— Мама, пришло! Ты видишь, пришло! Пятьдесят тысяч! — восторженный визг Лены, казалось, мог пробить стену. — Ой, мамочка, мы богаты!
— Тихо ты, ненормальная! — шикнула Анна Фёдоровна, но её глаза азартно блестели. Она, бывший бухгалтер, смотрела на экран Лениного ноутбука, как на идеально сошедшийся годовой баланс. — Это не «мы богаты». Это оборотные средства. Заказывай новую партию. Эти… как их… увлажнители. И ночники с динозаврами. Берут хорошо.
— Мам, а может, мне… шубку? — капризно протянула Лена, уже листая другой сайт. — Ну что, я не «бизнес-леди»?
— Вот когда миллион чистыми сделаем, тогда и шубка. А пока — вкладываем. Всё вкладываем! — отрезала Анна Фёдоровна.
Прошло шесть месяцев с того дня, как Марию попытались «раскулачить». Шесть месяцев тяжёлого, вязкого молчания. Саша вернулся в рейсы, оставляя Марию одну в её отвоёванной квартире. Он был виновато-ласков, присылал деньги исправно, но с матерью, как узнала Мария, общался тайком. «Маш, ну она же мама. Я не могу её вычеркнуть».
Мария и не требовала. Она выстроила вокруг себя стену. Она работала, вела хозяйство, а по вечерам ходила на курсы повышения квалификации — решила получить категорию, это прибавка к зарплате. Она больше не ждала от Саши защиты. Она поняла, что её единственный защитник — она сама.
О свекрови и золовке она почти ничего не слышала. Знала только, что они затеяли какой-то «бизнес». Саша как-то проговорился, что «мамка с Ленкой наконец-то делом занялись», что-то продают на маркетплейсах. Мария лишь пожала плечами. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы в её квартиру с рулеткой не лезло.
Эта тишина была обманчивой. Это было затишье перед бурей.
Началось всё с унижения. Анна Фёдоровна, вышвырнутая из невесткиной квартиры, впервые в жизни почувствовала себя не просто проигравшей — она почувствовала себя нищей. Она, главный бухгалтер, привыкшая вертеть цифрами с шестью нулями, оказалась бессильна перед какой-то медсестрой с её «дарственной».
Гордыня жгла её изнутри. Она должна была доказать. Доказать этому мягкотелому сыну, этой наглой девчонке, всему миру, что она, Анна Фёдоровна, — сила.
Идея пришла от Лены.
— Мам, сейчас все на «Вайлдберриз» деньги делают! — заявила она, посмотрев очередной ролик «успешного успеха». — Купил в Китае за рубль — продал за тысячу. И делать ничего не надо!
В душе Анны Фёдоровны что-то щелкнуло. Рынок. Цифры. Маржа. Это был её язык.
— А ну-ка, показывай, — распорядилась она.
Две недели бывший бухгалтер изучала мир «фулфилмента», «высокомаржинального товара» и «самовыкупов». Она быстро поняла: чтобы «делать деньги», нужны деньги. А их не было.
— Саша нам не даст, — сразу отрезала Лена. — Эта мымра его…
— Не смей так о Марии! — вдруг рявкнула Анна Фёдоровна. — Она… она своего не упустит. А мы чем хуже? Мы сами.
«Сами» означало — микрозаймы. Пенсионерке и официально безработной (Лена оформила «самозанятость», что не считалось доходом для банков) крупные кредиты не давали. Зато конторы «БыстроДеньги» и «ДоЗарплаты» открывали свои объятия круглосуточно.
Они взяли первые тридцать тысяч. Закупили на оптовом рынке «Садовод» партию дешёвых китайских наушников. Наушники, на удивление, продались.
Анну Фёдоровну захватил азарт. Она почувствовала себя Уорреном Баффетом. Они взяли ещё пятьдесят. Потом ещё сто. Они брали в одной МФО, чтобы перекрыть проценты в другой. Лена целыми днями сидела дома, упаковывая ночники и увлажнители, и чувствовала себя главой корпорации.
Но «бизнес по-русски» на маркетплейсах оказался ловушкой. Товары начали возвращать. Покупатели писали гневные отзывы о качестве. Рейтинг магазина падал. Штрафы от площадки за неправильную маркировку съедали всю прибыль. А проценты по микрозаймам тикали, как бомба.
Через пять месяцев «бизнес» требовал всё новых и новых вливаний, чтобы просто держаться на плаву. Анна Фёдоровна, ослеплённая идеей скорого богатства, уже ничего не считала. Она просто брала деньги везде, где их ещё давали.
И вот тогда ей понадобился поручитель.
Саша как раз был в Москве, ждал загрузку на Питер. Мать позвонила ему на стоянке. Голос у неё был такой тихий, такой… сломленный.
— Сынок… Прости меня. Я… я дура старая. Я же… я же для Ленки старалась. Чтобы она с пути не сбилась, делом занялась…
— Мам, ты чего? Что случилось?
— Да мы… бизнес открыли. С Леночкой. Всё хорошо шло! Так хорошо! А сейчас… на таможне товар застрял. Крупная партия. Нужно срочно выкупить, а нам банк… ну, не хватает чуть-чуть. Сынок, это же… это дело всей жизни.
У Саши, который полгода мучился чувством вины за то, что «предал» мать, сердце облилось жалостью. Мамка. Старается. Ради Ленки.
— Сколько нужно, мам?
— Денег не надо! Что ты! — всплеснула руками Анна Фёдоровна (Саша этого, конечно, не видел). — Там… формальность одна. Банк просит поручителя. Что у нас есть… ну, надёжный человек. Сынок, подпиши бумажку, а? Я через неделю эту партию продам и всё закрою! Клянусь тебе!
Он колебался ровно тридцать секунд. Он помнил холодные глаза Марии, когда она выставляла его мать за дверь. И помнил униженное лицо матери.
— Куда ехать?
Он подписал договор поручительства в каком-то мутном офисе МФО, даже не читая. Он видел только строчку «ООО «ФинРезерв»» и сумму — сто пятьдесят тысяч. Ерунда, думал он. Даже если что, он за пару рейсов отдаст.
Он не сказал Марии. Это был его маленький мужской секрет. Его искупление вины перед матерью.
Он не знал, что эта подпись была уже шестой по счету. И что общая сумма долга, с учётом набежавших процентов, давно перевалила за миллион.
Буря грянула в пятницу. Мария только-только сдала смену. Они с Сашей (он был дома, в недельном отпуске) собирались поехать в «Ашан» за продуктами.
Мария стояла в коридоре, надевая ботинки, когда услышала странный звук из комнаты. Так стонут, когда не могут вздохнуть.
Она вошла. Саша сидел на кровати, бледный как полотно, и смотрел в телефон.
— Саша? Что с тобой? Тебе плохо?
Он медленно поднял на неё глаза. В них был такой ужас, что у Марии похолодело внутри.
— Маш… А… у тебя деньги есть?
— Что значит «у меня»? На карте. Твоя зарплата пришла, семьдесят четыре тысячи. Я ещё не переводила на «вклад».
— Их нет, — прошептал он.
— Как нет? — Мария не поняла. — Ты что-то купил?
— Нет. Их… списали. Все. До копейки.
— Кто списал?
Саша молча протянул ей телефон. СМС от банка: «Исполнение по исполнительному листу №… Сумма списания: 74 310 руб. 50 коп. Основание: Постановление судебного пристава…»
— Исполнительный лист? — у Марии затряслись руки. — Саша! Какие приставы? Ты… ты брал кредит?
— Нет, — голос его сорвался. — Я… Мамка… Лена… Я… поручитель.
Мария села на край кровати. Воздух кончился.
— Поручитель.
Это было не вопрос. Это был приговор.
— Я… я думал, там сто пятьдесят тысяч… Я думал, они… они же… «бизнес»… — он лепетал, как нашкодивший ребёнок.
Мария взяла его телефон. Она не плакала. Она действовала, как на работе при экстренной ситуации. Она позвонила по номеру, указанному в СМС.
Холодный женский голос на том конце продиктовал ей реальность. Солидарная ответственность по шести договорам микрозайма. Заёмщики — Анна Фёдоровна и Елена. Поручитель — Александр. Общая сумма долга с пенями и штрафами — один миллион семьсот двадцать тысяч рублей.
Телефон выпал из её рук.
— Почти два миллиона… — выдохнула она.
Саша закрыл лицо руками и зарыдал. Громко, по-бабьи, сотрясаясь всем телом.
— Маша… Машенька… Я дурак… Я не знал… Она сказала…
И тут Марию прорвало.
— Она сказала! — закричала она, и в этом крике была вся её боль за эти полгода. — А ты поверил! После того, как они пришли в МОЙ дом с рулеткой! После того, как они хотели вышвырнуть нас на улицу! Ты снова, СНОВА поверил им, а не мне!
Она колотила его кулаками по широкой спине.
— Ты отдал им НАШИ деньги! Деньги, на которые мы… мы… — она задохнулась от слёз, вспомнив то, о чём молчала. — Я… я на обед лапшу ем, Саша! В столовой не обедаю! Экономлю! Чтобы мы на море съездили! Впервые за пять лет! А ты… ты… ты отдал всё это им! Своей маме и сестре-бездельнице!
Она сползла на пол. Это была не просто усталость. Это было дно.
— Ты предал меня, Саша. Ты не просто дурак. Ты предатель.
Он поднял на неё лицо, мокрое от слёз и соплей.
— Маша… что нам делать? Нас… убьют? Коллекторы?
Мария вытерла слёзы. Ярость придала ей сил.
— Убьют. Но не коллекторы. Я тебя убью, если ты сейчас же не встанешь. Вставай! Мы едем.
— Куда?
— К твоей маме. Будем смотреть на её «бизнес».
Квартира Анны Фёдоровны встретила их специфическим запахом дешёвого пластика. Весь коридор и большая комната были завалены картонными коробками. На них красовались китайские иероглифы и надписи: «Ночник «Звёздное небо»», «Увлажнитель «Котик»».
Сама бизнес-империя сидела на кухне. Лена рыдала над пачкой пельменей, а Анна Фёдоровна пила валокордин прямо из пузырька.
— А! Явились! — злобно выкрикнула она, увидев Марию. — Что, радоваться пришла? Что мы…
— Заткнись, мама! — впервые в жизни заорал на неё Саша.
Анна Фёдоровна поперхнулась.
— Что… сынок?
— У меня. Списали. Всю. Зарплату, — прорычал он. — Долг почти два миллиона, мама! ДВА! Откуда?!
— Это… это… коммерческий риск! — заверещала Лена. — Мы не виноваты! Нас поставщики подвели!
— Риск?! — Мария шагнула на кухню. Она была пугающе спокойна. — Риск — это когда ты свои вкладываешь! А когда ты втягиваешь сына в долговую яму под 300% годовых — это, Анна Фёдоровна, называется другим словом! И вы, как бухгалтер, его прекрасно знаете!
Анна Фёдоровна отвела взгляд. Она знала.
— Вы… вы же… всё равно богатые… — пролепетала Лена. — У вас вон… квартира…
Мария медленно повернулась к золовке.
— Что ты сказала?
— Ну… продадите… квартира же…
В этот момент Мария поняла, что Зинаида Павловна была права. Их не просто «нельзя» — их «нужно» давить. До конца.
— Квартира моя. И я её не продам. А вот вы, — она посмотрела на Анну Фёдоровну, — свою продадите.
— Что?! — взвилась свекровь. — Да никогда! Мою «двушку»?!
— Вашу «двушку», — ледяным тоном подтвердила Мария. — Завтра. Выставляете её на продажу. Покупаете себе «однушку» на окраине. В Кукуево. Разницу — на погашение долга.
— Я не буду! Я не позволю!
— Будете, — голос Марии звенел сталью. — Потому что иначе Саша, ваш сын, завтра же подаёт на банкротство.
Саша уставился на неё. Он не знал этого слова. Анна Фёдоровна знала.
— Банкротство… — прошептала она.
— Да. Банкротство физического лица. И знаете, что это значит? Это значит, что он освободится от долгов. А вот вы, как поручитель по части договоров, и Лена, как основной заёмщик, — нет. И весь этот долг, все, почти два миллиона, повесят на вас двоих. А так как у Лены нет ничего, кроме «самозанятости», платить будете вы. Из своей пенсии. По 50%. До конца ваших дней. А потом долг перейдёт Лене. По наследству.
Это был удар под дых. Бывший бухгалтер поняла всё. Она попала в собственный капкан. Мария использовала её же оружие — цифры и закон.
— Ты… ты… — прошипела Анна Фёдоровна.
— Я борюсь! — выкрикнула Мария. — Я борюсь за свою семью, пока вы её топите! Я не позволю вам опустить на дно моего мужа! Я не позволю вам разрушить мою жизнь! Руки опускать нельзя, слышите?! Никогда!
Она повернулась к Лене, которая уже не плакала, а смотрела на Марию с животным страхом.
— А ты. Семь лет «поиска себя» официально закончены. Завтра в восемь утра я жду тебя у себя в поликлинике.
— Зачем? — пискнула Лена.
— У нас санитарки нужны. Две. Полы мыть. Утки выносить. График — два через два. Зарплата — двадцать тысяч. Половина — в счёт долга. И не дай бог ты не придёшь. Я лично приеду и отволоку тебя туда за волосы. Ты меня поняла?
Лена судорожно кивнула.
Мария посмотрела на этот развал. На коробки с хламом, на рыдающую Лену, на постаревшую за час свекровь.
— Саша. Идём домой.
Саша, не говоря ни слова, как привязанный, пошёл за ней.
Они шли до дома молча. Уже в квартире, в той самой, которую она отстояла, Саша сел на кухонную табуретку.
— Маш… ты… ты меня… выгонишь?
Мария долго смотрела в окно. На улице начинался дождь. Она была выжата. Она чувствовала себя старой, как Зинаида Павловна.
Она повернулась к мужу. Он сидел сгорбившись, огромный, сильный мужик, сломленный собственной глупостью и слабостью. В нём не было зла. В нём была только… пустота.
— Я не знаю, Саша.
Он поднял на неё глаза, полные слёз.
— Маша… прости. Я… я всё сделаю. Я буду… я не знаю… я возьму ещё рейсы. Я… только не бросай меня. Я без тебя… я же… пропаду.
Это было самое трогательное и самое жалкое признание, которое она слышала. Он, её муж, её «защитник», был большим, потерянным ребёнком.
Мария подошла к нему. И погладила по жёстким, пахнущим дорогой волосам.
— Не пропадёшь. Я не дам.
Она сделала глубокий вдох.
— Значит, так. Банкротство — это крайний вариант, оно портит кредитную историю навсегда. Будем платить. Квартиру они продадут. Лена пойдёт работать. С твоей зарплаты 50% будут уходить приставам. Мы это переживём.
— Мы? — с надеждой прошептал он.
— Мы, — твёрдо сказала она. — Но. С этого дня, Саша, у тебя нет мамы-бухгалтера и сестры-бизнесвумен. У тебя есть только твоя жена. И твой кошелёк — у меня. И твой телефон — тоже. Каждый звонок от них — через меня. Любая «просьба» — через меня. Ещё одна ложь, Саша. Ещё один «маленький секрет»…
— Не будет! Маша, клянусь, не будет!
— …и я буду бороться уже не за тебя, — закончила она, — а против тебя. Ты понял?
Он молча кивнул, уткнувшись лицом в её живот, как в спасательный круг.
Мария гладила его по голове и смотрела в тёмное окно. Она не чувствовала радости победы. Она чувствовала бесконечную усталость. Битва была выиграна, но война, она знала, не кончится никогда.
Потому что Анна Фёдоровна и Лена были не просто родственниками. Они были стихийным бедствием. А ей, Марии, теперь предстояло всю жизнь быть министром МЧС в своей собственной семье.
