еле слышно. — Прости…
— Тише, не говори ничего, — попросила она, чувствуя, как по щекам текут слёзы. — Всё будет хорошо, доктор здесь.
Доктор печально покачал головой, и Нина поняла всё без слов. Валерий был обречён.
— Сильный удар по голове, — тихо сказал доктор. — Внутреннее кровотечение. Я ничего не могу сделать.
Нина сжала руку мужа ещё крепче.
— Не оставляй меня, — попросила она. — Пожалуйста, Валера, не оставляй нас с Мишей.
— Картошка, — прошептал Валерий, и его губы дрогнули в слабой улыбке. — Я всё-таки достал её. Мешок… у Степана.
— Какая теперь картошка, — всхлипнула Нина. — Ты нам нужен, а не она.
— Позаботься о Мише, — продолжал Валерий, с трудом выговаривая слова. — И о матери. Она… она на самом деле не такая плохая. Она просто… боится.
— Я знаю, — кивнула Нина. — Я позабочусь о них, обещаю.
— Я должен был… быть лучше, — прошептал Валерий. — Ты заслуживаешь лучшего. Ты всегда… заслуживала.
Его голос становился всё тише, и Нина приблизила лицо к его губам, чтобы не пропустить ни слова.
— Я люблю тебя, — сказал он, и в его глазах промелькнуло что-то, чего она не видела уже очень давно — нежность. — Всегда любил. Просто забыл… как это показывать.
— И я люблю тебя, — ответила Нина, прижимаясь щекой к его руке. — Я всегда буду любить тебя.
Она почувствовала, как его пальцы слегка сжали её руку, а потом расслабились. Навсегда.
Похороны были скромными. В такое время никто не мог позволить себе пышных церемоний. Нина стояла у свежевырытой могилы, держа на руках Мишу, который не понимал, что происходит, и всё спрашивал, где папа. Рядом, опираясь на палку, стояла Клавдия Петровна, осунувшаяся и постаревшая за эти несколько дней.
Когда всё закончилось, и люди начали расходиться, Нина осталась у могилы, не в силах уйти. Миша начал капризничать от холода и усталости.
— Дай мне его, — неожиданно сказала Клавдия Петровна. — Я отнесу его домой. А ты… побудь здесь, если хочешь.
Нина передала ей ребенка, удивлённая этим проявлением понимания. Свекровь прижала внука к себе и медленно пошла по дорожке к выходу с кладбища.
Оставшись одна, Нина опустилась на колени у могилы.
— Я выполню обещание, — прошептала она. — Я позабочусь о Мише и о твоей матери. Мы справимся, Валера. Мы выживем.
Она не знала, сколько просидела там, на холодной земле, пока не почувствовала руку на плече. Это была Клавдия Петровна, вернувшаяся за ней.
— Пойдём домой, — сказала она тихо. — Миша ждёт.
— А вы… — Нина запнулась, не зная, как спросить.
— Я оставила его с соседкой на минутку, — пояснила свекровь. — Не могла же я тебя здесь одну оставить. Замёрзнешь ещё.
В её голосе была забота — неуклюжая, непривычная, но искренняя. Нина поднялась, чувствуя, как затекли колени от долгого сидения на холоде.
Они пошли рядом по дорожке, две женщины, связанные теперь не только общей крышей, но и общим горем, общей потерей.
— Знаешь, — неожиданно сказала Клавдия Петровна, — он в последнее время часто говорил о тебе. О том, какая ты… сильная. И добрая.
Нина удивлённо посмотрела на свекровь.
— Правда?
— Да, — кивнула та. — Я-то думала, что он… ну, что у вас всё не так хорошо. А оказалось, что он просто не умел показывать. Как и я.
Она помолчала, затем добавила:
— Мы с тобой, Нина, теперь одни остались. С Мишей. Нам… нам нужно как-то научиться жить вместе. Ради него.
— И ради Валеры, — тихо добавила Нина.
— И ради него, — согласилась Клавдия Петровна.
Они подошли к дому, и Нина заметила дым, идущий из трубы. Значит, соседка растопила печь, чтобы Мише было тепло. Это была маленькая, но такая важная забота.
— Голодная, наверное, — вдруг сказала Клавдия Петровна. — А у нас есть картошка. Та самая. За которую Валера…
Она не закончила фразу, но Нина поняла.
— Сначала ем я со своим внуком, потом ты поешь, — сказала вдруг Клавдия Петровна, останавливаясь у двери дома, — а потом… потом мы будем есть вместе. Как семья. Потому что мы и есть семья.
Нина посмотрела на пожилую женщину, в глазах которой стояли слёзы, и вдруг поняла, что за внешней суровостью скрывается такая же израненная душа, такое же одиночество, такой же страх.
— Да, — согласилась она, открывая дверь в дом. — Мы семья.
И впервые за долгое время она почувствовала, что эти стены, этот дом, эта жизнь — действительно её. Не идеальная, не такая, как мечталось, но её. И она будет бороться за неё. Ради Миши. Ради Валерия. Ради старой женщины, которая только сейчас начинала открывать своё сердце. И ради себя самой.
Они вошли в дом, где их ждал Миша. Их будущее. Их надежда. Их жизнь, которая продолжается, несмотря ни на что.
