Жилой комплекс «Северные зори» был типичным продуктом нулевых – помпезный, с позолотой в интерьерах и вечно запотевшими стеклами в лифтах.
Пятый этаж, квартира 54. За ее дверью в этот осенний вечер разыгрывалась драма.
Лидия Петровна сидела в своем любимом кресле, обивка которого была стерта в тех местах, где десятки лет ложились ее ладони.
Она смотрела на дочь, которая стояла посреди гостиной, опершись рукой о спинку дивана.
— Мама, не усложняй, — голос Светланы был ровным, без единой эмоции. — Это вопрос юридической целесообразности. Ты сама понимаешь, что одна здесь жить не сможешь. Район становится все менее безопасным, лифт постоянно ломается, а твое здоровье… В пансионате «Отрадное» за тобой будет постоянный уход.
Лидия Петровна молча сжала в руках платок. Белый, с вышитыми по краю васильками.
— Целесообразность, — тихо, почти беззвучно, повторила она. — Света, это наш дом. Здесь твой отец… Здесь мы жили…
— Папы нет уже пятнадцать лет, мама, а квартира — это актив или пассив, если она не приносит дохода и требует вложений.
— Ты хочешь продать ее? — Лидия Петровна огляделась.
— Продажа квартиры покроет расходы в пансионате на годы вперед. А я, наконец, смогу взять ипотеку на ту самую квартиру в «Гранд-Парке», о которой тебе рассказывала.
— Как же ты так решилась? — прошептала женщина. — Просто пришла и сказала…
Светлана вздохнула, демонстрируя терпение, которое вот-вот лопнет. Она подошла к столу, взяла свою кожаную папку.
— Я не просто пришла. Я месяц готовила все документы. Договор дарения, который мы с тобой оформляли, когда я поступала в университет, дает мне все права. Помнишь? Ты тогда сказала: «Чтобы у моей девочки всегда была своя крепость».
— Крепость… — Лидия Петровна горько усмехнулась. — Я думала, это чтобы у тебя был тыл, чтобы ты знала, куда вернуться. А оказалось, я сама подарила тебе право выгнать меня из квартиры.
— Не драматизируй, мама. Это не выдворение, а переезд в более комфортные условия. Посмотри, — Светлана ткнула идеально остриженным ногтем в брошюру. — Зеленая территория, бассейн, диетолог. У тебя здесь этого нет.
— Меня полностью устраивает моя жизнь, — пробасила с обидой пожилая женщина.
— Жизнь идет вперед, мама. Нельзя цепляться за прошлое. Это непродуктивно.
— А что насчет… нас? — спросила Лидия Петровна, в последней, отчаянной надежде. — Нас с тобой? Я твоя мать, и ты так просто бросишь меня в каком-то пансионате?
— Мама, так будет лучше для всех! Мы всегда жили очень скромно. Я с детства дала себе слово, что у меня будет другая жизнь, без этих вечных счетов за коммуналку, без починку протекающих кранов, без этих разговоров о том, «как бы дотянуть до зарплаты»». Я шла к этому. Училась, работала по восемнадцать часов в сутки, пробивалась. И сейчас я достигла того уровня, когда мне нужна соответствующая жилплощадь. А эта квартира — последний ресурс, который можно вложить в мое будущее.
Светлана медленно повернулась к матери. Ее взгляд был сухим и безэмоциональным.
— Я не хочу, чтобы ты воспринимала это на свой счет. Это необходимость.
Лидия Петровна медленно поднялась с кресла. Ноги подкашивались, но она нашла опору, держась за его спинку.
— Говори прямо, Светлана. Не прячься за этими… словами.
Светлана посмотрела на мать прямо и, тяжело вздохнув, проговорила уверенным тоном:
— Хорошо. Говорю прямо. Мне нужна эта квартира, чтобы продать ее и купить себе новую. А тебе нужно переехать в пансионат. Завтра приедут грузчики, чтобы упаковать твои вещи. Те, которые ты возьмешь с собой. Все уже решено. Прости…
В комнате повисла тишина. Лидия Петровна смотрела на дочь и не верила, что перед ней та самая девочка, которая плакала, когда не стало ее кошки.
— Ничего личного, мама. Мне просто нужна квартира.
Лидия Петровна кивнула. Медленно, как на автомате.
— Я поняла, — сказала она глухо. — Ничего личного.
Женщина повернулась и неуверенно пошла в свою комнату, опираясь на косяки дверей. На следующее утро в квартиру вошли люди в спецодежде.
— Аккуратно с этим книжным шкафом, — сказала Светлана, глядя на экран планшета. — Его можно продать антиквару.
Один из грузчиков, молодой парень, поднял с пола старую фарфоровую статуэтку балерины.
— Куда это, бабушка? — обернулся он к Лидии Петровне, которая молча наблюдала из опустошением своей комнаты.
Женщина лишь молча указала на картонную коробку с надписью: «Взять с собой».
— Мама, не надо тут стоять, только мешаешь, — раздался голос Светланы из гостиной. — Иди, собери свои лекарства.
Лидия Петровна послушно развернулась и ушла в комнату. Она уже не спорила с дочерью и не упрекала ее.
Процесс упаковки занял весь день. Вещи, которые были решено оставить, грузчики просто сносили в одну кучу на середину гостиной.
К вечеру все было кончено. Из квартиры вынесли несколько скромных коробок с личными вещами Лидии Петровны, ее одежду и ту самую фарфоровую балерину.
— Я заказала такси, — сказала Светлана, откашлявшись. — Я отвезу тебя в «Отрадное».
— Не надо этого, — тихо, но очень четко ответила Лидия Петровна. — Я поеду одна.
— Мама, будь разумной. У тебя столько вещей…
— Я справлюсь. Мне не нужна твоя помощь.
Светлана на мгновение опешила, но тут же быстро взяла себя в руки и пожала плечами.
— Как знаешь. В пансионате тебя ждут к шести. Деньги на первое время я уже перевела.
Лидия Петровна кивнула, взяла свою потрепанную сумку на колесиках и, не оглядываясь, вышла из квартиры.
Такси тронулось от подъезда. Светлана смотрела в окно, провожая машину взглядом.
*****
«Отрадное» оказалось именно таким, каким было изображено на брошюре: чистые коридоры, вежливый персонал, тихие, уставшие лица постояльцев.
Комнатка Лидии Петровны была маленькой, но светлой. Она расставила на тумбочке несколько фотографий, поставила фарфоровую балерину.
Прошла неделя, две. Светлана, погруженная в хлопоты по продаже квартиры и оформлению ипотеки, звонила несколько раз.
Лидия Петровна поднимала трубку, отвечала односложно: «Да», «Нет», «Спасибо, все хорошо».
Однажды Светлана, наконец, выбрала время для визита. Она купила дорогой фруктовый набор и новый плед.
Ей казалось, что мать должна оценить ее заботу, понять правильность принятого решения. На входе в пансионат Светлану остановила администратор.
— Вы к кому?
— К Лидии Петровне Орловой. Я ее дочь.
Женщина посмотрела в компьютер, и ее лицо стало непроницаемым.
— Простите, но Лидия Петровна внесла вас в список лиц, которым запрещены посещения и любые контакты.
Светлана замерла. Ей показалось, что она неправильно услышала слова женщины.
— Что? Это какая-то ошибка. Я ее дочь — единственная родственница.
— Никакой ошибки нет, — администратор говорила вежливо, но твердо. — У нас есть письменное распоряжение госпожи Орловой, заверенное у нотариуса. Вам запрещен вход.
Светлана почувствовала, как по ее спине пробежал холодок. Она попыталась шуметь, требовала вызвать главного врача, говорила о своих правах, но все было тщетно.
Ей показали копию документа. Аккуратный машинописный текст, а внизу — знакомый почерк матери: «Я, Лидия Петровна Орлова, запрещаю своей дочери, Светлане Викторовне Орловой, посещать меня и получать какую-либо информацию о моем состоянии здоровья».
— Как? Почему? Но… она же одна! — непроизвольно вырвалось у Светланы, и в ее голосе впервые зазвучала паника. — Кто будет о ней заботиться? Кто будет решать вопросы?
— Все вопросы Лидия Петровна решает самостоятельно или через назначенного ею представителя, — ответила администратор. — У нее есть адвокат.
Светлана отступила. Она вышла на улицу, к своей дорогой иномарке, и села за руль.
С ужасом женщина осознала, что получила квартиру матери, но потеряла единственного близкого человека.
