Серое небо низко нависло над крышами домов, словно разделяя всеобщую скорбь. Мелкий осенний дождь монотонно стучал по крыше автомобиля, в котором Ольга сидела, не ощущая ни времени, ни самой себя. В руках она сжимала маленькую ладонь своей четырехлетней дочери Катюши. Девочка, притихшая и не до конца понимающая, куда и зачем они едут, смотрела в запотевшее стекло.
В их небольшой квартире, которую Ольга до сих пор считала общей и наполненной любовью, было на удивление многолюдно. Воздух был густым и тяжелым, пахший цветами, влажной шерстью и дорогими духами. После церемонии прощания все родственники мужа собрались здесь, якобы чтобы поддержать вдову. Но Ольга ловила на себе колючие, испытующие взгляды. Она чувствовала себя загнанным зверем в центре круга.
Её свекровь, Галина Петровна, держалась с видом скорбящей императрицы. Высокая, подтянутая женщина в строгом черном костюме, она ни на минуту не отпускала руку своего младшего сына, Максима. Её глаза, холодные и пронзительные, то и дело останавливались на Ольге, и в них читалось не горе, а нечто иное — презрение и злорадное ожидание.
Ольга пыталась укрыться на кухне, разливая чай в бокалы дрожащими руками. Но убежища не получилось. Галина Петровна вошла в маленькое помещение, за ней потянулись несколько тетушек. Пространство стало тесным и удушающим.
— Олечка, а какие теперь у тебя планы? — голос свекрови прозвучал слащаво и неестественно громко, чтобы слышали все. — Квартира-то, я слышала, в ипотеке? На одну зарплату тянуть будет тяжело.
Ольга молча кивнула, глотая комок в горле. Она не хотела говорить о деньгах сегодня. Не сейчас.
— Да уж, — вздохнула одна из родственниц, смотря на Ольгу с притворной жалостью.
Галина Петровна сделала паузу, давая своим словам повиснуть в воздухе, а затем продолжила, и её голос потерял маску соболезнования, обнажив стальные нотки.
— Вообще-то, я удивлена, что ты еще здесь. Я думала, ты сразу рванёшь на поиски нового спонсора. Мой сын надорвался, обеспечивая тебя и твою дочь. Он пахал как вол, а ты только и знала, что по салонам красоты да по магазинам шляться.
— Мама, не надо, — тихо, без веры в успех, попытался вставить Максим, стоявший в дверях.
— Молчи, Максим! — отрезала Галина Петровна, не отводя взгляда от Ольги. — Правду нужно говорить. Все здесь знают, на ком он женился. Он тебя жалел, Ольга! Подобрал, как бездомную кошку, поселил, одел. А итог? Он оставил после себя одни долги! Одни долги, ты меня слышишь?
Она почти смеялась, её губы растянулись в уродливой улыбке. Слёзы, которые Ольга с таким трудом сдерживала, покатились по её щекам. Это было верхом унижения. Обвинять её в смерти любимого человека. Здесь, в их доме, в день его похорон.
— Это неправда, — прошептала Ольга. — Мы любили друг друга.
— Любили? — Галина Петровна фыркнула. — Ты думаешь, он с тобой из-за любви был? Он тебя жалел! И вот дожалелся. А теперь ты останешься с его долгами и со своим ребёнком на руках. Живи теперь за свой счёт, милочка.
Ольга смотрела на ненавидящее лицо свекрови, на равнодушные лица родственников, и мир вокруг поплыл. Единственным якорем была маленькая теплая ручка дочери, которая вдруг обняла её за ногу, испуганно притихшая. В ушах стоял оглушительный звон, заглушающий всё, кроме голоса Галины Петровны, который врезался в сознание, как нож: «Одни долги… одни долги…»
В этой фразе было столько ядовитой радости, что стало окончательно ясно — для этой женщины смерть сына стала лишь разменной монетой в какой-то ужасной игре. И Ольга с дочерью были в этой игре лишними фигурами, которых нужно сбросить с доски.
Шесть месяцев пролетели в каком-то густом, сером тумане. Каждый день был похож на предыдущий: работа, детский сад, бессонные ночи с фотографиями мужа на коленях и тихими слезами, чтобы не разбудить Катю. Слова Галины Петровны про долги впились в сознание Ольги отравленными зазубренными крючками. Она мысленно перебирала все их с мужем траты, все разговоры о деньгах, но не могла припомнить ничего, что указывало бы на финансовую пропасть. Только на усталость, да. Он стал ужасно уставать в последний год.
Звонок из нотариальной конторы стал неожиданностью. Приглашали всех наследников для оглашения завещания и определения долей. Сердце Ольги сжалось от предчувствия нового боя. Она знала, что встретится с Галиной Петровной.
Перед визитом к нотариусу Ольга надела свой самый строгий, почти бедный костюм. Подспудно она готовилась к тому, чтобы с достоинством принять удар, чтобы свекровь не увидела в ней и тени надежды на что-то хорошее.
Кабинет нотариуса был таким, каким и должен быть — строгим, безликим, пахнущим бумагой и законом. Ольга пришла первой и села на краешек стула у окна. Вскоре дверь открылась, и в комнату вошла Галина Петровна. Она была не одна — с ней был Максим, выглядевший понуро, и еще пара дальних родственников, чьих лиц Ольга даже не помнила. Они устроились напротив, сплоченной группой, бросив на Ольгу беглые, оценивающие взгляды.
Галина Петровна, не снимая пальто, положила на колено дорогую кожаную сумку и пронзила Ольгу холодным взглядом.
— Ну что, готовишься к трудностям? — тихо, но отчетливо спросила она. — Сейчас узнаем, во сколько тебе обойдется жизнь не по средствам.
Ольга промолчала, лишь сильнее вцепилась пальцами в ручку своей простой сумки.
Нотариус, немолодая женщина с усталым, но внимательным лицом, вошла и села за свой стол. Она разложила перед собой папку с документами. В комнате повисла напряженная тишина.
— Мы собрались здесь для оглашения завещания и определения круга наследников после умершего Артема Игоревича Соколова, — ровным, казенным голосом начала нотариус. — Наследниками первой очереди по закону являются супруга, Ольга Викторовна Соколова, дочь, Екатерина Артемовна Соколова, и мать, Галина Петровна Соколова.
Галина Петровна одобрительно кивнула, словно давая разрешение продолжать.
— Однако, — нотариус надела очки, — имеется нотариально удостоверенное завещание, составленное наследодателем за год до смерти.
Ольга удивленно подняла глаза. Муж никогда не говорил ей о завещании.
— В нем он завещает всю свою долю в общем имуществе супругов, а также все свое личное имущество своей супруге, Ольге Викторовне Соколовой, — нотариус посмотрела на Ольгу поверх очков.
Галина Петровна резко выпрямилась, ее лицо застыло в маске недоверия.
— Что значит «всё»? — вырвалось у нее. — Какое имущество? Одни долги!
— Позвольте мне закончить, Галина Петровна, — мягко, но твердо сказала нотариус. — Помимо доли в совместно нажитом с супругой имуществе, а это квартира, находящаяся в ипотеке, и автомобиль, в состав наследства входят иные активы.
Ольга замерла, не веря своим ушам.
— А именно, — нотариус перевела взгляд на бумагу, — денежные средства на счетах в размере семисот пятидесяти тысяч рублей. А также…
Она сделала небольшую паузу, сверяясь с документом.
— … а также тридцатипятипроцентная доля в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью «Квантовые решения». На текущий момент, по данным предоставленного отчета оценщика, рыночная стоимость данной доли составляет… сто девяносто восемь миллионов рублей.
Воздух в комнате стал густым и тяжелым, как свинец. Секунда тишины показалась вечностью. Ольга смотрела на нотариуса, пытаясь осознать услышанные цифры. Сотни миллионов. Не долги. Не долги…
— Это ошибка! — прошипела Галина Петровна. Её лицо из бледного стало багровым. — У моего сына не могло быть таких денег! Он всё просадил на неё! Он говорил мне, что еле сводит концы с концами! Это подлог!
Она вскочила и дрожащим пальцем указала на Ольгу.
— Это она всё подделала! Втерелась в доверие, оформила на себя!
— Галина Петровна, успокойтесь, — голос нотариуса оставался ровным. — Все документы прошли правовую экспертизу, подлинность подписей заверена. Бизнес был зарегистрирован три года назад. Учредительный договор и выписки из реестра имеются.
— Три года? — прошептала Ольга. Именно тогда муж стал много работать, говорил о запуске нового проекта с друзьями. Она думала, это просто очередная работа по найму. Он никогда не говорил, что это его собственное дело. Щедрость, с которой он вдруг стал осыпать её и Катю подарками, новые занавески в гостиную, поездка на море… Она думала, он просто старается, берет подработки. А это было процветание.
— Он ничего мне не сказал, — тихо произнесла она, больше для себя.
— Потому что не доверял! — крикнула Галина Петровна. Её глаза метали молнии. — Он знал, что ты выжмешь из него все соки и бросишь! Он спрятал это от тебя! Но я, его мать, я имею право! По закону!
— По закону, — четко произнесла нотариус, — завещание является приоритетным. Есть обязательная доля для несовершеннолетней дочери, которая будет выделена из незавещанной части имущества. Но поскольку всё имущество было завещано супруге, обязательная доля будет выделена из этой массы. Что касается вас, Галина Петровна, как наследника по закону, вы имеете право на долю только в том случае, если бы завещания не было. Но оно есть.
Галина Петровна стояла, тяжело дыша, глядя на Ольгу с такой ненавистью, что та невольно отшатнулась. Взгляд свекрови был страшен. В нем было не просто бешенство, а нечто большее — крах всей её картины мира, унизительное осознание того, что сын обошел её, предпочтя ту, кого она презирала.
— Хорошо, — вдруг тихо и сдавленно сказала Галина Петровна. Она медленно села, поправила пальто. Её лицо еще было искажено гримасой гнева, но в глазах уже появился новый, холодный и расчетливый блеск. Она снова посмотрела на Ольгу, но теперь этот взгляд был не просто злым. Он был обещанием. Обещанием войны.
— Очень хорошо, — повторила она, и эти слова прозвучали страшнее любого крика.
Ольга, все еще находясь в ошеломленном состоянии, поняла одно. Шесть месяцев ада, унижений и страха оказались лишь затишьем перед настоящей бурей. И эта буря только что началась.
Неделя, прошедшая после визита к нотариусу, была похожа на жизнь в осадном положении. Ольга словно ходила по краю пропасти, пытаясь осмыслить новую реальность. Сотни миллионов. Эти слова гудели в голове навязчивым, пугающим звоном. Они не приносили радости, лишь тяжелый, давящий груз неведомой ранее ответственности и страха. Она не знала, что делать с этими деньгами, с этим бизнесом. Она лишь хотела, чтобы все вернулось назад, к их простой, но такой надежной жизни с Артемом.
Но прошлое было невозвратимо. А настоящее начало наполняться тревожными сигналами.
Первым позвонил дядя Артема, человек, которого Ольга видела всего пару раз в жизни. Его голос был сладким и задушевным.
— Олечка, родная! Как ты там? Как Катюша? Слышал, у тебя там проблемы с Галкой Петровной. Она, знаешь, женщина упертая. Но мы-то с тобой всегда ладили. Если что, я всегда готов помочь, советом, поддержкой. Я в бизнесе собаку съел, помогу разобраться с этими твоими долями, не оставлю в беде.
Ольга вежливо поблагодарила и положила трубку. Сердце бешено колотилось. Откуда он узнал? Кто ему рассказал? Слово «доли» прозвучало так уверенно.
На следующий день раздался еще один звонок, от троюродной сестры покойного мужа. Разговор был построен по той же схеме: притворное соболезнование, намек на сложности и предложение «помощи» в обмен на неопределенную «благодарность».
Ольга начала понимать. Галина Петровна не смирилась. Она объявила мобилизацию.
Кульминацией стала встреча у подъезда. Ольга возвращалась из садика с Катей. Из-за угла медленно вырулил дорогой автомобиль, за рулем которого сидел Максим. На пассажирском сиденье, прямая и невозмутимая, сидела Галина Петровна. Она опустила стекло.
— Ольга, нам нужно поговорить. Без лишних глаз.
Катя испуганно прижалась к ноге матери. Ольга ощутила ледяной комок в груди.
— У меня нет времени, Галина Петровна. Ребенка нужно накормить.
— Это займет пять минут. Или ты хочешь, чтобы мы поговорили при твоей дочери? — голос свекрови был тихим, но каждое слово было отточенной сталью.
Ольга, чувству себя в ловушке, кивнула. Она подвела Катю к лавочке в десяти шагах.
— Посиди тут, солнышко, мама сейчас.
Она вернулась к машине. Галина Петровна не стала выходить.
— Я все обдумала, — начала она, глядя прямо перед собой. — Ты не виновата, что мой сын был слеп и глуп. Он совершил ошибку, доверив тебе такое. Но закон есть закон. Я готова быть великодушной.
Ольга молчала, сжимая руки в кулаки.
— Я не буду оспаривать завещание. Это долго и муторно. Я предлагаю мировое соглашение. Ты отказываешься от доли в бизнесе в мою пользу. Оставляешь себе квартиру и эти жалкие семьсот тысяч. И мы с тобой больше не знакомы. Ты живешь своей жизнью, а я — своей. И мы не будем ворошить прошлое.
— Какое прошлое? — не удержалась Ольга.
— О, милая, не заставляй меня говорить об этом при твоем ребенке, — сладко улыбнулась Галина Петровна. — У каждого скелеты в шкафу найдутся. А уж у тебя… Артем иногда такое рассказывал… Но я, как мать, готова это забыть. Забыть за мою законную долю.
Это был чистый, неприкрытый шантаж. У Ольги перехватило дыхание.
— У меня нет никаких «скелетов». И Артем… Артем никогда бы не стал говорить о мне плохо. Это ты врешь.
Лицо Галина Петровны исказилось. Маска благородства упала.
— Хорошо, — прошипела она. — Тогда слушай сюда, аферистка. Ты не получишь ни копейки. Я сделаю твою жизнь таким адом, что ты сама побежишь и откажешься от всего. Я подниму на ноги всех, кто его знал. Я найду способ доказать, что ты оказывала на него давление! Ты останешься с долгами и с ребенком на руках, как я и говорила! Я мать! И я добьюсь справедливости!
Ольга отшатнулась от машины. Она была бледна как полотно.
— Убирайтесь, — прошептала она. — Убирайтесь и никогда не подходите к моей дочери.
— Оля, подумай, — вдруг сказал Максим из-за руля, избегая встречаться с ней взглядом. — Мама не шутит.
Машина плавно тронулась и исчезла в потоке. Ольга стояла, прислонившись к стене, дрожа всем телом. Угрозы висели в воздухе, ядовитые и тяжелые. Она посмотрела на Катю, которая робко смотрела на нее с лавочки. Вдруг девочка спросила:
— Мама, бабушка опять на тебя кричала?
Этот простой, детский вопрос переполнил чашу терпения. Ольга подошла к дочери, обняла ее и расплакалась, тихо и горько, прямо на улице. Она чувствовала себя абсолютно одинокой, загнанной в угол стаей хищников.
Но эти слезы были не только от отчаяния. В них была и ярость. Ярость на саму себя за свою слабость. Ярость на эту женщину, которая посмела пугать ее ребенка. Впервые за последние полгода сквозь ледяной панцирь горя и страха пробилось что-то твердое и острое, как сталь. Желание бороться. Не за деньги. Не за бизнес. А за свое право жить спокойно и за безопасность своего ребенка.
Она подняла голову, вытерла слезы и крепко взяла Катю за руку.
— Все хорошо, солнышко. Бабушка просто ошиблась. Но мама все исправит.
Она не знала как. Но она знала, что должна это сделать. Война, объявленная ей, была принята.
Мысль о том, чтобы снова переступить порог офиса, где работал ее муж, вызывала у Ольги физическую тошноту. Стеклянные двери, строгий интерьер, запах кофе — все это напоминало о тех редких случаях, когда она заезжала к Артему, чтобы вместе поехать домой. Он всегда выходил к ней с сияющей улыбкой, обнимал на глазах у всех сотрудников. Теперь его не было.
Ольга стояла внизу, сжимая в руке визитку, которую на следующий день после скандального разговора с Галиной Петровной нашла в своем почтовом ящике. На ней было всего два слова: «Сергей, юрист», и номер телефона. С обратной стороны чьим-то уверенным почерком было написано: «Я работал с Вашим мужем. Могу помочь разобраться с наследством. Офис в бизнес-центре «Парус».
Она не звонила. Решила прийти сама. Возможно, это была ловушка, подстроенная свекровью. Но отчаяние и понимание собственной беспомощности оказались сильнее страха.
Секретарь проводила ее в кабинет. Это было просторное помещение с панорамным окном, заваленное стопками бумаг и книгами в толстых переплетах. За столом сидел мужчина лет тридцати пяти, с умными, немного усталыми глазами. Он поднялся навстречу.
— Ольга Викторовна? Я Сергей. Спасибо, что пришли.
Он не стал предлагать сесть, давая ей время осмотреться. Его взгляд был спокойным и внимательным, без тени любопытства или жалости.
— Вы оставили мне визитку, — начала Ольга, чувствуя, как дрожит ее голос. — Почему? Галина Петровна вас подослала?
Сергей покачал головой.
— Нет. Артем был моим другом и деловым партнером. Я знал о его болезни. Он… беспокоился о вас. Просил меня присмотреть, если что-то случится.
У Ольги предательски задрожали губы. Она сглотнула комок в горле.
— Он знал, что умрет?
— Он догадывался. Диагноз был неутешительным. Но до последнего боролся. Именно поэтому мы втроем — я, он и еще один партнер — оформили все документы на бизнес. Он хотел обеспечить вас и Катю. И хотел, чтобы его доля досталась именно вам, а не… его матери. Он был очень откровенен насчет их отношений.
Ольга медленно опустилась в кресло. Ей нужно было сесть. Казалось, еще немного, и ноги подкосятся.
— Я ничего не понимаю в бизнесе. Я бухгалтер в маленькой фирме, я знаю счета-фактуры и накладные, а не… миллионы.
— Этому можно научиться. Или можно доверить управление профессионалам, — Сергей сел напротив. — Но сейчас, я полагаю, вопрос не в этом. Галина Петровна начала активные действия?
Ольга коротко кивнула, глядя в окно на серое небо.
— Она угрожает. Говорит, что найдет способ оспорить завещание. Что у нее есть какие-то «скелеты» обо мне. Она уже настроила против меня всех родственников.
Сергей взял со стола ручку и положил ее перед собой.
— Давайте по порядку. Завещание составлено абсолютно юридически грамотно. Артем был в здравом уме и твердой памяти, когда его подписывал. Свидетели есть, видеофиксация была. Оспорить его практически невозможно. Что касается «скелетов»… — он посмотрел на Ольгу прямо. — Есть что-то, что она может использовать против вас? Что-либо, что можно истолковать как вашу недобросовестность?
Ольга с силой покачала головой.
— Нет. Ничего. Я всегда была ему верна. Работала, вела дом, растила дочь. У меня нет тайн.
— Тогда это пустые угрозы. Юридически она бессильна. Но… — Сергей отложил ручку. — Закон законом, но готовы ли вы к войне? Потому что это будет именно война. Галина Петровна не отступит. Она будет давить на вас через родственников, через друзей, через социальные службы, наконец. Она может попытаться очернить вас перед другими совладельцами бизнеса. Вам придется увидеть самых уродливых и жадных родственников вашего мужа. Выдержите ли вы это?
Его слова были как ушат ледяной воды. Но в них была правда, которую она уже начала осознавать.
— У меня нет выбора, — тихо сказала Ольга. — У меня есть дочь. Я не могу позволить им разрушить нашу жизнь. Я не могу позволить, чтобы нас затоптали. Ради Кати я должна быть сильной.
Она подняла на него глаза, и впервые за долгие месяцы в ее взгляде был не страх, а решимость.
— Помогите мне. Скажите, что делать.
Сергей внимательно посмотрел на нее, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на уважение.
— Хорошо. Первое: мы полностью исключим любые устные договоренности с Галиной Петровной. Только официальная переписка, только через меня. Второе: я как юрист компании подготовлю все документы, подтверждающие ваши права. Третье: мы встретимся с другим нашим партнером, Дмитрием. Нужно, чтобы вы познакомились и он понял, что с вами можно иметь дело. Бизнес не должен пострадать от семейных разборок.
Ольга слушала, ловя каждое слово. Впервые у нее появился план. Появился союзник. Это была тоненькая соломинка в бушующем море, но она ухватилась за нее изо всех сил.
— А что она будет делать? Галина Петровна? — спросила она.
Сергей тяжело вздохнул.
— То, что всегда делают слабые, но амбициозные люди, когда закон не на их стороне. Она пойдет в атаку грязными методами. Будьте к этому готовы.
Провожая ее до лифта, он вдруг сказал:
— Артем был хорошим человеком. И очень вас любил. Он часто говорил, что вы — его скала. Не подведите его.
Ольга вышла на улицу. Холодный ветер бил в лицо, но внутри впервые за долгое время появилось странное, хрупкое тепло. Она была не одна. И она знала, что отступать нельзя. Война только начиналась, но у нее появилось оружие и человек, который знал, как им пользоваться.
Несколько недель, прошедших после разговора с Сергеем, были наполнены странным спокойствием. Ольга, следуя его советам, не вступала в контакты с родственниками мужа, перенаправляя все звонки юристу. Она потихоньку начинала вникать в документы компании, которые он ей присылал, и сложный мир бизнеса понемногу переставал казаться ей непроницаемой стеной. Возникало робкое чувство, что она может со всем справиться.
Это затишье оказалось обманчивым.
Однажды вечером, когда Катя уже спала, в дверь постучали. Ольга вздрогнула. Никто из друзей без предупреждения так поздно не приходил. Она подошла к двери и посмотрела в глазок. За дверью стояла Галина Петровна. Но не злая и не истеричная, а какая-то… спокойная. Смертельно спокойная. В руках она держала большую папку.
Сердце Ольги ушло в пятки. Инстинкт кричал не открывать, но любопытство и желание раз и навсегда выяснить, чего же она хочет, оказались сильнее. Ольга медленно отворила дверь.
— Можно? — без предисловий спросила Галина Петровна и, не дожидаясь ответа, вошла в прихожую.
Она окинула взглядом квартиру, будто проверяя, не появилось ли что-то новое на ее деньги, затем прошла в гостиную и села на диван, положив папку на колени.
— Чему обязан визит? — тихо спросила Ольга, оставаясь стоять.
— Нам нужно поговорить, Ольга. По-женски. Без этих твоих юристов, — свекровь говорила мягко, но в ее мягкости чувствовалась стальная пружина. — Ты думаешь, я твой враг. Но я просто мать, которая пытается защитить память о сыне и его настоящую семью.
— Какая еще настоящая семья? — устало спросила Ольга.
Галина Петровна медленно, с театральным пафосом, открыла папку. Она достала оттуда старую фотографию и протянула ее Ольге. На снимке был Артем, на несколько лет моложе. Он сидел в парке на скамейке и с нежной улыбкой смотрел на маленького мальчика лет двух, который играл у его ног. Ребенок был удивительно на него похож.
Ольга замерла. Рука сама потянулась за фотографией.
— Кто это?
— Это сын твоего мужа, Ольга. Его родной сын. Мой внук. Его зовут Сережа, — голос Галины Петровны дрогнул, но Ольга поняла — это была игра.
— Не может быть, — прошептала Ольга, чувствуя, как пол уходит из-под ног. — Он бы мне сказал.
— Сказал? — Галина Петровна горько усмехнулась. — А ты что, рассказывала ему обо всех своих прошлых увлечениях? Это было до тебя. Короткий роман. Девушка не захотела его связывать, родила и уехала. Но Артем знал. Он помогал им. Тайком, конечно. Он же был благородным человеком. А потом встретил тебя и, видимо, испугался, что ты не поймешь. Вот и хранил свою маленькую тайну.
Ольга молча смотрела на фотографию. На счастливое лицо Артема. В ее голове все рушилось. Он лгал ей? Все эти годы? Он вел двойную жизнь? Она вспомнила его частые «рабочие» командировки, его задумчивость иногда. Теперь этому находилось ужасное объяснение.
— Зачем ты мне это рассказываешь? — голос Ольги был чужим и глухим.
— Затем, милая, что у этого мальчика, как и у твоей Кати, есть право на память об отце. И на его наследство. По закону, — последние слова Галина Петровна произнесла с особым ударением. — Я уже связалась с его матерью. Мы готовы подать в суд. Мы добьемся пересмотра наследственного дела. Представляешь, каково будет твоей дочке знать, что у нее есть единокровный брат, которого ты лишила всего? Что о ней подумают люди, когда все узнают, что ты отсудила у несчастного ребенка его законную долю?
Ольга прислонилась к стене, чтобы не упасть. Это был гениальный ход. Удар ниже пояса. Она не ожидала такого.
— Ты… ты хочешь отсудить часть у собственного внука? — с трудом выговорила Ольга.
— Я хочу справедливости! — Галина Петровна встала, ее глаза сверкали. — Я хочу, чтобы все было честно разделено. Между всеми наследниками. А этот мальчик — наследник. И его доля должна быть выделена из той массы, которую ты так жадно прибрала к рукам. Я предлагаю тебе цивилизованный путь. Ты отказываешься от доли в бизнесе в мою пользу. Я становлюсь совладелицей. И я беру на себя все хлопоты по этому делу. Я уговорю мать Сережи не подавать в суд. Я сохраню лицо Артема и твое. Ты остаешься с квартирой и деньгами на счетах. И мы все живем дальше. Ты не хочешь войны? Так избери мир.
Она подошла ближе и снисходительно посмотрела на Ольгу.
— Дай мне мою долю, и я уеду. А ты останешься со своим счастьем… и его предательством.
Ольга смотрела в ненавидящее лицо свекрови и чувствовала, как ее захлестывает волна отчаяния и гнева. Галина Петровна играла на самом больном — на памяти об Артеме, на ее любви к нему. И эта игра была беспощадной.
— Уходи, — выдохнула Ольга.
— Подумай, Ольга. Но недолго. У меня уже готовы документы для подачи в суд. У тебя есть три дня.
Галина Петровна повернулась и вышла, оставив Ольгу одну с фотографией в дрожащих руках. Ольга смотрела на улыбающееся лицо мужа, и ей казалось, что земля уходит из-под ног. Все, во что она верила, оказалось ложью. Теперь ей предстояло решить — сражаться за наследство, которое, возможно, по праву принадлежало не только ей, или сдаться, чтобы сохранить в памяти образ любимого человека нетронутым.
Она опустилась на колени, прижала фотографию к груди и зарыдала в полной, гнетущей тишине пустой квартиры.
Три дня, данные Галиной Петровной, истекли. Ольга провела их в каком-то оцепенении, перемежающемся приступами горьких слез. Фотография не давала ей покоя. Она прятала ее в самом дальнем ящике комода, но образ улыбающегося Артема и похожего на него мальчика стоял перед глазами постоянно. Она звонила Сергею, с трудом подбирая слова, чтобы рассказать о новом ударе. Тот выслушал очень внимательно.
— Ольга, дышите. Это классический прием манипуляции. Даже если этот ребенок существует, что еще нужно доказать, его права как наследника ничуть не умаляют прав Кати. Более того, если бы Артем признал его официально, он был бы указан в завещании или мы бы знали о нем. Ничего этого нет. Скорее всего, это провокация. Не принимайте решений под давлением.
Его спокойный голос немного успокоил и ее. Но ядовитое семя сомнения было посеяно. Теперь ее мучили не только угрозы свекрови, но и предательство самого близкого человека.
Утро четвертого дня началось как обычно. Ольга отвела Катю в детский сад. Девочка, уже привыкшая к напряженной атмосфере, на прощание крепко обняла ее за шею и спросила:
— Мама, ты сегодня не будешь грустная?
— Нет, солнышко, все будет хорошо, — заставила себя улыбнуться, ответила Ольга.
Она вышла из сада и направилась к остановке. Нужно было ехать к Сергею, подписывать какие-то бумаги по вводу ее в состав участников общества. Она шла, погруженная в свои мысли, и сначала не обратила внимания на серый автомобиль, медленно двигавшийся за ней. Но когда она остановилась на красный свет, машина резко рванула и замерла в сантиметрах от тротуара. Из пассажирской двери выскочил Максим. Его лицо было бледным и перекошенным.
— Ольга, срочно нужно поговорить! Садись в машину!
Ольга отшатнулась.
— Максим? Что случилось? Я никуда не сяду. Говори здесь.
— Не могу здесь! Это насчет Кати! — он схватил ее за руку, его пальцы сжимались как клещи.
— Кати? Что с Катей? — у Ольги похолодело внутри.
— В машине все объясним! Быстро!
Паніка, слепая и всепоглощающая, затмила разум. Катя. Что-то случилось с Катей. Не думая, она позволила затянуть себя в салон. Дверь захлопнулась. За рулем сидела Галина Петровна. Она резко тронула с места, едва не задев другую машину.
— Что вы сделали с моей дочерью? — закричала Ольга, пытаясь открыть дверь на ходу. Максим грубо оттащил ее назад.
— Успокойся, с ней все в порядке. Пока что, — сказала Галина Петровна, не поворачивая головы.
— Что значит «пока что»? Везите меня обратно в сад! Сию минуту!
— Мы ее забрали, — холодно сообщила свекровь. — Воспитателям сказали, что у меня срочное заявление от тебя, что ты заболела и просила меня забрать ребенка.
— Вы что, совсем сумасшедшие? — Ольга с ужасом смотрела на затылок Галины Петровны. — Это похищение! Я вызову полицию!
— Вызывай, — фыркнула та. — Но сначала послушай, что я тебе скажу. Мы едем к нотариусу. Ты подпишешь отказ от наследства в мою пользу. Все, что положено по закону твоей дочери, я, как добрая бабушка, оформлю на нее. А ты получишь свою квартиру и уберешься. После этого я отдам тебе твоего ребенка. Целую и невредимую.
Ольга не верила своим ушам. Это был кошмар. Самый страшный сон, который только мог присниться матери.
— Вы… вы украли моего ребенка? Чтобы шантажировать меня? — ее голос был шепотом, полным ужаса.
— Я восстанавливаю справедливость, — парировала Галина Петровна. — Ты сама довела меня до этого. Не оставила выбора.
Машина свернула на пустынную улицу с несколькими офисными зданиями и остановилась. Галина Петровна выключила зажигание и повернулась к Ольге.
— Ну что, принимаешь мое предложение? Или тебе нужно сначала позвонить в садик и удостовериться, что Кати там нет?
Ольга смотрела на ее самодовольное лицо, на испуганное лицо Максима, и в ней что-то оборвалось. Весь страх, вся неуверенность, вся боль — все это исчезло, уступив место чистой, животной ярости. Она рванулась к двери, но та была заблокирована.
— Откройте дверь! — просипела она. — Немедленно!
— Подпишешь бумаги? — Галина Петровна достала из сумки папку.
В этот момент мобильный телефон в кармане Ольги завибрировал. Мельком глянув на экран, она увидела имя «Сергей». Наверное, он удивился, что ее нет на встрече. Эта мысль пронзила панику как луч света. Она не одна. Она не беззащитна.
Собрав всю свою волю, она набрала воздуха в легкие и крикнула так, что стекла в машине задрожали:
— Я НИЧЕГО у вас не подпишу! Вы слышите? Ни-че-го! И сейчас же вы вернетесь в сад и заберете Катю! Или я разнезу эту машину и вас вместе с ней!
Ее крик был таким неистовым, таким наполненным материнской яростью, что Галина Петровна на секунду опешила. Даже Максим отпрянул.
— Ты что, не понимаешь, с кем связываешься? — попыталась взять себя в руки свекровь.
— Это вы не понимаете! — Ольга в ярости ударила кулаком по стеклу. — Вы тронули моего ребенка! Вы перешли черту! Теперь вам не отмыться до конца жизни! Я уничтожу вас! Я сделаю так, что вы все получите по закону! По самому строгому! Вы слышите?
В ее глазах горел такой огонь, что Галина Петровна невольно отвела взгляд. Она видела, что шантаж не сработал. Что она просчиталась. Ярость загнанной в угол матери оказалась сильнее ее алчности.
— Дура, — прошипела она и резко завела машину. — Сама виновата.
Она развернулась и на большой скорости понеслась обратно в сторону детского сада. Ольга, вся дрожа, сжалась в комок на сиденье, не сводя с них глаз. Она понимала — битва только что перешла в новую, еще более страшную фазу. И пощады теперь ждать не приходилось ни с одной, ни с другой стороны.
Машина с визгом тормозов остановилась у ворот детского сада. Еще до того, как она полностью замерла, Ольга распахнула дверь и выскочила на асфальт. Ее ноги подкашивались, сердце колотилось где-то в горле. Она не видела ни машин вокруг, ни людей на тротуаре — только входную дверь.
В этот момент из-за угла здания вышли двое мужчин в штатском и женщина в полицейской форме. Шедший с ними заведующая детским садом указала на серый автомобиль.
Галина Петровна, только что собиравшаяся выйти, замерла с широко открытыми глазами. Ее уверенность испарилась, сменившись животным страхом.
— Максим, веди! — резко крикнула она, но было уже поздно.
Ольга, не обращая внимания на полицейских, влетела в здание. В раздевалке ее встретила бледная, плачущая воспитательница.
— Ольга Викторовна, простите, я не знала! Она же бабушка, у нее документы, она сказала, что вы в больнице…
— Где моя дочь? — перебила ее Ольга, не в силах слушать оправдания.
Из-за двери группы выглянула нянечка, ведя за руку Катю. Девочка была напугана, в ее руке был скомканный чужой платочек.
— Мамочка! — она с рыданием бросилась к Ольге.
Ольга схватила дочь на руки, прижала к себе так сильно, что та пискнула. Она чувствовала, как мелко дрожит это маленькое тельце. В этот момент все ее существо наполнилось не просто облегчением, а леденящей яростью.
— Ты в безопасности, солнышко, ты в безопасности, — шептала она, целуя дочь в волосы, но ее взгляд был прикован к выходу.
Она вышла на улицу, не выпуская Катю из объятий. Картина, открывшаяся ей, была странно спокойной. Один из полицейских беседовал с Максимом, который, бледный как смерть, что-то горячо и испуганно доказывал, размахивая руками. Второй сотрудник стоял у открытой двери автомобиля, в котором сидела Галина Петровна. Она не смотрела ни на кого, уставившись прямо перед собой, но ее гордая осанка куда-то исчезла, плечи ссутулились.
К группе подошел Сергей. Он добрался сюда на своей машине, следуя за ними по указанию Ольги, с которой она успела связаться по дороге.
— Все в порядке? — тихо спросил он, глядя на притихшую Катю.
Ольга лишь кивнула, не в силах вымолвить ни слова.
В это время Максим, увидев их, вдруг рванулся в их сторону, но полицейский удержал его за руку.
— Оля! Оля, послушай! Это все она! Я ничего не хотел! Она сказала, что мы просто поговорим! Она шантажировала меня моими долгами! Я не знал, что она заберет ребенка! — он почти кричал, его голос срывался на истерику. — Я все расскажу! Я дам показания! Она эту историю с мальчиком выдумала! Фотографию старую нашла, ребенка чужого! Она все придумала!
Его слова повисли в воздухе. Сомнения, которые глодали Ольгу все эти дни, рассеялись в одно мгновение. Ложь. Все было ложью. От начала до конца. И эта ложь едва не стоила ей самого дорогого.
Галина Петровна медленно повернула голову в сторону сына. На ее лице не было ни злости, ни разочарования. Лишь пустота и бездонное презрение.
— Молчи, тряпка, — тихо, но очень четко произнесла она.
Этих двух слов было достаточно, чтобы Максим замолчал, словно его ударили. Он понял, что мать его сдала без колебаний.
Женщина-полицейский, подойдя к Ольге, спросила мягко:
—Вам требуется помощь медика для ребенка?
— Нет, — Ольга качнула головой, еще крепче прижимая к себе дочь. — Я хочу, чтобы с ней поступили по всей строгости закона.
— Понятно. Протокол уже составляется. Основание — статья 126 Уголовного кодекса, похищение человека. Вам нужно будет дать показания.
В этот момент Галину Петровну попросили выйти из машины. Она двигалась медленно, как во сне. Когда она проходила мимо Ольги, их взгляды встретились. Ольга ждала увидеть ненависть, злорадство, что угодно. Но она увидела лишь пустые, потухшие глаза. Королева, привыкшая повелевать, в одночасье лишилась своего трона и свиты.
— Вы не мать, — тихо, но так, чтобы слышала только Галина Петровна, сказала Ольга. — Вы — чудовище. И ваш сын это наконец-то понял.
Галина Петровна не ответила. Она лишь молча, с ненавидящим взглядом, скользнула по ней глазами и позволила полицейскому проводить ее до служебной машины.
Максима уводили вторым. Он шел, сгорбившись, не поднимая головы.
Сергей положил руку на плечо Ольги.
—Все кончено. Юридически она уничтожена. Показания Максима, попытка похищения… У нее не осталось никаких шансов.
Ольга смотрела, как машины с задержанными скрываются за поворотом. Она чувствовала не торжество, а глухую, усталую пустоту. Война была выиграна. Но какой ценой? Ценой веры в людей, ценной иллюзий о семье и ценной детских слез ее дочери.
Она повернулась и пошла домой, неся на руках свою самую большую драгоценность. Самое страшное осталось позади. Но жить с памятью об этом дне ей предстояло еще очень долго.
Прошел ровно год. Длинный, трудный год, который изменил Ольгу до самого основания. Он начался в слезах и отчаянии, а подошел к концу на удивление спокойным и светлым днем.
Они с Катей жили теперь в новой, светлой квартире в тихом районе. Ольга выбрала ее за большие окна, выходящие в парк, и за безопасный двор. Старую квартиру она продала, погасив остаток ипотеки. Эти стены не хранили больше памяти о счастливых днях, они хранили лишь призраки последних месяцев — запах похоронных цветов, искаженное злобой лицо свекрови и всепроникающий страх. Здесь, на новом месте, дышалось легче.
Вечером они с Катей сидели на огромном мягком ковре в гостиной и собирали замок из конструктора. Лучи заходящего солнца заливали комнату теплым светом.
— Мама, а папа любил такие замки? — вдруг спросила Катя, водружая очередную башенку.
Вопрос прозвучал так просто и естественно, что Ольга не вздрогнула, как это бывало раньше. Боль от потери никуда не ушла, но она перестала быть острой, превратившись в тихую, светлую грусть.
— Он обожал все строить, — улыбнулась Ольга, проводя рукой по волосам дочери. — У него были золотые руки. Он мог починить все что угодно. И он любил нас с тобой. Очень сильно.
— А почему он тогда ушел?
Ольга взяла дочь на руки, усадила ее к себе на колени и посмотрела в большие, серьезные глаза.
— Так бывает, солнышко. Иногда люди болеют так, что даже самые лучшие врачи не могут их вылечить. Но папа успел сделать для нас самое главное. Он оставил нам не только деньги. Он оставил нам силу. Силу быть счастливыми, несмотря ни на что. И мы обязательно будем.
Она говорила это и сама чувствовала, как эти слова становятся правдой. Деньги от наследства были надежно спрятаны. Большая часть была переведена в трастовый фонд на имя Кати, чтобы та смогла получить образование и старт в жизни, когда вырастет. Еще одну часть Ольга, посоветовавшись с Сергеем, направила в фонд помощи одиноким матерям, который теперь носил имя Артема. Это было ее решение — превратить боль и горечь этой истории во что-то доброе.
Дверной звонок мягко прозвучал по квартире. Катя тут же сорвалась с места.
— Это Сергей!
Ольга пошла за ней, снова улыбаясь. Сергей стал частью их жизни. Не внезапно и не бурно, а постепенно, как приходит весна после долгой зимы. Сначала это были деловые встречи, потом совместные ужины после работы, а потом и простые, тихие вечера вот так, как сегодня.
Он стоял на пороге с огромным букетом осенних астр и коробкой с пирожными для Кати.
— Проходи, — сказала Ольга, пропуская его.
Их отношения были медленным, осторожным танцем двух людей, познавших боль и научившихся ценить покой. Никаких страстей, только взаимное уважение, поддержка и тихая, привязанность. Сергей никогда не пытался заменить Артема, и Ольга была ему за это благодарна. Он стал другом, опорой и, возможно, надеждой на новое счастье.
Позже, когда Катя уснула, они сидели на кухне за чаем.
— Пришел ответ из прокуратуры, — тихо сказал Сергей. — Дело направлено в суд. Максим дал подробные показания. Его адвокат ходатайствует о смягчении наказания, учитывая его чистосердечное признание и помощь следствию. Галине Петровне грозит реальный срок.
Ольга кивнула, глядя на золотистый чай в своей чашке. Она не чувствовала радости. Только сожаление о том, во что может превратиться человек, ослепленный жадностью.
— Я не буду присутствовать на суде, — сказала она. — Для меня эта история закончена. Я не хочу больше оглядываться назад.
— Это мудрое решение, — поддержал ее Сергей.
Через несколько дней Ольга совершила еще один символический поступок. Она разожгла в камине, который был в их новой квартире, огонь. В руках она держала ту самую фотографию — Артем и незнакомый мальчик. Она смотрела на счастливое лицо мужа, и в ее душе не было больше ни гнева, ни обиды. Была лишь легкая грусть.
— Прощай, — прошептала она и бросила фотографию в огонь.
Бумага вспыхнула ярким пламенем, почернела и превратилась в пепел. Она сжигала не память об Артеме. Она сжигала ту ложь, что едва не разрушила ее жизнь, и ту боль, что отравляла ее все эти месяцы.
Она подошла к окну. На улице начинался легкий дождь. Катя мирно спала в своей комнате, под лучшей в мире защитой — защитой матери, которая нашла в себе силы подняться, выстоять и начать все заново. Жизнь, со всеми ее ранами и шрамами, продолжалась. И она была полна тихого, глубокого смысла и надежды на завтрашний день.
