Надя стояла в очереди за молоком уже полтора часа.
Ноябрьский ветер задувал под пальто — старое, зато тёплое.
Впереди толпились человек двадцать, сзади прибавлялось.
У прилавка продавщица неторопливо отсчитывала сдачу покупателю.
— Слышь, а чего так долго? — проворчала бабка в платке.
Надя молчала. Думала о том, как утром Гена хлопнул дверью, даже чаю не допил.
Сказал, что устал кормить её родню. Катя испугалась, прижалась к матери.
Девочке всего пять лет, она не понимает, отчего папа такой сердитый.
Очередь продвигалась медленно. Надя переминалась с ноги на ногу, сжимала в кармане скомканные купюры — две тысячи рублей.
Этого хватит на молоко, хлеб и, если повезёт, на десяток яиц.
Гена получает неплохо по меркам девяностого третьего года — инженер на заводе, получал пятьдесят три тысячи в месяц.
Но деньги утекают как вода сквозь пальцы.
Вчера звонил брат Олег. Голос дрожал, торопился:
— Надюха, выручай. Маме плохо, сердце прихватило. Врач выписал лекарство, американское, в обычной аптеке не достанешь. Полляма надо.
Надя сразу согласилась. Мать — это святое. Побежала к Гене на завод, перехватила его у проходной.
Муж посмотрел тяжело, кивнул.
— Последний раз, Надь. Я серьёзно говорю. Возьми из коробки.
Она кивнула, поцеловала его в щеку. Побежала домой, открыла заветную коробку и отсчитала нужную сумму.
Потом отдала деньги брату.
Теперь вот стоит за молоком на последние деньги до зарплаты.
У Гены получка только через неделю, у неё — через десять дней.
В библиотеке платят копейки, тридцать пять тысяч рублей в месяц, но работа тихая, рядом с домом.
— Следующий!
Надя встряхнулась, подошла к прилавку. Протянула деньги. Продавщица пересчитала купюры и дала литровую упаковку молока со сдачей.
На улице было ещё холоднее. Надя прижимала к груди банку.
Катя его любит, пьёт с удовольствием. Надо ещё хлеба купить, в палатке на углу всегда есть.
Возле дома стояли гаражи-ракушки, железные, ржавые.
Гена мечтал о своём гараже, но денег не хватало.
Хотя у соседа Семёна был — купил в прошлом году, поставил прямо у подъезда.
Семён работал вместе с Геной на заводе, но как-то умудрялся жить получше.
Надя поднялась на четвёртый этаж. Ключ повернулся в замке туго — замок старый, советский, надо бы смазать.
В квартире пахло борщом — с утра сварила, оставила на плите.
Катя сидела на полу в комнате, складывала пирамидку.
— Мама пришла! — девочка вскочила, побежала обниматься.
Надя присела на корточки, прижала дочку к себе.
Катя пахла детским мылом и чем-то сладким — наверное, съела конфету, которую Надя прятала в шкафу.
Телефон зазвонил ровно в шесть. Надя как раз кормила Катю — картошка с котлетами из столовой, купила по дороге домой.
— Алло?
— Надька, это я, — голос Олега звучал бодро. — Слушай, спасибо тебе за лекарство. Мать уже лучше себя чувствует, давление нормализовалось.
— Ну и хорошо, — Надя вытерла руки о фартук. — Я рада.
— Только вот ещё одно дело, — брат замялся. — Понимаешь, у Лёньки день рождения на днях. Сыну моему восемь лет будет. Хотел ему куртку купить, кожаную, на рынке видел. Сорок тысяч стоит. Может, поможешь?
Надя сжала трубку.
— Олег, у меня сейчас совсем туго. До зарплаты неделя, денег нет.
— Да ладно, у тебя Генка хорошо получает! — брат рассмеялся. — Инженер всё-таки, не дворник какой-нибудь.
— Я не могу, Олег. Извини.
Она положила трубку. Катя смотрела на мать большими глазами.
Гена вернулся в десятом часу. Надя накрыла стол, муж сел, налил себе водки из бутылки, которую держал в холодильнике для особых случаев.
— Слушай, Надюха, — Гена выпил, закусил хлебом. — Семён сегодня рассказал интересную вещь.
Надя напряглась.
— Что?
— Видел он твоего Олега позавчера. В «Электронике» на Горького покупал цветной телевизор. Денег на него отвалил прилично, тысяч шестьсот.
Надя замерла с половником в руке.
— Не может быть.
— Может, может, — Гена посмотрел на неё. — Семён не врёт. Да я и сам не удивлён. Твой братец — тот ещё жук.
— Но он говорил, что мама больна!
— Мама ваша прекрасно себя чувствует, — Гена налил ещё. — Я вчера сам её встретил на остановке. Сумки тяжёлые несла, бодрая такая. Я ей помог донести, спросил про здоровье. Говорит, всё отлично, даже давление не скачет.
Надя опустилась на стул. Значит, Олег обманул.
Взял деньги на лекарство, а купил себе телевизор.
— Я не знала, — прошептала она.
— Не знала, — Гена кивнул. — А знать надо было. Сколько раз я тебе говорил — твои родственники тебя используют?
Он встал из-за стола, ушёл в спальню. Надя осталась сидеть на кухне. За окном моросил дождь, по стеклу стекали капли.
На следующий день Надя пошла к соседке Зинаиде Петровне.
Та жила этажом выше, пенсионерка, но денег у неё водилось — муж работал в кооперативе, получал хорошо.
— Зинаида Петровна, вы не могли бы одолжить до зарплаты? Тысячи три.
Соседка прищурилась.
— А на что тебе, милая?
— Продукты купить. Совсем туго.
— А где муж? Он же на заводе работает.
— Гена… мы поссорились. Он денег не даёт.
Зинаида Петровна покачала головой.
— Не дам, Надюша. Знаешь почему? Потому что ты сама виновата. Сколько раз видела, как ты своему Олегу деньги носишь. То на одно, то на другое. А он что? Сидит без работы, шляется по рынкам. Вот и пусть сам себя обеспечивает.
— Но он же брат мой!
— Брат, брат, — соседка махнула рукой. — У тебя дочка есть. Вот о ней и думай в первую очередь.
Дверь закрылась. Надя спустилась к себе. В квартире было пусто и тихо — Катя гостила у бабушки мужа, Гена уехал на ночную смену.
Холодильник зиял пустотой. Молоко закончилось, хлеб тоже. Осталась картошка, лук и банка тушёнки. На большее денег не было.
Надя достала телефонную книжку, нашла номер Олега. Набрала, слушала длинные гудки. Наконец брат ответил:
— Алло?
— Олег, это Надя. Мне нужна помощь.
— Какая помощь? — голос брата звучал настороженно.
— Денег одолжи. Хотя бы тысячи две. Совсем нечего есть, Катю кормить нечем.
Олег замолчал. Потом рассмеялся:
— Надюха, ты чего? У меня самого денег нет. Я вот Лёньке куртку покупал, последнее отдал.
— Олег, я знаю про телевизор.
Тишина в трубке стала тяжёлой.
— Кто тебе сказал?
— Не важно. Зачем ты обманул? Зачем сказал, что мама больна?
— Слушай, Надька, не лезь не в своё дело, — брат говорил жёстко теперь. — Я взял деньги взаймы, верну, когда смогу. А телевизор… это моё личное дело… Мне надо «Кошмар на улице Вязов» смотреть в нормальном качестве.
— На мои деньги!
— На Генкины, — Олег хмыкнул. — Твой муж зарабатывает, вот пусть и делится. Нечего жадничать.
— Олег!
— Всё, Надюха, некогда мне. Кино начинается скоро. Пока.
Гудки. Надя медленно положила трубку. Села на диван, обхватила голову руками.
Значит, так. Брат потратил деньги на себя, обманул, а теперь ещё и грубит. А она сидит в пустой квартире без копейки.
Гена пришёл под утро. Надя не спала, сидела на кухне с чашкой чая. Муж молча разделся, сел напротив.
— Звонила Олегу?
— Звонила.
— И что?
— Отказал. Сказал, что это не его проблема.
Гена достал сигареты, закурил. Обычно не курил дома, но сейчас было всё равно.
— Я тебе в последний раз говорю. Или ты перестаёшь помогать своим бездельникам, или мы с Катькой одни тут останемся. А ты иди на все четыре стороны! Не хочу, чтобы дочка росла и видела, как мать всю семью разоряет.
Надя подняла голову.
— Ты не посмеешь.
— Вот увидишь, — Гена смотрел серьёзно. — Мне мать уже давно предлагала тебя вышвырнуть. Говорит, нечего мне с тобой мучиться.
Он встал, пошёл в спальню. Надя осталась на кухне. За окном рассветало, небо становилось серым.
Неделя прошла в тяжёлом молчании. Гена приходил, ел, молчал.
В субботу Олег позвонил сам.
— Надюха, слушай, ты чего обиделась? Ну бывает, денег не было помочь. Так ты не злись.
Надя слушала и чувствовала, как внутри что-то меняется.
Раньше она бы сразу простила, побежала бы мириться. А сейчас просто держала трубку и молчала.
— Короче, слушай, — Олег продолжал. — Мне тут опять деньги нужны. Лёнька в секцию хоккейную пойдёт, экипировку надо покупать. Поможешь?
— Нет, — сказала Надя.
— Как нет?
— Вот так. Не помогу.
— Ты офигела? — брат повысил голос. — Я тебе сколько раз помогал!
— Когда? — Надя почувствовала, как злость поднимается изнутри. — Назови хоть один раз, когда ты мне помог?
Олег молчал.
— Вот и я не помню, — Надя говорила спокойно, почти равнодушно. — Зато помню, как ты занимал и не отдавал. Как врал про маму. Как отказался помочь, когда мне было совсем плохо.
— Да пошла ты! — брат заорал в трубку. — Выскочила за инженера, зазналась!
Надя повесила трубку. Села на диван, обняла Катю, которая прибежала из комнаты.
— Мамочка, ты плачешь?
— Нет, не плачу.
Вечером Гена вернулся с работы и остановился на пороге.
Надя стояла у плиты, жарила котлеты, Катя рисовала за столом.
— Надь, — позвал муж.
Она обернулась.
— Я больше не буду им помогать.
Гена молчал.
— Ты был прав. Извини.
Муж подошёл, обнял её. Надя уткнулась лицом ему в плечо и заплакала. Тихо, чтобы Катя не слышала.
— Ладно, — Гена гладил её по спине. — Всё, закончилось.
Через две недели, после зарплаты, они пошли на Черкизовский рынок.
Купили Кате новое платье — яркое, с рюшами, такое, о каком девочка мечтала.
Ещё взяли кроссовки и куртку на весну.
— Спасибо! — Катя прыгала от счастья, прижимая к себе пакеты.
Возвращались домой на метро. Люди толпились в вагонах, везли сумки с китайскими вещами.
Играла музыка из кассетного плеера у парня в широких джинсах. Надя держала Гену за руку и смотрела в окно на мелькающие огни.
Дома Олег ещё несколько раз звонил.
Надя не брала трубку. Потом брат перестал названивать. Может, обиделся, а может, нашёл другого, кто будет давать деньги.
Надя было всё равно. У неё была своя семья.
