— Вали отсюда, пока цела! — выкрикнула Таня, и телефон полетел в стену.
Экран погас, брызнув осколками по линолеуму. Хорошо. Пусть не звонит больше эта змея. Пусть молчит со своими указаниями, со своим ядовитым голосом, с этими вечными: «А где то? А почему не так? А вот мама Дениса всегда…»
Мама Дениса. Свекровушка её любимая, та хотя бы в лицо говорила, когда была недовольна. А эта, Лариса, словно паук — плетёт сети за спиной, а потом раз — и ты виновата. Всегда виновата.
Таня прислонилась лбом к холодильнику. Металл обжёг кожу приятным холодом. Десять утра субботы. За окном ноябрьская морось превращала город в серую акварель, размывала контуры домов напротив, гасила последние краски осени.
А в квартире пахло подгоревшей картошкой.
Она резко распахнула духовку — оттуда пахнуло жаром и дымом. Утиная грудка почернела по краям, превратилась в угольный слиток. Денис любил утку. Любил, когда кожица хрустящая, а внутри розовое мясо, сочное. Она столько раз готовила ему это блюдо, выверяла температуру, время. Сегодня забыла про таймер.
Сегодня забыла вообще обо всём, кроме того звонка.
«А я не поняла, где праздничный обед? Быстро всё приготовила, не то полетишь из дома!»
Лариса позвонила в семь утра. Разбудила этой фразой, прошипела в трубку, как будто Таня была её служанкой. Денис ведь сегодня из командировки возвращается — значит, стол должен ломиться. Значит, Таня обязана бежать на рынок, скупать половину прилавков, жарить, парить, тушить. Потому что «так положено». Потому что «в нашей семье всегда встречали мужчин как героев».
Как героев.
Денис уезжал на неделю — по делам фирмы, в Екатеринбург. Таня оставалась одна в этой трёхкомнатной клетке на Уралмаше, где каждый угол кричал о том, что она здесь чужая. Мебель выбирала свекровь. Обои клеила Лариса с Денисом, ещё до свадьбы. Даже занавески на кухне — те самые, бежевые в мелкий цветочек — покупала не Таня.
Пять лет замужества, а ощущение, что живёшь в музее чужой жизни.
Таня вытащила противень, швырнула его в раковину. Утка зашипела под струёй холодной воды, и от пара запотели стёкла. Она стояла, глядя на этот обугленный кусок мяса, и внутри всё сжималось в тугой комок.
Нет. Сегодня хватит.
Она сняла фартук — подарок от той же Ларисы, розовый, с идиотской надписью «Лучшая хозяюшка», — скомкала его и запихнула в мусорное ведро. Потом стянула домашнее платье, натянула джинсы и старую кожаную куртку, которую Денис терпеть не мог. «В ней ты похожа на байкершу какую-то», — говорил он.
Отлично. Пусть байкерша.
Она схватила сумку, ключи от машины и выскочила из квартиры. Лифт, как всегда, не работал. Таня сбежала по лестнице — мимо исцарапанных стен, мимо запаха кошачьей мочи и сырости, мимо соседки с третьего этажа, которая вечно сплетничала с Ларисой.
— Танечка, а куда это вы? — попыталась остановить её соседка.
— По делам, Нина Фёдоровна, — бросила Таня, не останавливаясь.
На улице ветер трепал голые ветки деревьев, гнал прошлогоднюю листву вдоль тротуаров. Таня села в свою старенькую «Калину», завела двигатель. Руки дрожали — не от холода, а от той ярости, что копилась месяцами. Годами, если честно.
Она выехала со двора и поехала в сторону центра. Не знала, куда именно. Просто прочь. Прочь от этой квартиры, от Ларисиных звонков, от необходимости быть удобной.
Светофор на перекрестке загорелся красным. Таня остановилась, посмотрела в зеркало заднего вида. Лицо бледное, круги под глазами. Ей тридцать два, а выглядит на все сорок. Когда последний раз она смотрела на себя не как на прислугу? Не как на жену Дениса, невестку Натальи Павловны, золовку Ларисы — а просто на Таню?
Телефон снова завибрировал на пассажирском сидении. Таня глянула на экран — Лариса. Конечно.
Она сбросила вызов. И тут же пришло сообщение: «Мы с Денисом будем в три часа. Если не будет обеда, сама знаешь что будет».
Таня усмехнулась. Знает. Скандал. Денис будет защищать сестру, как всегда. Скажет, что Таня преувеличивает, что Лариса просто переживает, что нужно войти в её положение. Лариса развелась два года назад, живёт одна, работает кассиром в супермаркете. И вот теперь это Танина проблема — быть мальчиком для битья, чтобы золовка могла срывать свою злость…
Зелёный свет. Таня нажала на газ и поехала дальше, не отвечая на сообщение. Пусть ждут. Пусть нервничают. Пусть хоть раз почувствуют, каково это — когда тебя не ставят в известность, когда ты не главный, когда твоё время ничего не стоит.
Она свернула на проспект Космонавтов и через двадцать минут оказалась у «Мегаполиса» — огромного торгового центра, который по выходным превращался в человейник. Парковка забита, приходилось кружить между рядами в поисках места. Таня втиснулась между двумя внедорожниками и заглушила мотор.
Сидела минут пять, просто глядя на серое небо через лобовое стекло. Дождь усилился, капли барабанили по крыше машины монотонно, убаюкивающе. Внутри всё ещё бурлило — смесь гнева, обиды и какой-то непонятной пустоты. Когда последний раз она делала что-то для себя? Не для Дениса, не для его семьи, не потому что «так надо» — а просто потому, что хотела?
Не помнит.
Таня вышла из машины и почти бегом бросилась к входу, прикрывая голову сумкой от дождя. В торговом центре пахло попкорном, новой одеждой и парфюмом из магазинов на первом этаже. Народу было немного — суббота ещё не раскачалась, основная волна покупателей хлынет после обеда.
Она поднялась на третий этаж, где располагался фудкорт. Разноцветные вывески кафе мигали неоновыми буквами: «Шоколадница», «Теремок», «Крошка-картошка». Таня выбрала небольшое кафе в углу — «Счастье есть», называлось. Уютное место с деревянными столиками и мягкими диванчиками у окна.
Села у панорамного окна, заказала капучино и чизкейк. Не потому что хотела есть — просто чтобы было чем занять руки. Телефон снова ожил — Денис на этот раз.
«Лариса сказала, ты сорвалась. Что случилось? Я же скоро дома буду».
Таня отложила телефон экраном вниз. Не сейчас. Сейчас она просто посидит здесь, в этом тёплом коконе чужих разговоров и запаха кофе, и ни о чём не будет думать.
— Этот столик свободен?
Она подняла глаза. Перед ней стоял мужчина лет тридцати пяти, в тёмно-синем свитере и джинсах. Волосы слегка вьющиеся, с проседью на висках. Лицо приятное, открытое — с морщинками у глаз, которые говорили о том, что человек много улыбается.
— Все остальные столики заняты, — добавил он извиняющимся тоном, показывая на зал.
Таня оглянулась. Действительно, всё было занято.
— Присаживайтесь, — кивнула она.
Он опустился на стул напротив, поставил на стол чашку эспрессо и круассан. Достал телефон, но не уткнулся в него, как делают большинство. Просто положил рядом с чашкой.
— Ненавижу дождь, — сказал он вдруг, глядя в окно. — В такую погоду хочется либо в постель забраться, либо куда-нибудь улететь. В Таиланд, например.
Таня усмехнулась:
— А что вы тогда делаете в торговом центре?
— Прячусь от реальности, наверное. — Он посмотрел на неё внимательно. — Вы тоже, судя по всему.
Странно, но его слова не показались бестактными. Может, потому что он говорил спокойно, без этой фальшивой бодрости, с которой обычно лезут с советами малознакомые люди.
— Что-то вроде того, — призналась Таня.
Они замолчали. Он пил кофе, она ковыряла вилкой чизкейк. А потом он снова заговорил — о погоде, о городе, о том, как изменился этот район за последние годы. Лёгкая болтовня ни о чём, которая почему-то не раздражала.
— Богдан, — представился он, когда официантка принесла ему второй эспрессо.
— Таня.
— Очень приятно, Таня. А вы часто сбегаете по торговым центрам от реальности?
Она рассмеялась — впервые за это утро:
— Нет, сегодня первый раз, если честно.
— Значит, повод серьёзный.
Таня пожала плечами. Не хотелось рассказывать незнакомому человеку про Ларису, про семейные разборки, про то, что она чувствует себя прислугой в собственном доме. Но Богдан и не настаивал. Он просто сидел напротив, и от него исходило какое-то спокойствие, которого так не хватало.
— Я работаю неподалёку, — сказал он. — Своя маленькая фирма по ремонту компьютеров и оргтехники. Офис на Бебеля. Клиент сорвался сегодня, вот я и решил не возвращаться сразу домой.
— Живёте один?
— Один. Три года как развёлся. Дочь осталась с женой, вижусь по выходным. — Он не выглядел расстроенным, скорее примирившимся с обстоятельствами. — А вы замужем?
Таня машинально покрутила обручальное кольцо на пальце.
— Да. Пять лет.
— И сбежали от мужа в торговый центр? — в его голосе не было осуждения, только лёгкое любопытство.
— От его семьи, скорее, — вырвалось у Тани.
И тут её прорвало. Она заговорила — о Ларисе, о бесконечных звонках, о том, что её мнение никогда не учитывается, о Денисе, который всегда встаёт на сторону сестры. Слова лились сами собой, а Богдан слушал, не перебивая, только иногда кивал.
Когда она замолчала, он допил свой кофе и сказал:
— Знаете, что самое сложное в отношениях? Не научиться любить другого человека. А научиться не терять себя рядом с ним.
Таня посмотрела на него удивлённо. Эта фраза словно попала в самую точку.
— Вы из собственного опыта?
— Из очень болезненного опыта, — кивнул Богдан. — Моя бывшая жена была прекрасным человеком. Но я так старался соответствовать её ожиданиям, что в какой-то момент перестал понимать, чего хочу сам. И она это почувствовала. Сказала, что живёт с призраком, а не с мужчиной.
Они просидели в кафе ещё час. Богдан рассказывал о своей работе, о дочери Насте, которая учится в художественной школе. Таня — о своей заброшенной мечте стать дизайнером интерьеров. Когда-то она училась на курсах, даже делала несколько проектов для знакомых. Потом вышла замуж, и Денис сказал, что ей не обязательно работать, семья важнее карьеры.
— А вы сами как считаете? — спросил Богдан.
Таня задумалась. Как она сама считает? Странно, но впервые кто-то спрашивал не о том, правильно ли она поступает, а о том, чего хочет она.
— Не знаю, — призналась честно. — Я так долго жила по чужим правилам, что забыла свои.
Когда они выходили из кафе, Богдан достал телефон:
— Можно ваш номер? Просто поговорить иногда. Мне было приятно.
Таня колебалась секунду, потом продиктовала цифры. Что плохого в том, чтобы просто общаться?
Они спустились вниз, и у выхода разошлись в разные стороны. Таня шла к машине и чувствовала, что внутри что-то изменилось. Не кардинально, нет — но словно приоткрылась дверь, за которой был другой мир. Мир, где её слушают. Где ей интересны. Где она не обязана соответствовать чужим ожиданиям.
Телефон завибрировал — Денис снова.
«Я уже в городе. Где ты? Лариса в истерике».
Таня набрала ответ: «Скоро буду».
Но заводить машину не спешила. Сидела, глядя на экран телефона, и думала о том, что сейчас её ждёт. Лариса с кислым лицом, свекровь Наталья Павловна, которую золовка наверняка уже успела подключить к атаке, Денис с его вечным «ну что ты, они же не со зла». Праздничный обед, которого нет. Скандал, который неизбежен.
И вдруг Таня поняла — не хочет. Просто не хочет туда возвращаться. Не сегодня.
Она завела мотор и поехала домой на автопилоте. Дождь почти прекратился, только моросило мелкой водяной пылью. Город плыл за окнами серыми пятнами — магазины, остановки, скверы с голыми деревьями.
Когда она поднялась на свой этаж, из-за двери квартиры уже доносились голоса. Громкие, возмущённые.
— Где она вообще носится? — Лариса. — Мы тут ждём битый час! Денис с дороги, голодный!
— Танечка всегда была странной, — вступила Наталья Павловна. — Помню, на свадьбе уже видела — не наша она девочка. Не домашняя.
Таня открыла дверь. В прихожей столпились все трое — Денис в дорожной куртке, с сумкой в руках, Лариса в ярко-красной кофте, которая делала её лицо ещё злее, и свекровь в своём неизменном тёмно-синем костюме.
— А, вот и она, — Лариса первой бросилась в атаку. — Гуляешь, пока мы тут ждём? Денис с дороги, а она по магазинам!
— Я не по магазинам, — спокойно сказала Таня, снимая куртку.
— А где обед? — Наталья Павловна прошла на кухню, оглядела пустой стол. — Господи, Танюша, ну как так можно? Мужа из командировки встречать нечем!
— Я не успела, — Таня прошла следом, открыла холодильник. — Сейчас что-нибудь быстро сделаю.
— Быстро! — взвизгнула Лариса. — Да тут и готовить-то нечего! Что это вообще? Кефир, яйца, сосиски? Ты издеваешься?
Денис молчал, стоя в дверях кухни. Лицо усталое, глаза потухшие. Он смотрел на Таню с каким-то недоумением — мол, ну что опять не так?
— Мам, Лар, давайте я схожу в магазин, — начал он примирительно. — Куплю готовую курицу, салаты…
— Да причём тут ты? — Лариса развернулась к нему. — Это её обязанность! Она жена или кто? Сидит дома целыми днями, даже мужа нормально встретить не может!
— Я не сижу дома целыми днями, — голос Тани прозвучал тише, чем она хотела. — Я веду хозяйство, готовлю, убираю…
— Ой, да хватит! — Наталья Павловна махнула рукой. — Хозяйство она ведёт. У моей соседки Жанны трое детей, она работает на двух работах, и всегда дома порядок, обед готов! А ты…
— А я что? — Таня почувствовала, как внутри снова поднимается та волна, которую она еле сдерживала всё утро. — Я плохая жена? Плохая хозяйка?
— Да никакая ты! — отрезала Лариса. — Вот никакая! Денис мог найти кого получше, но ты его приворожила, видимо!
— Лар, ну зачем ты так, — попытался вмешаться Денис, но сестра его перебила:
— Молчи! Ты её вечно защищаешь! Она над тобой смеётся, а ты не видишь!
Таня стояла посреди кухни, и вдруг всё стало неважным. Крики, обвинения, эти перекошенные от злости лица — всё это вдруг отдалилось, словно она смотрит на происходящее со стороны. И в этой тишине внутри себя она услышала вопрос: а зачем тебе это нужно?
— Знаете что, — сказала она негромко, но все трое мгновенно замолчали. — Идите к чёрту. Все.
Наталья Павловна ахнула. Лариса побагровела. Денис сделал шаг вперёд:
— Ты что себе позволяешь? Это моя мать, моя сестра!
— И это моя жизнь, — Таня прошла мимо него в спальню. — Которую я больше не собираюсь тратить на то, чтобы оправдывать чужие ожидания.
Она достала из шкафа спортивную сумку, начала складывать вещи. Руки действовали сами собой — джинсы, свитера, бельё, косметичка. Денис ворвался в комнату:
— Ты куда? Ты что творишь вообще?
— Уезжаю, — Таня застегнула сумку. — На какое-то время. Может, насовсем, не знаю пока.
— Ты спятила! — Он попытался схватить её за руку, но она увернулась. — Из-за одной ссоры разрушать семью?
— Не из-за одной, — Таня посмотрела ему в глаза. — Из-за сотен. Из-за тысяч мелких унижений, которые ты не замечал. Или не хотел замечать.
— Таня, ну подожди, — в его голосе появилась растерянность. — Давай спокойно поговорим. Мы что-нибудь придумаем…
— Я уже придумала.
Она взяла сумку, телефон, документы. В дверях спальни стояли Лариса с Натальей Павловной — обе с одинаково шокированными лицами.
— Вот видишь, какую ты выбрал, — процедила Лариса. — При первой проблеме сбежала!
Таня остановилась рядом с ней:
— При первой проблеме, Лариса, я пришла в эту семью пять лет назад. И с тех пор стараюсь решать все ваши проблемы. Но мои никого не интересовали.
Она вышла из квартиры, не оглядываясь. Лифт работал — чудо какое-то. Таня спустилась, села в машину и только тогда позволила себе выдохнуть. Руки тряслись, сердце колотилось, а в голове звенела пустота.
Она достала телефон и набрала номер Богдана. Он ответил после второго гудка:
— Таня?
— Можно я к тебе приеду? — её голос дрожал. — Просто… мне нужно где-то переночевать. Я заплачу, конечно…
— Приезжай, — он даже не спросил, что случилось. — Адрес скину. И ничего платить не надо.
Через сорок минут Таня стояла у двери его квартиры на Бебеля. Богдан открыл сразу — в домашних штанах и мятой футболке, с чашкой чая в руке.
— Проходи, — он посторонился. — Не обращай внимания на бардак, я не ждал гостей.
Квартира оказалась неожиданно уютной — однокомнатная студия с большими окнами, заставленными книгами и компьютерной техникой. На стенах фотографии — девочка лет десяти с косичками, Богдан с этой же девочкой на качелях, закаты, горы.
— Садись, — он указал на диван. — Чай? Кофе?
— Чай, — Таня опустилась на мягкие подушки и вдруг почувствовала, как всё напряжение разом отпустило. Слёзы навернулись сами собой.
Богдан молча протянул ей коробку салфеток, налил чай. Сел рядом и положил руку ей на плечо — осторожно, не настойчиво.
— Расскажешь, когда будешь готова, — сказал он. — Или не расскажешь. Как хочешь.
И Таня рассказала. Всё — от сегодняшнего звонка до своего ухода из дома. Он слушал, изредка кивая, задавал короткие вопросы.
Когда она закончила, за окном уже стемнело. Город зажёг огни — жёлтые квадраты окон напротив, красные фонари на проспекте.
— Знаешь, что самое страшное? — Таня допила остывший чай. — Я не жалею. Вообще. Должна ведь жалеть, правда? А я просто… облегчение чувствую.
— Это нормально, — Богдан встал, достал из шкафа одеяло и подушку. — Спи пока на диване. Завтра решишь, что дальше. Может, вернёшься, может, нет. Главное — не принимай решений в таком состоянии.
Таня легла на диван, укрылась одеялом с запахом стирального порошка и чего-то ещё — мужского, домашнего. Богдан выключил верхний свет, оставил только торшер в углу.
— Спокойной ночи, Таня.
— Спокойной ночи.
Она лежала в темноте и слушала, как за стеной что-то негромко бурчит — холодильник или стиральная машина. А телефон лежал на полу рядом с сумкой, и на экране одно за другим всплывали сообщения от Дениса. Она не читала их.
И впервые за пять лет чувствовала себя свободной.
