— Слушай, Лиз, я тут подумал… А давай балкон застеклим и утеплим? Сделаем из него кабинет для меня. Уютно будет, и место рабочее появится, а то я с ноутбуком по всей квартире мечусь.
Лиза оторвалась от книги и посмотрела на мужа. Костя стоял в дверях гостиной, прислонившись к косяку, и смотрел на нее с каким-то новым, оценивающим выражением. Женаты они были третий год, и Лиза уже научилась улавливать малейшие изменения в его настроении. Сейчас он был не просто мечтательно-хозяйственным, в его голосе проскользнула настойчивая, почти требовательная нотка.
— Кабинет? — переспросила она. — Интересная идея. Но это же дорого, Кость. Остекление, утепление, отделка, мебель… Это сотни тысяч. У нас сейчас нет таких свободных денег.
— Ну, мы же можем подкопить, — Костя прошел в комнату и сел на край дивана. — Это же вложение в наше будущее, в наш комфорт. В наше гнездо, в конце концов.
Последние слова он произнес с особым нажимом, и у Лизы внутри что-то неприятно царапнуло. «Наше гнездо». Квартира была ее. Однокомнатная, но просторная и светлая, в хорошем районе. Она досталась ей от бабушки задолго до знакомства с Костей. Они поженились, и он, само собой, переехал к ней. Это никогда не было проблемой, не обсуждалось и не вызывало никаких трений. До сегодняшнего дня.
— Кость, я не против уюта, но давай будем реалистами. Мы только недавно машину обновили, кредит еще висит. Давай закроем его, а потом вернемся к идее с кабинетом.
Костя недовольно поджал губы.
— Вечно ты все откладываешь. Машина — это железо, она ржавеет. А квартира — это стены. В них надо вкладываться.
Он встал и ушел на кухню, оставив Лизу в растерянности. Что это было? Раньше Костя был самым легким и беспроблемным человеком на свете. Они вместе смеялись, строили планы, путешествовали, насколько позволяли финансы. Он работал системным администратором в крупной компании, Лиза — логистом. Жили не шикарно, но вполне достойно. И вдруг — «вкладываться в стены».
Через пару дней состоялся традиционный воскресный звонок свекрови. Тамара Павловна была женщиной внушительной и по комплекции, и по силе характера. Она работала главным бухгалтером на каком-то заводе и привыкла, чтобы все сходилось до копейки и было разложено по полочкам. В жизнь сына она лезла нечасто, но метко. Ее звонки и редкие визиты всегда оставляли у Лизы ощущение, будто ее только что проверили на соответствие каким-то невидимым стандартам.
— …Ну а вы как там, молодые? — ворковала Тамара Павловна в трубку. Лиза включила громкую связь, помешивая суп. Костя сидел рядом и чистил картошку. — Костенька, ты кушаешь хорошо? Лизочка, ты же смотри за ним, он у меня к домашней еде привыкший.
— Все в порядке, мама, — бодро отозвался Костя. — Лиза прекрасно готовит.
— Это я знаю, — тон свекрови стал чуть суше. — Рука у нее легкая. А я вот о другом беспокоюсь. О будущем вашем. Время-то идет. Надо о расширении думать, о гнезде своем. А то ютитесь в однушке.
Лиза напряглась. Опять это слово — «гнездо».
— Тамара Павловна, у нас хорошая квартира, большая, — спокойно сказала она. — Нам пока хватает.
— Пока хватает, — передразнила свекровь с мягкой укоризной. — А потом ребенок пойдет, и что? Куда вы его? В коридор положите? Надо, детки, сейчас уже думать. Ипотеку брать, пока молодые. Или… — она сделала многозначительную паузу, — с этой квартирой что-то решать. Вкладываться в нее по-крупному, чтобы потом, при размене, она дороже стоила. Чтобы у Костеньки тоже свой угол был, юридически оформленный. А то живет, как птичка на ветке. Непорядок это. Мужчина должен себя хозяином чувствовать.
Лиза молча поставила кастрюлю на плиту. Холодок пробежал по спине. Вот оно что. Вот откуда ветер дует. Костя сидел, опустив глаза, и с ожесточением скоблил очередную картофелину. Он все слышал, но молчал.
— Мы подумаем, Тамара Павловна, — ледяным тоном произнесла Лиза и, не дожидаясь ответа, отключила звонок.
— Что это было? — она повернулась к мужу.
— А что? — Костя не поднял головы. — Мама права. Она о нас беспокоится.
— Она беспокоится о том, чтобы у тебя был «юридически оформленный угол» в моей квартире! — Лиза почувствовала, как в ней закипает злость. — Тебя самого ничего не смущает в этой формулировке?
— Лиз, ну не начинай, — он наконец посмотрел на нее. Взгляд у него был упрямый, немного затравленный. — Мы семья или нет? Почему ты все делишь на «твое» и «мое»? Эта квартира — наш дом. Я здесь живу, я хочу в него вкладываться, делать его лучше. Почему я не имею на это права?
— Право на то, чтобы прибить полку, ты имеешь. А право на «юридически оформленный угол» — нет. Эта квартира досталась мне от бабушки, она моя добрачная собственность. И точка.
Они впервые за три года по-настоящему поссорились. Костя кричал, что она его не ценит, не считает за мужчину, что она только и думает о своей собственности. Лиза отвечала, что он, кажется, слушает только свою маму, а не жену. Вечером они не разговаривали. Ночью он отвернулся к стене. А утром вел себя так, будто ничего не произошло. Но Лиза знала — трещина пошла.
Через неделю Костя вернулся к разговору. На этот раз он подошел с другой стороны.
— Я тут с ребятами на работе посоветовался… Есть вариант, как все сделать красиво. Мы делаем в квартире капитальный ремонт. Ну, там, сносим стену между кухней и комнатой, делаем студию. Меняем всю сантехнику, электрику. Это будут неотделимые улучшения. Я беру на это кредит на свое имя. И тогда, по закону, я буду иметь право на долю. Все честно. Квартира станет лучше, дороже. И у нас будет общее имущество.
Лиза слушала его и не верила своим ушам. Ее легкий, веселый Костя, с которым они могли полночи болтать о всякой ерунде, превратился в какого-то прожженного дельца, который оперировал терминами «неотделимые улучшения» и «право на долю».
— Костя, остановись, — тихо сказала она. — Ты вообще слышишь, что ты говоришь? Ты предлагаешь мне раздолбать мою квартиру, влезть в долги, и все для того, чтобы у тебя появилась в ней доля? Ты серьезно?
— А что тут такого? — он начал заводиться. — Я о будущем семьи думаю! Чтобы у нас было что-то общее, понимаешь? А ты вцепилась в свои квадратные метры, как будто я у тебя их отнять хочу!
— Ты и хочешь! — не выдержала Лиза. — Не прямо сейчас, так потом! Твоя мама вложила тебе в голову эту идею, и ты теперь с ней носишься!
— Не трогай мою мать! Она единственный человек, который желает мне добра!
— А я, по-твоему, желаю тебе зла?! — Лиза вскочила. — Я твоя жена! Мы живем в моей квартире, я никогда тебя этим не попрекнула! Я не прошу у тебя денег за аренду, мы ведем общий бюджет! Чего тебе не хватает?
— Уверенности! — выкрикнул он. — Уверенности в завтрашнем дне! А что, если ты завтра меня выгонишь? Куда я пойду? К маме? В сорок лет?
Этот аргумент поразил Лизу в самое сердце. Получается, он все это время жил с ней и думал о том, что она может его выгнать? Откуда эти мысли? Раньше их не было. Они появились совсем недавно.
Она попыталась поговорить со своей лучшей подругой Светой. Света, резкая и прямолинейная брюнетка с короткой стрижкой, выслушала ее и вынесла вердикт:
— Гонка. Твоя свекровь — тертый калач. Она прощупывает почву. А муженек твой, прости, повелся. Он, может, и не плохой парень, но стержня маловато. Мама сказала «надо», он и взял под козырек. Лиз, тут надо жестко. Никаких ремонтов, никаких кредитов. Это твоя территория. Если уступишь сейчас, они тебе на шею сядут и ножки свесят.
— Но он же мой муж, — с тоской сказала Лиза. — Я люблю его.
— А он, похоже, больше любит мамины советы и потенциальную долю в твоей квартире, — вздохнула Света. — Просто будь осторожна. Очень.
Следующий месяц превратился в холодную войну. Костя ходил надутый, периодически вворачивая в разговоры фразы о «мужской состоятельности» и «собственном углу». Он демонстративно начал откладывать деньги со своей зарплаты на отдельный счет, заявив, Лизе, что это его «подушка безопасности». Атмосфера в доме стала невыносимой. Пропала легкость, исчезли общие шутки, совместные просмотры фильмов превратились в молчаливое сидение перед экраном.
Лиза чувствовала, как любовь и нежность к мужу уступают место раздражению и обиде. Она смотрела на него и видела не родного человека, а чужого мужчину, который вынашивает планы по захвату ее территории. Она вспоминала их первое свидание, как он неуклюже уронил мороженое ей на платье и потом полночи искал круглосуточную химчистку. Вспоминала, как он примчался к ней в больницу с дурацким плюшевым медведем, когда она слегла с ангиной. Куда все это делось? Неужели квартирный вопрос способен убить все живое?
Развязка наступила внезапно. В один из вечеров Костя пришел с работы необычно возбужденный. Он молча поужинал, а потом сел напротив Лизы с видом человека, готового к решающему сражению.
— Лиза, я принял решение, — торжественно провозгласил он. — Я поговорил с мамой, она меня поддержала.
Лизу передернуло от упоминания свекрови, но она промолчала.
— В общем, так. Я больше не могу жить в подвешенном состоянии. Я хочу, чтобы эта квартира стала нашей. Общей. По-настоящему. Поэтому я предлагаю тебе оформить на меня дарственную на половину квартиры.
Лиза замерла. Она думала, что готова ко всему — к предложениям о ремонте, о кредитах, о составлении брачного договора задним числом. Но дарственная… Это было за гранью.
— Что? — переспросила она, уверенная, что ослышалась.
— Дарственную. На одну вторую доли. Это самый простой и чистый способ. Мы станем равноправными собственниками. Это укрепит нашу семью. Я буду знать, что у меня есть свой дом. И мы сможем вместе вкладываться в него, не думая о том, чьи это деньги и чьи стены.
Он говорил это спокойно, уверенно, глядя ей прямо в глаза. И в этот момент Лиза поняла, что это конец. Это не ее Костя. Это марионетка, говорящая словами Тамары Павловны. Человек, который за три года брака так и не понял, что семья — это не про доли в квартире. Это про доверие. А он его только что уничтожил.
На ее лице, должно быть, отразилось что-то страшное, потому что Костя немного сник.
— Ну, Лиз… ты чего молчишь? Это же логично. Справедливо…
Тишина в комнате звенела. Лиза медленно поднялась. Она чувствовала, как внутри нее обрывается последняя нить, связывавшая ее с этим человеком. Вся боль, все разочарование и обида последних месяцев сгустились в одну-единственную фразу.
— Это твоя мать надоумила тебя претендовать на мою добрачную квартиру? — голос у нее был тихий, но твердый, как сталь. — Вот и живи с ней.
Костя моргнул. Кажется, до него не сразу дошел смысл сказанного.
— В смысле?
— В прямом смысле, — Лиза посмотрела на него в упор, и ей вдруг стало удивительно легко. Будто тяжелый груз свалился с плеч. — Собирай свои вещи. И уходи. К маме. Туда, где тебя всегда поддержат и научат, как правильно отжимать у жены имущество.
— Ты… ты меня выгоняешь? — в его голосе прозвучало неподдельное изумление, смешанное с испугом. Он явно не ожидал такого поворота. Он думал, она будет плакать, уговаривать, спорить… Но не этого.
— Я не выгоняю. Я предлагаю тебе отправиться туда, где тебе будет комфортнее. Где тебя ценят и понимают. Собирайся. Я хочу, чтобы к утру тебя здесь не было.
Она развернулась и ушла в спальню, плотно закрыв за собой дверь. Она не слышала, что он делал в гостиной. Может быть, звонил матери. Может быть, просто сидел в ступоре. Ей было все равно. Она легла на кровать и уставилась в потолок. Слезы не шли. Внутри была выжженная пустыня.
Через час она услышала, как он тихо вошел в спальню и начал доставать из шкафа свои вещи. Он двигался бесшумно, стараясь не скрипеть дверцами. Складывал в спортивную сумку джинсы, футболки, свой ноутбук. Лиза не шевелилась, притворяясь спящей. Ей не хотелось ничего говорить. Все слова были сказаны.
Под утро она услышала тихий щелчок входной двери. Он ушел.
Лиза встала и подошла к окну. На улице светало. Двор был пуст. В ее квартире, в ее жизни, тоже стало пусто. Она обошла комнату, кухню, коридор. Все было на своих местах, но ощущалось по-другому. Тишина больше не была уютной. Она давила.
Она налила себе воды и села за стол. Только сейчас до нее в полной мере дошел весь ужас произошедшего. Ее брак, который она считала счастливым, рассыпался в прах из-за квадратных метров. Человек, которого она любила, оказался способен на такую мелочность и расчетливость. Или он всегда таким был, а она просто не замечала?
Телефон завибрировал. На экране высветилось «Тамара Павловна». Лиза сбросила вызов. Свекровь позвонила еще раз. И еще. На пятый раз Лиза взяла трубку.
— Ты что себе позволяешь?! — закричал в ухо голос свекрови, уже без всякой вкрадчивой мягкости. — Ты выгнала моего сына на улицу! Бессовестная! Он к тебе со всей душой, хотел семью укрепить, а ты! Вцепилась в свою конуру! Да кому ты нужна будешь со своим гонором и квартирой! Останешься одна, будешь в старости локти кусать!
Лиза молча слушала этот поток ненависти. И с каждым словом Тамары Павловны она все яснее понимала, что поступила правильно. Это было не спонтанное решение Кости. Это была целая операция, разработанная и срежиссированная его матерью. А он был лишь исполнителем.
— Спасибо, что позвонили, Тамара Павловна, — спокойно сказала Лиза, когда свекровь выдохлась. — Вы только что окончательно убедили меня в том, что я все сделала верно. Больше не звоните мне. Никогда.
Она положила трубку и заблокировала номер. Потом заблокировала и номер Кости. Она знала, что он не будет пытаться вернуться. Гордость не позволит. Да и мама не даст.
Лиза подошла к окну и широко его распахнула. В комнату ворвался свежий, прохладный утренний воздух. Жизнь не закончилась. Она просто пошла по другому пути. Будет больно, будет одиноко. Но она справится. У нее есть она сама. И ее квартира. Не «гнездо». А ее крепость. Которую она только что отстояла.
