Лариса не сидела без дела — она мыла на кухне посуду после обеда. И тут раздался резкий голос Валентины Петровны.
— Лариса! Где мои лекарства?!
— На тумбочке, мама! — крикнула в ответ, не поворачивая головы.
— Какой тумбочке?! Здесь ничего нет!
Лариса тяжело вздохнула. Вытерла руки о фартук и пошла в комнату. Валентина Петровна сидела в кресле, как королева на троне. Восемьдесят три года, а командует, будто генерал.
— Вот же они, — Лариса указала на красную коробочку с таблетками. — Прямо перед вами.
— Долго подать? Думаешь, я должна всё видеть? — Свекровь взяла лекарства, но недовольство с лица не сошло. — И воды принеси. Кипяченой!
Лариса молча пошла за водой. В коридоре встретила мужа — Сергей возвращался с работы, уставший, понурый.
— Привет, — буркнул он, даже не подняв глаз.
— Твоя мать опять… — начала было Лариса.
— Ларочка, пожалуйста, не сегодня, — отмахнулся Сергей. — У меня голова болит.
И ушел в спальню. Дверь захлопнулась.
А у меня голова не болит? — хотела крикнуть ему вслед Лариса. Но промолчала. Как всегда.
Принесла воду свекрови. Та выпила таблетки и вдруг заявила:
— Завтра к врачу поедем. В девять утра запись.
— Завтра суббота, мама. У меня планы.
— Какие еще планы?! — возмутилась Валентина Петровна. — Ты думаешь только о себе!
— Хватит! — Лариса стояла посреди комнаты, дрожа от злости. — Хватит мной командовать! Я не ваша прислуга!
— Как ты смеешь?! — побледнела свекровь.
— Я устала быть служанкой в доме! Устала готовить, убирать, возить по врачам, выслушивать упреки! — Слова вылетали сами собой, как птицы из клетки. — Пусть твоя мать ищет себе сиделку! — крикнула она, оборачиваясь к вошедшему Сергею.
И впервые за долгие годы не почувствовала никакой вины.
Будто камень с души свалился.
Сергей стоял в дверях с открытым ртом. Валентина Петровна всхлипывала, прижимая платочек к глазам.
А Лариса молча сняла фартук, повесила на крючок и вышла из дома.
На улице был теплый вечер. Подруга жила неподалёку.
И вот прошло три дня, как Лариса произнесла те самые слова и ушла из дома.
Сергей метался по квартире. То подходил к окну, выглядывая — не идет ли жена. То хватался за телефон, набирал номер и сбрасывал. Что сказать-то? «Возвращайся»? А если не вернется?
Валентина Петровна сидела в своем кресле, как каменная статуя. Молчала. Только губы поджимала да глаза сухие-сухие были.
— Мама, ну скажи что-нибудь, — взмолился Сергей в понедельник утром. — Что делать-то?
— Делай что жена сказала, — процедила мать. — Ищи сиделку.
Сергей пролистал объявления в интернете. Читал как в тумане: «Опытная сиделка, профессиональный уход, рекомендации…» Цифры мелькали перед глазами. Двадцать тысяч в месяц. Тридцать. А у некоторых и того больше!
— Мать, а сколько ты готова платить? — спросил он осторожно.
Валентина Петровна фыркнула:
— Много им надо. За что такие деньги-то?
— Ну мам, они же работают.
— Лариса тоже работала. И ничего, справлялась.
Сергей промолчал. Да, справлялась. Только теперь Ларисы нет.
Позвонил первой попавшейся. Женщина с приятным голосом выслушала и сказала:
— Приеду завтра, познакомимся.
И приехала. Нина — так ее звали — оказалась спокойной женщиной лет сорока пяти. Невысокая, плотная, с добрыми глазами за очками. Но главное — она не суетилась. Не заискивала. Просто села напротив Валентины Петровны и стала расспрашивать:
— Какие лекарства принимаете? Есть ли особенности в питании? Любите ли прогулки?
Свекровь отвечала нехотя, кривляясь. Мол, что эта чужая тетка понимает в ее болячках?
— А чай как любите? — вдруг спросила Нина.
— Крепкий. И сахар — два кусочка, — буркнула Валентина Петровна.
— Понятно. А про конфеты что скажете? К чаю-то?
— Люблю «Птичье молоко».
— О! И я тоже! — Нина улыбнулась. — Только найти их сейчас трудно, настоящие-то.
Что-то в тоне этой женщины было не льстивое, не заискивающее. Просто человеческое.
Валентина Петровна даже не заметила, как расслабилась.
— Ну ладно, — сказала она через полчаса. — Попробуем. Только сразу предупреждаю — я человек требовательный.
— Понимаю, — кивнула Нина. — А я человек терпеливый.
И началась новая жизнь.
Первые дни Нина присматривалась. Не навязывалась, не суетилась. Утром приходила, готовила завтрак, убирала. Потом садилась рядом и просто была. Читала газету вслух или включала телевизор.
— А вы не болтаете без умолку, — заметила Валентина Петровна на третий день.
— А зачем болтать, если нечего сказать? — спокойно ответила Нина.
Казалось бы, что может быть хуже! Но чужая женщина каким-то образом делала то, что не удавалось родной невестке. Не спорила со свекровью. Не раздражалась от ее капризов. Просто выполняла свою работу.
А когда Валентина Петровна в очередной раз попыталась покомандовать — «Нина! Принеси-ка мне плед! И включи телевизор погромче!» — сиделка мягко, но твердо сказала:
— Валентина Петровна, плед рядом с вами лежит. А пульт у вас в руках. Я помогу, если вам действительно тяжело, но баловать не буду.
Сергей несколько раз заглядывал домой в обеденный перерыв. Боялся — вдруг скандал, вдруг мать сиделку выгонит. Но нет. Тишина была в доме. Мирная такая тишина.
— Как дела? — шепотом спрашивал он у Нины.
— Нормально, — отвечала та. — Ваша мама женщина умная. Просто одинокая очень.
Через неделю произошло то, чего Сергей не ожидал. Валентина Петровна вдруг спросила:
— А где Лариса-то? Так и не вернулась?
— Не вернулась, — грустно ответил сын.
— И не собирается?
— Не знаю, мам. Не знаю.
Валентина Петровна помолчала, покрутила в руках платочек.
— А я думала, она назло ушла. Показать хотела, мол, попробуйте без меня. А оказывается, она просто устала.
Нина, мывшая в это время посуду на кухне, все слышала. Но не встревала. Мудрая женщина была.
А еще через несколько дней случилось вовсе невероятное. Валентина Петровна заболела. Не сильно — простыла просто. Но слегла. И Нина осталась с ней на ночь.
Утром Сергей вскочил, взволнованный:
— Как мама? Как себя чувствует?
— Лучше, — сказала Нина. — Температура спала. Но вы знаете, она всю ночь про Ларису говорила.
— Что говорила?
— Что виновата. Что понимает теперь — как тяжело было вашей жене.
Сергей стоял и не верил своим ушам. Его мать — та самая непреклонная Валентина Петровна — признавала ошибки?
Неожиданный звонок прозвенел среди рабочего дня.
Сергей дрожащими руками взял трубку. А вдруг что-то с матерью? Вдруг сердце?
— Сергей Валентинович, — голос сиделки был спокойным, но напряженным. — Вашей маме плохо. Не критично, она просит вас не приезжать. Говорит, что хочет поговорить с Ларисой.
— С Ларисой?! — Сергей чуть не выронил трубку. — Но она же…
— Знаю. Она мне все рассказала. Валентина Петровна очень переживает. Плачет. Просит передать Ларисе, что хочет попросить прощения.
Сергей сел на стул. Руки тряслись. Мать — та самая гордая, непреклонная Валентина Петровна — просит прощения?
— Нина, а что с ней? Что случилось?
— Давление поднялось. Я дала лекарство, сейчас лучше. Но она все повторяет: «Позовите Ларису. Я должна ей сказать правду».
У Сергея перехватило дыхание. Какую правду?
Он позвонил жене. Долго гудки. Наконец, знакомый голос:
— Да?
— Лара, прости. Мать тебя просит. Ей плохо.
Молчание. Такое долгое, что Сергей подумал — связь оборвалась.
— Лариса?
— Еду, — коротко сказала она и отключилась.
Двадцать минут прошли как вечность. Сергей примчался раньше и мерил шагами кухню, когда хлопнула дверь. Лариса вошла.
— Где она? — спросила без приветствия.
— В комнате. Лара, она…
— Потом поговорим.
Лариса прошла в комнату свекрови. Валентина Петровна лежала в кресле, укрытая пледом. Лицо серое, глаза красные.
— Пришла, — тихо сказала она, увидев невестку.
— Пришла, — эхом отозвалась Лариса, садясь на стул рядом.
Две женщины смотрели друг на друга. Нина тактично вышла, прикрыв дверь.
— Лариса, — начала Валентина Петровна и вдруг заплакала. — Я все думала, что ты мне должна. Что раз вышла замуж за моего сына, то обязана меня терпеть. Кормить. Убирать. Возить по врачам.
Лариса молчала. Слушала.
— А ты просто рядом была и ухаживала как могла. И бесплатно.
Лариса протянула руку, взяла морщинистые пальцы свекрови в свои.
— Валентина Петровна…
— Нина мне сказала, когда я заболела, когда страшно стало. Сказала: «Лариса не обязана была вас любить. Но любила. А вы этого не замечали». И я поняла.
Казалось бы, что может быть проще — попросить прощения? Но эти слова застревали в горле, как камни.
— Прости меня, — выдавила из себя Валентина Петровна. Лариса наклонилась и обняла свекровь. Осторожно, бережно.
— Простила уже, — прошептала она. — Давно простила.
Нина заглянула в комнату:
— Может, чаю принести?
— Принесите, — кивнула Валентина Петровна.
Сергей вошел, увидел жену и мать, державшихся за руки и даже присел на стул от удивления.
— А теперь самое интересное, — Нина принесла чай, расставляя чашки. — Что дальше будем делать?
Три человека посмотрели на сиделку. Эта спокойная женщина, которая пришла в их дом всего на неделю, сумела то, что не удавалось годами — помочь двум родным людям услышать друг друга.
— Нина остается, — твердо сказала Валентина Петровна. — Потому что я действительно нуждаюсь в уходе, а у Ларисы своих забот полно.
— Тогда я возвращаюсь домой, — добавила Лариса.
Сергей сидел и не верил происходящему
— Спасибо, — сказал он Нине.
— Не мне спасибо, — улыбнулась сиделка. — Это вы сами. Просто иногда нужен человек со стороны, чтобы расслышать то, что рядом происходит.
Теперь Нина приходила каждое утро в девять. Не раньше, не позже. Завтракала с Валентиной Петровной. Просто сидела рядом, рассказывала новости или читала газету вслух.
— Представляете, — говорила она за чаем, — в Америке люди специально приходят к врачу, чтобы им делали уколы красоты. А у нас бабушки в автобусе на красавиц смотрят и головой качают.
Валентина Петровна даже улыбнулась:
— Да уж. Раньше красота от здоровья была, а теперь от денег.
Лариса частенько заглядывала, садилась рядом со свекровью и спрашивала:
— Как дела, мама? Ничего не болит?
И странное дело — Валентина Петровна перестала жаловаться. Не потому, что перестало болеть. А потому что поняла: когда жалуешься, люди не жалеют, а устают от тебя.
— Давление немного скачет, — говорила она. — Но таблетки помогают.
А вечерами, когда Нина уходила, семья собиралась на кухне. Втроем — Сергей, Лариса и Валентина Петровна. Пили чай, говорили о том, о сем. Валентина Петровна больше не командовала. А Лариса больше не злилась.
И тут случилось то, чего никто не ожидал. Нина объявила, что уходит.
— Как уходите? — растерялся Сергей. — Почему?
— Потому что вы больше во мне не нуждаетесь, — спокойно сказала сиделка. — Ваша мама сильная женщина. Она теперь и сама может справиться. А вы с Ларисой будете помогать.
В последний день Нина собирала свои вещи, а Валентина Петровна сидела в кресле и смотрела.
— Спасибо, — сказала она. — За то, что научили меня не командовать.
— Вы сами всему научились, — улыбнулась Нина.
А Валентина Петровна больше не боится одиночества.
И Лариса впервые за двадцать лет почувствовала — они с этой гордой старушкой стали наконец родными людьми.
