— Нет, ты только послушай! Ты просто послушай, что она говорит!
Даша устало откинулась на спинку стула, прикрыв глаза. Телефон в руке её мужа, Пети, казалось, шипел, как разъяренная змея. Он держал трубку на расстоянии вытянутой руки, включив громкую связь, и по кухне разносился высокий, требовательный голос свекрови, Раисы Олеговны.
— …и я не понимаю, Дашенька, что тут такого? Свадьба у людей! У Светланы, племянницы твоей, можно сказать! Петя ей как брат старший! И мы должны что, с кастрюлькой эмалированной прийти? Позориться? Я сказала Светочке: «Не волнуйся, Петя с Дашей у нас люди небедные, они понимают, что такое молодая семья». Они же в Москву не с пустыми руками ехали!
Даша открыла глаза и посмотрела на мужа. Петя, крупный, румяный мужчина в вечно слегка помятой рубашке сотрудника ГАИ, виновато улыбался и пожимал плечами, мол, «ну что я могу поделать, мама». Его вечная веселость сейчас казалось Даше верхом идиотизма.
— Раиса Олеговна, — Даша взяла себя в руки, её театральный, поставленный голос мгновенно перекрыл визг свекрови. — Мы очень рады за Светлану. Но мы еще даже не получили приглашения.
— Ой, приглашения! — фыркнула свекровь. — Какие формальности, Даша! Я тебе голосом приглашаю! Через две недели, в субботу. Ресторан «Золотой Колос» у нас в Рязани. Так вот, я о деле. Света с Игорем уже всё распределили. Вы же знаете, как сейчас тяжело начинать…
Даша снова прикрыла глаза. Она знала, что сейчас будет. Это была их семейная традиция. Родня мужа, обитавшая в Рязани и окрестностях, воспринимала Петю и Дашу не как семью, а как филиал благотворительного фонда «Московские возможности». Каждое событие — будь то юбилей, крестины или, как сейчас, свадьба — превращалось в тщательно спланированный сбор средств.
— …дядя Витя с тетей Любой дарят холодильник. Они люди простые, им простительно, — вещал телефон. — Сестра Игоря, ну та, что в Германии приживалкой у немца сидит, обещала телевизор плазменный. А вам, значит, мы записали стиральную машину. Только не абы какую!
Даша почувствовала, как начинает дёргаться левый глаз. Она только что вернулась с шестичасовой репетиции. Новая постановка «Бесприданницы» выматывала все силы. Она, в свои сорок восемь, играла Огудалову, и режиссер требовал «надрыва, но без истерики». Вся её истерика, кажется, уходила на общение с Раисой Олеговной.
— Светочка выбрала модель. Bosch, серия 6, с сушкой. Серебристая. Она в «Эльдорадо» у нас стоит… — Раиса Олеговна зашуршала бумажкой, — …восемьдесят четыре тысячи девятьсот девяносто девять рублей. Я вам артикул сейчас продиктую, Петенька, записывай! Чтобы не ошиблись!
Петя схватил со стола рекламную газетку и карандаш, уже готовый записывать.
— Мам, ну восемьдесят пять тысяч… — начал он было, но как-то вяло, без напора.
— А что «восемьдесят пять»? — взвилась свекровь. — Что, для родной племянницы жалко? Да я тебя, Петенька, одна растила! Все жилы из себя тянула! А ты, Даша? Ты же у нас актриса! В театре! У вас там, в Москве, деньги лопатой гребут! Небось, премии одни по сто тысяч! А мы тут как? На огурцах своих сидим!
Вот оно. Классическая манипуляция. «Энергетическая пиявка», как называла их про себя Даша, присосалась и начала качать. Она качала вину из Пети («я тебя растила») и зависть к Даше («деньги лопатой гребут»).
Их трехкомнатная «сталинка» в районе Сокола, доставшаяся Даше от бабушки-профессора, казалась рязанской родне дворцом. То, что Даша моталась по подработкам, озвучивая рекламу и проводя детские утренники, чтобы оплатить репетиторов для сына-студента, никого не волновало. То, что Петя хоть и работал в ГАИ, но на «хлебном» месте не сидел, предпочитая отшучиваться, а не брать взятки, — это тоже было за гранью их понимания. В их мире «ГАИ» и «Москва» равнялось «миллионер».
— Раиса Олеговна, — Даша снова повысила голос, вкладывая в него металл, который так ценил их режиссер. — Мы не будем покупать эту стиральную машину.
В трубке повисла оглушительная тишина. Даже Петя вжал голову в плечи и перестал улыбаться.
— Что-о-о? — прошипела свекровь. — Дашенька, ты не расслышала?
— Я всё прекрасно расслышала. Восемьдесят пять тысяч за подарок, который нам назначили. Это не подарок, Раиса Олеговна. Это побор.
— Да ты…, да ты… — задохнулась та. — Петя! Ты слышишь, что она говорит? Твоя змея! Она меня поборами… Я для вас же стараюсь! Чтобы вы… чтобы Светочка…, да она же на всю жизнь обидится!
— Значит, такая у нее любовь к брату Пете, — отрезала Даша. — Если ее любовь измеряется в моделях стиральных машин Bosch. Мы приедем и подарим то, что сочтем нужным. Сколько сможем.
— Ах, сколько сможете?! — яд в голосе свекрови мог бы отравить небольшой город. — Конвертик вшивый свой привезёте? Пять тысяч?! Мне! Мне, матери твоей, стыдно будет в глаза людям смотреть!
— Тогда не смотрите, — холодно посоветовала Даша. — Всего доброго.
Она протянула руку и нажала «отбой» на Петином телефоне.
Петя посмотрел на жену с ужасом.
— Даш… ну ты чего? Ну мама же… она же от чистого сердца…
— От чистого сердца, Петя, — Даша встала и подошла к окну, — просят здоровья. А за восемьдесят пять тысяч требуют конкретный артикул. Твоя мама не просто «старается». Она нас использует. Она — главный режиссер этого балагана, где нам с тобой отведена роль дойных коров.
— Ну, Дашка… — он подошел сзади, обнял её за плечи, уткнулся носом в волосы. От него пахло дорогой, бензином и немного коньяком — видимо, уже успел где-то «повеселиться» после смены. — Ну не кипятись. Они же родня. Ну, такие они… провинциальные. У них взгляд такой.
— «Такой взгляд» называется «наглость», Петя. А твое «ну, Дашка» называется «попустительство».
Она вывернулась из его объятий. Петя был хорошим мужем в быту. Веселый, легкий на подъем, всегда готовый пошутить. Но эта его легкость имела обратную сторону: он панически боялся конфликтов. Особенно с матерью. Ему было проще отдать, уступить, «сгладить углы», чем один раз твердо сказать «нет».
Его заигрывания с чужими женщинами были из той же оперы. Он не изменял ей, Даша была в этом уверена. Но он не мог удержаться, чтобы не улыбнуться кассирше, не подмигнуть официантке, не отпустить сальный комплимент её же, Дашиной, коллеге по театру. Ему нужно было нравиться всем. И эта жажда одобрения делала его идеальной жертвой для материнских манипуляций.
— И что ты предлагаешь? — насупился Петя. — Не ехать? Вообще? Мать меня со свету сживет.
— Ехать, — Даша повернулась к нему. Глаза её блеснули. — Мы поедем. И мы подарим им подарок. Дорогой подарок. Как они и просили.
Петя не понял.
— Так… машину? Ты же сказала…
— Я сказала, что эту машину мы покупать не будем. Но я не сказала, что мы не выполним их главное требование.
— Какое?
— Они хотят, чтобы мы «раскошелились». Они хотят, чтобы все видели, что «москвичи» привезли что-то «ого-го». Они хотят не вещь, Петя. Они хотят статус. Они хотят похвастаться.
— И?
— И мы дадим им эту возможность. Но по моим правилам.
Две недели пролетели в тумане. Раиса Олеговна больше не звонила Даше. Она атаковала Петю. Звонила ему на работу, подкарауливала утром, пока он не ушел, писала слезливые СМС: «Сыночек, Светочка так плачет. Неужели вы ее так ненавидите?», «Петя, я нашла подешевле! За восемьдесят одну! Возьмите, умоляю! Не позорьте меня!»
Петя мрачнел, ходил кругами по кухне, но Даша была непреклонна.
— Ты с ней поговори, — умолял он.
— Я всё сказала. Петя, один раз. Один раз перетерпи. Иначе мы так и будем всю жизнь оплачивать «хотелки» Светланы, потом ее детей, потом внуков дяди Вити. Ты — инспектор ГАИ. Ты должен уметь ставить шлагбаум. Поставь его.
В пятницу, за день до отъезда, Даша взяла отгул. Она вернулась домой поздно вечером, с тяжелой, продолговатой коробкой, обтянутой бордовым бархатом.
Петя, смотревший футбол, удивленно присвистнул.
— Это что? Ружье?
— Почти, — усмехнулась Даша. — Это наш подарок.
Она положила футляр на стол и открыла его.
Петя ахнул.
На иссиня-черном атласе, в специальных углублениях, лежали двенадцать массивных серебряных ложек и двенадцать вилок. Старинная, тяжелая работа. Черненое серебро, сложный узор «виноградная лоза».
— Даш… откуда это?
— Антикварный. На Арбате.
— Это… это же…
— Это столовое серебро. Кубачи. Конец XIX века, — Даша с любовью провела пальцем по холодному металлу. — Восемьдесят седьмая проба. Сейчас такую уже не делают.
— Даша, оно же, наверное, стоит…
— Дороже, чем их Bosch с сушкой, — спокойно ответила Даша. — Значительно дороже.
Петя сел на стул. Он смотрел то на серебро, то на жену.
— Но… зачем? Они же… они же есть этим не будут.
— Естественно, не будут. Они это, скорее всего, даже из коробки не достанут. Но, Петенька, милый, вспомни, чего они хотели?
— Стиральную машину…
— Они хотели дорогой подарок. Они хотели похвастаться. Они хотели статус. Они нас упрекали, что мы принесем «пять тысяч в конверте». Так вот.
Даша подняла одну ложку. Она была тяжелой, как слиток.
— Это — статус. Это — «на века», как любит говорить твоя мама. Это — «фамильная ценность». Понимаешь? Они не смогут сказать, что мы поскупились. Они не смогут сказать, что мы их «опозорили». Мы привезли наследство.
— Они же нас убьют, — прошептал Петя, но в глазах его уже загорался озорной огонек. Его веселая натура начинала понимать всю соль этой «шутки».
— Не убьют, — Даша закрыла крышку футляра. Бархат мягко пружинил. — Они будут в ярости. В тихой, бессильной ярости. Потому что мы формально выполнили их требование. Мы привезли «ого-го». Мы потратились. Но мы не дали им то, что они требовали. Мы не позволили собой манипулировать.
— А… а если они спросят? Ну, прямо? «Где машина?»
— А мы удивимся, — Даша улыбнулась своей сценической улыбкой, той, что предназначалась для последнего акта трагедии. — И скажем: «Какая машина, Раиса Олеговна? Разве можно сравнить какую-то бытовую технику, которая сломается через три года, с этим? Мы же для вас как лучше хотели! От души! Фамильное серебро… это же память!»
Петя смотрел на жену с восхищением.
— Ты у меня, Дашка, дьявол.
— Я актриса, милый, — поправила она. — Я умею читать сценарий. А их сценарий был написан слишком жирными, наглыми буквами. Пришлось внести режиссерскую правку.
Она похлопала по бархатной крышке.
— Ну что, поехали в Рязань? Поздравим молодых. Уверена, их ждет сюрприз…
Ресторан «Золотой Колос» гудел, как потревоженный улей. Августовская жара, не спадавшая даже к вечеру, смешивалась с запахом майонезных салатов, горячей водки и дешевого парфюма. Фиолетовые атласные банты на стульях выглядели увядшими, а в центре зала надрывалась тамада в блестящем бирюзовом платье, похожая на тропическую рыбу, выброшенную на рязанский берег.
— А сейчас! Слово для поздравления предоставляется дорогим гостям из самой столицы! Из златоглавой Москвы! Встречайте, двоюродный брат нашей невесты, Петр, и его очаровательная супруга Дарья!
Раиса Олеговна, сидевшая во главе стола рядом с молодоженами, просияла и заговорщически толкнула невесту Светлану локтем в бок.
— Сейчас будет, Светочка! Говорила же! Не поскупятся!
Светлана, бледная девушка с туго завитыми локонами, нервно улыбнулась. Её больше интересовала не мифическая машина, а то, что жених Игорь уже третий раз ходил курить со своей бывшей одноклассницей.
Даша и Петя поднялись. Петя нес тяжелый бордовый футляр. Он всю дорогу до Рязани ерзал на сиденье и несколько раз порывался «заехать в «Эльдорадо», купить хоть тостер, в довесок». Но Даша была непреклонна.
Она шла к центру зала ровно, с достоинством, как идет по сцене к авансцене в финале спектакля. На ней было простое, но элегантное льняное платье цвета индиго, которое выгодно отличалось от «выпускных» нарядов местных дам.
— Дорогие Светочка и Игорь! — Дашин бархатный, глубокий голос мгновенно заполнил зал. Тамада икнула и убрала микрофон. — В этот прекрасный день…
Она говорила о любви, о верности, о том, как важно слышать друг друга. Говорила красиво, профессионально, так, что даже пьяный дядя Витя перестал жевать куриную ножку.
— …в вашей жизни будет много всего, — завершала она речь. — Будет быт, будут радости, будут и трудности. И в этот день мы с Петром хотим подарить вам не что-то сиюминутное, не что-то, что завтра сломается или выйдет из моды.
Раиса Олеговна напряглась. Ей не понравился этот пассаж.
— Мы хотим подарить вам то, что станет началом вашей собственной истории. Вашей фамильной ценностью.
Петя, пыхтя, водрузил футляр на стол перед молодыми.
— Открывайте!
Светлана неуверенно потянула за золотую застежку. Крышка открылась.
Зал ахнул. Даже тамада вытянула шею. Тяжелое, черненое серебро XIX века тускло блеснуло в свете ресторанных софитов.
— Ой… — только и выдохнула Светлана. — Ложки…
— И вилки! — радостно добавил Петя, которому уже передалось актерское вдохновение жены.
Раиса Олеговна окаменела. Её улыбка застыла, а потом медленно сползла с лица.
— Дашенька… — прошипела она, наклоняясь к Даше так, что та почувствовала запах валокордина и водки. — Это… это что?
— Это Кубачи, Раиса Олеговна! — громко, чтобы слышали соседи, ответила Даша. — Столовое серебро! Вы посмотрите, какая работа! Восемьдесят седьмая проба! Сейчас так не делают. Это же вложение!
— Какое… вложение? — у невесты Светланы задрожал подбородок. Она ожидала увидеть коробку с надписью «Bosch», а не музейный экспонат.
— В будущее! — парировала Даша. — Вы же знаете, как серебро для здоровья полезно? Ионы серебра! Воду обеззараживать. Вы вот будете воду пить из серебряного кувшинчика — никакой вирус не возьмет. А это… — она взяла тяжелую ложку, — это же можно внукам передать! Представляете? «А это нам на свадьбу тетя Даша с дядей Петей подарили!»
Гости за столом одобрительно загудели. «Серебро! Вот это да!», «Москвичи, что скажешь, с размахом!».
Только Раиса Олеговна и родители невесты сидели багровые.
— Даша, — Раиса Олеговна схватила её за локоть и потащила в сторону коридора, к туалетам. — Ты что удумала, змея?! Ты… ты…
Петя пошел за ними, как испуганный теленок.
— Какая машина, Раиса Олеговна?! — Даша резко выдернула руку. Её «сценический» образ исчез. Перед свекровью стояла уставшая, злая женщина. — Вы нам заказали подарок за восемьдесят пять тысяч! Вы не спросили, можем ли мы! Вы не поинтересовались, хотим ли мы! Вы просто прислали артикул!
— Но я же… я же для них… — залепетала свекровь.
— Вы для себя! Чтобы похвастаться! Чтобы ваш Петенька-москвич всех умыл! Ну что ж? Хвастайтесь! — Даша указала на зал. — Мы привезли подарок дороже вашей машины. Мы привезли антиквариат. Что, вам стыдно? Вам стыдно за фамильное серебро?
Раиса Олеговна открывала и закрывала рот. Она была поймана в собственный капкан. Признать, что ей была нужна банальная стиралка, а не «фамильные ценности», означало расписаться в собственном мещанстве, в том, что она обманывала всех, говоря о «статусе».
— Ты… ты… опозорила меня! — наконец выдохнула она.
— Я? — усмехнулась Даша. — По-моему, вы прекрасно справляетесь сами.
Она развернулась и пошла обратно в зал. Петя, на удивление, не остался утешать маму, а метнулся за женой.
— Даш, ну ты даешь… — прошептал он, восхищенно глядя на нее. — Она же сейчас взорвется.
— Пусть. Кислород перекрыт. Вампир остался без ужина, — отрезала Даша, садясь за стол.
Но она рано радовалась. Главное представление было впереди.
Через час, когда гости достаточно «подогрелись», тамада объявила:
— А сейчас, дорогие гости! Самый трогательный момент! Мы собираем на будущих деток! Посмотрим, кто же у наших молодых родится первым — мальчик или девочка?
По залу пошли двое. Мать невесты с розовыми ползунками — «на девочку», и Раиса Олеговна с голубыми — «на мальчика».
Это и был тот самый «сбор денег», о котором шептались гости. Но Даша не ожидала, какой это будет сбор.
Раиса Олеговна подлетала к столам с видом налогового инспектора.
— Так, Семен! Что это? Пятьсот рублей? Не смеши мои седины! У тебя свой бизнес! Давай!
— Тетя Люба! Вынимайте заначку! На мальчика, на мальчика кладем!
Она целенаправленно двигалась к их столу. Подойдя, она с грохотом поставила на стол голубые ползунки. Лицо её было красным, а глаза метали молнии.
— Ну-с, дорогие москвичи! — пропела она так громко, что музыка стихла. — Вы у нас на серебре сэкономили…
(Даша мысленно аплодировала — какой ход! Перевернуть всё с ног на голову!)
— …так что теперь давайте, не поскупитесь! Наследнику! Петенька, давай! Поддержим племянника!
Все взгляды в зале обратились к ним. Это был публичный шантаж. Она требовала реванша. Она требовала унижения Даши. Требовала денег, чтобы компенсировать «моральный ущерб» от ложек.
Петя покраснел и полез в карман за бумажником. Он готов был отдать всё, лишь бы это закончилось.
Но Даша мягко положила руку ему на плечо.
— Минуточку, — она встала. Она снова улыбалась. Той самой, сценической улыбкой. — Раиса Олеговна! Какая прекрасная идея!
Она прошла к тамаде и, не спрашивая, взяла у нее микрофон.
— Дорогие гости! Родня! — её голос снова накрыл зал. — Раиса Олеговна совершенно права! Мы, москвичи, не можем остаться в стороне от такого события!
Раиса Олеговна победоносно улыбнулась.
— Но вы знаете… — продолжала Даша, — мы люди искусства. И мы считаем, что лучший подарок — это не всегда деньги. Деньги — тлен! — она рассмеялась. — А искусство — вечно!
Петя за столом похолодел. Он понял.
— И поэтому, — Даша сделала театральную паузу, — в качестве нашего второго подарка молодым… в качестве нашего вклада в их будущее… Я хочу прочитать…
Гости замерли.
— …монолог! Монолог Нины Заречной из пьесы Антона Павловича Чехова «Чайка»!
В зале повисла такая тишина, что было слышно, как на кухне упала вилка. Раиса Олеговна застыла с голубыми ползунками в руках.
И Даша начала.
— «Я — чайка… Нет, не то… Я — актриса…»
Она читала. Она читала гениально. Она вложила в этот монолог всю свою усталость, всю свою ярость, всю свою боль от этих бесконечных манипуляций. Она читала про сломанную судьбу, про несбывшиеся надежды, про мировую душу…
Пьяные гости, ожидавшие «Белый лебедь на пруду», смотрели на нее с отупением. Дядя Витя снова начал жевать курицу, но как-то неуверенно. Невеста Светлана, ничего не поняв, заплакала — то ли от Чехова, то ли от того, что жених снова ушел курить.
Это был культурный террор. Это было абсолютное оружие.
— «…И когда я думаю о своем призвании, то я не боюсь жизни…»
Раиса Олеговна стояла посреди зала, как громом пораженная. Она хотела денег, шума, поклонения. А получила… Чехова. В рязанском ресторане «Золотой Колос». Это был позор. Это было хуже, чем ложки. Это было издевательство «образованной москвички» над «простыми людьми».
Даша закончила. Несколько секунд стояла тишина. Потом кто-то неуверенно хлопнул.
И тут встал Петя.
Он смотрел на жену. В его взгляде не было ни страха перед матерью, ни вины. Только чистое, незамутненное восхищение. Он видел не «Дашку-дьявола». Он видел свою талантливую, сильную, невероятную жену, которая только что в одиночку выиграла битву против всей его «родни».
Он начал аплодировать. Громко, стоя, глядя ей в глаза.
— Браво! — крикнул он на весь зал. — Браво, Даша! Моя жена — лучшая актриса!
И он пошел к ней. Он взял ее за руку, повернулся к ошарашенной Раисе Олеговне и сказал, уже без микрофона, но твердо:
— Спасибо, мама. За приглашение. Но нам, к сожалению, пора. Завтра рано вставать.
Он не дал никому опомниться. Он повел Дашу к выходу, на ходу подхватив их плащи.
Они вышли из душного, фиолетового зала на свежий августовский воздух. Где-то пел сверчок, пахло яблоками и пылью.
Они молчали почти половину дороги до Москвы. Петя крепко держал руль, Даша смотрела в окно на пролетающие мимо темные деревни.
— «Чайка» … — наконец сказал он, не поворачивая головы. — Это было сильно, Даш.
— Они хотели шоу. Я дала им шоу, — спокойно ответила она.
— Мама… она мне этого никогда не простит.
— А я ей — стиральную машину. Так что мы в расчете.
Петя помолчал. А потом его рука оторвалась от руля и нашла её руку, лежавшую на колене. Он просто сжал её пальцы. Не извинялся, не оправдывался. Просто сжал.
И Даша впервые за много лет почувствовала, что её муж — не просто веселый попутчик, а её партнер. Шлагбаум был поставлен.
Они вернулись домой, в свою тихую «сталинку», и она показалась им настоящей крепостью.
Раиса Олеговна звонила. Она звонила много. Она кричала, плакала, требовала, умоляла. Даша просто внесла её номер в черный список. Петя брал трубку. И Даша слышала, как он спокойно и устало повторял в трубку: «Мама, хватит. Всё. Мы решили. Мама, перестань. Нет. Мы не будем это обсуждать».
Энергетическая пиявка билась о стекло, но присосаться больше не могла.
Светлана с Игорем, как они узнали позже, купили стиральную машину в кредит. Самую простую, «Индезит». А кубачинское серебро так и лежало у них в шкафу, в бархатном футляре — немое напоминание о том, что наглость не всегда окупается.
Даша получила новую роль — Кабаниху. И режиссер не мог нарадоваться: «Дарья! Откуда в вас столько… столько власти? Это гениально!»
Даша только улыбалась в ответ. Она знала, откуда.
