— Может, нам сразу ей свою банковскую карту отдать? — съязвил Игорь, бросив взгляд на Оксану, которая молча стояла у окна, обхватив себя за локти.
Она не ответила. Только чуть сжала губы и отвела глаза в сторону улицы, где за стеклом медленно падал мокрый снег. В квартире было тепло, но внутри у неё всё зябло — как будто в душу проник холод, который не выгнать ни обогревателем, ни чашкой горячего чая.
— Ты опять молчишь? — Игорь подошёл ближе, его голос стал тише, но в нём уже слышалась раздражённая нотка. — Мама просит всего-то помочь с ремонтом. У неё крыша течёт, ты же сама видела. А ты ведёшь себя так, будто она у тебя последнее крадёт.
— Я не веду себя так, — спокойно ответила Оксана. — Я просто сказала: не хочу тратить *свои* деньги на ремонт её дома.
— Наши деньги, Оксана! Наши! Мы женаты уже три года, а ты до сих пор делишь на «мои» и «твои».
— Потому что ты не спросил меня, когда перевёл ей пятьдесят тысяч в прошлом месяце. А когда я спросила — сказал, что это «мелочь». А теперь просишь ещё сто тысяч. Это уже не мелочь, Игорь. Это половина моего отпускного фонда.
Игорь отвернулся, провёл рукой по лицу. Он был уставший — после смены, после разговора с матерью, после всего этого давления. Но Оксана знала: усталость — не оправдание. Особенно когда речь шла о том, как легко он отдавал *её* деньги, даже не посоветовавшись.
— Она моя мать, — сказал он наконец. — Ты должна её уважать.
— Я уважаю. Но не обязана содержать. У неё есть пенсия, есть дом, есть сын. А у меня — работа и желание хоть раз в жизни поехать в отпуск без мысли, что кто-то снова «срочно» нуждается в моих деньгах.
— Ты жестокая, — бросил он, но без особой убеждённости. Скорее — от обиды.
Оксана вздохнула. Она не была жестокой. Просто устала быть «доброй» за свой счёт.
Их знакомство началось красиво. Игорь — внимательный, обаятельный, с тёплыми глазами и умением слушать. Он говорил о будущем, как о чём-то реальном: «Купим дом у моря», «Заведём собаку», «Построим детскую с большой кроватью и книжными полками до потолка». Она верила. Верила, что они — команда.
Но с тех пор как они поженились, всё чаще Оксана чувствовала себя не партнёршей, а… ресурсом. Особенно после того, как его мать, Валентина Петровна, приехала из соседнего города и начала «временно» жить у них — на целых шесть месяцев.
Валентина Петровна не кричала. Не ругалась. Она просто… существовала так, будто дом был её. Бельё стирала только в определённой последовательности, еду готовила только по своим рецептам, а Оксану называла «девочка» — даже спустя годы брака.
— Девочка, ты бы постирала мои вещи отдельно. У меня кожа чувствительная.
— Девочка, не клади столько соли — Игорьку вредно.
— Девочка, ты опять в магазине что-то себе купила? Зачем тратишь деньги?
Оксана терпела. Потому что любила Игоря. Потому что верила: он встанет на её сторону. Но он молчал. Или говорил: «Ну что ты обижаешься? Она же старается».
Свекровь наконец уехала домой.
А потом начались деньги.
Сначала. «Помоги с лекарствами». Потом — «Дом старый, надо что-то делать». И всегда — через Игоря. Валентина Петровна никогда не просила напрямую. Она просто говорила сыну: «Тяжело мне одной…» — и он уже бежал к Оксане с просьбой.
На следующий день после ссоры Игорь ушёл на работу молча. Оксана тоже не стала его останавливать. Она заварила кофе, села за ноутбук и открыла таблицу расходов. За последние два года на «помощь маме» ушло почти 400 тысяч рублей. Это были её сбережения — те, что она копила на обучение, на машину, на «чёрный день».
Она закрыла глаза.
Вечером раздался звонок. Не Игорь. Мама.
— Солнышко, ты как? — голос матери был мягкий, заботливый. — Я тут подумала… Может, тебе пора поговорить с ним по-настоящему?
— Я уже говорила.
— А он слушает?
Оксана помолчала.
— Нет.
— Тогда, может, пора подумать, стоит ли дальше так жить?
Мать не давила. Не осуждала. Просто напомнила: у неё есть выбор.
На третий день Игорь вернулся с цветами. Розы. Её любимые.
— Прости, — сказал он, поставив букет на кухонный стол. — Я понял, что был несправедлив.
Оксана посмотрела на него. В глазах — искренность. Но она уже знала: искренность — не гарантия перемен.
— И что ты понял?
— Что ты имеешь право распоряжаться своими деньгами. Что я не должен был требовать.
— А что насчёт мамы?
Он замялся.
— Я поговорю с ней. Объясню, что мы не можем… постоянно помогать.
— Ты скажешь это *ей*? Сам?
— Да.
Она кивнула. Не веря, но давая шанс.
Прошла неделя. Валентина Петровна позвонила сама.
— Оксаночка, — начала она с привычной сладостью, — Игорёк мне всё рассказал. Ты, конечно, права… Но, милая, ты ведь понимаешь — старость не радость. Дом старый, а у меня на ремонт нет не копейки… Может, хотя бы часть? Ты же умная, сообразительная…
Оксана глубоко вдохнула.
— Валентина Петровна, я не дам вам денег. Ни части, ни целого.
Тишина. Потом — лёгкий вздох, полный обиды.
— Ну что ж… Жаль. Я думала, ты другая.
— Вы думали, что я глупая.
— Оксана! — голос стал резче. — Ты не имеешь права так со мной разговаривать! Я — мать твоего мужа!
— Вы — мать моего мужа. Но не моя мать. И не мой кредитор.
— Игорь! — закричала Валентина Петровна в трубку. — Ты слышишь, что она мне говорит?!
Оксана положила трубку.
Игорь пришёл домой в ярости.
— Ты что ей наговорила?! Она плакала!
— Я сказала правду.
— Какую правду?! Что ты отказываешься помогать моей матери?!
— Нет. Что я отказываюсь быть вашим банкоматом.
— Это не банкомат! Это семья!
— Семья — это поддержка, а не эксплуатация.
— Ты не понимаешь…
— Я всё понимаю. Ты не можешь сказать «нет» своей матери. Поэтому говорю я.
— Ты разрушаешь нашу семью!
— Нет, Игорь. Ты разрушаешь *нашу* семью, ставя её интересы выше моих. Каждый раз.
Он замолчал. Потом сел на диван, опустил голову в руки.
— Я не знаю, что делать…
— Тогда я скажу. Либо ты устанавливаешь границы со своей матерью — и уважаешь мои. Либо… мы расстаёмся.
— Ты шантажируешь?
— Нет. Я даю тебе выбор.
Неделю они жили как чужие. Спали в одной квартире, но не разговаривали. Оксана собрала документы, проверила сбережения, открыла отдельный счёт. Она не хотела уходить. Но больше не хотела быть жертвой.
А потом случилось неожиданное.
Игорь пришёл домой с папкой в руках.
— Я продал свою машину, — сказал он тихо. — Денег хватит на ремонт крыши у мамы.
Оксана удивилась.
— Ты… продал «Гранту»?
— Да. Она всё равно старая. Возьму кредит на новую попозже.
— А почему не попросил меня помочь?
— Потому что это *мои* обязательства. Не твои.
Она посмотрела на него — и впервые за долгое время увидела того мужчину, в которого когда-то влюбилась.
— Спасибо, — сказала она.
— Я должен был сделать это раньше.
Валентина Петровна не обрадовалась.Ей надо было что бы деньги дала Оксана а не сын жертвовал своей машиной.
— Мама, я люблю тебя. Но Оксана — моя жена.
Это были простые слова. Но для него — огромный шаг.
Прошло два месяца. Снег растаял. На балконе распустились первые цветы.
Оксана сидела на кухне, пила чай. Игорь готовил ужин — неумело, но с улыбкой.
— Представляешь, мама вчера сказала, что хочет приехать… но только на выходные. И спросила, удобно ли будет тебе.
Оксана улыбнулась.
— Скажи, что будет удобно. Если она приедет как гость — а не как хозяйка.
— Обязательно скажу.
Она посмотрела на него — и вдруг поняла: границы не разрушают семью. Они делают её настоящей.
В тот вечер, лёжа рядом, Игорь взял её за руку.
— Прости, что заставил тебя бороться за то, что должно быть само собой.
— Главное — ты услышал.
— А если бы я не услышал?
— Тогда я бы ушла. Без карты. Без слёз. Но с собой.
Он крепче сжал её пальцы.
— Слава богу, что не пришлось.
— Да, — тихо сказала Оксана. — Слава богу.
За окном весна вступала в свои права. А в доме, наконец, стало тепло.
